Детство и обучение на медицинском факультете Киевского университета.

Михаил Афанасьевич Булгаков родился 15 мая (по старому стилю - 3 мая) 1891 года в Киеве, в семье профессора Киевской духовной академии Афанасия Ивановича Булгакова и Варвары Михайловны Булгаковой (в девичестве - Покровской). Имя старшему сыну и будущему писателю было дано в честь хранителя города Киева архангела Михаила.

Афанасий Иванович Булгаков - образованный и интеллигентный человек, владел несколькими современными и древними языками, c удовольствием писал и увлекался историей. Он был человеком “крепкой веры”, однако, стремился дать детям исключительно светское образование, никак при этом не ограничивая их в духовных вопросах. 14 марта 1907 г. Афанасий Иванович скончался от наследственного нефросклероза, и все семейные заботы легли на хрупкие плечи его жены - Варвары Михайловны.

Варвара Михайловна Покровская, по воспоминаниям детей и близких, была очень живой, подвижной и, как бы сказали сегодня, хохотушкой, но в тоже время это сильная, волевая женщина имевшая незаурядное образование и широкий кругозор. Она умела выстраивать мир своих детей таким образом, что конфликтов практически не было. И даже после утраты мужа, не смотря на все семейные трудности и невзгоды, она смогла довести начатое им дело до конца - дать детям хорошее образование.’’ По словам Н.А.Булгаковой-Земской, сестры писателя, их мать говорила: «Я хочу вам всем дать настоящее образование. Я не могу вам дать приданое или капитал. Но я могу вам дать единственный капитал, который у вас будет, – это образование». Своих детей она воспитывала так, “чтобы они не ходили по дому с постными лицами, а находили себе дело по душе и занимались самостоятельно”.

Варвара Михайловна и Афанасий Иванович поженились 1 июля 1890 года, но встретились гораздо раньше. Он учился в Орле в духовной семинарии, она здесь же заканчивала гимназию. Облегчило им дружбу и то обстоятельство, что и Афанасий, и Варвара были из одного круга - детьми священнослужителей.

Михаил Булгаков был выходцем из многодетной семьи: Михаил, родился в 1891 году, далее шли – Вера (1892 г.), Надежда (1893 г.), Варвара (1895 г.), Николай (1898 г.), Иван (1900 г.) и Елена (1902 г.). И к каждому своему ребенку Варвара Михайловна имела свой подход. Это было неудивительно, ведь еще 19-летней девушкой она начала преподавать сначала в Брянской прогимназии, а потом, в Карачевской женской прогимназии. Она обучала детей французскому языку и была классной наставницей.

По воспоминаниям детей, их мама была незаурядным и талантливым человеком. Варвара Михайловна любила рассказывать детям сказки. Причем чаще всего сама же их и сочиняла, стараясь, чтобы сказки были не только поучительные, но и веселые. Она прекрасно понимала, что через смех добру учить легче, чем через переживания.

На становление творчества М.А. Булгакова большое влияние оказала любовь к чтению, которую родители прививали всем своим детям с самого раннего возраста. Детство и отрочество Михаила Булгакова прошло с книгами А.С. Пушкина, Л.Н. Толстого Н.В. Гоголя Ф. Купера и М.Е. Салтыкова-Щедрина. В возрасте семи лет старший сын написал свой первый рассказ. А такое серьезное произведение как роман «Собор Парижской богоматери» он прочитал уже в девять. Нельзя не отметить увлечение Булгаковых оперой и театром. Именно мать привила своим детям эту любовь, выступая режиссером домашних спектаклей. Первый такой любительский спектакль, в котором играл Булгаков - это детская сказка "Царевна Горошина", поставленная в 1903-1904 гг. на квартире Сынгаевских, киевских друзей Булгаковых (Николай Сынгаевский позже в произведениях М.А. Булгакова послужил прототипом Мышлаевского в "Белой гвардии" и "Днях Трубиных"). В сказке двенадцатилетний Булгаков играл сразу две роли - атамана разбойников и Лешего. Как вспоминала позднее сестра Надя: "Миша исполняет роль Лешего, играет с таким мастерством, что при его появлении на сцене зрители испытывают жуткое чувство". В последствии, в зрелом возрасте, Михаил сделал замечательные театральные постановки, в которых приняли участие знаменитые актеры того времени.

