Таня Аксенова

— Таня, вставай! Таня… Таня… Да проснись же ты! Танька же! — тормошил сестру семилетний брат. Он был уже одет и собирался уходить в школу. — Таня, имей в виду… тебе влетит от папы. Таня же!

— Ну что такое? Что тебе надо, Шурка?

— Пора же вставать!

— Сколько сейчас времени?

— Девятый час…

— Фу ты, какая история! — сердито сказала девушка, не открывая глаз. — Заболеть мне, что ли?

Но мальчик пришел не только за тем, чтобы разбудить сестру. Его тревожил какой-то вопрос. Увидев, что Таня открыла глаза, он спросил:

— Таня, а если генерал на колбасе поедет, его милиционер может оштрафовать?

— Какой генерал? На какой колбасе?

— На трамвайной!

— Глупыш! Зачем же генерал на колбасе поедет?

— Ну, а если поедет… Может его милиционер оштрафовать?

— Конечно, может. Отстань от меня!

— А я считаю, что не может! — убежденно сказал мальчик. — Он генерал, а он милиционер!

— Господи, какой ты еще дуралей! Когда ты поумнеешь?.. Ну ступай, не мешай мне одеваться.

Выпроводив брата, Таня полежала несколько секунд, глядя на блестящий никелированный шарик кровати, и вдруг вскочила, словно ошпаренная. Одевалась как на пожар, на ходу запихивая в рот приготовленный завтрак.

— Ты опять проспала, Татьяна? — спросил отец, бесшумно появляясь в дверях.

На нем был надет пестрый мохнатый халат, а на ногах мягкие домашние туфли. Он только что побрился, и поэтому ровно подстриженная лопаточкой бородка казалась приклеенной.

— Почему ты вовремя не ложишься спать? — стараясь быть строгим, спросил он дочь.

— Не могу же я делать уроки, когда в доме такой тарарам! Приходится ночью сидеть.

— Какой такой тарарам?

— Радио и патефон… И Шурка лезет со всякими вопросами.

На это Андреи Петрович ничего не мог возразить. И профессор Аксенов и его жена, работавшая научным сотрудником в институте, любили гостей. И частенько в их квартире до полуночи было шумно.

— Я пошла, папа. Спокойной ночи… то есть с добрым утром!

Таня чмокнула отца в щеку и выскочила за дверь.

Бодрый утренний воздух прогнал остатки сна, и Таня, размахивая портфелем, быстро зашагала, слегка подпрыгивая на правой ноге. Она любила эту ежедневную прогулку из дома до школы. На улице народу немного, преимущественно школьники всех возрастов.

Таня вспомнила вчерашний день, первое знакомство с новым учителем.

Константин Семенович сказал верно. Вся молодежь завидует краснодонцам. Некоторые девочки действительно пробовали тренировать себя, закалять и воспитывать волю. Держали руку над свечкой, втыкали в кожу иглы. Таня сама была свидетельницей, как группа пятиклассниц окружила одну такую «героиню», которой подруга колола руку пером.

— Ну, что… больно? — спрашивали зрителя.

— Нет, ничуть! Вот нисколько не больно… — говорила та, с трудом сдерживая слезы.

— Врешь! Больно, но ты только можешь терпеть… Дай-ка я уколю!

— Ну да… ты насквозь кожу проткнешь!

«Дуры! — думала Таня, вспомнив эту сцену. — Физическая боль чепуха, если знаешь, во имя чего надо страдать».

Таня еще не знала, какой подвиг ей придется совершить в жизни, но она готовилась его совершить.

На углу проспекта она неожиданно столкнулась с новым учителем и почему-то смутилась.

— Здравствуйте, Константин Семенович!

— Здравствуйте. Если не ошибаюсь, — Татьяна Аксенова.

— Да. У вас хорошая память, Константин Семенович!

— Не жалуюсь.

Некоторое время шли молча. Таня искоса поглядывала на высокую сухощавую фигуру учителя и немного досадовала, что они идут вместе. Если их увидят подруги, то от ехидных замечаний и вопросов не избавишься.

— Что вы вчера читали, Таня?

— А вы не будете смеяться? — после паузы спросила она.

— Конечно, нет.

— Я читала «Домино».

— Сетон-Томпсона?

— Да. Взяла у брата и как-то незаметно увлеклась. — Ничего удивительного нет. Замечательный писатель. Наблюдательный.

— Да. У него все так живо…

Мало-помалу разговорились. В сущности, говорила одна Таня. Новый учитель только задавал вопросы, иногда бросал отдельные замечания.

Константин Семенович умел слушать. С такими людьми очень приятно разговаривать. С первых минут делается легко и кажется, что тебя слушает старый знакомый, друг, с которым давно не видались, и потому хочется скорей рассказать ему все, что накопилось за последнее время.

Незаметно заговорили о школе, и Таня чуть не проболталась о вчерашней ссоре между Алексеевой и Беловой, но вовремя спохватилась и замолчала.

О личных делах своих одноклассниц говорить никому не полагалось. Особенно их следовало скрывать от учителей. Нарушение этой традиции считалось страшным преступлением.

Константин Семенович нисколько не удивился, когда его собеседница вдруг споткнулась на полуслове и, сильно смутившись, замолчала.

— Вот и пришли, — сказал он, будто ничего не заметив.

Распахнув входную дверь и пропустив впереди себя группу маленьких девочек, они поднялись по лестнице и разошлись. Таня пошла в раздевалку для учащихся, а учитель свернул в другую сторону, где раздевались учителя.

До звонка оставалось несколько минут, и Таня думала, что все девочки уже в химическом кабинете. Но ошиблась.

