Скорбь.

Предисловие от автора.

Мысль написать несколько отдельных рассказов, где главным героем будет Максим Федорович, возникла у меня почти сразу, как только этот персонаж появился в одном из вариантов повести «Memento mori». Он занял целую главу и запомнился многим читателям. Казалось бы, ему уделено достаточно времени, но его характер и прошлое остались, окутанными тайной. Многим было интересно узнать то, чем этот человек занимался раньше и что произойдёт с ним в будущем. В повести, он уже состоявшийся психиатр, умело использующий свои способности. Но было время, когда доктор Эрлих только стоял у истоков своей профессии, набирался опыта и не мог похвастаться молниеносной проницательностью, пришедшей к нему за его обширную практику.

Полагаю, несколько рассказов из прошлого доктора Эрлиха будут любопытны для ознакомления. Ведь у него еще много интересных историй и скелетов в шкафу.

Алекс Линч

Март 2011

P.s. Предлагаю вам вспомнить, с чего начались истории и снова отправиться в прошлое Максима. Рассказ практически такой же, изменения коснулись стилистики и грамматики. Приятного чтения!

Алекс Линч

Март 2015

СКОРБЬ.

Сопереживает ли врач своему пациенту? Если он настоящий медик, то, безусловно. Более того, очень тяжело забыть человека, в которого вложено много труда, сил и, особенно, времени. Ресурс, который мы должны использовать особенно искусно. Ведь иногда его нехватка убивает человека, а в других случаях, спасает тело и душу. Особенно последнюю. Ее нельзя лечить антибиотиками, она более ранима, повредить ее проще, чем слизистую оболочку. А восстановление занимает не один месяц.

Иногда мне кажется, что время насмехается над нами, видя, как мы всё время куда-то торопимся, но вечно опаздываем. Мы стараемся всюду успеть, откладываем свои мечты на будущее, забываем про здоровье, свято веря, что когда-нибудь им займемся, как только появится свободное время... Это проклятье.

Тоже с пациентами. Иногда, удели им немного больше, услышь крик их души, пойми и сможешь спасти. Лишь тогда врач не будет винить себя в упущенной возможности. Но в настоящей жизни всегда есть место ошибкам и неверным решениям, которые жадно пожирают дни и часы, оставшиеся у пациента.

***

Я сидел в своём кабинете и предавался воспоминаниям, размышляя о былом, и том, чего ещё не было, но неминуемо произойдёт. Смерив взглядом свой кабинет, я принялся изучать знакомый до мелочей интерьер. Человеку, ни разу не посещавшему меня показалось бы, что он попал в музей. Причиной тому была моя любовь к антиквариату и старинным вещам. Даже моё чёрное кресло, на котором я восседал, слушая пришедших, казалось очень древним и напоминало трон. А мой стол из дуба, росшего задолго до моего рождения, был преисполнен духом того времени. Для меня это было не просто чудом сохранившаяся древесина, а реликт, артефакт из прошлого, сохранивший частичку былого и людей, которые обладали им до меня. На столе чудом сохранившаяся статуэтка греческого божества и книги с пожелтевшими страницами. Стены украшали небольшой гобелен и несколько картин, висевших на противоположной от стола стороне, завершая образ «музея». Кроме интересной абстракции и импрессионизма, там висели полотна моего любимого жанра ванитас – живописи эпохи барокко начала XVII века. Типичные для этих картин элементы, могли бы показаться мрачными, несущими в себе подтекст смерти и неизбежности. Этот эффект и был целью художников того времени – напомнить о бренности человеческой жизни и о склонности людей к низменному. На этих полотнах вы всегда найдете изображение человеческого черепа – символ неизбежной смерти… гаснущую свечу или огарок, как олицетворение человеческой души и её затухание по пришествию времени… песочные или механические часы, как знак быстротечности жизни…

Почему я окружаю себя предметами, чьи первоначальные хозяева давно обратились в прах? Возможно, это какое–то суеверное убеждение, закрепившееся у меня в подсознании, а может просто любовь к истории и старине, привитая мне моим дедом. Но не только это. Такие вещи и предметы хранят в себе частичку времени и того, что происходило на их несуществующих глазах. Они слепые свидетели и глухие слушатели былого. Я бережно, почти ласково провожу по поверхности моего письменного стола, кончиками пальцев ощущая изысканную резьбу. Моя рука машинально тянется к верхнему ящику. Он заперт. Я храню там предметы, особенно ценные и, в то же время, напоминающие мне о худшем. Достав маленький ключ из почерневшего от времени железа, я плавно открываю свой ящик Пандоры. Перебирая содержимое, моя душа наполняется воспоминаниями, хорошими и не очень. Эти предметы - мои самые объективные учителя. Те, кто видел мой триумф и моё фиаско. Запустив руку глубже, с самого низа я достаю конверт. Совершенно обычный, немного помятый, ничем не примечательный для постороннего человека. Но для меня его получение стало той гранью, после которой я и стал настоящим врачом.

