О степенях совершенства духовной жизни, по побуждениям к ней (Соб. 11-е).

216. Три побуждения заставляют людей подавлять страсти, именно: страх геенскаго мучения в будущем, или боязнь строгости законов в настоящем; надежда и желание получить царство небесное; наконец любовь к добродетели или добролюбие. Что страх заставляет гнушаться скверны зла, о сем говорится в Притчах: страх Господень ненавидит неправды (—8. 13). Что надежда также удерживает от увлечения страстями, — о сем сказано: не прегрешат вси уповающии на Него (Пс. 33, 23). О любви же сказано, что она даже не боится падения греховнаго: любы николиже отпадает (1 Кор. 13. 8). Посему Апостол все дело спасения заключил в стяжании этих трех добродетелей, говоря: ныне пребывают вера, надежда, любовь, — три сия (1 Кор. 13, 13). Вера, внушая страх будущаго суда и мучений, отклоняет нас от скверны страстей; надежда, отторгая ум наш от настоящаго ожиданием небесных воздаяний, заставляет презирать все плотския удовольствия; любовь, огнем своим воспламеняя в нас любовь ко Христу и к преспеянию в духовных добродетелях, побуждает с совершенною ненавистью отвращаться от всего, что противно им. Хотя эти три добродетели все ведут нас к одному концу, т.-е. побуждают воздерживаться от всего недозволеннаго; но степенями своего достоинства оне много разнятся между собою. Две первыя свойственныя тем людям, которые, стремясь к преспеянию, не восприняли еще сердечнаго их возлюбления; третья же исключительно принадлежит Богу, и тем людям, которые возстановили в себе образ и подобие Божие. Ибо один Бог творит все благое не из побуждений страха или воздаяния, но по единому благолюбию. Вся содела Господь Себе ради, говорит Соломон (Прит. 16, 4), т.-е. по благости Своей Он обильно изливает всякия блага на достойных и недостойных; поелику не может быть ни огорчен обидами, ни раздражен беззакониями людей, как вечно совершенная и по природе Своей неизменная благость.

217. Посему, кто стремится к совершенству, тот с первой степени страха, собственно называемаго рабским, должен постепенно восходить на стезю надежды. Здесь человек уподобляется уже не рабу, а наемнику; ибо действует в ожидании будущаго воздаяния. Хотя он, уверенный в прощении грехов своих, уже не страшится наказания за них, а сознавая в себе добрыя дела чает получить за них добрую награду; но не мог еще дойти до расположения свойственнаго сыну, который в полной уверенности в отеческом всещедром к себе благоволении, не колеблясь почитает своим все принадлежащее Отцу.

218. Итак мы должны ускорять свое шествие, чтоб, посредством николиже отпадающей любви, востекши на третью степень сынов, почитающих своим все принадлежащее Отцу, удостоиться воспринять образ и подобие небеснаго Отца и, следуя примеру истиннаго Сына Его, взывать: вся, елика имать Отец, моя суть (Иоан. 16, 15): что и блаж. Павел исповедует о нас, говоря: вся ваша суть, аще Павел, или Аполлос, или Кифа, или мир, или живот, или смерть, или настоящая, или будущая, вся ваша суть (1 Кор. 3, 21. 22). К таковому Богоподобию призывает нас и заповедь Спасителя: будите убо вы совершенни, говорит Он, якоже Отец ваш небесный совершен есть (Мф. 5, 48). У тех, которые находятся еще в состоянии рабов и наемников, расположение к добру иногда прерывается, именно, когда душа по причине некоего охлаждения ея чувства, или по причине развлечения мирскими удовольствиями и радостями, перестает поражаться страхом геенны или желанием будущих благ. Итак мы не иначе можем достигнуть истиннаго совершенства, как возлюбивши Бога не по другому чему, как по одному влечению любви к Нему; потому что и Он прежде возлюбил нас не для другаго чего, как для нашего спасения. Для сего надобно нам стараться с пламенною ревностию восходить от страха к надежде, от надежды на степень любви к Богу, или любви к самым добродетелям с полною горячностию душевною, чтобы восприняв такую приверженность к добру, могли мы, сколько это доступно для человеческой природы, неуклонно пребывать в нем.

