Глава 22.1

— Выбрала, что будешь заказывать? — поинтересовался Стефан, просматривая винную карту.

— Если только запеченный картофель и тушеные говяжьи ребра, — пробормотала Марина. — Остальное я даже перевести не могу, но количество букв в названиях некоторых блюд меня пугает.

— Давай помогу с переводом. Например, тут есть губы акулы с ростками бамбука, суп из лягушек с рисовой водкой, тушеное мясо кенгуру...

— Я поняла, — слабо улыбнулась она, все быстрее теряя аппетит. — А можно просто чай и десерт? Без чьих-то губ, печенок и прочего.

— Да ладно тебе, это лист экзотических блюд. Не хочешь конфеты в кляре или овощную халву? — спрятал улыбку за меню.

— Стефан! Куда ты меня привел? Это и есть фишка ресторана? Повара не умеют готовить, но могут состряпать какую-нибудь фигню, так?

— Фишка этого ресторана в том, что он не представляет какую-то конкретную кухню. Здесь можно увидеть всевозможные кухни и блюда. Любой человек найдет что-нибудь для себя. Кстати, на странице сорок есть пельмени, водка и блины.

— Медведя с балалайкой нет? Что за дурацкие стереотипы? — возмутилась девушка.

— А ты видела нашу, американскую, кухню? Страница тридцать один. Бургеры, картошка фри и кола. Так что, я тоже обижен. Где тогда Симпсоны? — уже в голос смеялся он. — Все мы жертвы стереотипов.

— Ты прав. Но ты совсем не такой. Ты не судишь по внешности, по... профессии. Ты даешь шанс, наперекор всем стереотипам, ломая их, — сказала она.

— Нет, это не я их ломаю. Совсем не я. А такие девочки, как ты, Марина. Ведь что есть стереотип? Это некое устоявшееся отношение к чему-либо. А зачем нам нужны стереотипы? Чтобы было проще жить. Чтобы не грузить себя лишней информацией, не тратить время на выяснение истины. Мы привыкли думать так, кто-то вложил нам в голову эту мораль, и... мы следуем ей, не задумываясь. У каждого из нас есть свои определенные рамки в понимании вещей и людей. И если человек выходит за эти рамки, мы говорим, что он плохой. Я так не говорю никогда. Просто потому, что у меня этих рамок нет.

— Как же нет? Как ты тогда живешь?

— Когда-то давно я искал свой путь. Я просто не знал, куда пойти и что делать. Знаешь, это странное ощущение, когда ты стоишь в полной пустоте и все дороги открыты. Когда твоя жизнь и есть пустота. А пустота дает много возможностей. В пустоте хозяин ты. Потому что управлять нечем, кроме себя самого. Никаких рамок в пустоте быть не может. Понимаешь?

Она кивнула, завороженно слушая его.

— Потом я нашел свой путь, точнее - мне помогли его найти. Меня просто взяли и поставили перед фактом, что это мой путь. И знаешь, что я понял тогда? — посмотрел ей прямо в глаза. — Найти путь - лишь полдела. Не потерять себя на этом пути - вот в чем вся сложность. Чтобы смириться с тем, что у тебя есть, выжить в этом, нужно избавиться от всех рамок и стереотипов. Что я и сделал. Я могу понять и принять самых разных людей, Марина. И только они сами, эти люди, могут загнать себя в рамки своими поступками.

— Я тоже не выбирала свой путь. И никогда бы не выбрала по доброй воле. Но когда тебе не оставляют выбора... — прошептала она.

Стефан сжал ее пальцы, нежно поглаживая костяшки, успокаивая ее. Такая хорошая девочка, именно девочка. В ней не было ничего от прожженной стервы, от потасканной проститутки. Вот они, стереотипы, ломались прямо сейчас на его глазах. Ломались с оглушительным треском, обнажая душу, полную боли и тоски, заставляя увидеть мир по-новому.

— Скажи, я могу хоть чем-то тебе помочь? Я могу призвать твоего папашу к ответственности?

