Глава 4. Принятие себя

Ночь плюет на стекло черным.
Лето прошло. Черт с ним.
Сны из сукна.
Под суровой шинелью спит Северная страна.
Но где ты, весна?
Чем ты сейчас больна?
(Александр Башлачев)

Я сделал, что хотел. Напился до беспамятства и так и вырубился, на полу. Очнулся я глубокой ночью, за окном по-прежнему шел дождь. Нужно было бы подняться и включить свет, но я не знал где выключатель. Зато точно знал где бутылка. Оказывается, чтобы допиться до состояния животного, мне нужно было совсем немного. Голова раскалывалась, но я влил в себя еще несколько глотков этого пойла и снова вырубился.
Всё утро меня тошнило, просто выворачивало наизнанку, а я и радовался, что думаю о том, как не промахнуться мимо унитаза, а не о своем уродстве. Потом я пил снова, и снова лежал почти сутки, как животное. Так продолжалось три дня, пока я однажды просто не упал. Я выходил из туалета, шатаясь, и, не успев ухватиться за косяк, рухнул на пол. Ответом была дикая боль в спине. Ведь я и забыл о своем поврежденном позвоночнике! А зря. От боли я не мог пошевелиться, а еще мне стало страшно, что теперь я буду прикован к инвалидному креслу. Я лежал на полу, в темноте, и плакал, чувствуя, как пары алкоголя покидают меня. Нужно было вызвать скорую. Я пролежал часа три, прежде чем решился доползти до телефона. А еще нужно было им открыть дверь. Я решил это сделать заранее. Превозмогая боль, я сперва дополз до сотового, позвонил, а потом добрался до входной двери.
Я поднимался, цепляясь за стену, заливаясь слезами, не в силах терпеть эту адскую боль. Я злился на себя, что пил, и боялся, что этими лишними движениями наврежу себе.
Скорая приехала где-то минут через сорок. Я лежал возле порога, на спине. Меня забрали в больницу, где я провел около недели. Снова корсет, на этот раз надолго. И никакого алкоголя. Да я уже и сам понимал это.
Папа приехал ко мне в больницу, и мне стало от этого еще хуже. В миллион раз.
- Давид, Божечка ты мой. Что же с твоим лицом?
Он заливался слезами так, будто я умер, а я орал на него, как не смел орать на него никогда. Я требовал, чтобы он ушел. Я понимал, что, может быть, это и жестоко, но я не мог слушать эти вопли и стенания. Мне и так было плохо от осознания того, каким я стал. А видеть страдания близких людей было еще большей пыткой. Мы жутко поссорились, хотя я понимал, что он навряд ли будет обижаться на меня долго. И действительно, когда я выписывался из больницы, мне передали сверток с теплой одеждой.
А на дворе уже был октябрь.
Уже готовый ко всему, я надел платок и вызвал такси. Мне было тяжело стоять, а сидеть мне пока не разрешали. Было забавно лежать на заднем сидении автомобиля и сквозь стекло видеть мутное серое небо, по которому на юг летят косяки птиц. Деревья почти разделись, в салоне играл блюз, а водитель совсем не обращал на меня внимания. Мне почему-то было даже немного хорошо. Захотелось в это небо. Я почти был уверен, что если умру, то попаду именно в такое небо: хмурое, серое, ситцевое... Я почти улыбался, думая о смерти. Но, взяв себя в руки, я решил, что буду бороться так долго, как только хватит сил. Я еще не знал зачем, но почему-то хотелось верить, что впереди меня еще хоть что-то ждет, хотя разум мне твердил, что со мной больше не случится ничего хорошего.
Я с трудом вылез из машины и поднялся к себе. И снова лег. Мне предстояло провести в горизонтальном положении около двух месяцев, поднимаясь только чтобы сходить в туалет или поесть. Я положил себе на живот ноутбук и набрал в поисковике: "Сто лучших книг". Теперь я знал, что делать. И пускай я остаюсь одиноким на всю жизнь, пускай мне страшно выходить на улицу, но мой разум не имел границ и я надеялся, что у себя в голове я смогу проживать тысячу жизней, пока не кончится моя настоящая. Больше способов коротать время в ожидании смерти я не видел.
Так шли неделя за неделей. Я читал взахлеб, всё подряд, заметив про себя, что раньше я не брал в руки книгу. Да и что я делал раньше? Я отодвинул ноутбук и закрыл глаза. Странное дело, мне казалось, что до аварии это был вовсе не я, а кто-то другой, кто умер. А я вот родился, такой вот, уродливый. Сам того не понимая, я медленно, но верно отсекал свое безвозвратное прошлое и уже к началу зимы не мог вспомнить, какого цвета были глаза у Рональда. Я неумолимо принимал себя и создавал по новой, заранее определив для себя, что я могу сделать, а на что и надеяться не стоит. Я знал, что никогда не найду себе пару, знал, что у меня не будет детей. Я не хотел их, да я и не потяну. Знал, что у меня не будет друзей, потому что люди никогда не будут чувствовать меня равным себе. И с этим я смирился заранее. Я избавлял себя от всех возможных разочарований и снова читал и читал, радуясь, что могу мысленно говорить с героями книг, и они становились моими единственными друзьями.
Единственное материальное, о чем я думал, было - надо отпустить волосы, чтобы люди не пугались шрама на лбу. Вот, в общем и всё.
Однажды утром я поднялся с кровати и заметил, что в комнате стало гораздо светлее. Я дошел до окна и посмотрел вниз. Весь город был укрыт белой пеленой снега.

Дата добавления: 2015-09-03