Частично хитин

* * *

Вычёсывая из башки
Мусор, пепел,
Слизь твоих ящериц,
Щёкот твоих синиц,
Отслаивая куски
Того, что вчера было кожей,
Но сегодня ей быть не может,
Чувствуешь, что коснись
Оспинки, впадинки, полузасохшей ранки — И немедленно вспыхнешь в огне
Испанки,
Но не той, которая приходит извне,
Извиняет,
Лелеет инфлюэнцевой флегмой,
С'ангиной кипучих гланд,
А той, над которой и мор, и глад
Не властны;
И пока ты не откинешь ласты,
Она не повернёт назад;
И ты не знаешь, как ее назвать —
Полуслепую сивиллу твоего мозжечка,
Молчальницу, которая дышит, пока
Ты дышишь,
Но не смыкает, даже когда ты видишь десятый сон;
Но вон
Её лезвия, бритвенные станки,
И даже самый маленький волосок
Не избегнет её руки.
Нареки её "память",
Но даже так
Ты не сможешь её понять
И вспять
Повернуть глазницы её реки.
Парики, набитые ватой,
Верно, знали лучшие времена,
Когда она
Приходила
И тоже, будучи по-своему им верна,
Щёлкала горлом и что-то особенное врала, —
Безголовая канарейка, охуительная герла.
Так на темя,
Раскалённая добела,
Капля за каплей ты становишься теми,
Кем она быть хотела, но не смогла —
Ты смелее,
Ты больше,
Ты тушишь её пожар,
И она молит: "Пожалуйста",
Но тебе её даже ни капли не жаль,
А поскольку ты видеть её не хочешь,
То зорко стоишь на часах,
А волосы разлетаются клочьями —
Значит, их не нужно больше чесать.

* * *

Спичечные коробки
Беременны огнём,
А значит — саламандры,
Но не времён
Советских обувь,
А то, что обе
Не помещаются руки.

* * *
Терпение — как рыба терпух —
Его не подают на свадьбах —
И только меж ладоней тёплых
Оно тихонечко осядет,
Глазниц прозрачные провалы
Заполнит взбитыми белками,
Такое нам не подавали,
Да мы бы сами есть не стали.
Так, на седьмом столе без соли,
Но если бы хватило силы
Мы ничего другого, кроме,
Бы не просили.
О — как искусно — тили-тили —
Подходит тесто —
Любое место будет пусто —
И наше место.

* * *
Вот, опять бельё постельное предлагали —
Жёлтые звёзды на синем фоне,
Жаль, не умеют болтать по фене —
Офени бродячие, осенние пережитки.
Вон, соседке одна на днях ворожила —
Смерть у тебя в волосах, говорит, сидит,
Дай, говорит, отважу.
И не отвяжешься ведь —
Выманила золотые серёжки,
Кольцо с безымянного пальца,
Новое почти покрывало.
Ту, конечно, потом поминай как звали,
А у соседки с горя пол головы поседело.
А смерти что — сидит себе как сидела,
На затылке гнездо сплела, как на ветке,
Выстелила оческами и клочками,
А как вылупятся малые детки —
Будет мошками их кормить, червячками.

Шляются тут всякие по подъездам;
Домофон бы надо или замок железный.

* * *

Мои слова абстрактнее меня.
Они не обладают сотой частью
Моей конкретики, её корректной властью
Над каждым волоском моей руки.
Голосовые связки не родят,
И не взойдёт из впадины пупочной,
И звукоряд
Воды моей проточной
Собою не наполнит позвонки.
Позволь и мне на левой половине
Свернуться бусиной. Довольная отныне,
Я никого собой не разбужу,
Подобно как задуманный ребенок,
Не покидая створок и скорлуп,
Возносится на ветхой пуповине,
Его обвившей, точно хула-хуп.
Халупа речь меня не всю вмещает,
Но где-то там, за стенкой, в глубине
Шевелится застенчивое нечто
И ничего не знает обо мне.
Обманчивая нежность быстротечна,
Но если невод вытащит из вне,
То это будет тихо и беспечно,
И даже так — тепло и бесконечно —
Как дышит горло, голое вдвойне.

* * *

Завари мне твой кофе твой кофе твой ко
Мы пойдем не от сюда, пойдем далеко
Там, где в плотницкой фирме "Иосиф и К°"
Словно стружка сквозь пальцы течет молоко
Молодец, всё моложе, кому щас легко
От того и ложится как лыко в строку
Я сотку твои пальцы сомкну твои па
И останется в кружке немного тепла
И останется в кружку немного тебя
Чтоб я мятое горло тебе сберегла

* * *

Какое это может иметь значенье,
Дремлющее в горле,
Вышагивающее в сочлененьях костей?
Я ничего не вижу за пределами моего тепла,
Ничего не вижу за пределами моего стекла,
За пределами лёгкой моей, беспёрой моей
Глуши.
Приглуши все звуки,
Выключи диктофон,
Я не слышу свой голос,
А он
Важнее, чем все дела,
Вялотекущие в своём кисельном русле —
Я тебе ещё раз по-русски
Повторяю:
Я не могла
Придти. Какое ещё кино?
Мои ноги пустили отростки,
Моя вегетативная система заколосилась,
А на улице холодно и темно,
И слишком людно —
Предрождественские распродажи —
И если затопчут,
То даже
Не до точки,
А до запятой,
И я стану десятичной дробью —
Робкой оторопью,
Которой, когда стреляют, не ранят, но.