— Нет, — покачала печально головой. — Мне уже двадцать четыре. Прошло восемь лет... — казалось, она сама только что осознала эту цифру. — Да и кто захочет меня слушать? Отдал и отдал папаша вместо карточного долга. Кому какое дело?

— Мне есть дело. Всему миру может быть плевать, но знай, что мне не все равно, — сжал пальцы сильнее, переплетая со своими.

Официант принес вино, разрушая всю интимность обстановки. Марина выдернула руку, несколько поспешно, боясь своей возможной реакции. Все так быстро происходило. Было ли это правильно? Он наполнил бокалы и поставил их перед ними, а сам удалился за следующими блюдами.

— Все хорошо? — Стефан беспокоился о ней.

— Да. Хотя нет. Почему тебе не все равно? Зачем тебе это все? — тихо спросила она, рассматривая темную жидкость в бокале, лишь бы не смотреть на него.

— Я не буду спрашивать, что ты имеешь в виду, а сразу отвечу. Просто мне это надо. Я делаю то, что хочу. Не в этом ли прелесть свободы?

— Да, но почему ты хочешь именно меня? Ведь в твоем мире столько достойных девушек...

— Я думал, ты на примере Клер убедилась, насколько эти девушки достойны. У меня встречный вопрос, Марина. Почему ты не считаешь себя достойной? — отодвинул от нее бокал с вином, заставляя посмотреть на себя.

— Ты знаешь, почему.

— Не знаю, черт возьми! — вполголоса сказал Стефан. — А ты знаешь, что мы с Максом проворачивали, какие аферы? Мы обманывали людей и государство. За нашими душами много грехов. И что теперь? Я должен всю жизнь стоять на коленях в храме и молить о прощении? Не собираюсь. Да, мне стыдно, я жалею о некоторых своих поступках. Но я не позволяю прошлому влиять на свою жизнь. На то оно и прошлое, чтобы быть прошлым.

Опять появился официант, только уже с основными блюдами. Марина облегченно вздохнула про себя. Этот разговор ее напрягал. Слишком он торопился вывести их отношения на новый уровень, слишком ее идеализировал. Сравнил тоже... его бизнес-аферы и ее прошлое.

— Я не буду давить на тебя, Марина, и много болтать. Надеюсь, ты услышала то, что я хотел до тебя донести, — он решил закрыть эту тему, раз она была пока не готова к разговору. Будет действовать и своими поступками доказывать слова. Болтать может каждый, не велико умение.

— А что ты говорил по поводу пути? — с радостью поддержала его стремление перевести тему. — Ты не хотел заниматься бизнесом?

— Вообще-то, не очень. Так получилось, что мой отец бизнесмен и, сама понимаешь, никто меня не спрашивал, хочу я заниматься этим или нет. Мы с Максом вместе начинали, но у него была к этому тяга, были способности. А я просто ходил университет, на тренинги и мастер -классы потому, что отец так хотел. В итоге, Макса все это увлекло не по-детски, и он затащил на это дно и меня тоже. И я ему благодарен. Считай, что состоялся в жизни. Дерево и дом есть, остался сын. Ну, самое сложное выполнено, — улыбнулся он.

— А ты кем бы хотел быть? Если просто пофантазировать, — мечтательно сказала Маринка.

— Может быть, художником. Даже не знаю. У меня дома есть несколько рисунков, спрятанных в кладовой, могу показать. Правда, они ужасные, зато написаны от души, — Стефан выглядел смущенным.

— Конечно, я хочу посмотреть! А я затрудняюсь ответить на этот же вопрос. Наверное, как и все девчонки я, в первую очередь, мечтала удачно выйти замуж. Там уже можно было бы сидеть на шее мужа, — рассмеялась она, окончательно расслабляясь и чувствуя себя лучше некуда в его присутствии.

— Ну да, вам-то в этом смысле проще. Я удачно выйти замуж не могу. Если только в Голландии, — подмигнул ей.

— Да ну тебя. Куда ты собрался из рядов завидных холостяков Америки? Даже не смей!