Свой след в жизни писателя оставила не только литература, но и его родной город Киев, который в последующем станет для него не просто местом действия романов и повестей, но и воплощением сокровенного чувства Родины и семьи. Ведь непросто сам же Михаил Афанасьевич называл свое детство "беспечальным" миром.

Бесспорное влияние на будущего врача оказали устои семьи: твердая рука матери Варвары Михайловны, не склонной к сомнениям по поводу того, что есть добро, а что — зло (праздность, уныние, эгоизм), образованность и трудолюбие отца («Моя любовь — зеленая лампа и книги в моем кабинете», — напишет позже Михаил Булгаков, вспоминая допоздна засиживающегося за работой отца). В семье царит безусловный авторитет знания и презрение к невежеству.

Таким образом, решающее влияние на формирование будущего писателя и врача оказали: дружная обстановка большой интеллигентной семьи, душой которой была мать, Варвара Михайловна; город на Днепре, где все дышало русской стариной; учеба в Первой киевской гимназии из которой вышли многие знаменитые люди; медицинский факультет Киевского университета по окончании которого Булгаков получил звание «лекаря с отличием; культурная среда (университетская и офицерская), окружавшая его. Все это воспитало в Булгакове человека, который смолоду превыше всего ценил честь, достоинство и независимость личности.

В 1900 году Михаил Булгаков был зачислен в приготовительный класс Киевской гимназии, которая имела особый и престижный статус. Воспитанников готовили для поступления в университеты.

Каковы же эти влияния на выбор профессии? Пожалуй, они многообразны. Так, врачами, весьма известными в Москве, были братья Варвары Михайловны, матери М. Булгакова, Николай Михайлович и Михаил Михайлович Покровские.

Особое влияние на его становление, видимо, оказал Николай Михайлович Покровский (1878–1942) — один из близких помощников крупнейшего отечественного акушера-гинеколога профессора Владимира Федоровича Снегирева. Гинекологический институт на Девичьем поле, основанный В. Ф. Снегиревым, являлся образцовым учреждением этого типа. Здесь имелись одна из лучших в Москве операционных с рядом технических приспособлений, прекрасные палаты с предметами ухода, специальной мебелью и широкими лоджиями, кстати, впервые в России примененными в больничном строительстве. Не исключено, что при описании в «Мастере и Маргарите» весьма удобной и уютной клиники профессора Стравинского с ее балконами М. Булгаков вспоминал и это гармоничное здание, с устройством которого он, видимо, был знаком.

Михаил Булгаков получил прекрасное образование. Он окончил Первую Александровскую гимназию, где учились дети русской интеллигенции Киева.

В 1909 году он поступил на медицинский факультет Киевского университета. К профессии медика, биолога-экспериментатора его толкало юношеское увлечение, а также влияние родственников-врачей. Учился охотно, много времени проводил в анатомическом театре (в этом здании сейчас расположен один из лучших в стране музеев истории медицины), изучая анатомию и гистологию, регулярно бывал в публичной библиотеке, готовясь к зачетам и экзаменам.

В институте производилась овариотомия, были предложены реконструктивные операции, применялись новейшие способы излечения опухолей матки. Первыми в русской медицине В. Ф. Снегирев и его ученики начали использовать радий при раке матки. Из научной школы, возглавляемой В. Ф. Снегиревым, гуманные традиции которой высоко ценил А. П. Чехов, вышел классический труд «Маточные кровотечения», ознаменовавший важную веху в акушерстве.

