Конец января 1816

Зкипаж сэра Уолтера Поула ехал по пустынной дороге Йоркшира. Рядом, верхом на белом коне, скакал Стивен Блек. По обе стороны от дороги до самого набрякшего снегом неба тянулись вересковые пустоши. Серые корявые камни еще усиливали ощущение бесприютности. Порою одинокий луч, пробив облака, выхватывал из серой мглы то стремительный пенящийся ручей, то заполненную водой рытвину на дороге, и та вспыхивала, словно оброненная серебряная монетка.

Показался перекресток. Кучер остановил лошадей и мрачно уставился туда, где, по его мнению, должен был стоять указатель.

– Здесь нет мильных столбов, – произнес Стивен, – и никаких других указаний, куда эти дороги ведут.

– Если вообще ведут, – заметил кучер, – в чем я уже сомневаюсь. – Он вытащил из кармана табакерку и сунул в нос понюшку.

Лакей, сидевший на козлах рядом с кучером (из всех троих он выглядел самым замерзшим и несчастным), выразительно обругал и сам Йоркшир, и всех его жителей, и его дороги.

– Мы должны ехать на север или на северо-восток, – сказал Стивен, – но я немного сбился. Ты Знаешь, где север?

Кучер, которому адресовался вопрос, ответил, что, по его мнению, в этих краях север везде. Лакей коротко, невесело рассмеялся.

Поняв, что спутники ничем ему не помогут, Стивен сделал то, что всегда делал в таких случаях, – взял ответственность на себя. Кучеру он приказал ехать по одной дороге, а сам свернул на другую.

– Если повезет, вернусь и найду вас или же пошлю кого-нибудь с известием. Если повезет тебе, то выполняй, что поручено, а обо мне не беспокойся.

Стивен двинулся вперед, с сомнением разглядывая все попадающиеся по пути дорожки и тропинки. Раз он встретил другого одинокого всадника и спросил дорогу, но тот сам впервые очутился в этих местах и никогда не слышал названия, которое произнес Стивен.

Наконец он доехал до узкой дороги между двух стен, сложенных, по обычаю этих мест, без раствора, и свернул на нее. По обе дороги вдоль стен тянулись голые зимние деревья. К тому времени, как начали падать первые снежинки, всадник переехал реку по неширокому мосту и очутился в деревушке, состоящей из неприветливых каменных домиков и обветшалых изгородей. Стояла полная тишина. Домов было совсем немного, и Стивен без труда нашел то, что искал: длинную низкую усадьбу. С глубочайшим неудовольствием он окинул взглядом низкую крышу, старомодные ставни на окнах, покрытые мхом камни.

– Эй! Есть здесь кто-нибудь?

Снегопад усиливался. Откуда-то сбоку показались двое слуг. Одеты они были опрятно и чисто, однако нервное выражение их лиц и какая-то неловкость в движениях заставили Стивена поморщиться. Уж он бы научил их манерам!

Слуги, в свою очередь, изумленно разглядывали неожиданно появившегося у них во дворе черного человека верхом на молочно-белой кобыле. Наконец, тот из двоих, кто оказался похрабрее, отвесил неуверенный полупоклон.

– Это Старкросс-Холл? – поинтересовался Стивен.

– Да, сэр, – ответствовал храбрый слуга.

– У меня дело от сэра Уолтера Поула. Позови хозяина.

Слуга убежал. Через минуту открылась парадная дверь, и показался худой темноволосый человек.

– Вы смотритель сумасшедшего дома? – спросил Стивен. – Вы – Джон Сегундус?

– Да-да, конечно! – вскричал мистер Сегундус. – Добро пожаловать!

Стивен спешился и бросил поводья слуге.

– Нелегко вас найти! Мы уже больше часа скитаемся по этим чертовым пустошам. Можете послать кого-нибудь за экипажем ее светлости? Они свернули налево – на перекрестке в паре миль отсюда.

– Разумеется. Немедленно сделаю, – заверил гостя мистер Сегундус. – Сожалею, что вам пришлось испытать столько трудностей. Как видите, дом стоит весьма уединенно, но именно это и требовалось сэру Уолтеру. Надеюсь, его супруга хорошо себя чувствует?

– Ее светлость очень утомлена дорогой.