— Я уже не в этих рядах, поверь, — серьезно сказал он, намекая на то, почему он не в этих рядах.

Марина сделала вид, что не поняла его намека.

— Ну ладно. Как твое... нечто? То есть блюдо? — опять соскочила с опасной темы.

— Улитки просто высший класс. Попробуй, — показал ей одну.

— Нет, спасибо. Я как-то в детстве во дворе с ними переиграла, — сморщилась Марина. — То ли дело моя картошка. Все просто, понятно и главное – съедобно. Мне казалось, что улитки не созданы для того, чтобы их есть.

— Все, что движется – съедобно. Так считает венец творения – человек.

— Как ты думаешь, у Макса и Зары может что-то получиться? — осторожно спросила она.

— Нет.

— Почему?!

— Потому, что она его обманула. О чем мы можем говорить, Марина? Какое удачное начинание может быть построено на лжи? — Стефан был очень недоволен.

— Может, он простит...

— Он не простит, — покачал головой, отметая эту бредовую идею сразу.

— И что же будет с ними?

— Не знаю, я не Господь Бог. Что будет, то будет. Но боюсь, что он не даст ей права на последнее слово. Казнит без суда и следствия.

— Ты же знаешь своего друга! Он сделает ей больно? Он опять ее ударит? Давай заберем ее, пока не поздно, — она выглядела, как испуганная лань.

— Марина, я не полезу в это, прости. Это только их дело. Твоя подруга знала, на что шла.

— Почему ты такой? — еле слышно спросила она. — Почему тебе все равно?

— Да при чем тут я? Что я должен сделать? Украсть ее сейчас у Макса из-под носа, и?..

— Ты прав, — сникла Марина. — Закроем эту тему.

Она уткнулась в тарелку и стала ковыряться в ней вилкой. Дурацкая картошка... Нет, картошка была ни в чем не виновата. Черт! Теперь на сердце было тяжело из-за плохих предчувствий. А может, все обойдется? Как же она ненавидела Михаила!!! Он будет всю жизнь стоять над их душами, словно тень. Он никогда не отпустит их. Они – его шлюхи. У него их души и их жизни. Эмоции разгулялись не на шутку, захватывая здравую часть ее рассудка в плен. Сама от себя не ожидая, она громко положила вилку на тарелку и сорвалась с места. Выбежала на улицу и заплакала, прислонившись к стене ресторана.

— Марина! Ты чего? — Стефан выбежал за ней следом. — Тебе настолько противны эти улитки? Больше никаких ресторанов с мясом. В следующий раз пойдем в ресторан для веганов. Там кроме воды ничего не подают, — шутил он, но шутки не помогали.

— Следующего раза не будет, — сказала она сквозь слезы.

— Что? Почему? Перестань плакать и скажи, что случилось!

— Ничего. Я хочу назад, домой, — говорила Марина, ничего не соображая.

— К отцу?!

— Да, — всхлипнула. — К нему и Михаилу. Моё место рядом с ними. Не с тобой. И Зару заберу.

— Перестань, Марина, — подошел ближе и попытался убрать ее руки от лица, чтобы увидеть глаза. — Что ты хочешь, чтобы я сделал для Зары?

— Ничего, ничего... — оттолкнула его от себя и побрела прочь.

— Куда ты?

— Никуда.

Перед глазами стояла боль и обида. Что-то в ней сломалось, именно сейчас. Возможно, это произошло от осознания того, что ни Макс, ни Стефан не смогут спасти их. Макс узнает об обмане, и Заре будет плохо. А значит, и ей тоже. В конце их тоннеля не загорится свет. Никогда... Можно скрывать боль, скрывать очень тщательно. Можно улыбаться так искренне и так радостно, что никто и не усомнится в твоем актерском мастерстве. Но как быть с собой настоящей? С той своей частью, что плачет каждый день и ищет несуществующие пути для отхода? Прочь от этой жизни. Но выхода нет.

Сильные мужские руки оторвали ее от земли и прижали к мощной груди. Стефан... Слезы хлынули с новой силой, сметая все преграды. Слезам и эмоциям не было никакого дела до окружающих людей.