Немало часов студент М. Булгаков проведет в главном университетском корпусе, где в ту пору находились основные теоретические кафедры, физический и зоологический кабинеты, гербарий, кабинет сравнительной анатомии, фармакологическое собрание, химический кабинет и лаборатория с колбами и ретортами, столь привлекавшими его.

С этого времени он без помех продолжал занятия в университете, увлекался практической медициной, особенно хирургией. Кроме этого, Булгаков интересовался работой в лаборатории, где проводил много времени. А, попав в село Сычевское восторженно, описывал «микроскоп с Цейссовской оптикой».

Время учебы Булгакова в университете совпало с небывалым расцветом киевской медицинской школы. На факультете преподавали ученые с мировым именем – В.П. Образцов (1851 – 1920) и Н.Д. Стражеско (1876 – 1952),В.А. Стефанис (1865 -1917) и Ф.Г.Яновский (1860 – 1928), В.Ю.Чаговец (1873 – 1941) и много других выдающихся профессоров. Было, кого слушать, у кого учиться – и не только медицине. Эти широко образованные специалисты воспитывали у студентов чувство долга, верность врачеванию, порядочность и, конечно, высокий профессионализм, коллегиальность, на личном примере учили общению с больными.

Среди преподавателей был так же известный зоолог, энтомолог А.А. Коротнев(1854 – 1915), хороший знакомый и корреспондента А. П. Чехова, о чем Михаил Афанасьевич вспоминал при последующих сердечных встречах с Марией Павловной Чеховой, отсюда протянулась, возможно, ниточка и к доктору Чехову.

Еще, будучи студентом, в летние месяцы Булгаков практикует в госпитале в Саратове. Во время практики и в дальнейшем по окончании с отличием университета (1916) он работает в госпиталях Киева, Черновцов, Каменец-Подольска преимущественно хирургом.

13 мая 1915 года Булгаков подает прошение ректору: «Будучи признан при призыве зауряд-врачом, негодным для несения походной службы, настоящим имею честь просить Ваше превосходительство выдать мне удостоверение в том, что я состою студентом 5-го курса, для представления в одно из лечебных учреждений». Получив 18 мая удостоверение, он немедленно приступает к работе в учреждении Красного Креста.

Это были месяцы трудного постижения врачебной профессии, когда он находился один на один с больным, которому не было никакого дела до профессионального мастерства, опыта и квалификации молодого лекаря. Там, в глуши, писатель столкнулся с потрясающим невежеством, сифилисом, повальным пьянством.

В 1915 году, во время первой мировой войны Михаил Булгаков после занятий работал в полевых госпиталях, помогал лечить раненых. Осенью 1917 года его отправляют в Вязьму, где он стал заведующим венерологическим и инфекционным отделением. В числе произведений М. Булгакова, публиковавшихся в 20-х годах в журнале «Медицинский работник», мы встречаем и рассказ «Звездная сыпь». Эти строки, по сути, не имеют аналогов в мировой литературе. С величайшим целомудрием и гуманностью Булгаков обрисовал в «Звездной сыпи» больных сифилисом и подробности их врачебного обследования, одновременно дав глубокий научный анализ распространения этого страшного заболевания и наметив меры борьбы с ним. Эта медицинская программа и сегодня может служить образцом врачебного бесстрашия и научной последовательности. Более того, в рассказе отражены далеко не все реальные действия Михаила Афанасьевича, хотя «Звездная сыпь» явно биографична. Булгаков боролся с сифилисом так страстно и настойчиво, как, пожалуй, мало кто другой. В рассказе упоминаются университет и профессор с седой бородой. Перед нами Сергей Петрович Томашевский, выдающийся русский сифилидолог, общественный деятель, поборник женского высшего медицинского образования. В его отчете, например, говорится, что в клинике лечились больные со всеми формами сифилиса, причем примерно шестую часть составлял третичный люэс, а у трех четвертей пациентов обнаруживались кондиломы. В течение 1911 г. в клинике обследовались и лечились 334 больных. Именно этот трудный и опасный раздел медицины станет в 1918–1919 гг. основной специальностью доктора М. А. Булгакова. Образ Михаила Булгакова как врача, наверное, не требует комментариев. Но, раздумывая об этих фактах, о чувстве долга, безраздельно владеющим доктором, по-новому понимаешь фразу Михаила Афанасьевича: «Вычеркнуть я согласен, но вписывать! — ни за что!»