В классе шел оживленный спор. Обсуждался поступок Лиды Вершининой.

Неделю тому назад она назначила свидание трем знакомым мальчикам в одно и то же время на трех разных углах перекрестка. Сама пришла на четвертый и, убедившись, что все на месте, вернулась домой.

Таня не знала, почему возник этот разговор, но с интересом прислушивалась.

Лида сидела за партой и с иронической улыбкой смотрела на подруг. История с свиданиями вышла как-то сама по себе. Подряд были три телефонных звонка. Сначала позвонил Володя Извеков. Он долго бормотал что-то о дружбе, об общих интересах и под конец сообщил, что хочет сказать много, но по телефону не выходит… Она назначила свидание. Затем звонил Лева и, словно сговорившись с Володей, начал мямлить что-то очень похожее. Лиде стало смешно, и она назначила ему свидание в тот же час, но на другом углу. Миша Пронин позвонил последним. Он тоже говорил о дружбе и закончил просьбой о встрече. Ему было назначено свидание в то же время на третьем углу. Это оказалось очень забавно. Все они ждали по-разному. Володя ходил взад и вперед, поглядывая на часы, висевшие над ним. Миша делал вид, что его очень заинтересовала какая-то статья в газете, приклеенной на стене дома, и он стоял против нее, поминутно оглядываясь по сторонам. Лева же прислонился к водосточной трубе и, судя по губам, вытянутым в трубочку, свистел. Ничего плохого в этой шутке Лида не видела, и на другой день со смехом рассказала обо всем в классе.

Но странное дело! Некоторые девочки не только не одобрили ее поступка, а даже рассердились. Катя Иванова, например, прямо заявила, что шутить и издеваться над чувствами человека — недостойно комсомолки. Этим может развлекаться избалованная и скучающая от безделья барышня, но никак не советская девушка.

Разгорелся спор. Уроки и другие дела помешали выяснить, кто прав, и вот сегодня спор снова вспыхнул.

— Ты, конечно, с нами не согласна! — горячо говорила Светлана. — Мы вообще соглашаемся чаще всего с теми, кто нас хвалит, а кто критикует…

— Подожди, Света! — крикнула Женя, выбегая к столу. — Мне пришла в голову гениальная мысль! Мы сейчас устроим суд над Лидой. Я — председатель. Она — обвиняемая. Вы делитесь на прокуроров и защитников. Не спорить! Кто хочет защищать, переходите направо, кто обвинять — налево. Живей, живей, скоро звонок!

Эта мысль понравилась, и властный тон старосты, не принимавшей возражений, подействовал. При переходе произошло замешательство. Некоторые еще не совсем определили свое отношение к поступку Лиды и не знали, куда им примкнуть: к прокурорам или защитникам? Рая Логинова, как всегда, осталась безразличной и со сдержанной улыбкой сидела за партой.

— Ну скорей же! Порядок такой: сначала говорит прокурор, затем ему отвечает защитник, потом опять прокурор, а потом защитник. Лида, тебе последнее слово. Начинаем! Только покороче. Не растекайтесь. Слово прокурору. Продолжай, Светлана!

— Я не знаю, почему и как все произошло, — начала Светлана, тряхнув головой. — Я могу говорить о самом факте. Это жестоко! Если мальчики хорошо к тебе относятся…

— Влюблены, — подсказала Тамара.

— Пускай влюблены… То они переживают и, может быть, страдают. А разве можно смеяться над страданиями людей? Кто так может поступать? Только тот, кто сам никогда не переживал. Мы с тобой комсомолки и серьезно должны смотреть на жизнь. Мне жаль, что ты так сделала. Ты размениваешься…

— Ну-у… куда заехала! — оказала Лида.

— Определенно так! Не разменивается тот, кто серьезно смотрит на человеческие взаимоотношения, какими бы они ни были.

— Все? Слово защитнику. Валя, говори!

— Я в корне не согласна со Светланой. Если так смотреть на жизнь, то от скуки можно засохнуть. Пока мы молоды, надо жить весело. Лида красива. Все это видят, и мы знаем, что мальчики в нее влюбляют. Что же ей делать? Тоже во всех влюбляться, по-твоему? Нет, ничего плохого она не сделала. Если бы я имела ее наружность, я бы придумала почище…

— Бодливой корове бог рог не дает — заметила Катя Иванова.

— Дальше — прокурор. Кто хочет? Нина Шарина!

— Я думаю, что все прокуроры будут говорить одно а защитники другое. Я расскажу вам один случай, про который слышала… неважно, от кого! Один юноша полюбил девушку, вроде Лиды. Он ее очень сильно любил. Однажды они гуляли и забрались на утес. Он ей сказал о своем чувстве, а она стала смеяться и говорить, что не верит: «Прыгни вниз, тогда поверю!» Он на нее посмотрел и сказал: «Хорошо, я прыгну, чтобы ты знала, как я тебя люблю». Взял и прыгнул…

— А она не удержала? — вырвалось у Нади Ерофеевой.

— Нет. Ей было интересно.

— Ну, а дальше? Он разбился? — снова спросила Надя.

— Это неважно. А разве этот случаи не похож на Лидин поступок?

— Все? Кто из защитников? Тамара!

— Я считаю, что тот, кто прыгнул с обрыва, просто идиот. А если эти пришли на свидание не первый раз, го они дураки, а дураков надо учить…

В это время раздался звонок.

— Девочки! Мы с ума сошли! — с ужасом крикнула дежурная. — Сейчас же химия!

Схватив тетради, они бросились в химический кабинет.

Дата добавления: 2015-09-03