Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Звуковая революция

Читайте также:
  1. Великая палестинская революция.
  2. Великая» Иудейская Революция 1917 года в Российской Империи
  3. Глава 4 Революция зеленых коктейлей
  4. ГЛАВА VII РЕВОЛЮЦИЯ
  5. ГЛАВА VII. РЕВОЛЮЦИЯ
  6. Глава третья. Революция, крестьянская война и голод
  7. Глава шестнадцатая. Нравственная революция.

 

До появления телевидения ничто так не потрясло Голливуд, как звуковая революция. Она почти разрушила мировой рынок американских фильмов. Тысячи кинотеатров в других странах так и не были оборудованы для звука.

Большинство великих звезд немого периода тоже были изгнаны из бизнеса. Поклонницы пришли в ужас, узнав, что у Джона Гилберта – мужчины их романтических мечтаний – писклявый голос. Они потеряли интерес к Норме Толмадж – первой леди экрана, и ко множеству других сказочно оплачиваемых звезд, чьи голоса не соответствовали особенностям характера, которые публика им приписывала. «Уорнер бразерс» стала в 1926 году первой студией, где разрабатывались звуковые фильмы, но потребовалось несколько лет, прежде чем другие студии согласились с неприятным фактом, что «говорилки» (talkies) – это не мимолетное увлечение.

В конце концов, очнувшись, другие студии попытались наверстать упущенное время, пригнав отряды бродвейских артистов, умевших «говорить», на замену экранным звездам, старлеткам, характерным актерам и комикам, чьи карьеры потерпели крушение на звуковой дорожке. Но звук не разрушил мою карьеру. Скорее, наоборот. Первый звуковой фильм, в котором я появился, был мюзикл «всех звезд» «Голливудское ревю» (The Hollywood Review). Все на «Метро-Голдвин-Майер», кто мог петь, танцевать, говорить, свистеть или хотя бы бормотать, участвовали в нем. Взгляните на этот посыпанный звездной пылью список: Конрад Нэйджел, Джек Бенни, Джон Гилберт, Норма Ширер, Джоан Кроуфорд, Бесси Лав, Чарльз Кинг, Лайонел Бэрримор, Лоурел и Харди, Мэри Дресслер, Поли Моран и последний, но, надеюсь, не худший, ваш Бастер[58]. Хитом этого ослепительного шоу был номер Клиффа («Укулеле» Айка) Эдвардса «Поющий под дождем» (Singing in the Rain) – песня, которую Джин Келли повторил с таким успехом всего через один или два сезона в Les girls.

«Голливудское ревю» имело большой успех, «Раскованный» (Free and Easy) – первый звуковой фильм, где у меня была главная роль, был в числе крупнейших кассовых успехов года. Луис Б. Майер так радовался большим сборам «Раскованного», что наградил меня 10-тысячной премией и трехмесячным оплаченным отпуском. Добавив мою зарплату (3 тысячи долларов в неделю) за тринадцать недель, я предполагаю, что премия фактически возросла до 49 тысяч долларов.

На отдыхе мы с женой совершили неторопливую поездку по Европе. Побывав в Англии, Франции и Германии, мы объездили Испанию вместе с Гилбертом Роландом, который родился в Мадриде, но в раннем детстве был увезен в Мехико-Сити, где и вырос.

Гилберт был одним из многих латиноамериканцев романтической наружности, кто добился успеха в Голливуде, идя по стопам сенсационного успеха Рудольфо Валентино. Он был почти единственным из них, оставшимся по-прежнему активным.

Одним из волнующих моментов в поездке было то, что испанцы приветствовали меня словом «памплинас» – так они меня прозвали. Я обнаружил, что означает «памплинас», совсем недавно, когда появился вместе с Хосе Греко в телевизионной программе Гарри Мура. Пока гениальный танцор фламенко репетировал, я попросил его перевести это слово на английский. Он не смог, но около десяти минут вел оживленные переговоры со своим менеджером и членами труппы. Конечно, на испанском, который я понимаю примерно так же хорошо как японский. В конце концов Греко повернулся ко мне и объяснил:

– «Памплинас» по-английски значит «немного от ничего».