— Тише, не плачь, моя маленькая. Не надо плакать, — нес ее к машине и гладил по голове, иногда целуя в макушку.

Стефан усадил ее в машину и сел за руль. Марина прижалась лбом к стеклу и уставилась куда-то вдаль. Стекло... Так и она живет сквозь призму стекла. Выживает через преграды. Михаил поставил это стекло перед ней. И сколько бы она не билась в него, ничего не выходило. Опять чьи-то руки коснулись ее, притягивая к себе. И что ему надо от нее? Почему он не бросит ее и не уедет? Зачем ему это надо? Дурак.

Он ничего не говорил, а просто укачивал ее, как ребенка. Боже, как же ему нравился аромат этой малышки... Она вся ему нравилась. И она опять ломала все стереотипы. Своими слезами, своей болью. Разве могла так горько плакать бесчувственная шлюха? Ужасное слово, дико раздражало. Всего двадцать четыре, и восемь лет ада. Ему никогда не забыть эти цифры. Стефан прижался губами к ее темечку, успокаивая этим и себя тоже.

— Я буду сидеть с тобой вот так столько, сколько будет нужно, - сказал ей в волосы, вдыхая легкий цветочный аромат шампуня. К нему примешивался невесомый аромат духов... - Ты прекрасно пахнешь, моя девочка. Как цветок.

— Не твоя, — замотала головой.

— Моя, моя. И не собираюсь спорить на эту тему. Это не обсуждается.

— Ты просто дурак! Понял? — подняла голову и дерзко на него посмотрела. — Ты дурак!

— С чего это? — улыбнулся он.

— С того. С того, что ты называешь меня цветком... своим. А я...

— А ты цветок. И мой. Это тоже не обсуждается, — сказал в губы и несмело прикоснулся к ним, спрашивая разрешения на поцелуй.

Она ответила, касаясь его лица своим. Такая влажная, пахнущая слезами кожа. Стефан начал целовать ее щеки, собирая слезы. Марина обняла его и уткнулась лицом в подголовник его сидения.

— Надеюсь, нет надобности объяснять, где твой дом? — спросил, целуя шею.

Слабо покачала головой.

— И уходить ты не собираешься? Или собираешься? Выбирай. Только твой выбор. Я неволить не стану.

— Не собираюсь, — прошептала она. Звук терялся, утопая в его пиджаке, куда она шептала.

— Не слышу, — притворился Стефан.

— Не собираюсь, — громче сказала она.

— Тогда – поцелуй, — подставил щеку.

Марина робко улыбнулась и развернула его лицо к себе, припадая губами к его губам. Такие родные, хотя она знала-то его всего ничего. Такие сладкие, словно она никогда до этого и не знала сладости. Проникнув языком глубже, она зарылась руками в его волосы и полностью отдалась в его власть. Стефан не сжимал ее в своих руках, не сминал грубо губы, он просто так же нежно целовал ее в ответ. Она оторвалась от его губ и спустилась к шее, покрывая ее жадными поцелуями. Ей хотелось целовать его целую вечность. Он был достоин миллиона поцелуев, нет, миллиарда. Он просто был достоин лучшего. Она не была этим самым лучшим, но она постарается стать для него самой – самой. Пальцы не могли справиться с мелкими пуговицами на рубашке, поэтому она просто ее разорвала.

— Малышка, успокойся. Честное слово, ты меня пугаешь, — он был удивлен ее страстью, но и польщен ею одновременно.

— Нет, я тебя не пугаю, я тебя хочу, — поцелуи посыпались на его грудь. Марина спиной уткнулась в руль, в машине было сложно резвиться на полную катушку. — Дурацкий руль, — она перегнулась через него и уперлась головой в лобовое стекло. — Придется без прелюдии. Давай же, задери платье и возьми меня.