– Все готово к ее прибытию. Хотя… – Мистер Сегундус указал на дом, – это, разумеется, совсем не то, к чему она привыкла…

Пройдя по короткому каменному коридору, они оказались в комнате, приятно контрастирующей с холодными и мрачными окрестностями. Все говорило об уюте и гостеприимстве. Картины и красивая мебель, мягкие ковры и приветливо сияющие лампы. Низкие скамеечки, на которые госпожа могла поставить ножки, если они устали; расписные ширмы, чтобы защититься от сквозняка, если она озябнет; разнообразные книги, если ей придет в голову что-нибудь почитать.

– Что, не подходит? – с тревогой в голосе поинтересовался мистер Сегундус. – Вижу по вашему лицу, что допустил какой-то промах.

Стивен едва не сказал, что видит нечто совсем иное: то, что увидит, оказавшись в комнате, ее светлость. Стулья, картины и лампы – все покажется ей призрачным. За ними встают куда более реальные залы и лестницы «Утраченной надежды».

Объяснять не имело смысла. Каждое произнесенное слово тут же превратится в какую-нибудь чепуху насчет пива, сваренного из гнева и злобы, девушек, чьи слезы при полной луне превращаются в опалы и жемчуга и чьи следы наполняются кровью в новолуние. Поэтому он сказал только:

– Нет-нет, все хорошо. Ее светлости больше ничего не потребуется.

Многим такой ответ мог бы показаться холодноватым, особенно после стольких трудов, однако мистер Сегундус принял его как должное.

– Так это та самая леди, которую мистер Норрелл воскресил из мертвых? – спросил он.

– Да, – подтвердил Стивен.

– Событие, с которого началось возрождение английской магии!

– Да, – снова коротко ответил Стивен.

– И тем не менее она попыталась его убить! Очень, очень странно!

Стивен промолчал. Он считал, что смотрителю сумасшедшего дома незачем размышлять на подобные темы, тем более что до правды тому все равно не добраться.

Чтобы отвлечь мысли мистера Сегундуса от предполагаемого преступления леди Поул, Стивен заметил:

– Сэр Уолтер сам выбрал это заведение. Не знаю, чьим советом он руководствовался. А вы давно содержите дом для умалишенных?

Мистер Сегундус рассмеялся.

– Нет, совсем недавно. Всего две недели. Леди Поул – моя первая пациентка.

– Вот как!

– Мне кажется, сэр Уолтер воспринял мою неопытность не как недостаток, а как достоинство! Другие джентльмены этой профессии обходятся с подопечными очень строго, чего сэр Уолтер никак не может принять в отношении собственной супруги. Мне не надо менять подход. В этом доме ее светлость ждут уважение и доброта. Так что, если не считать мелких предосторожностей практического толка – скажем, необходимости прятать ножи и пистолеты, – с ней будут обходиться, как с гостьей.

Стивен кивнул.

– Как вы пришли к этому?

– Каким образом я нашел этот дом?

– Нет, как стали смотрителем приюта для умалишенных?

– О! Совершенно случайно. В сентябре прошлого года мне посчастливилось встретить даму по имени миссис Леннокс, мою нынешнюю благодетельницу. Дом принадлежит ей. Много лет она пыталась найти хорошего жильца, но безуспешно. Желая мне по--мочь, она решила создать некое дело и поставить меня во главе. Сперва мы хотели основать школу волшебников, но…

– Волшебников! – удивленно воскликнул Стивен. – Какое отношение вы имеете к волшебникам?

– Самое прямое. Я сам волшебник.

– Что вы говорите!

Новость явно до такой степени поразила гостя, что первым порывом мистера Сегундуса было рассыпаться в извинениях – хотя он и не знал, в чем здесь извиняться. Поэтому он просто продолжил:

– Однако мистер Норрелл не одобрил наш замысел и прислал Чилдермаса, чтобы об этом сказать. Вы знакомы с Джоном Чилдермасом, сэр?

– В лицо знаю, – ответил Стивен, – хотя ни разу не разговаривал.

– Поначалу мы с миссис Леннокс не собирались его слушать – то есть, мистера Норрелла, а не Чилдермаса. Я написал мистеру Стренджу, но мое письмо пришло в то самое утро, когда пропала его жена. А всего лишь через несколько дней, как вы, должно быть, знаете, бедняжка скончалась.