– «Немного от ничего»! – воскликнул я. – Разве они не могли назвать меня «немного от чего-то»? Впрочем, и это плохо. Но «немного от ничего»! В таком случае…

Греко сказал, что я ошибаюсь, и пояснил:

– Это лучший комплимент, какой мои соотечественники могли вам дать.

Я только и мог сказать:

– Наверняка он что-то потерял при переводе.

Мое французское прозвище Malec, для которого опять же нет буквального английского перевода, означает примерно то же самое – «дырка от бублика» или «чистый лист бумаги».

Другими сильными переживаниями были для меня бои быков, на которые я ходил с таким сведущим aficionado [59], как Гилберт Роланд.

Раньше я видел только третьесортные соревнования в приграничных мексиканских городах вроде Тихуаны и Хуареза. Гилберт к тому же учился этому храбрейшему из всех видов спорта еще ребенком в Мексике и был просто счастлив разъяснить мне лучшие моменты. Моя жена не ходила с нами на арену, считая бои быков жестокими, так что мы с Гилбертом посещали их вдвоем.

Мы пересмотрели все корриды, какие только могли, начиная с той, в Сан-Себастьяне. Кстати, я не из тех актеров, кто смущается или досадует, когда его узнают поклонники. Они для меня клиенты, и я стараюсь вести себя с ними так, будто полностью сознаю это. И разумеется, мне не было противно, когда кто-то в толпе в Сан-Себастьяне приметил меня и пустил весть, что Памплинас среди зрителей. Вскоре можно было слышать, как шепот «Памплинас» обошел весь огромный амфитеатр, и моментально по всей арене зазвучали крики «Памплинас! Памплинас!».

Самая приятная вещь в испанских приветствиях, что поклонники так мало от тебя требуют. Может быть, это неудивительно в стране, где достоинство полагается каждому по праву рождения. Все, чего испанские фанаты ожидают, – чтобы ты ответил на их приветствие, встав и поклонившись. Они не цепляются и не требуют автографа, и ты садишься на место и так же уходишь – необлапанный и непобеспокоенный, и ты глубоко тронут тем, что такие деликатные люди выражают тебе свое одобрение.

В тот день я удостоился и другой высокой чести: главный матадор посвятил второго убитого быка мне, «кислой мине», «Памплинасу»!

Тот же согревающий душу прием меня ожидал и на других корридах, но самый приятный опят такого сорта за время всей поездки связан с Толедо, где красивейшая в Испании деревянная арена.

Этот день был ужасным для матадоров. Все трое потерпели неудачу, но самый большой провал предназначался главному матадору. Первый бык, против которого он вышел, не смог оказать достойного сопротивления. Второго нельзя было подманить, раздразнить или обозлить настолько, чтобы он следовал за красной тканью, а в таких обстоятельствах у матадора нет другого способа пробудить в скотине боевой дух.

Конечно, толедские aficionados знали это лучше меня, однако толпа была беспощадна. Они орали, свистели, топали ногами, швыряли подушки и все, что можно кинуть, в несчастного матадора. Они потребовали, чтобы глава корриды велел выгнать его с арены, но это было лишь первое требование. До наступления вечера они попросили главу корриды бросить этого человека в подземелье и чтобы там его кастрировал деревенский кузнец.

На этой корриде, как и на других, я встал, и мое сердце переполнялось от гордости и благодарности, когда меня узнали. Но как только огромная толпа зрителей ринулась ко мне на выходе, я уже не был уверен, что они не собираются обратить свою месть на меня. В конце концов, насколько я мог сообразить, их настрой был далек от поклонения герою, и я озирался в поисках Гилберта Роланда, который мог объяснить, что происходит, но потерял его в толпе.

Тем временем я был поднят на плечи двух дюжих молодцов, и они понесли меня в наш отель. Даже тогда, под разнообразные выкрики, я не мог представить, что они собираются сделать: расцеловать меня или линчевать как чужестранца, наведшего порчу на их зрелище. Я почувствовал большое облегчение, когда они высадили меня целым на главной лестнице отеля. Тут и подбежал Гилберт Роланд.

– Черт возьми, зачем они это сделали? – спросил я, как только мы вошли внутрь.

Гилберт объяснил, что у толедцев в обычае каждое воскресенье нести на руках наиболее отличившегося матадора. Он сказал:

– Они не захотели возвращаться в город с пустыми руками и потому отнесли тебя. Теперь ты видишь, Бастер, какие это скромные люди, им подойдет кто угодно, даже ты.