— Надо почаще ссориться. Ты на эмоциях просто великолепна. Совсем не тихая, скромная девочка, — говорил он, расстегивая брюки. Чертовски неудобно заниматься этим в машине! — Я куплю лимузин, чтобы мы могли спокойно заниматься в нем сексом.

— Ты, что, собрался постоянно трахаться в машине?

— Как же мне нравятся подобные словечки от тебя. Скажи еще что-нибудь, — ширинка и ремень были расстегнуты, а его член покоился у него в руке.

— Чего ты ждешь? Давай быстрей, тут же люди ходят, — торопила его Марина, беспокойно оглядываясь вокруг.

—Нет, сначала скажи.

— Да засади в меня свой х*й уже! Возьми и просто вы*би! Доволен? Этого хватит? — вспылила она. Трусики уже промокли насквозь, еще чуть-чуть, и зальют его сидение, а он играется с ней.

Стефан рассмеялся и, подняв ее платье, вошел в нее, притягивая к себе. Марина откинулась на него, оказавшись лицом на уровне его шеи. Он начал медленные, неторопливые движения, постепенно ускоряясь. Она выгнулась, обвивая его шею руками и стала сильней насаживаться на его член. Снаружи раздались чьи-то голоса, и Марина остановилась.

— Не обращай на них внимания. Продолжай, — прошипел Стефан, находясь в двух шагах от оргазма, точнее – в двух движениях ее мокрой киски.

Она продолжила двигаться на нем, хотя приближающиеся голоса ее пугали. Вдруг их увидят... И их увидели. Рядом появились мужчина, женщина и ребенок. Они проходили в нескольких сантиметрах от машины. Она как раз поднималась, когда они остановились около их джипа, и ребенок ткнул пальцем прямо в них. Родители повернули голову в их сторону и, увидев, что там творилось, поспешно отвели ребенка от машины, бросая осуждающие взгляды на Стефана и Марину.

— Черт, черт, черт! — Марина слезла с него, перебираясь на пассажирское сидение.

Стефан разочарованно застонал. Плевать он хотел на всяких людей. Член стоял колом, влажный от ее смазки, и просто горел огнем.

— Вернись, — потребовал он, беря член в руку, заменяя ее мышцы.

— Нет. Поехали домой. Трахаться на парковке было не лучшей идеей, — она вся покраснела и сидела, нервно одергивая платье вниз.

— А как же «Чего ты ждешь? Вы*би меня!»? Вернись и закончи то, что начала, — рука двигалась без остановки, но этого было мало.

— Нет! Поехали домой.

— Я не могу убрать руку, иначе сойду с ума, — пожаловался Стефан, не отрывая от ее лица взгляда, а руки – от члена.

— Твою... Ладно, я помогу, — она заменила его руку своей.

— А не проще...

— Не проще. Заводи машину и поехали, — теперь терпение теряла Марина.

Стефан завел двигатель, и они отъехали от ресторана. Ее руки сильно сжимали член, стараясь довести до разрядки быстрее. Он на секунду закрыл глаза в блаженстве.

— Что ты делаешь?! Открой глаза, мы можем разбиться!

— Если мы разобьемся, то виновата будешь только ты.

Марина открыла рот, чтобы ответить, но потом закрыла, решая не поддаваться на его провокации. Он улыбнулся и уставился на дорогу, в очередной раз удивляясь этой малышке. Мечта любого нормального мужчины! А какая хватка...

******

Стефан ушел за рисунками, а Марина удобно расположилась на кровати, поджав под себя ноги. Внизу живота до сих пор приятно тянуло, вызывая в голове воспоминания об их сексе. Как они только дотерпели до дома... Он набросился на нее сразу, как только за ними захлопнулась входная дверь. Штукатурка была близка к тому, чтобы осыпаться, а обои - чтобы поотваливаться со стен. Она мечтательно улыбнулась. Лучший...

— И чего мы так сладко улыбаемся? — Стефан появился с листами. — Я тоже хочу, — поцеловал ее, вбирая в себя эту солнечную улыбку.

— Вспоминая события минувшего часа. Это было...

— Прекрасно?