219. Великое находится различие между тем, кто страхом геенны или надеждою будущаго воздаяния погашает в себе пламень страстей, — и тем, кто по чувству Божественной любви с омерзением отвращается от самой порочности и нечистоты, и блюдет в сердце благо чистоты по любви и приверженности к чистоте, и все делает, не мук страшась, а добродетель любя, и не на воздаяние в будущем обетованное взирая, а насыщен бывая сознательным вкушением настоящаго блага. В таком состоянии человек, хотяб не имел никого свидетелем своих дел, не даст себе воспользоваться случаем ко греху, ни даже осквернится тайно в мыслях услаждением греховным; ибо питая в сердце истинную любовь к добродетели, он не только не приемлет в чувство ничего противнаго ей, но и с омерзением отвращается от того. А кто страхом удерживается от увлечения обольщением страстей, тот, по отнятии полагаемой страхом препоны, снова обратится к тому, что любит, и потому не всегда будет тверд в своей добродетели, и никогда не будет покоен от борения страстей; так как никак не возможет стяжать твердаго и непрерывнаго мира внутренняго, подаемаго водворением чистоты. Где же нет покоя от браней, там нельзя время от времени не получать и ран. Ибо сколь бы кто искусен ни был в деле брани, сколь бы мужественно ни сражался, хотя бы часто наносил противникам смертельныя раны, однакож нельзя, чтоб и его не коснулось иногда вражеское острие. Напротив кто подавив всякое возстание страстей, наслаждается уже безопасным миром, и вошел в приверженность к самой добродетели; тот постоянно сохранять будет это состояние добраго настроения, которым весь объят и которому весь предан, так как уверен, что ничего нет пагубнее погубления чистоты. Ему нисколько не прибавит честности уважение к присутствующим людям, и нимало не уменьшит ея у него уединение; но всегда и всюду нося с собою судию не только дел, но и помышлений своих — совесть, он преимущественно старается угодить Тому, Кого, как убежден, нельзя ни обойти, ни обмануть, от Коего и укрыться нельзя.

220. Кто надеясь на Божию помощь, а не на свой ревностный труд, сподобится достигнуть сей степени совершенства, тот из рабскаго состояния, в котором действует страх, и из состояния наемническаго, в котором двигателем служит не внутренняя доброта действующаго, а чаяние воздаяния, переходит в состояние усыновления, в котором не имеют места ни страх, ни желание награды, но непрерывно действует одна николиже отпадающая любовь. Кто чрез такую любовь возстановит в себе образ и подобие Божии, тот будет услаждаться добром уже по сердечному расположению к самому добру; и стяжав терпение и кротость, некако подобныя Божиим, не будет потом гневаться ни на какие пороки согрешающих, но паче, соболезнуя и сострадая их немощам, молиться будет о помиловании их, вспоминая, что и сам дотоле был одолеваем подобными страстями, пока не спасло его милосердие Господа, и что не своими усилиями исторгся он из уз жизни плотской, а благодать Божия избавила его от нея; — чтоб уразумел, что не гнев, а сострадание должно изъявлять к согрешающим, в мирном устроении сердца поя Богу: растерзал еси узы моя: Тебе пожру жертву хвалы (Пс. 115, 7), — и еще: аще не Господь помогл бы ми, вмале вселилася бы во ад душа моя (Пс, 93, 17); и чтобы находясь в таком смиренном настроении духа мог исполнить и следующую заповедь Евангельскаго совершенства: любите враги ваша, добро творите ненавидящим вас и молитеся за творящих вам напасть и изгонящия вы (Мф. 5, 44); и таким образом удостоился получить и прилагаемую к сей заповеди награду, по коей не образ только и подобие Божии носить сподобляемся, но нарицаемся сынами Божиими: да будете, говорится там, сынове Отца вашего, Иже есть на небесех: яко солнце Свое сияет на злыя и благия, и дождит на праведные и неправедные (—ст. 45). Каковую любовь сознавая себя достигшим, блаж. Иоанн говорит: да дерзновение имамы в день судный, зане якоже Он есть, и мы есмы в мире сем (1 Иоан. 4, 17). Ибо человек по природе своей немощный и слабый, чем другим может быть, якоже Он есть, если не простертием благожелательной любви сердца своего, по подражанию Богу, на добрых и злых, праведных и неправедных? — Так чтоб творил добро по приверженности к самому добру являя в себе истинно всыновленнаго Богу, о коем тот же блаженный Апостол так возглашает: всяк рожденный от Бога, греха не творит, яко семя Его в нем пребывает, и не может согрешати, яко от Бога рожден есть (1 Иоан. 3, 9), и еще: вемы, яко всяк рожденный от Бога греха не творит; но рожденный от Бога блюдет себя, и лукавый не прикасается ему (1 Иоан. 5, 18). — (Это впрочем должно разуметь не о всяком роде грехов, а только о грехах смертных. — По истине, невозможно и самым Святым не впасть в те малыя прегрешения, которыя бывают в слове, в мысли, в желании, по неведению, по забвению, по какой либо крайности, по нечаянному случаю, — которыя, хотя различны от греха, называемаго грехом к смерти, однакож не могут не иметь некоей виновности и укоризны). Итак кто, как мы сказали, приобретет любовь к добру и сделается подражателем Богу, тот облекшись в милосердие и долготерпение Господни (Кол. 3, 12), будет молиться и за самых гонителей своих, взывая подобно своему Господу: Отче, отпусти им, не ведят бо что творят (Лук. 23, 34). Очевидный же признак души, не очищенной еще от скверных страстей, состоит в том, когда кто не имеет чувства соболезнования к чужим прегрешениям, но произносит на них строгий суд.

Дата добавления: 2015-08-21