Три дня спустя

Раду Максим нашёл в лаборатории генетики Департамента Странника – в последнее время она пропадала там целыми днями, надолго оставляя Город Просвещения. Началось это вскоре после того, как в Департаменте были исследованы останки «горячего воина», и Каммерер был даже несколько удивлён подобным увлечением Идущей Рядом – казалось, её теперь куда больше интересуют тайны генома, чем воспитание «новых саракшиан».

Через стеклянную дверь лаборатории Мак хорошо видел Раду, сидевшую за рабочим столом. Подперев левой рукой подбородок, правой она листала журнал опытов, и вид у неё при этом был самый что ни на есть сосредоточенный. Её не отличить от любой из миллионов женщин Земли, работающих в наших научных центрах, подумал Максим. И это хорошо: она с лёгкостью освоится на моей планете, войдёт в её мир, и всё будет просто прекрасно.

Неслышно ступая, он подошёл к ней и поцеловал в шею, покрытую еле заметным золотистым пушком.

– Ой, Мак, – Рада вздрогнула, – ты меня напугал. И кругом люди, а ты… – добавила она с укоризной. – Нельзя же так…

– Если кругом люди, – изрёк Максим, наслаждаясь её смущением и ощущая прилив нежности, – значит, нам надо спрятаться за предметами, непроницаемыми для человеческих взоров. Оставь на минуточку свои записи, прогресс науки от этого почти не замедлится.

Рада внимательно посмотрела на него, закрыла журнал и встала. Белый халат сидел на ней с изяществом бального платья, и Каммерер невольно залюбовался её ладной фигурой. Да ведь она просто красавица, подумал он, и как я этого раньше не замечал. Как там сказал Сикорски? Она у тебя замечательная женщина, из таких получались истинные королевы. А ведь он прав, чёрт глазастый…

– Что случилось? – спросила Рада, когда они устроились в закутке между стендами, подальше от любопытных глаз (появление Святого Мака не прошло незамеченным, и кое-кто из работавших в лаборатории проявил к этому событию повышенный интерес).

– Всё, – преувеличено бодро сказал Максим. – Я возвращаюсь домой, на Землю: меня отзывают. Собирайся, малыш, – тебя ждёт новый мир, мой, то есть наш мир, мир без войны, грязи, злобы и крови. Тебе будет хорошо, Рада, – там мы с тобой будем счастливы.

Рада молчала, и молчание её показалось Каммереру странным.

– Что с тобой? – обеспокоено спросил он. – Тебе нехорошо?

– Я не поеду, – тихо сказала она, – я останусь здесь, на Саракше.

– Как? Почему? Не бойся, ты быстро привыкнешь, адаптация к новым условиям…

– Я не поеду, – повторила Рада.

– Но почему? Неужели ты хочешь, чтобы мы расстались? Ведь мы же с тобой любим друг друга!

– Любим, – согласилась она. – Но что будет через десять-двенадцать лет? Я старше тебя, Мак, – лет через пятнадцать я увяну, а ты по-прежнему будешь молод и полон сил. У нас с тобой разные сроки жизни – мы дети разных рас. Твоя жена станет старухой, и любовь твоя умрёт – она уступит место жалости. Я этого не хочу.

– Глупости! – возмутился Максим. – Медицина Земли творит чудеса, ты останешься молодой, и мы будем стариться вместе.

– Нет, Мак, – она коснулось ладонью его щеки, и он увидел её глаза: серые глаза, полные грусти. – Всё будет именно так, как я сказала – не надо обманывать ни себя, ни меня, пусть даже невольно. Ты добрый, Мак, и ты меня любишь, но нам пора расстаться: так будет лучше для нас обоих. Пусть останется память: воспоминания о счастье – это тоже счастье.

– Я тебя здесь не оставлю!

– Оставишь. Подумай сам, ну кем я буду в твоём мире? Просто твоей женой, мягкой домашней игрушкой? Твой мир прекрасен, ты рассказывал мне о нём, и показывал цветные картины, но это твой мир, а не мой – я буду в нём чужой, и он будет для меня чужим. Мой мир здесь, я его часть, а на твоей Земле я в лучшем случае стану подопытным образцом для ваших учёных, изучающих обитателей других планет. Ты хочешь, что бы я стала экспонатом какого-нибудь вашего музея?

– Что за чушь, Рада! Никто тебя…

– Ты не понял, Мак. Здесь я помогаю моему миру сделаться лучше, я нужна ему, а на Земле я буду нужна только тебе, и то до поры до времени. Мы дети разных рас, – повторила она. – У богов и у людей разные дороги, и не надо, чтобы они пересекались.

Саракшианка говорила негромко, но серые глаза её обрели матовый оттенок металла – того самого, из которого куют броню и клинки. Пружина распрямилась, с горечью подумал Максим, глядя на Раду – на незнакомую ему Раду, совсем не похожую на Раду прежнюю, – и её уже не согнуть.

– Ты твёрдо решила? – спросил он, не узнавая собственный голос.

– Да. Прощай, Мак, – пока живу, я буду тебя помнить.

– Рада…

– Не надо, Мак.

Она на мгновение прильнула к нему – он ощутил тепло её тела и запах её волос – и тут же отстранилась, словно разрывая всё, что их связывало.

– Прощай, землянин, и будь счастлив.

Она никогда меня так не называла, подумал Каммерер, только по имени…

Он молча повернулся и медленно пошёл к двери, надеясь, что Рада его окликнет и остановит, но она молчала. Максим переступил порог, задержался, всё ещё ожидая услышать её голос, и, не дождавшись, вышел из лаборатории, приказав себе не оглядываться.

Рада смотрела ему в спину, пока его высокая фигура не исчезла за дверью, и глаза её были сухими. В них не было слёз: Идущая Рядом научилась управлять своими эмоциями. «Я выполнила наказ Матери Матерей горцев Зартака, – думала она, – небесное семя проросло. А тебе, Мак, не надо знать, что у нас будет сын – мой сын принадлежит моему миру. Дороги богов и дороги людей не должны пересекаться…».

* * *

«Вот ты и вывернулся наизнанку, мой обитаемый остров, – думал Каммерер, глядя с орбиты на белый шар планеты Саракш. – Массаракш, тридцать три раза массаракш…».

И скрипнул зубами.

Санкт-Петербург, весна 2011 года

Дата добавления: 2015-08-21