Жива. Люблю. До встречи в Рено

Вилар Кафтан − американская писательница, автор ряда рассказов в жанрах фэнтези и научной фантастики. «Жива. Люблю. До встречи в Рено» был номинирован в 2010 году на престижную литературную премию Nebula по научной фантастике за лучший рассказ. На русском языке публикуется впервые.

Вилар Кафтан

Жива. Люблю. До встречи в Рено

У нас с тобой общее прошлое, и в нем − так много упущенных шансов. Когда ты на прощанье позвонил мне перед запуском своего шаттла, я как раз садилась в Цюрихе. Мои планы тогда изменились, я летела с транзитом через Франкфурт. Поэтому ты и напоролся лишь на мой автоответчик. Если б я только смогла ответить, пожелать тебе счастливого пути, пусть ты и предпочел жизнь без меня... В отличие от тебя, я так и не погуляла по Европе, хотя и встретила там своего первого мужа. А ведь им должен был стать ты.

Когда я прослушала твое сообщение, то очень обрадовалась − ведь ты был счастлив, как я того и хотела, всегда, даже во время нашего разрыва. Я представляла себе, как ты движешься к Альфе Центавра, а время раскрывается между нами как створки больших ворот. Как будто смотришь фильм в замедленном воспроизведении. Через сорок лет ты бы вернулся, мне было бы шестьдесят четыре, а тебе − вполовину меньше.

Твое сообщение я хранила несколько недель, а потом случайно стерла. И это символично − нам лучше быть врозь, подумала я тогда. Но это слово связывало нас воедино. Ведь «врозь» всегда означает − относительно друг друга; один не может быть врозь, для этого обязательно нужен другой.

* * *

Десять лет бился Эйнштейн над следующей задачей: путешествуй кто-то со скоростью света держа в руке зеркальце, смог бы он увидеть в нем свое отражение или нет? Если исключить вампиров, и при условии, что зеркало достаточно крепкое, чтобы выдержать столь высокую скорость, ответ гласит: да, смог бы. Согласно теории относительности, нельзя определить свою скорость, не имея неподвижной точки отсчета для сравнения.

* * *

Мы всегда проводили время вместе, сколько я себя помню. Двое ребятишек, бегающих по пригородам Сакраменто. Тебе было не западло играть с девчонкой, этим ты мне и нравился. А я знала, что и бегаю быстрее мальчишек, и бью сильнее, да и дерусь жестче. Помнишь, как мы играли в «Схватить флаг», а ты так и не смог отыскать мой? Это потому, что я его прятала в водосточной трубе, оставив торчать лишь уголок − так что было в счет.

Я была для тебя лишь соседской девчонкой − верным, надежным товарищем по играм − но не той, в которую можно влюбиться. Когда мне было тринадцать, а тебе шестнадцать, я сохла по тебе днями и ночами. А ты ничего не замечал. «Лучшие друзья на все времена» − так ты говорил.

По-моему, ты никогда не относился ко мне как к обычной девушке своего возраста. А мне все время приходилось слушать истории о девушках, которых ты кадрил. Помнишь ту кошмарную рыжую девицу, которая все таскала сигареты у своей бабушки? Могу поспорить, она кончила раком легких.

«Мы − лучшие друзья», повторяла я вслед за тобой. Так мы и выросли вместе, и в то же время − врозь.

Я все время думала, как же заставить тебя посмотреть на меня другими глазами. Просто признаться тебе в своих чувствах? Или молча надеяться, что ты сам когда-нибудь поймешь?

Но ты сделал свой выбор за меня: решил стать военным. А я сделала шаг в противоположную сторону − вступила в Корпус Мира. И наш выбор вновь притянул нас друг к другу как два магнита. Мы начали жить вместе в Сан-Франциско, в одной комнате и в одной кровати.

Тогда я об этом не догадывалась, это пришло мне в голову во время путешествия к Альфе Центавра. Два магнита, разделенные порознь, продолжают притягивать друг друга. Сила взаимного притяжения проходит через пространство между ними.

* * *

Эйнштейн утверждал, что ничто материальное не может достичь скорости света; ведь чем быстрее двигаешься, тем тяжелее становишься.

И вправду, чем больше я ускорялась, тем тяжелее становилось все вокруг: двадцать лет я растила детей, пыталась совместить игру на флейте с карьерой фотографа, удерживала баланс между браком и личной независимостью. Но ведь вес − штука относительная: тяжелая вещь на Земле становится легкой как перышко, если полететь на Луну, а вот на Юпитере так вообще ее не сдвинуть с места. А вот масса при этом сохраняется. Поэтому, чем больше меняешься, тем больше остаешься прежней.

