Праздник смеха.

Александр Самойленко Россия Владивосток

Перед тем как лечь в больницу, он зашёл к ним. До того как лечь в больницу, имея сто процентов шансов из нее не выйти никогда, он зашел к ним. Якобы по делу. Якобы договориться и через нотариуса заплатить алименты за год вперед. Впрочем, такая цель действительно была. Кто знает, а вдруг он всё-таки выйдет из больницы? Но в каком виде? А заплатит за год – целый год у него никаких долгов.

Перед тем как лечь в больницу, он всё-таки зашёл к ним. Может быть, в последний раз увидеть их.
Позвонил. Открыла жена. Бывшая. Боже, какая она длинная и плоская! И лицо – еще молодой женщины, которую никто не любит, которая сама наломала дров, знает это, но никогда не признается себе. И во всем обвиняет его.
- Где дочь? – спросил.
- В подъезде шарахается, - тускло ответила она и захлопнула перед его носом дверь.
Дочь он нашёл на улице. Она здорово изменилась. Выросла, повзрослела и похорошела. В тринадцать лет смотрелась на все семнадцать. Он не видел её целый год. Короткое детское платьице и все та же, уже вылинявшая прошлогодняя курточка, которую он ей купил.

Дочь не только не обрадовалась ему, но была даже как будто недовольна, что он пришел. Она смотрела на него отчужденно, почти враждебно. Крутила головой, оглядывалась на здоровенный парней, бродивших по двору.
- Кто такие? – спросил он.
- Где? А, эти… Сашка с Вовкой. Сашке двадцать три года, а Вовке двадцать, - как будто похвасталась.
- Это что ж, твои друзья?
- Да нет, так просто…
Но он видел, как они ее ждали. Он уже представил этот двенадцатиэтажный подъезд, вечер, великовозрастных «друзей» и свою дочь…
- Позови маму, мне нужно поговорить с ней по делу, - попросил он.
Вместо бывшей жены вышла бывшая теща. Сто лет бы он не видел эту глупую мещаночку. Это она разломала их семью.
- Я хочу заплатить алименты за год вперед.
- А нам не нужны твои подачки.
- Но вы ведь все равно получаете деньги? А можете получить сразу.
- А нас и так устраивает.
- А что, у вашей дочери своих мозгов совсем не осталось? Что это вы до сих пор за неё решаете?

Тёща ушла. Дочь стояла рядом.
- Что ж, расти большая. Меньше слушай свою бабушку. И держись подальше от этих парней. А я ложусь в больницу.
- Что, сердце? – равнодушно спросила дочь. Не спросить было бы просто неприлично.
- Нет, будут пилить череп. Операция на мозг. Прощай. – Он ушел. Никогда больше он сюда не придет.

Прошло около двух лет. Он шёл по центральной улице. Навстречу ему двигалась дама. Ещё издалека он увидел, как порозовело её лицо, напрягся взгляд. Она замедлила шаги и остановилась перед ним. Он хотел пройти мимо, но она сказала: - Здравствуй.
Он тоже остановился. Нехорошо быть невежливым до такой степени – чтоб не ответить.
- Здравствуйте, - сказал он и продолжал молча стоять и смотреть на нее отсутствующим взглядом.
- Ну, как живешь? – спросила она, еще более заливаясь краской.
- Извините, мы знакомы? – спросил он равнодушно-вежливо.
- Т-ты… что? Ну что ж, дело твое…
- Ах, извините, пожалуйста, я всё как-то забываю предупреждать. Дело в том, что вот уже второй год мне приходится со всеми своими знакомыми знакомиться заново. – Он простодушно смотрит в ее зрачки, пронизывающие его насквозь. – Дело в том, что я перенес операцию на мозг и, знаете, память… Так, кое-что, конечно, сохранилось. По мелочам. Детские воспоминания.

Он видит, как её иглы-зрачки тупеют, расширяются, лицо скуластеет и вытягивается, рот чуть приоткрывается. И все-таки еще большая доза недоверия на ее лице есть.
- И понимаете, иногда попадаешь в дур-рацкие положения! – Он слегка дергает головой, и глаза его чуть округляются и даже несколько вытаращиваются… - Так мы были с вами когда-то знакомы? Вы мне напомните вкратце ситуацию, а то, действительно, неудобно.
- Т-ты… Прекрати… Т-ты…
- Нет-нет, вы не подумайте чего! Так бывает, амнезия – потеря памяти, задели важные центры головного мозга! Так бывает сколько угодно! Я уже привык за два года. Ну, если вам неприятно, извините, до свидания.
- Н-нет, подожди… те. Ты… Вы… действительно? Вы… Мы… же прожили десять лет… И…
- Ах, вон оно в чём дело! Ах, извините ради бога! Да-да, мне говорили, что я был женат. Трижды. Вы, судя по возрасту, моя первая жена? – дергает головой. – Вернее, вы говорите, десять лет? Значит, вторая? Очень приятно познакомиться. Да, вот такие штуки выкидывает жизнь. Амнезия…
- И ты… Вы ничего не помните?! Но… десять лет! И как познакомились?! Но у нас же … дочь!
- А-а, да-да, мне рассказывали. Да что мы здесь стоим на проходе, давайте отойдем в сторонку, - говорит он, слегка выпучивая глаза, и замечает на ее щеке скатывающуюся слезу. – Но, понимаете, очевидно получилось так, когда я в третий раз женился… Говорят, совсем молоденькая, хорошенькая, девятнадцать лет… Я заболел, и мы с ней расстались. И вот, видимо, в тот период все ваши фотографии, если они были, конечно, молодая ревнивая жена и уничтожила. Её-то несколько фотографий сохранилось, а вот ваши, к сожалению… Но мне, разумеется, было бы очень интересно как-нибудь… Когда-нибудь встретиться с дочерью. Её, кажется, зовут Лена? Лариса?! Да вы не расстраивайтесь, не плачьте. Это бывает – амнезия. Конечно, любопытно было бы знать, из-за чего мы разошлись. А впрочем, зачем? Зачем помнить неприятные вещи, да? – Он подергивает головой, делает возле нее несколько шажков, слегка приволакивая левую ногу и вытаращивая глаза. Протягивает ей карандаш и записную книжку: - Вот, пожалуйста, запишите свой адрес. Я, может быть, как-нибудь напишу дочери. К вам заходить неудобно. Вы, конечно, давно замужем и счастливы? – невинно спрашивает он и не получает ответа.
Он видит её жалкую гримасу отчаяния и ещё бог знает что, неведомое ему. Пляшущей рукой она с трудом рисует какие-то каракули в книжке.

И они расходятся в противоположные стороны. И через полчаса каждый попадает в свою квартиру. Она бросается на диван и плачет, плачет, плачет, плачет… «Да как же так?! Десять лет – и ничего?! Ее первый и, видимо, последний муж – и ничего как будто не было?! Мама умерла и с дочерью несчастье – эти подонки соседские, шпана… Совсем-совсем одна – и ничего как будто не было?! Как же это может быть так?! «Амнезия»?!...

Он пришёл к себе. Сел на стул в комнате. Обвел взглядом свое одинокое холостяцкое логово. Встретился с глазами девчонки: с большой фотографии на него смотрела его десятилетняя дочь. Поднялся, подошел к столу и перевернул страницу на перекидном календаре.
Первое апреля.
И он стал смеяться. Смеяться, смеяться, смеяться, смеяться …
До слёз.

Дата добавления: 2015-08-21