Казалось, Стивен собрался что-то произнести, но потом просто мотнул головой. Мистер Сегундус продолжал:

– Стало ясно, что без помощи мистера Стренджа со школой у нас ничего не получится, и от этой мысли пришлось отказаться. Я съездил в Бат, чтобы поставить миссис Леннокс в известность. Она, добрейшая душа, велела мне не отчаиваться и сказала, что мы непременно что-нибудь еще придумаем. Впрочем, должен признаться, я покинул ее дом в самом подавленном расположении духа. Не успел я пройти и нескольких шагов, как мне предстало странное зрелище. Посреди дороги стоял человек в черных лохмотьях. Красные воспаленные глаза его не выражали ни мысли, ни надежды. Он яростно отмахивался от осаждавших его видений и что-то кричал, моля пощады. Несчастный! Больные телесным недугом находят облегчение во сне, но я почувствовал, что этот человек и в забытьи не сможет освободиться от демонов. Положив в руку несчастного несколько монет, я продолжил путь. Не могу сказать, думал ли я о нем, возвращаясь, – если и думал, то не отдавал себе в том отчета. Однако стоило мне переступить порог этого дома, как произошло нечто в высшей степени любопытное. На меня снизошло то, что называют видением. Я увидел несчастного безумца стоящим вот здесь, прямо в холле, – точно таким, каким видел его в Бате. И в тот миг я понял, что этот дом – с его тишиной и уединением – может стать приютом для тех, кто утратил рассудок и душевный мир. Я тут же написал миссис Леннокс, и она одобрила мой план. Вы сказали, что не знаете, кто порекомендовал мое заведение сэру Уолтеру. Могу ответить: Чилдермас. Да, Чилдермас обещал помочь мне, если это окажется в его силах.

– Вам лучше не упоминать вашу профессию или школу, сэр, во всяком случае, на первых порах, – заметил Стивен. – Ничто в мире – в этом или в ином – не доставит ее светлости такую боль, как открытие, что она вновь в плену у волшебника.

– Плен! – явно пораженный, воскликнул мистер Сегундус. – Какое странное слово! Искренне надеюсь, что здесь никто не почувствует себя в неволе! И уж, конечно, не ее светлость!

Стивен внимательно взглянул на собеседника.

– Уверен, вы совсем не такой волшебник, как мистер Норрелл, – заметил он.

– Надеюсь, что так, – с полной серьезностью ответил мистер Сегундус.

Примерно через час во дворе послышался шум. Стивен и мистер Сегундус вышли, чтобы встретить ее светлость. Экипаж никак не мог проехать по узкому мосту, и леди Поул пришлось пройти последние пятьдесят ярдов пути пешком. Она вошла во двор усадьбы с некоторым трепетом, всматриваясь сквозь хлопья густого снега. Стивен поймал себя на мысли, что лишь очень жестокий человек мог смотреть на нее – такую молодую, красивую и такую несчастную – и не проникнуться состраданием. Он мысленно проклял мистера Норрелла.

Казалось, нечто во внешности гостьи поразило мистера Сегундуса. Он бросил взгляд на ее левую руку, но кисть была скрыта перчаткой. Мистер Сегундус тут же овладел своими чувствами и любезно приветствовал ее светлость.

В гостиной Стивен принес им чай.

– Мне говорили, что ваша светлость чрезвычайно расстроены смертью миссис Стрендж, – заметил мистер Сегундус. – Могу я выразить соболезнование?

Дама отвернулась, явно пытаясь скрыть слезы.

– Соболезновать надо ей, а не мне, – ответила она. – Муж предложил написать мистеру Стренджу и попросить на короткое время портрет его жены, чтобы снять с него копию – мне в утешение. Зачем? Я и так не забуду, как она выглядит, – каждый вечер мы проводим время на одних и тех же балах – и, полагаю, так будет до нашей смерти. Стивен знает. Он понимает.

– Ах, да, – тут же поддержал мистер Сегундус. – Знаю, что ваша светлость очень боится танцев и музыки. Не беспокойтесь, здесь ничего такого не будет. Мы постараемся сделать вашу жизнь как можно более приятной.

Он начал рассказывать о книгах, которые они прочтут вместе, и о прогулках, которые совершат весной, если, конечно, ее светлость того пожелает.