Мы прибыли в Гранаду, и местный «Ротари-клуб» [60] пригласил нас на ланч в красивый ресторан. Около ста человек с торжественной серьезностью выслушали речи, заготовленные местными чиновниками в нашу честь, и ответ Роланда.

Затем председатель предложил множество тостов, а Гилберт переводил каждый из них. Но когда мы пили последний бокал вина, он промолчал.

– Не скрывай от меня, – сказал я. – За что был последний тост?

– О, мы пили за смерть короля, – ответил он небрежно.

Я был в ужасе, услышав, что пил за смерть человека, который не сделал мне ничего плохого, которого я не знал и в чьей стране путешествовал.

– Но я думал, что Альфонсо был самым популярным человеком в Испании! Почему они хотят смерти своего короля?

Роланд пожал плечами:

– Альфонсо и теперь популярен. Никто ничего не имеет против него лично. Они всего лишь устали содержать королевскую семью и думают, что бизнесу очень поможет, если они избавятся от него и всей его команды любым способом.

– Если в Испании так обстоят дела, – сказал я, – не думаешь ли ты, что будет разумным начать двигаться домой?

Гилберт с улыбкой согласился, и в тот самый день мы тронулись в долгий путь на север. И 14 апреля 1931 года, в день, когда мы покинули Испанию и направились во Францию, веселый зубастый Альфонсо тоже пересек португальскую границу, чтобы никогда больше не возвращаться в страну, которой был рожден править.

В тот же год (1931) начались мои семейные неприятности, правда, если быть более точным, в тот год они начались всерьез. Как у всех жен актеров-звезд, у моей жены еще раньше возникали приступы ревности. Думаю, это было естественно, ведь «Метро-Голдвин-Майер» и другие крупные студии дюжинами нанимали красивейших в мире женщин. Некоторые из них были очень молоды и с чрезмерной страстью рвались получить роль. Другие добивались желаемого перед камерой, безудержно пуская в ход сексуальную привлекательность.

В Голливуде и, полагаю, в любом другом городе всегда были доброжелатели, готовые пожертвовать собственными делами при первой возможности вмешаться в чужие. Моя жена вечно выслушивала истории о моей чрезмерной дружбе с той ясноглазой старлеткой или этой ведущей актрисой.

В большей части этих историй не было и зерна правды. Я говорю: в большей части, но не во всех. Единственный комментарий, который собираюсь сделать, что я хотел бы посмотреть на здорового, нормального мужчину в моем положении на «Метро-Голдвин-Майер», который выдержал бы больше женских соблазнов, чем я. Но миссис Бастер Китон повсюду видела соперниц.

В качестве хорошего примера расскажу, что случилось, когда в 1930 году я поехал на утиную охоту вместе с Бастером Коллиером и Гилбертом Роландом. Мэри Превост, бывшая в те времена подругой Коллиера, настояла отправиться с нами. В поездке мы попали в метель, и L. A. Examiner, услышав об этом, напечатал историю под заголовком:


Дата добавления: 2015-08-21; просмотров: 84 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: Я СТАЛ ПРЕДМЕТОМ ОБЩЕСТВЕННЫХ СПОРОВ | КИТОНЫ ВТОРГАЮТСЯ В АНГЛИЮ | НОРА БЭЙС с ассистентом и обожателем Джеком Норвортом | ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ, В БЛАГОСЛОВЕННУЮ СТРАНУ | ОДИН СПОСОБ ПОПАСТЬ В КИНО | КОГДА МИР БЫЛ НАШИМ | ТРИУМФ ЧЕЛОВЕКА И ЗВЕРЯ | ДЕНЬ, КОГДА СМЕХ ПРЕКРАТИЛСЯ | НА МЕНЯ СВАЛИЛИСЬ ЖЕНИТЬБА И ПРОЦВЕТАНИЕ | МОЙ ДОМ ЗА ТРИСТА ТЫСЯЧ И ДРУГИЕ ПОЛУТРИУМФЫ |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
ХУДШАЯ ОШИБКА В МОЕЙ ЖИЗНИ| МЭРИ ПРЕВОСТ ЗАНЕСЛО СНЕГОМ В КОМПАНИИ ТРОИХ

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.011 сек.)