Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

О церковной поэзии

Читайте также:
  1. Взаимные отношения между властями церковной и гражданской и значение иерархии в делах гражданских.
  2. Вспомогательные науки для церковной истории. Периодизация церковной истории.
  3. Где же причина омертвления церковной православной общины?
  4. Запрос реферата культуры МИД Германии о выделении денег для церковной политики на Балканах
  5. Значит, перемен в церковной жизни не ждать?
  6. Ложь и правда у Гесиода. Состязание с Гомером. Разграничение гесиодовской и гомеровской поэзии.
  7. Мировоззренческие дискуссии в эпоху Контрреформации и церковной унии

Литургические гимны нельзя отнести к какому-либо известному нам виду искусства. Это особая поэзия, которая отличается от поэзии мирской - лирики, эпоса и драм - не только содержанием, но и формой, и языком. В священной поэзии отсутствуют яркие, как бы кричащие краски. Там нет эмоциональных взрывов, лирической грусти или натурализма в изображении человеческих страданий и царящего в мире демонического зла. Круг ее изобразительных средств сознательно ограничен, в ней нет того, что мы назвали бы эстетизмом. Эта поэзия не дает человеку душевного наслаждения. В ней отсутствует, из нее

как бы вычеркнуто и выброшено все то, что делает привлекательной и чарующей поэзию мирскую: отсутствуют душевно-ассоциативные связи, неожиданные сравнения и метафоры, которые являются скрытыми парадоксами поэзии, страстные и яркие образы, от которых душа напрягается, как струны скрипки, во внезапном порыве чувств. Здесь нет эмоциональной горячности и поэтических восторгов, которые на самом деле представляют собой голос плоти и крови. Здесь душа не отдается безвольно, как убаюканный ребенок, музыке ритмов и созвучия рифм.

 

Неверующему человеку эта поэзия чужда, она не вызывает отголосков в его душе, он, и слушая, не слышит ее. Для него она сливается, как звуки прибоя, в монотонный гул. Человек, недавно пришедший в Церковь, тоже вначале не понимает, а вернее, не может включиться в церковные гимны; только отдельные фразы, образы и сравнения остаются в его сознании, но он чувствует силу, заключенную в них. Ему часто кажется, что непонимание происходит от

архаичности богослужебного языка, на самом же деле здесь другое: для молитвы требуется созерцание, концентрация, то, к чему современный человек не привык. Но проходит время, и эти песнопения становятся для его души все более родными, как будто все чаще пробивается свет через разводье облаков. Хотя он еще не включился в литургические песнопения на уровне сознания, но его душа чувствует новую жизнь в этих пока не совсем понятных словах, и по временам он наполняется особенным чувством умиления и радости, той чистой радости, которую мы испытывали когда-то в далеком детстве. Слова песнопений кажутся

ему нежными лепестками цветов, запаха которых он пока еще не может ощутить, тихими струями прозрачной воды, омывающими его душу, или снежинками, которые, как белые звездочки, падают с неба и покрывают грязь земли и грязь человеческих грехов своим сверкающим одеянием.

 

Красоту духовной поэзии может увидеть лишь тот, у кого открылось таинственное око сердца, у кого пробужден дух и укрощены, как дикие звери, страсти; скажем по-другому: у кого глаза души омыты слезами покаяния. Это поэзия молитвы, она - достояние духа, она познается в безмолвии и созерцании. Душа, которая ищет разнообразия внешних впечатлений, которая ищет театральных эффектов для удовлетворения своих страстей, не может почувствовать и понять красоту церковных песнопений, услышать в них тихий голос благодати. Для нее они так и останутся закрытой книгой.

Люди, погруженные в страсти, не найдут в богослужебных текстах того, что могло бы возбудить их эмоции, дать пищу аналитическому уму. Сравнивая церковные гимны с поэзией Шекспира и Данте, они увидят здесь лаконизм языка, который покажется им эмоциональной сухостью, и строгое ограничение выразительных средств, которое воспримут как бедность воображения и однообразие. Догматы веры, которыми насыщены богослужебные тексты, кажутся мирским людям повторением уже известного, почти тафталогией. Гимнограф как бы стоит над земными событиями, рисует их не сочными,

яркими красками, а тонкими и точными линиями пера, он как бы только касается их, чтобы показать скрытую под ними метафизическую сущность. Трагизм песнопений, посвященных подвигам мучеников, лишен каких-либо внешних эффектов или душевного надрыва, в них главное - сама идея мученичества как свидетельства об истине.

 

В канонах и акафистах Божией Матери использованы многие прообразовательные символы и метафоры, но эти символы в своей мистической глубине остаются непонятными для ума и чуждыми сердцу душевного человека. Они не воспринимаются в едином ассоциативном поле с именем Девы Марии, а звучат обособленно и отчужденно. Такие люди могут говорить о Божией Матери земным, душевным языком. Для них стихи о Деве Марии Метерлинка, Бунина, Пастернака роднее и ближе, чем каноны преподобных Космы Маиумского и Феофана Начертанного.

 

Церковные гимны - прежде всего молитва, которая требует сосредоточения мысли. Здесь многочисленность образов, обилие информации, оригинальность сравнений, как ковер, вышитый яркими цветами, только оземлили, отяготили, рассредоточили бы молитву, перевели бы ее в другой, низший план - театрального монолога. Духовная красота - это не эстетизм и космофилия, а видение, как бы прозрение духовного мира через прозрение человека. Молитвенное слово, теряя внешнюю экспрессию, приобретает духовную глубину. Видимое внешнее однообразие священных канонов, которое представляется плотскому уму вариантами одной и той же мелодии, открывается духовному взору как небо - единое и вечно новое, неисчерпаемое в своих глубинах.

 

Через слова гимнов душа верующего человека соприкасается с духовным миром и познает то, что выше слова и глубже чувств. Область душевного разума - воображение и анализ, духовного - созерцание и непосредственное проникновение в сущность явлений. Лаконичность языка и частые повторения в гимнах держат ум в едином поле созерцания. В мирской поэзии звучат все краски палитры, в духовной - нет ярких цветов, там прозрачность: цвета воспринимались бы как пестрота. Данте, Шекспир, Мильтон создают огромные полотна для своих картин, их поэмы и драмы похожи на замки, построенные искусными архитекторами. Кажется, что эпохи и народы поместились бы в них. Исихасты сжимают свою мысль до нескольких слов молитвы, но эти слова низводят само небо в сердце человека, небо, заключенное в одном луче благодати, необъятное небо, в котором земля и звезды - только кружащиеся в вихре пылинки. В церковных песнопениях - высшая красота, но не в сочетании слов, а в отблеске Божества, красота, в свете которой сама душа человека раскрывается как тайна вечности.

 


Дата добавления: 2015-10-13; просмотров: 70 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: Дух и душа | О богообщении и богооставленности | Религиозные чувства интеллигенции | Почему времени все меньше | О покаянии | Трагизм апокалиптического времени | Высшее служение человечеству | Как говорить о вере | О культуре общения | Больше думать и меньше говорить |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Что хуже - шутка или брань| Пришедшим из оккультизма

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.007 сек.)