— Ужасно! — он прищурился на ее слова. — Прекрасно. Ужасно прекрасно, — рассмеялась и обняла его. — Давай, показывай свои работы.

Он разложил перед ней альбомные листы и затаил дыхание. Эти рисунки, пусть они и были детскими, значили для него так много. Так много боли было запечатлено на них. Боль была в каждом мазке, в каждом штрихе, во всех оттенках.

— Красота! — пропела Маринка. — Только почему все так мрачно? — взяла один рисунок и повертела его. — Это что тут изображено? Очень готичный рисунок. Все в черно-бело-серых тонах, да еще эти черные птицы, разлетающиеся во все стороны. А кто этот мальчик, стоящий посередине мглы?

— Это собирательный образ, — соврал Стефан. Он не хотел говорить, что на рисунке был изображен он и его душа. — Этот малыш сирота, а птицы все его мечты и надежда, а чернота его душа. Думаю, выбор цветов и предметов очевиден.

— Сколько тебе было лет, когда ты это нарисовал?

— Лет тринадцать.

— Не может быть. Офигеть... Это ты в тринадцать лет задумывался о таких вещах? — она была удивлена и растрогана одновременно.

Задумывался... Он жил в этом. В тринадцать лет как раз произошел коренной перелом в его жизни. Тогда он перестал быть сиротой. Рисунок был сделан за несколько дней до усыновления. Некий знак прощания с прошлой жизнью.

— Да, я был смышленым ребенком, — невесело усмехнулся он.

— Не грусти. Всем помочь нельзя, увы. Я сама знаю, как плохо в детдоме.

— Откуда? У тебя же есть родители.

— У меня есть только отец. Зара была в детдоме, с ее слов знаю, как там ужасно, — печально сказала Марина. — Ой,ой, ой... прости, я не должна была этого говорить! Это не моя тайна. Боже мой...пожалуйста, забудь об этом, ладно?

Она выглядела такой раскаивающейся, что он просто не мог не пообещать ей забыть это.

— Хорошо. Получается, что у Зары нет родителей? И больной матери тоже? Вообще нет матери?

— Да. Только не говори об этом никому, умоляю!

— Я же сказал, хорошо. Никому не скажу. А твоя мама где? Почему не спасла от отца? — ушел от темы Зары и Макса, чтобы опять с ней не поругаться с Мариной.

— Мама умерла, когда мне было семь лет... — ее взгляд зацепился за черные тучи на одном из рисунков, и эта туча поглотила все воспоминания о матери, которую она знала лишь по фотографиям.

Стефан чертыхнулся про себя. Сколько еще всякого дерьма скрывалось в их шкафах? Он заключил Марину в объятия и чмокнул в лоб.

— Прости, я не знал.

— Нет, нет, все хорошо. Не бери в голову, — отстраненно сказала она.

— Что было после ее смерти? Отец слетел с катушек от горя?

— Не знаю, от чего он слетел с катушек. Но потом он начал... — она всхлипнула.

— Эй, ты чего? Не плачь, — усадил на колени. — Не надо. Не хочешь, не будем об этом. Я ни в коем случае не выпытываю у тебя информацию.

— Но ты должен знать всю правду о своем цветке. О своем так и не распустившемся цветке...

— Мне, конечно же, интересно, что было в твоей жизни. Но это только твоя жизнь, и только тебе решать, впускать меня в нее, или же нет. Ты злой кактус, поняла? Злой, цветущий кактус, — поцеловал в щеку.

Она улыбнулась, но потом вмиг стала серьезной и грустной.

— Он... насиловал меня, — произнесла Марина и вся подобралась, словно ждала презрения Стефана.

— Что?! Что он с тобой делал??? — его голос, почти сорвавшийся на крик, напугал ее.

— Насиловал меня...

Стефан встал с кровати, оставляя Марину одну и стал ходить по ко мне, ероша волосы и закрывая лицо руками. Насиловал. Насиловал ребенка!!! Он еще не отошел от мысли про бордель и шестнадцать лет, а этот урод еще и насиловал ее!