Когда я сравниваю размеренную жизнь родителей со своей − чего только я не навидалась за последние несколько лет − то сразу вспоминаю закон Мура.

(Прим. переводчика: закон Мура − эмпирическое наблюдение, изначально сделанное Гордоном Муром, согласно которому количество транзисторов, размещаемых на кристалле интегральной схемы, удваивается каждые 24 месяца).

Каждый год мой мир удваивается. Когда-то Галилей предавался размышлениям в Италии, почему собственная жизнь кажется ему такой пустой, пока он осматривает небеса в свой телескоп. Четыре века спустя его жизнь стала моей, равно как и миллионы других жизней − вот, оказывается, почему.

Люди всегда поражаются, когда впервые узнают о последовательности удваивающихся чисел.

* * *

Ты как-то рассказал мне о городке Рено в штате Невада. Мы тогда жили еще в Сан-Франциско, в округе Мишин, в той крохотной квартире над закусочной. Помнишь тот разговор? Мы еще сидели на кошмарном коричневом диванчике, который ты приволок со свалки, обед грелся в микроволновке, и вся комната провоняла соусом карри. По городу проползал клубами туман, а мы сидели рядышком в старых свитерах. Я тогда не поняла, с чего ты вдруг вспомнил о Рено.

Ты объяснил:

— Это на случай, если мы вдруг расстанемся.

— А почему в Рено?

— Потому что он далеко от моря. Если вдруг на побережье Калифорнии случится большое землетрясение, Рено окажется в зоне безопасности. Ну, или, скажем, на случай ракетного удара. Кому придет в голову бомбить Рено?

— Ты параноик, − ухмыльнулась я.

А ты лишь пожал плечами:

— Я в курсе.

К тому времени мы жили вместе уже где-то полгода. Проблем особых не было: мы оба шумные и совсем не неряхи. Ты выносил мусор, а я сортировала почту. С посудой тоже вопросов не возникало: каждый мыл по мере необходимости, а то и чаще. Ты все время прислонял свои водные лыжи к холодильнику, а на замызганном от пиццы ковре валялись твои учебники по физике, но меня это не смущало. Равно как и тебя устраивала моя манера все время хлопать дверьми и выдвижными ящиками, как я ни старалась быть потише. В целом, нам было хорошо друг с другом. Но я хотела большего.

Ты любил меня, я была уверена в этом. Стоило тебе лишь взглянуть на меня, я могла прочесть любовь в твоих глазах, как задачу по физике − без четкого ответа. Что происходит, когда непреодолимая сила сталкивается с абсолютно неподвижным телом?

Единственное, что доподлинно известно: они встречаются. Между ними возникает контакт; при этом нельзя сказать, находятся ли они в движении или в покое.

* * *

В то время мы напоминали Плутона с Хароном, две маленькие планеты, бесконечно кружащиеся в пространстве − всегда лицом к лицу.

Ты думал, что я спутник, который движется вокруг твоей планеты. Но все не так просто. Наша орбита неустойчива, как эллипс среди окружностей, необычная структура в обычной солнечной системе. Видишь солнце − там, вдали от нас? Даже когда наши орбиты находятся ближе всего к солнцу, его свету требуется часа четыре, чтобы добраться до нас. Но при этом его центр тяжести удерживает нас на орбите. Мы кружимся вокруг Солнца, не в силах улететь в открытый космос. Это наша точка отсчета, лишь благодаря ей мы знаем, что находимся в постоянном движении. Вот так мы и движемся вместе с окружающей нас материей, хотя и представления не имеем, как это происходит, и где мы находимся сами.

* * *

Наши отношения начались, скорее, удобства ради. Чего мы только не делали: занимались сексом, ссорились, дрались, заводили новые интрижки. А когда очередной роман угасал, как вспыхивает и сгорает дотла лента магния, мы вновь устремлялись друг к другу.

Лучше всего нам удавался секс. Мы ссорились − да еще как! − а затем мирились в постели: грубо, жадно и пылко. Ты входил в меня, не дожидаясь, пока я буду готова − я доходила уже в процессе − и кончал сразу же после меня. Затем мы валились в изнеможении, застряв в гравитационных воронках наших тел.

Пока ты спал, я гладила твои грубые мозолистые пальцы и порезы от водных лыж на ногах, которые ты обрабатывал суперклеем. При этом я представляла себе нашу следующую ссору и трепетала всем телом в неуемном желании слиться с тобой.

Однажды ты сказал:

— Давай поженимся, если не найдешь себе кого-то еще.

Я решила, что ты шутишь, и засмеялась. Ты не мог даже по-человечески сделать предложение.