Стивену, занятому приготовлением чая, разговор казался совершенно невинным – разве что раз или два мистер Сегундус перевел пристальный взгляд с него на ее светлость и обратно. Это и озадачило его, и рассердило.

Экипаж, кучер, горничная и лакей должны были остаться в Старкросс-Холле в распоряжении леди Поул, самому же Стивену предстояло вернуться на Харли-стрит. На следующее утро; пока ее светлость завтракала, он зашел попрощаться.

Когда он поклонился, она рассмеялась грустно и в то же время лукаво.

– Смешно вот так расставаться, когда мы оба точно знаем, что через несколько часов снова окажемся вместе. Не волнуйся обо мне, Стивен. Мне здесь будет лучше. Я чувствую.

Стивен направился в конюшню, где стояла его лошадь. Надевая перчатки, он неожиданно услышал за своей спиной голос:

– Прошу прощения!

Он повернулся и увидел мистера Сегундуса, такого же неуверенного и мягкого, как и всегда.

– Позвольте задать вам один вопрос? Что это за магия – та, которая окружает вас и ее светлость? – Он поднял руку так, словно собирался провести пальцами по лицу Стивена. – На ваших губах ало-белая роза, и точно такая же – на губах леди Поул. Что это значит?

Стивен поднес руку к губам. Там ничего не было. На какой-то миг у него возникла безумная мысль рассказать мистеру Сегундусу о чарах, которые связывали его и двух женщин. Что, если мистер Сегундус каким-то образом сможет понять? Вдруг он куда более могущественный волшебник, чем Стрендж или Норрелл, и сумеет победить джентльмена с волосами, как пух на отцветшем чертополохе? Впрочем, фантазии быстро улетучились. Верх взяло недоверие к англичанам в целом и к английским волшебникам в частности.

– Извините, я не понимаю, о чем вы, – быстро ответил он и, сев на лошадь, уехал, не произнеся больше ни слова.

Таких безобразных зимних дорог, как в тот день, Стивен еще не видел. Грязь замерзла и превратилась в твердые, словно железо, рытвины и бугры. Толстый слой инея покрывал и поля, и дороги, а ледяной туман лишь усиливал сумерки.

Лошадь, на которой он ехал, была одним из бесчисленных подарков джентльмена. Молочно-белая кобыла без единого черного волоска. Кроме этого, она отличалась силой и резвостью и любила Стивена, как только лошадь может любить человека. Он назвал ее Фиренцей. Ни принц-регент, ни герцог Веллингтон не могли похвалиться такой лошадью. То была одна из особенностей его странной, окутанной чарами жизни: куда бы он ни ехал, никто не удивлялся, что слуга-негр разъезжает на лучшей лошади в королевстве.

Проехав миль двадцать к югу от Старкросс-Холла, Стивен оказался в небольшой деревушке. Дорога круто поворачивала, огибая большой дом с садом справа и покосившимися конюшнями слева. Когда Стивен проезжал мимо входа, из-за поворота вылетел экипаж. Они едва не столкнулись. Кучер оглянулся, чтобы выяснить, что напугало лошадей и заставило его натянуть вожжи. Увидев негра, он взмахнул хлыстом. Удар пришелся не по Стивену, а по фиренце – прямо над ее правым глазом. От боли и страха лошадь встала на дыбы и тут же поскользнулась на обледенелой дороге.

Все как будто опрокинулось. Когда к Стивену вернулась способность соображать, он обнаружил, что лежит на земле. Фиренца упала, а его отбросило в сторону, однако нога застряла в стремени и вывернулась самым неестественным образом. Он решил, что она сломана.

Стивен осторожно высвободил ступню и мгновение сидел неподвижно – голова кружилась, подступала дурнота. По лицу текло что-то липкое и теплое, руки саднило. Наконец он попытался встать и с облегчением обнаружил, что нога слушается; судя по всему, это был не перелом, а сильный ушиб.

Фиренца храпела, закатив глаза. Стивен удивился, что она не пытается встать и даже не брыкается. Лошадь лишь конвульсивно вздрагивала, но больше не совершала никаких движений. Ноги ее застыли в каком-то неестественном положении. Стивену стало ясно: Фиренца не может двигаться, у нее сломан хребет.

Он взглянул на господский дом, надеясь, что кто-нибудь выйдет на помощь. Вот в одном из окон появился женский силуэт. Стивен успел рассмотреть красивое платье и холодное, высокомерное лицо. Увидев, что несчастный случай не нанес вреда ее собственности, дама скрылась и больше уже не появлялась.