— Прости меня, — прошептала она, считая, что он теперь будет сторониться ее.

— "Прости меня"? Ты совсем с ума сошла?

— Я... — слезы покатились по щекам.

Он подошел к ней и поднял на руки, прижимая к себе как можно сильнее.

— Моя девочка, моя хорошая, — говорил ей в волосы и гладил по голове. — За что ты вечно просишь прощения? За что? Это мы все перед тобой виноваты, мы все... Не плачь, моя красавица. Если мы встретим когда-нибудь твоего папашу, я обещаю, что сам изнасилую его. Изнасилую так, что он сидеть не сможет всю свою оставшуюся жизнь. Кусок дерьма.

Его злость на ее отца клокотала в нем так, что она могла ее слышать. Обняв его покрепче, она успокоилась. Стефан не будет выгонять ее, не будет презирать. Как же она боялась его презрения.

— Я думала, ты будешь относиться ко мне по-другому после этих признаний.

Он поставил ее на пол и отошел к окну.

— Я не буду с тобой разговаривать, пока ты не поймешь и не услышишь меня, Марина. Я уже сказал тебе, и не один раз, что я все понял о тебе и твоем прошлом. Я сделал свой выбор, находясь в трезвом уме и памяти.

— Но теперь ты знаешь больше...

— И что? — сорвался он. — Я должен ненавидеть ребенка, который подвергался регулярному насилию со стороны отца? Кого я должен ненавидеть? Пятилетнюю девочку?!

Стефан вдохнул и выдохнул, успокаивая сердцебиение. Сердце готово было выпрыгнуть из груди и расшибиться об пол. Как ей доказать, что он искренен? Как можно было сладить с этой ничему не верящей чертовкой?

— Не молчи, разговаривай со мной, — сказала она и обняла его сзади. — Я обещаю, что больше ни слова не скажу об этом.

— Нет, так тоже не пойдет. Я не хочу, чтобы ты носила обиды и тревоги в себе. Я хочу знать все о твоих переживаниях. Только я также хочу нормального разговора, а не пустого, понимаешь? Мои слова словно отлетают от стенки, не доходя до тебя. Опусти эти стены, Марина. Не надо от меня за ними прятаться.

— Хорошо, — ее щека лежала на его мощной спине, а руки сильно обхватывали торс.

— И не бойся. Твой отец не найдет тебя здесь. А если и найдет, то вместе со своей смертью.

— Не будем о нем. Пусть он живет своей жизнью, будто и не его дочь я. Представим, что та сирота с рисунка – это я.

— Не сирота, Марина. Никто из нас не сирота больше, — развернулся к ней и тоже обвил ее талию руками. — Кстати, завтра на ужин меня не жди.

— Почему? — голос приобрел грустные нотки.

— Прилетает мой отец. Надо встретиться с ним. Правда, не знаю, что ему от меня надо. Но он настоял на встрече.

— Ты так говоришь, будто вы не общаетесь с ним совсем.

— Почти. Общаемся, но тесных семейных связей у нас нет.

— А мама твоя тоже будет на встрече? Она тут живет? Братья, сестры есть? — ей было очень любопытно узнать о его семье.

— Мама... нет, ее не будет на встрече, — уклончиво ответил он. — Брат есть, — как-то нехотя сказал Стефан. — Давай пока закроем тему семьи? Я тебе сейчас принесу нормальные рисунки, которые я сделал совсем ребенком. Ну, ты поняла, что там за мазня будет, — подмигнул ей и, расцепив объятия, ушел.

Марина вернулась на кровать и плюхнулась на нее с довольной улыбкой. Да уж, вывалили они друг на друга всяких «приятных» подробностей своей жизни. Было бы очень интересно познакомиться с его братом. Он такой же хороший, как Стефан? Такой же добрый? Или совсем другой? Она решила оставить эти вопросы для более подходящего случая, когда он сам захочет об этом рассказать. Но ниточка, державшая их, сегодня превратилась в крепкую нить. Лишь бы она не порвалась...

Дата добавления: 2015-08-21