Твои слова вытолкнули нас на орбиту постепенного снижения. Я не собиралась быть твоим резервным вариантом. С того самого момента наши траектории неуклонно устремились вниз и просчитать их было легко. Мы ссорились из-за того, кто будет оплачивать счет за телефон, доедать ужин, заказанный в китайской забегаловке, или подметать осколки разбитой тарелки.

Когда ты сказал, что устроился ремонтировать релятивистские шаттлы, втайне я обрадовалась. Ведь работа заставила бы тебя переехать в Рено. Подальше от меня.

* * *

Все было кончено, наши отношения остались в прошлом. По крайней мере, так мне казалось, когда ты уехал. Я двигалась рикошетом в другом направлении, в поисках новых отношений.

И тогда я встретила Гюнтера, инженера из Германии, который был твоим полным антиподом. Мы поженились. С ним было очень просто: стоило лишь разобраться в первых цифрах его кода − все остальное повторялось по простому шаблону. Он был замечательным отцом для наших двух сыновей. Мои мальчики совсем как два идеальных квадрата в рациональном мире. Глядя на них, я часто вспоминала о тебе, никак не могла выкинуть тебя из памяти.

О предстоящих проблемах с сердцем мы с Гюнтером узнали заблаговременно благодаря достижениям генетики. Двадцать пять лет прожили мы душа в душу, пока он не отошел в мир иной. Дети, став взрослыми, разъехались; у меня было теперь достаточно времени и денег. Мне захотелось выкинуть что-нибудь оригинальное, и я встала на водные лыжи.

В день, когда ты вернулся, я застыла в шоке, завидев тебя в дверном проеме. И удивлению моему не было предела, когда ты сказал, что все еще хочешь меня. Мне и в голову не приходило, что ты останешься со мной − такой молодой, тридцать с чем-то лет, с высохшей старушкой вроде меня. А ты все повторял, что тебе нравится моя зрелость, что я очень сексуальна. Но для меня все было иначе. Я смотрела на тебя, как на своего ребенка, как на сына, а не любовника.

Если не найдешь себе кого-то еще...

Хуже варианта сделать предложение не придумаешь. Как будто ты собрался терпеть эту женщину рядом с собой. Вот я и нашла себе кого-то еще. С ним я прожила двадцать пять счастливых лет, пока для тебя проносились месяцы. Во мне накопился вес этих долгих лет: я − жена, прожившая десятки лет со своим мужем, я − мать, обновившая себя в своих детях. И с обвисшим животом в придачу.

Тем не менее, я вышла за тебя. Ты сказал, что хочешь быть со мной. Я − все, о чем ты думал за последнее время. Возраст не имеет значения − ты все еще хочешь меня, женщину, которую никогда не переставал любить.

И я тоже получила то, о чем всегда мечтала − но не то, на что при этом надеялась.

Однажды ночью, после любовных игр на берегу моря, я лежала и смотрела на звезды. Они сияли светом былого, пройдя миллиарды лет пути. Эти звезды разъединили нас. И тогда я продала все, что имела, чтобы увидеть то, что видел ты.

Новые релятивистские шаттлы стали даже быстрее того, на котором путешествовал ты, и они брали туристов. В конце концов, за сорок лет многое изменилось.

Извини, что не оставила тебе записки. Ведь все, так или иначе, относительно.

* * *

Гюнтер всегда был терпелив со мной. Каждый раз он дожидался моего оргазма, точно так же, как придерживал для меня дверцу автомашины, а затем только кончал сам − быстро и молча. Иногда я представляла на его месте тебя − и возбуждалась еще больше. А один раз представила, будто он −Альберт Эйнштейн, ведь акцент у них был одинаковый.

А нас будто притягивало друг к другу электрическим напряжением. Время от времени мы ионизировали, посещали другие молекулы, создавали с ними слабые связи, а затем неизбежно вновь устремлялись друг к другу, беспрерывно кружась по связанным между собой орбитам.

Ты был электроном, а я − твоим протоном.

Когда-то мне казалось, что это я − твой электрон, беспорядочно кружащийся вокруг тебя. Потом мне стало ясно, электрон − это ты, ведь я всегда знала лишь одно из двух: где ты находишься, или же с какой скоростью движешься.

* * *

И вот я оставила тебя и помчалась к звездам. Альфа Центавра! Блестящая звездочка, горящая в моем воображении. Для меня это были кратковременные каникулы вдали от Земли. Впервые в своей жизни я увидела звезды вблизи. Роскошный космолет двигался на 99% скорости света, гораздо быстрее, чем тот, на котором летел ты.

Я подсчитала, что к моменту моего возвращения ты будешь уже мертв. Это все упрощало. Конец борьбе. Ты стал бы прахом, как всегда и хотел. Мне даже не пришлось бы лицезреть твое остывшее тело. Я размышляла об этом, глядя через иллюминатор, и вдруг осознала, что все еще думаю о тебе. Именно тогда я и поняла, что совсем не важно, где я нахожусь или с какой скоростью двигаюсь: мы все равно неразлучны.