Стивен встал на колени возле лошади и погладил ее по голове. Достал из седельной сумки пистолет, пороховницу, шомпол и патрон. Зарядил пистолет, внимательно, со всех сторон, его осмотрел. Потом встал и взвел курок.

Однако он не смог спустить затвор. Фиренца была ему верным другом, рука не поднималась ее убить. Стивен уже почти отчаялся, когда за спиной, на дороге, послышался шум. Из-за угла показалась телега, запряженная медлительной ломовой лошадью. Возчик – толстый, круглолицый, одетый в древний сюртук – заметив Стивена, натянул вожжи.

– Эй, мил-человек, что у тебя там?

Стивен, не произнося ни слова, пистолетом показал на Фиренцу.

Возчик слез с телеги и подошел.

– Да, славная кобылка была, ничего не скажешь! – Он хлопнул Стивена по плечу и сочувственно вздохнул, распространяя капустный дух. – Да ей уже не поможешь!

Возчик перевел взгляд с лица Стивена на пистолет. Потом медленно протянул руку и навел ствол на вздрагивающую голову лошади. Однако Стивен все равно не мог нажать на курок.

– Давай я, что ли? – предложил возчик.

Стивен кивнул.

Возчик взял пистолет. Стивен отвернулся.

Раздался выстрел – ужасный звук, за которым последовало карканье и шум крыльев – это одновременно поднялись в воздух все птицы в округе. Стивен оглянулся. Фиренца вздрогнула и застыла.

– Спасибо, – сказал Стивен.

Возчик направился к телеге, и Стивен решил, что сейчас снова останется в одиночестве, но тот вернулся, снова похлопал его по плечу и протянул темную бутыль.

Стивен глотнул. Это был джин, причем самый крепкий. Он закашлялся.

Одежда и башмаки Стивена стоили раза в два дороже, чем лошадь и телега возчика, однако тот разговаривал тем тоном дружелюбного превосходства, с которым белые обращаются к черным. Обдумав ситуацию, он заявил, что прежде всего необходимо убрать животное с дороги.

– Лошадка денег стоит – и живая, и мертвая. Твой хозяин спасибо не скажет, если кто другой ее приберет.

– Лошадь не хозяина, – сказал Стивен, – а моя.

– Ого! – удивился возчик. – Глянь только!

На молочно-белый бок Фиренцы опустился ворон.

– Нет! – закричал Стивен, поднимаясь, чтобы прогнать птицу.

Однако возчик остановил его.

– Не надо. Пущай. Это к счастью. Даже и не припомню, когда я видел такой хороший знак!

– К счастью! – возмутился Стивен. – О чем ты?

– Это ж символ старого короля! Ворон на чем-то белом – герб старого Джона![112].

Возчик рассказал, что неподалеку есть место, где за определенную плату люди помогут Стивену похоронить лошадь. Оба забрались на телегу и отправились на ферму.

Фермер ни разу в жизни не встречал чернокожего и страшно удивился, увидев у себя во дворе такое диковинное существо. Он никак не верил, что Стивен говорит по-английски. Возчик, понимая фермера, встал рядом со Стивеном и начал любезно повторять каждое слово, чтобы непонятливый собеседник лучше его понял. Однако и это не помогло. Фермер не обращал на речи обоих ни малейшего внимания, а только пялился на Стивена, время от времени обмениваясь впечатлениями с одним из работников, застывшим рядом в таком же трансе. Фермера интересовало, остаются ли на том, до чего дотрагивается черный, следы; волновали его и другие вопросы куда более неприятного и даже оскорбительного свойства. Все попытки Стивена договориться о дальнейшей судьбе мертвой лошади ни к чему не привели, пока с базара не вернулась жена фермера. Она считала, что обладатель хорошей одежды и дорогой лошади (пусть даже мертвой) – джентльмен, будь он хоть какого цвета. Она рассказала Стивену о живодере, который забирает мертвых лошадей с фермы. Он распорядится мясом, продаст кости и копыта на клей. Она пообещала договориться с живодером за треть вырученной суммы. Стивен согласился.

Телега выехала с фермы и свернула на дорогу.

