Роман СПЕКТОР, президент Еврейской культурной ассоциации, вице-президент Ваада России

— Наша жизнь учит нас опасаться какого бы то ни было радикализма, однозначности, особенно если они безапелляционны (а именно так безапелляционно поставлен вопрос), а это, несомненно, вид радикализма (чтобы не сказать, экстремизма), которого я всячески бегу, и потому утверждаю, что вместо разделительногосоюза «или» следует поставить соединительный союз «и». Они, конечно, и русские, и евреи. Русские они, потому что не хуже собственно русских владеют русским языком, русской культурой, русской историей, порой даже вызывая ревность в этой своей исторической осведомленности и компетентности. Русские они еще и по своему гражданству. То есть в идентичности современного еврея, одним из которых я себя полагаю, есть немало русской составляющей. Все остальное в их идентичности — от профессиональной занятости и социального статуса плюс собственно еврейские сантименты, мотивы, интенции. При этом собственная еврейская составляющая может носить как остаточный, так и предельный характер. В остаточном пребывает большая часть еврейского населения нынешней России — все, что им досталось от бабушек, дедушек и достается от многочисленных еврейских институций (не забывая государство Израиль), и есть собственно еврейская составляющая их бытия. Но есть и та группа (не дай Бог назвать их радикалами), которая свое еврейство ставит во главу угла и либо профессионально, либо бытово всячески манифестирует и защищает это.

Таким образом, нынешний еврей Российской Федерации — и еврей, и русский, и гражданин, и профессионал, и носитель социального статуса — всего понемногу, но этот идентификационный коктейль у каждого человека, у каждой группы носит свой неповторимый характер и обаяние. Я люблю евреев — и тех, которые могут называться русскими евреями, и тех, которые могут называться «еврейскими русскими».

Семен АВГУСТЕВИЧ, редактор журнала «Корни»

— Отдадим должное редакции «Еврейских новостей» с непосредственностью любознательного ребенка нет-нет, да и задающего, казалось бы, простенькие вопросики. При этом создается впечатление, что самой редакции ответ-то ясен. Просто ей, редакции, хочется, чтобы отвечающие отошли от привычных стереотипов, отдали сами себе более или менее ясный ответ: а как дело обстоит на самом деле?

Вот и на этот раз глубину, казалось бы, простенького вопросика трудно переоценить. Тут речь идет и о глубинной связи народа со своей национальной культурой, и о кровной связи со своими корнями, которую не разрушить и не размыть родством с другим народом. Вдумайся, и услышишь в этом вопросе, насколько березка в чистом поле и русская речь роднее голоса крови и долга перед родными могилами. И не раз вспомнишь, сколько раз скольким тысячам дали по губам, пытающимся жадно, но часто по неразумению, прильнуть к родникам, казалось бы, далекой, но такой манящей русской культуры. И все-таки пробившимся к этим родникам, да не просто пробившимся, но и щедро одарившим эту культуру, развившим ее.

Но как не вспомнить в эти самые мгновения с величайшим уважением и почтением тех, кто в безвременье ассимиляции и повсеместного отказа от языка, культуры, веры своих отцов, сохранил не по должности, а по сердцу народную традицию и речь, мелодию и характер, кто писал и молился, и требовал этого от других.

Не знаю как кому, но мне, человеку секулярному, нерелигиозному, молодые иешиботники подчас кажутся горсткой храбрецов, остающихся прикрывать отход (куда? — в иную культуру?) своих соплеменников. А то вдруг они представляются эдакими комиссарами, готовыми позвать (и зовущими!) своих братьев по духу и крови в битву за свое национальное богатство — родную культуру.

Одни ли мы, евреи, мучаемся трудными вопросами родства? Нет. Эти же вопросы встают и перед обрусевшими немцами и поляками, жителями восточных районов Украины и Беларуси, десятками других народов, растворившихся и растворяющихся друг в друге. А разве не мучают эти вопросы самих русских, в тревоге пытающихся понять, к Европе или к Азии тяготеет Россия?

Еще не так давно, всего лишь в начале прошлого века, русский поэт, размышляя над своим родством, утверждал:

…Да, азиаты мы —

С раскосыми и жадными очами.

А спустя почти сотню лет другой русский, не менее талантливый, но менее известный поэт (Александр Белоусов из Самары), восхищенный духовным богатством еврейской культуры, писал:

…Но если бы, гонясь за славой,

я бы писал не на идише, а по-тунгусски.

Разве я шагал бы по земле Святой?

…Я бы жрал водку где-то в чуме,

А на закуску

Жарил бы ездовую собаку.

Грубо, но точно.

Если на вопрос: кто ты, ответом служит, чем ты живешь, то не возникает сложностей с пониманием этого ответа. Так, если ты живешь вопросом, где твои корни? Если ты спрашиваешь себя, что тебя с ними связывает? Имеешь ли ты право на частицу этой Святой земли? Что ты сделал для нее? Что ты передал тем, кто идет за тобой? То не мучай себя вопросами, с тобой все ясно.

Но если остыл уголь, сгорел порох и пуста пороховница, если запах барбекю из ездовой собаки вытеснил из памяти вкус материнских латкес, то и тут все ясно.

Поэтому я бы вопрос чуть переделал. Я бы спросил: русские евреи — уже русские? Или все-таки еще евреи? И ответил бы: русские, русские. Евреи.

Дата добавления: 2015-08-21