Каждое действие производит равное себе противодействие. Невидимая цепочка между нами тянет меня назад, и я люблю тебя.

* * *

Вот причины, по которым я тебя любила:

1. Да.

2. И снова − да.

3. А еще потому, что ты − это ты.

Их нельзя назвать любовью, но все это − реальные физические силы. И если любви нет места в физике, тогда ей нет места и в нашей Вселенной. А в это я не верю.

* * *

Когда я, наконец, вернулась, оказалось, что ты только что улетел − совсем как металлический шарик, подвешенный на нити, которому передался импульс по цепочке от удара шарика-близнеца с противоположной стороны. Ты умчался в Туманность Андромеды на 99,38% скорости света. Путешествовать стало еще проще. Мне было 68, а тебя рядом не было.

Пришлось начинать жизнь заново.

С тех пор как я покинула Землю, мир успел сильно измениться. Средняя продолжительность жизни достигла 150 лет. Такого я и представить себе не могла − мне оставалось еще несколько десятков лет, чтобы посвятить себя музыке, искусству, да чему угодно! Здоровье у меня было крепкое; врачи уничтожили злокачественную опухоль в моей груди и вырастили мне новую печень, причем дважды. В целом, мой организм мог бы служить еще долгие годы.

Только против паралича нервной системы, которым я страдала, терапии пока не изобрели. Тогда я решила дать себя заморозить в криогенной камере, в надежде, что когда-нибудь удастся победить и эту болезнь. Меня должны были оживить, как только было бы найдено средство от паралича.

Я очень волновалась, представляя себе процесс погружения в сон. Я казалась себе ребенком, который засыпает вечером в Сочельник, думая при этом, какие сюрпризы ждут его в первый день Рождества. Но процесс замораживания прошел моментально. Лежа в криогенной камере, я думала о Рено, о месте, куда следовало уехать в случае несчастья. А еще я думала о тебе.

А затем мое тело превратилось в глыбу льда, подобно Плутону и Харону.

* * *

Представим себе, что я − поезд, который выехал из Филадельфии в 3:00 и двигается со скоростью 50 миль в час. Тогда ты тоже поезд: двигаешься со скоростью 55 миль в час навстречу по той же колее, причем выехал ты из Сан-Франциско в 4:00. Вопрос: в котором часу наши составы столкнутся и сойдут с рельсов?

Или еще более важный вопрос: допустим, мы оба двигаемся навстречу друг другу со скоростью света, и я пускаю луч света в твоем направлении. Успеешь ли ты зажмуриться и сказать, чтобы я перестала слепить тебя, или же ничего не заметишь, пока не станет слишком поздно?

А если вдруг мимо нашего поезда пролетит Эйнштейн, пытаясь разглядеть себя в зеркале, может, спросишь его, есть ли на свете хоть одна неподвижная точка отсчета, или весь мир находится в постоянном движении? Относительно всего остального, конечно.

И еще, спроси насчет Рено. Если наши поезда столкнутся там, можно ли считать, что они, наконец, остановились? Или же они все еще двигаются вместе с Землей, относительно всей Вселенной?

* * *

Теперь у всех общее будущее. У всех, кроме тебя. Время движется быстро и постоянно ускоряется, так что трудно себе даже представить, что будет дальше. Я погрузилась в сон, надеясь на излечение в будущем, а вместо этого меня разбудил Искусственный Разум и сказал, что тело мне больше не понадобится. Он загрузил в себя мой разум, и теперь я вижу все. Наши с тобой орбиты довольно эксцентричны, но, тем не менее, они лишь часть солнечной системы. И я, наконец, нашла наше место в мире.

Свободно путешествуя по электронным цепям, мой разум быстро распространяется повсюду в Сети, а затем вновь сгущается в маленький, почти невидимый комочек во Вселенной, здесь, в укромном уголке виртуального города.

Я знаю, они послали за тобой космолет на 99,99% скорости света. В конце концов, он до тебя доберется, и тогда твой разум загрузят и доставят назад, ко мне. Здесь наше место, хотя я и так никогда не покидала твоей орбиты.

* * *

Я написала длинное письмо, в котором попыталась все объяснить. Но лучше я сотру его и оставлю только шесть слов. Все остальное я расскажу, когда ты приедешь, когда наше беспрерывное движение, наконец, достигнет точки относительного покоя.

«Жива. Люблю. До встречи в Рено»

Автор: Вилар Кафтан

Перевод: Ваагн Малоян

Дата добавления: 2015-08-21