– Спасибо, – сказал Стивен. – Без вашей помощи все оказалось бы куда сложнее. Разумеется, я заплачу за услугу, однако боюсь, что должен вас побеспокоить еще. Вернуться домой мне не на чем. Буду очень признателен, если вы согласитесь довезти меня до ближайшего постоялого двора.

– Спрячь кошелек, мил-человек, – ответил возчик. – Я довезу тебя до самого Донкастера и денег не возьму.

Сказать по правде, Стивен предпочел бы постоялый двор, однако возчик так обрадовался попутчику, что отказать ему было бы черной неблагодарностью.

Повозка двигалась к Донкастеру неторопливо, пробираясь по проселочным дорогам и приближаясь к постоялым дворам и деревням с самых неожиданных направлений. Они привезли кровать в один дом, кекс с изюмом – в другой, сверткам самой причудливой формы не было числа. Однажды остановились возле очень маленького домика, одиноко стоявшего посреди леса за высокой изгородью. Возчик принял из рук очень древней горничной столь же древнюю, окрашенную в черный цвет клетку, в которой сидела маленькая канарейка. Возчик сообщил Стивену, что птица принадлежала недавно умершей весьма пожилой даме и должна быть доставлена ее внучатой племяннице, проживающей к югу от Селби.

Вскоре после того, как канарейку надежно устроили в дальнем конце телеги, Стивен вздрогнул от громового храпа, внезапно раздавшегося из того же самого места. Трудно было поверить, что маленькая птичка способна издавать такие громкие звуки, поэтому он заключил, что в телеге есть еще один человек, которого он еще не имел возможность лицезреть.

Возчик достал из корзины солидного размера мясной пирог и головку сыра. Большим ножом он отрезал по куску того и другого и хотел было предложить Стивену, но вдруг засомневался.

– Черные едят то же, что и мы? – уточнил он таким тоном, словно подразумевал, что они могут питаться травой или, скажем, лунным светом.

– Да, – коротко ответил Стивен.

Возчик протянул ему пирог и сыр.

– Спасибо. А ваш пассажир не захочет подкрепиться?

– Может быть, и захочет. Когда проснется. Я взял его в Рипоне. Денег у него не было. Я думал, будет с кем поговорить в дороге. Поначалу он вроде был разговорчивый, а в Боробридже завалился спать, и так с тех пор и дрыхнет.

– Очень нелюбезно с его стороны.

– Да мне-то что! Я теперь могу с тобой поговорить.

– Должно быть, он очень устал, – предположил Стивен. – Он проспал выстрел, которым вы прикончили мою лошадь, глупого фермера, кровать и канарейку – все события дня. Куда он едет?

– Он-то? А никуда. Просто так – бродит с места на место. Его преследует один именитый человек в Лондоне, а потому ему нельзя нигде подолгу задерживаться, не то его схватят слуги этого богача.

– Неужели?

– Он синий, – спокойно уточнил возчик.

– Синий? – не понял Стивен.

Возчик кивнул.

– Как это так? Посинел от холода? Или его избили?

– Да нет, мил-человек. Просто синий. Вот ты – черный, а он синий. Так что у меня в телеге сегодня черный малый и синий малый. Никогда о таком не слыхал. Если считать, что встретить черного малого на дороге – к счастью, ну, как черную кошку, скажем, то собрать в одном месте и черного, и синего – ужчой-то да значит. Вот только что?

– Возможно, это что-то значит, – предположил Стивен, – но не для вас, а для него. Или для меня.

– Нет, – возразил возчик. – Наверняка для меня.

Стивен задумался о необычной расцветке странного попутчика.

– Он чем-нибудь болен?

– Кто его знает, – неопределенно ответил возчик, не беря на себя ответственность.

Закончив трапезу, возчик скоро начал клевать носом, а потом и вовсе уснул с вожжами в руках. Телега продолжала преспокойно катиться по дороге под водительством лошади, животного исключительно разумного и уравновешенного.

Поездка очень утомила Стивена. Ссылка леди Поул и гибель Фиренцы угнетали его дух. Он был рад на время избавиться от болтовни возчика.

Раз из телеги послышалось бормотание, свидетельствующее о том, что синий попутчик понемногу просыпается. Вначале слов было не разобрать, но вдруг донеслось вполне отчетливо: «Безымянный раб воцарится в чужой земле».