Я положил конверт перед собой, не доставая содержимое. Я наизусть знаю текст письма внутри. Взглянув на календарь, я понял, что неспроста достал этот конверт. Сегодня был тот самый день.

***

Это произошло ровно 8 лет назад, почти в самом начале моей практики. Тогда у меня ещё не было своего кабинета, похожего на краеведческий музей и я работал в другом месте. Я только начинал окунаться в психиатрию. Это были первые робкие шаги на пути, который впоследствии стал моим призванием и смыслом жизни. В то время мне постоянно казалось, что меня недооценивают и не дают полностью использовать свой потенциал. Изводя коллег просьбами о том, что мне пора перейти к более серьезным случаям, я всё-таки добился своего пациента.

Это был молодой парень, которому совсем недавно исполнилось 22 года. Он находился у нас на реабилитации после курса лечения от наркозависимости. Я испытывал трепет и желание поскорее пообщаться с ним, чтобы избавить его от психологической зависимости. Почти с юношеским максимализмом и верой в себя я принялся за него. При сборе анамнеза я осознал, что случай намного печальнее, чем казалось сначала. В 19 лет, будучи перспективным и многообещающим фигуристом он получил множественные травмы, попав в аварию и очень долго восстанавливался. У него были сильные боли, он не мог спать, терял вес и желание бороться за свою жизнь. Поэтому родителей убедили назначить прием гидрокодона – мощного обезболивающего, но обладающего побочными действиями, в числе которых стойкое привыкание. Несколько месяцев он провёл в клинике, принимая обезболивающие. Также он проходил реабилитационную лечебной физкультурой, что позволило ему нормально ходить не использую костыли и трость. Но для него подобное было сродни приговору – ему настоятельно запретили возвращаться в профессиональный спорт. Спорт, которому он посвятил большую часть своей жизни, мечтая поехать на следующие Олимпийские игры. Вся жизнь была перечеркнута на до и после. Причем «после» было наполнено лишь негативом и постоянной болью. Он столкнулся с ужасной депрессией. Ему казалось, что не осталось ничего, ради чего стоит жить, а единственными друзьями, приносящими хоть какое то облегчение, стали таблетки обезболивающего. Это было делом времени – переход на более высокие дозы, а потом и более мощные препараты. Нельзя сказать, что родным было всё равно. Наоборот, они не хотели акцентировать внимание на его состоянии и условной инвалидности, чтобы не задеть его чувства. Ведь любое «тебе помочь?» Михаил воспринимал как насмешку над ним и его «немощностью». Ему оставили свободу действий, что бы он мог жить дальше и понять, чем займется в будущем, в котором уже нет места рекордам и славе. Не находя себе место от физической боли и душевных страданий он начал принимать героин. Неизвестно как он его доставал, какие дозы принимал и сколько это продолжалось, если бы его мать не заметила разительные перемены в сыне и вовремя обратилась за помощью. Его спасли во второй раз. Вновь в его жизни была реабилитация, но уже не от болей в позвоночнике, а от наркомании и суицидальных мыслей. Последние он обсуждал редко, сказал лишь, что если бы ему всё это надоело, он мог просто ввести себе двойную дозу и уйти туда, где совсем не было боли.

Он уже полгода лежал в наркологическом диспансере и за это время смог отказаться от пагубного пристрастия. Оставалось позаботиться о его полном психологическом выздоровлении. Не знаю, каким образом добился этого пациента, возможно, это было простое стечение обстоятельств или сама судьба усмехнувшись, дала мне шанс проявить себя. В разговорах с ним я отмечал его высокую эрудированность, способность вызывать симпатию у людей и вообще желание идти на контакт, полностью отказавшись от своих тягостных мыслей, завладевших им во время депрессии и употребления наркотиков. В нашей последней беседе он сгорал от нетерпения вернуться домой и начать новую жизнь, помириться с друзьями и попросить прощения у любимой девушки, которую успел сильно обидеть во время ломки. Я не стал акцентировать его внимание на этом, веря в то, что те, кого он обидел, отнесутся с пониманием и он сможет вернуться в своё привычное окружение. Поэтому, остаток сеанса мы беседовали про то, что жизнь очень относительна и не всегда следует видеть в произошедшем только негатив. Иногда неудачи – не проклятье, а лишь временная пауза перед успехом. Мы расстались на очень мажорной ноте. Я был уверен в том, что парня ждет ещё много счастья в будущем, и не скрывал своей гордости за проделанную работу.