* * *

А меня найдут, найдут,
Всё равно найдут,
Там или тут найдут,
Всё равно найдут.
Между устричных створок,
Капустных щедрот —
Неоформленный творог,
Промасленную лузгу —
Разомнут в руке,
Но не отправят в рот,
А как что-то неназванное
Поднесут к лицу.
Под уступами скул оставят,
Меж впадинами глазниц;
Оглянись, — скажут, —
Вниз посмотри,
Наверх.
На поверку недорого выйдет —
Не дороже краденого из рук;
Физик в лупу высмотрит, а физрук
Отшвырнет с лыжни
И носком ботинка зароет в снег.

* * *

Положив под голову жёсткость,
Набив желудок травой,
А дыхание — пенопластом,
Понапрасну
Чувствуешь себя живой —
И уместней оказывается не жест,
Но вой,
И кость
Становится поперёк нутра,
И кора
Накрывает тебя с головой.
Где гневливая нежность
Оказывается дороже сна,
Прежде, чем выдохнешь,
Сочти до ста —
Достань
Где хочешь,
Но обрети покой —
Пропитанный пропастью,
Никакой.
Носки со следа сбиваются —
Всё сбывается —
Думай, о чём говоришь —
Думай, что выдыхаешь,
Когда горишь —
Тебе лихорадка,
А прочим — лесной пожар.
Продолжай
Дымиться из самых пор —
Ты до сих пор
Не чувствуешь, что же произошло?
Ты думаешь, это ангел лёг тебе на крыло
И накрыл тебя с головой,
А это воздух покинул твою гортань
И становится сам не свой.

* * *
Зуб мудрости режется,
Разрывает десну,
Проталкивает её снизу вверх головой —
Отойдешь ко сну,
Утром проснёшься — а он живой,
И им даже можно жевать.
Но как же так? —
Вчера его не было и сегодня нет,
А завтра он выйдет на белый свет,
Увидит внутренность твоего рта,
Что отчасти заполнена, а отчасти — пуста:
Всю слюну, что за валом вал
Катится по твоим словам,
И вертлявую рыбу твоего языка,
И бока
Твоих щёк,
Что с изнанки красней, чем извне,
А ещё
Почувствует вязкость, и в ней —
Упоительные толчки,
Горловые услышит щелчки.
И, ставший двадцать девятым,
Но первым из четырёх,
Вряд ли он сможет когда-то
Разгрызть орех.
Но в этом и есть, наверное,
Мудрость его и суть —
В том, что он бесполезен,
Но не безболезнен отнюдь.

* * *

Как старый хиппан, переживший свой возраст,
Оранжевый воздух сквозь кожу впускаю,
Я тоже такая, хотя не такая,
И что-то там тикает, токае, тает —
Потасканных венок венок расплетая —
Тошнотная сладость, лакричная морось —
Ты тоже так сможешь, тире, запятая —
От тела лытая, надежд не пытая —
Попытка — не пылко, а палку — не жалко,
И жилка дрожит — на виске приживалка,
А я — прихожанка в забытой прихожей,
Под кожей на кожу уже не похожей.
Потом ты положишь ладонь на запястье —
Запасливый жест, некому не присущий,
Почти непристойный, когда бы не холод…
С шипением воздух сквозь рваную душу
Так жалко выходит.

* * *

Вот, разорвёшься на четыре части,
А в пятой что останется, застынет,
Заколосится спелыми глазами,
Роняя зёрна на дощатый пол,
Вмиг ставший третьим в нашем поединке?

Пойди открой — вдруг это я стучу.

* * *

Зимнюю обувь съедают соль и песок,
Проникают до кончиков ног.
Добавь мне слово, и будет два —
Это уже не слова.
Слюда падает с неба туда и сюда,
Не оставляет не следа, не стыда,
Стылая местность едва жива;
Здесь нет ни времени, ни примет,
И только воздух слегка примят,
И взгляд натыкается на предмет,
Но не опознаёт.
Позднее станет совсем темно,
И ветер, похожий на веретено,
Совьёт чёрно-белое волокно.
А кожа, скукоженная на свету,
Разгладясь, впустит в себя темноту,
Выпустит пустоту.
Плоские ветки, слипшиеся в жгуты,
Уже не разбирают, который — ты,
Им, собственно, всё равно,
Не ровен час и не гладок, но
Ему голодать и снаружи глодать окно,
И, обрывающему тысячу пуповин,
Тем не менее, тысячу половин
Складывать разом в одно.

Дата добавления: 2015-08-21