Стивен вздрогнул, вспомнив обещание джентльмена сделать его королем Англии.

Темнело. Стивен остановил лошадь, спустился с козел и зажег три висящих на телеге старых фонаря. Он уже собрался было вернуться на место, но тут из повозки вылез потрепанный, неряшливого вида человек и спрыгнулна ледяную землю рядом со Стивеном.

При свете фонарей неряшливый человек внимательно осмотрел Стивена.

– Мы уже там? – хриплым голосом поинтересовался он.

– Где там? – уточнил Стивен.

Незнакомец на секунду задумался и решил перефразировать вопрос.

– Где мы? – произнес он.

– Нигде. Кажется, между чем-то под названием Уллескеф и чем-то еще, что называется Торп Уиллоубай.

Хотя попутчик и задал вопрос, ответ не слишком его заинтересовал. Грязная рубаха была расстегнута до пояса, и Стивен понял, что описание, данное возчиком, не соответствует действительности. Попутчик не был синим в том же смысле, в каком сам Стивен был черным. Это был худой, воровато-хищного вида человек, кожа которого в обычном состоянии была бы того же цвета, что у остальных англичан. Однако ее покрывал странный рисунок, состоящий из множества синих линий, завитушек, точек и кругов.

– Ты знаешь Джона Чилдермаса, слугу волшебника? – поинтересовался он.

Стивен вздрогнул. Любой бы вздрогнул, если бы ему дважды за день совершенно незнакомые люди задали один и тут же вопрос.

– Видел несколько раз, но ни разу не разговаривал.

Человек улыбнулся и подмигнул:

– Он восемь лет меня разыскивает. Пока не нашел. Я был в Йоркшире, смотрел на дом его господина. Стоит в огромном парке. Неплохо было бы что-нибудь там стащить. Когда я был в его доме в Лондоне, то съел несколько пирогов.

Странно было говорить с человеком, который открыто признает себя вором, однако Стивен не мог не чувствовать своеобразной солидарности с человеком, обокравшим волшебника. Если бы не мистер Норрелл, ни леди Поул, ни он сам никогда не оказались бы в сетях чар. Он залез в карман и вытащил две монеты по кроне.

– Держи!

– За что? – с подозрением поинтересовался незнакомец (но деньги взял).

– Мне тебя жаль.

– Почему?

– Потому что, если мне сказали правду, у тебя нет дома.

Незнакомец снова усмехнулся и поскреб грязную щеку.

– А если мне сказали правду, то у тебя нет имени.

– Что-что?

– У меня есть имя. Винкулюс. – Он схватил Стивена за руку. – Почему ты вырываешься?

– Я не вырываюсь, – возразил Стивен.

– Вырывался. Только сейчас.

Стивен на мгновение задумался.

– У тебя кожа странного цвета. Я подумал, может, это какая-то болезнь.

– Моя кожа означает вовсе не это, – сказал Винкулюс.

– Означает? – удивился Стивен. – Какое странное слово! И тем не менее правильное. Кожа действительно способна означать многое. Моя означает, что любой может прилюдно меня ударить, не опасаясь последствий. Она означает, что друзья не любят показываться со мной на улице. И еще – сколько бы книг я ни прочитал, какими бы языками ни овладел, я всегда буду занятной диковинкой, вроде говорящей свиньи или считающей лошади.

Винкулюс осклабился.

– А моя означает для тебя совершенно иное. Она означает, что ты поднимаешься высоко, Безымянный Король. Она означает, что твое королевство тебя ждет, и враг твой погибнет. Час уже почти пробил. «Безымянный раб наденет серебряную корону; безымянный раб воцарится в чужой земле…»

Винкулюс еще крепче сжал руку Стивена и произнес свое пророчество целиком.

– Ну вот, – заключил он, дойдя до конца, – теперь я открыл его двум волшебникам и тебе. Первая часть моей задачи выполнена.

– Я не волшебник, – сказал Стивен.

– Я этого и не говорил, – ответил Винкулюс. Он внезапно выпустил руку Стивена, поплотнее запахнул ветхий грязный сюртук, нырнул в окружающую темноту и пропал.

Несколько дней спустя джентльмен с волосами, как пух, неожиданно заявил, что хочет посмотреть охоту на волков, чего не делал уже несколько веков кряду.