То, что мне сообщили мне через пару дней, привело меня в ужасное смятение. Парня утром доставили на скорой помощи с сильной передозировкой. Он не дожил до прибытия в больницу. Услышав об этом, я был потрясен до глубины души, впал в уныние, в одну секунду разочаровавшись в профессии. Чувству свою явную вину, я решил уйти из медицины, что бы больше никто не стал жертвой моей некомпетентности. Подготовив заявление о добровольном увольнении, я сидел в ординаторской, ожидая главного врача и обдумывая, чем же мне стоит заняться и каково моё истинное предназначение. Мои размышления нарушил стук в дверь. Вошедшая оказалась солидного вида дамой средних лет. Осмотревшись, она поинтересовалась, где найти доктора Эрлиха. Я ответил, что он находится перед ней и, скорее всего, сегодня уже перестанет быть доктором.

Женщина поинтересовалась, в чём дело. На что я, не видя причин утаивать правду, сказал, что оказался некомпетентным врачом, не сумевшим предотвратить гибель пациента.

- Кто был вашим пациентом молодой человек? – Спросила она, своим мягким голосом, полным заботы, видя во мне больше человека, нуждающегося в беседе, нежели врача.

- Парень, ещё совсем молодой, у которого впереди была вся жизнь, а я не смог уберечь его от произошедшего. Он умер… Из-за меня…

- Нет. – Ответила она и, видя моё непонимание, продолжила. – В его смерти нет вашей вины.

Помолчав несколько секунд, она сказала то, что расставило всё на свои места.

- Я мать этого парня. – Проговорила она, чуть вздрогнув на слове «мать», вспоминая, что теперь уже не является ею. – Поэтому я знаю, что это случилось не из-за вашей халатности. Врачи тут ни при чём.

Она поставила свою сумочку на стол и присела. Ей было очень сложно рассказывать о том, что произошло так недавно.

- Миша, вернулся домой в более чем хорошем состоянии… Он верил в то, что вы сказали ему. И был готов начать что-то новое. Сгорал от нетерпения, желая связаться с друзьями, которых так давно не видел и своей девушкой. Но произошло то, к чему никто не был готов. Почти все его самые близкие знакомые едва узнав его голос, вешали трубку, не желая иметь ничего общего с калекой и наркоманом, а те, с кем ему удалось поговорить объяснили, что недоброжелателей всегда хватает и что они распустили много слухов, по поводу долгого отсутствия Миши. Сильно расстроенный, но не отчаявшийся, он с большой надеждой набрал последний номер телефона, который знал наизусть. Мы никогда не узнаем, о чём они говорили, но я точно знаю, что после помещения его в наркологический диспансер, он сильно разругался с Вероникой – своей девушкой. Тогда он был на грани, и всё вокруг его раздражало. Даже моя забота и её любовь. Он сильно обидел её, говоря, что она меркантильная, и что теперь ей нечего ловить – он больше не престижный спортсмен, а просто озлобленный на судьбу наркоман. За время лечения он успел позабыть об этом разговоре, и, звоня ей, надеялся на поддержку и понимание. Но вместо добрых слов и согласия на встречу, он получил полный отказ на дальнейшее развитие их отношений…

Женщина сделала паузу, переведя дыхание. Было видно, что ей тяжко говорить об этом, но она нашла в себе силы продолжить.

- В тот день мне нужно было отлучиться. Вернувшись, домой я обнаружила его без сознания. Скорая помощь приехала очень быстро, но не ничего не смогла сделать. Он принял сразу несколько больших доз лекарств из домашней аптечки, что бы его точно не смогли спасти. В его комнате я нашла 3 листка бумаги с его последними строками, которые были адресованы мне, Веронике и вам.