Но вот прием больного в «Звездной сыпи», во время которого врач назначает лечение.

«— Слушайте, дядя, — продолжал я вслух, — глотка дело второстепенное. Глотке мы тоже поможем, но самое главное, нужно вашу общую болезнь лечить. И долго вам придется лечиться — два года.…

Неужто же все впустую?..…

Не может быть! И месяц я сыщически внимательно проглядывал на каждом приеме по утрам амбулаторную книгу, ожидая встретить фамилию жены внимательного слушателя моего монолога о сифилисе. Месяц я ждал его самого. И не дождался никого. И через месяц он угас в моей памяти, перестал тревожить, забылся…

Потому что шли новые и новые, и каждый день моей работы в забытой глуши нес для меня изумительные случаи, каверзные вещи, заставлявшие меня изнурять мой мозг, сотни раз теряться и вновь обретать присутствие духа и вновь окрыляться на борьбу.

«…А кроме того, дорогая супруга, съездите к нашему доктору, покажь ему себе, как я уже полгода больной дурной болью сифилем. А на побывке у Вас не открылся…»

… Затем настало самое трудное и мучительное. Нужно было успокоить ее. А как успокоить? Под гул голосов, нетерпеливо ждущих в приемной, мы долго шептались…

Где-то в глубине моей души, еще не притупившейся к человеческому страданию, я разыскал теплые слова. Прежде всего я постарался убить в ней страх. Говорил, что ничего еще ровно неизвестно и до исследования предаваться отчаянию нельзя…

— Что я буду делать? Ведь у меня двое детей, — говорила она сухим измученным голосом.

— Погодите, погодите, — бормотал я, — видно будет, что делать.

Я позвал акушерку Пелагею Ивановну, втроем мы уединились в отдельной палате, где было гинекологическое кресло…

Это был один из самых внимательных осмотров в моей жизни. Мы с Пелагеей Ивановной не оставили ни одной пяди тела. И нигде и ничего подозрительного я не нашел.

— Знаете что, — сказал я, и мне страстно захотелось, чтобы надежды меня не обманули и дальше не появилась бы нигде грозная твердая первичная язва, — знаете что?.. Перестаньте волноваться! Есть надежда. Надежда. Правда, все еще может случиться, но сейчас у вас ничего нет.

— Нет? — сипло спросила женщина. — Нет? — Искры появились у нее в глазах, и розовая краска тронула скулы…

Первые три субботы прошли, и опять ничего не нашли мы на ней… На четвертую субботу я говорил уже уверенно. За моими плечами было около девяноста процентов за благополучный исход. Прошел с лихвой первый двадцатиоднодневный знаменитый срок. Остались дальние случайные, когда язва развивается с громадным запозданием. Прошли, наконец, и эти сроки, и однажды, отбросив в таз сияющее зеркало, в последний раз ощупав железы, я сказал женщине:

— Вы вне всякой опасности. Больше не приезжайте. Это — счастливый случай.

— Ничего не будет? — спросила она незабываемым голосом.

— Ничего.

Не хватит у меня уменья описать ее лицо. Помню только, как она поклонилась низко в пояс и исчезла.

Впрочем, еще раз она появилась. В руках у нее был сверток — два фунта масла и два десятка яиц. И после страшного боя я ни масла, ни яиц не взял. И очень этим гордился, вследствие юности. Но впоследствии, когда мне приходилось голодать в революционные годы, не раз вспоминал лампу-молнию, черные глаза и золотой кусок масла с вдавлинами от пальцев, с проступившей на нем росой».

Эти строки буквально поражают духом деонтологии, и за ними вновь виден Булгаков как врач.

Дата добавления: 2015-08-21