Такая охота как раз случилась на юге Швеции, потому он немедля перенесся туда, прихватив с собой Стивена. Тот внезапно обнаружил, что стоит на огромной ветке древнего дуба, в самой середине занесенного снегом леса. Отсюда он прекрасно видел небольшую просеку, посреди которой возвышался длинный деревянный шест. На вершине шеста укрепили колесо от телеги, а к нему крепко привязали молодую козу. Она жалобно блеяла.

Из зарослей осторожно выбралось волчье семейство. Шерсть зверей была покрыта льдом и снегом, а голодные взгляды неотрывно устремлены на козу. Едва волки показались, по всему лесу тут же залаяли собаки, и наездники стремительно сорвались со своих мест. Стая гончих влетела на просеку; две самые сильные собаки прыгнули к вожаку, и мгновенно три существа слились в один клубок – рычащий, – рвущий, кусающийся, мечущийся узел тел, лап и зубов. Подскакали охотники и застрелили волка. Стая с воем скрылась во мраке зарослей, и охотники вместе с собаками бросились ее догонять.

Как только охота переместилась в другую часть леса, джентльмен по воздуху, с помощью магии, перенес Стивена туда, где зрелище казалось интереснее. Так они и путешествовали от одного дерева к другому, от вершины холма к каменистой скале. Раз они оказались на колокольне, в деревне из припорошенных снегом деревянных домиков с окнами и дверьми странной, сказочной формы.

В тихой, спокойной части леса они ждали, когда появятся охотники. Внезапно под деревом пробежал одинокий волк. Он был очень красив – наверное, красивее всех своих собратьев, с блестя-пими черными глазами и темно-серой, гладкой, словно шелковой шкурой. Зверь поднял голову и, заметив на дереве двух джентльменов, обратился к ним на языке, напоминающем журчание воды на камнях, вздохи ветра в голых ветках и треск огня, пожирающего сухие листья.

Джентльмен ответил ему на том же наречии, потом беззаботно рассмеялся и помахал рукой, словно предлагая не задерживаться надолго.

Волк бросил на джентльмена укоризненный взгляд и побежал дальше.

– Он просил меня спасти его, – объяснил джентльмен.

– Почему же вы этого не сделали, сэр? Ужасно видеть, как погибают эти благородные создания!

– Добросердечный Стивен! – нежно произнес джентльмен. Однако волка он так и не спас.

Стивену охота на волков совсем не понравилась. Действительно, охотники демонстрировали отвагу, а собаки – верность и пыл; однако со смерти Фиренцы прошло совсем мало времени, и он не мог смотреть, как убивают живое существо, тем более такое сильное и красивое, как волк. Мысль о Фиренце напомнила Стивену, что он еще не рассказал хозяину о встрече с загадочным синим человеком и его пророчестве. Сейчас он исправил оплошность.

– Неужто? – воскликнул джентльмен. – Какая неожиданность!

– А вам приходилось слышать это пророчество раньше, сэр?

– Да. Разумеется! Я хорошо его знаю. Как, впрочем, и все мои сородичи. Это пророчество… – Здесь джентльмен произнес слово, которого Стивен не смог разобрать[113], – …которого ты лучше знаешь под его английским именем Джон Аскгласс, Король-ворон. Одного не понимаю: как эти слова сохранились в Англии. Мне казалось, что англичане больше не интересуются подобными вещами.

– Безымянный раб! Ведь это я, сэр? А пророчество, судя по всему, обещает мне корону!

– Ну, разумеется, ты обязательно станешь королем! Я уже говорил, а в таких делах я никогда не ошибаюсь. Однако при всей моей любви к тебе, Стивен, пророчество тебя не касается. Король вспоминает, как он вошел в три своих королевства – одно в Англии, второе в Стране фей, третье в аду. Под безымянным рабом он разумеет себя. Он был безымянным рабом в Стране фей, маленьким христианским ребенком в бруге, похищенным из Англии злым эльфом.

Стивен ощутил странное разочарование, хоть и сам не понимал, почему. В конце концов, ему ведь не хотелось быть королем какой бы то ни было страны. Он не англичанин. Не африканец. У него нет родины. Просто слова Винкулюса на время принесли ощущение принадлежности к чему-то. Ему показалось, будто он – часть некоего плана, и для него существует цель. Однако все оказалось самообольщением.

Дата добавления: 2015-09-03