В тот момент я насторожился. Что мог написать Михаил про меня перед смертью? Если бы это было что-то крамольное, связанное со мной, его мать вряд ли говорила со мной об этом. Поэтому, если она беседовала сейчас тут, а не в кабинете у следователя, значит там было что-то другое.

- Про неё было написано мало. Он сожалел, что так получилось, но был обижен на неё из-за её неспособности понять его тогдашнее состояние и простить. А то, что она напоследок разговора хвасталась, что нашла другого парня, до конца убило в нём последнюю надежду. Миша был в смятении и не стал больше ничего писать про Веронику. – Она отложила первый лист. – Передо мной он извинялся за все неудобства, причиненные им и не осуществившиеся мечты о сыне-чемпионе…

Не выдержав, она заплакала. Горько и навзрыд, не в состоянии больше удержать эмоции. В руках оставалась последняя бумажка, адресованная мне.

- А вам, - сквозь слёзы, сказала она, - он говорит спасибо.

Слёзы безудержно стекали по щекам, и она закрыла лицо руками. Меня обуревали такие разные чувства, что я даже не мог вспомнить психологическую характеристику подобного состояния. Глядя на безутешную мать, я не найдя слов просто обнял её, давая выпустить, то что накопилось. Её тело содрогалось от всхлипываний, я сам был недалёк от подобного. Немного успокоившись, она отстранилась меня и, достав платок, привела себя в порядок.

- Я пришла лишь за тем, чтобы передать вам его последнее слово… - Она протянула оставшийся в руках листок. – И сказать вам спасибо. Вы стали для него единственным другом после случившегося. Тем, кто принял и понял его, каждый день, помогая превозмогать себя, не взирая на непонимание окружающих. Я благодарна вам за это. Поэтому, я умоляю вас, не покидайте свою профессию, продолжайте помогать людям! То, что вы делаете очень важно. Вы ведь так молоды, - сказала она, припоминая своего мальчика, которому уже никогда не исполнится двадцати трёх. – У вас вся жизнь и карьера впереди…

Она посмотрела на меня, а потом на моё заявление об увольнении. Мельком прочитав его, она нахмурилась и, взяв в руки, смяла и бросила в корзину.

Мы распрощались, пожелав друг другу всего самого хорошего, каким бы несбыточным оно не казалось. Я проводил её до выхода. Перед тем, как покинуть диспансер, она, убрав из уголка глаза слезу, сказала мне то, что я не в силах забыть.

- Мой мальчик, всё таки перестал употреблять наркотики… Но, для этого ему пришлось умереть. Позаботьтесь, чтобы больше ни одна мать не испытала подобного…

Всё что я смог сделать, услышав столько шокирующую и жестокую истину, это поднять правую руку и поклясться, что приложу все свои силы, что бы такого больше не повторилось.

Вернувшись обратно, полный противоречий, но уже твердо знающий какой путь мне предстоит, я взял в руки оставленную предсмертную записку, чтобы избавиться от последних сомнений. Я сразу узнал почерк Михаила – быстрый, но аккуратный. Он всегда заботился о том, что бы его поступки и даже почерк были понятны окружающим. Его последние мысли были спутаны, но не лишены логики. Прочитанное заставило меня поверить в себя, разъясняя те вещи, которые я не успел с ним обсудить. Текст навсегда останется в моей памяти, будто его выжгли раскаленным железом. Отныне, он страж, безукоризненно стерегущий мою гордыню, не позволяя восхвалять свои достижения, напоминая и про мою неудачу, ценой которой стала человеческая жизнь. Я запомнил это навсегда. И каждый раз, видя нового пациента, я понимаю, что сделаю всё, от меня зависящее, чтобы подобная трагедия не повторилась.

***

Воспоминания выпустили меня из своих объятий. Я обвёл глазами предметы вокруг, успокоившись от мысли, что вновь нахожусь в своём кабинете. Месте, где я оказываю помощь и спасаю людей. Не так явно, как хирурги или терапевты, но всё же. Я запомнил тот день навсегда. Я ещё долго буду помнить то, что больше всего хочу забыть. Но призраки прошлого будут всегда преследовать меня. До конца моей практики или жизни. Я не смогу просто не думать об этом. Если бы было иначе, мне бы не следовало становиться врачом…

Вы можете связаться со мной, чтобы обсудить прочитанное, и пожелать мне творческих успехов или подвергнуть критике. В любом случае, жду ваших отзывов.

Не представляете, как это

важно…

http://vk.com/alexlynch

Дата добавления: 2015-08-21