Глава семнадцатая. Джеймсон Рук оторвался от экрана ноутбука и устремил тоскливый взгляд на подоконник

Джеймсон Рук оторвался от экрана ноутбука и устремил тоскливый взгляд на подоконник, где стоял вертолетик. Оранжевый «Воздушный волк» пережил разгром, устроенный техасцем, и теперь манил писателя сделать перерыв и поиграть с ним. Нашлись бы и оправдания. За те часы, которые ушли на черновик, его «Макбук Про» ощутимо нагрелся, свидетельствуя, как уверял себя журналист, о его, Рука, прилежании. И напоминая, как греется фюзеляж «Воздушного волка» при полетах по мансарде.

– И не введи меня во искушение, – пробормотал Рук, возвращаясь к клавиатуре.

Полагаясь на личные наблюдения и не опасаясь испачкать ботинки, Рук твердо верил, что статью делает опыт, а не Интернет. Он пережидал в укрытии воздушную атаку русских на Грозный, сопровождал Боно и Баабу Маала^[143] в сельскую больницу Сенегала, брал уроки игры в поло у молодого представителя королевской семьи в Уэстчестере. Он обладал живой памятью и разработал систему заметок, возвращавших его в нужный момент, стоило только открыть страничку «Молескина» на черной потертой ленточке закладки.

Рук быстро набрасывал статью с начала до конца, записывая первые впечатления, оставляя пробелы и откладывая работу над стилем на потом. Он никогда не плыл против течения, придерживаясь потока событий. Писал так, словно был читателем. Этот способ не давал впадать в излишние философствования, уклоняясь от темы. Рук назывался журналистом, но стремился стать повествователем. Пусть в его статьях герои говорят сами за себя, а рассказчик остается у них за спиной.

Голос Кэссиди оживал в строчках на мониторе. Оживала склочная, стервозная, мстительная и уверенная в своей правоте женщина. Описывая проведенные с ней дни и ночи, Рук изображал человека, для которого вся жизнь, начиная с крупного заголовка в газете и заканчивая эксклюзивной статьей, разоблачившей видного конгрессмена, была сделкой. В этом мире Таун чувствовала себя не проводником, а движущей силой.

Под конец чернового наброска Рука одолело беспокойство. Беда в том, что он так и не узнал, какие события стали определяющими в ее жизни. Конечно, у него было много красок для заполнения пробелов, но история обрывалась, не дойдя до настоящего финала. Счетчик слов зашкаливал, текста уже хватало на статью с продолжением (не забыть позвонить агенту), но объемистая рукопись напоминала каркас барабана без кожи.

Как и книга Кэссиди Таун.

Рук взялся было за пульт вертолетика, но чувство вины заставило его отложить игрушку и вернуться к неоконченной работе. Вместе с креслом откатившись к камину, на котором стояло множество свечей, он снова пролистал текст Кэссиди, гадая, не упустил ли чего. Что за финальный аккорд она готовила?

Его внутренний повествователь чувствовал себя обманщиком. Взяться за эксклюзивную историю, в конце которой зияет огромный пробел? Вопросы, какими бы интригующими они ни были, не удовлетворяли Рука, и читателя, которого он уважал, тоже не удовлетворят.

Тогда Рук решил обратиться к приемам старой школы. Достал чистый блокнот, отыскал авторучку, в которой еще остались чернила, и начал: «Чего я хочу?» Найти окончание для своей статьи. «А вот и нет!» Чего же тогда? «Сам знаешь». Неужели? «Знаешь, просто еще не подобрал подходящего определения».

Каждый раз, проделывая подобное, Рук думал, что если кто-то найдет этот бред в его старых бумагах, непременно сочтет автора сумасшедшим. На самом деле он позаимствовал этот метод у героя романа Стивена Кинга, писателя, который в поисках сюжета письменно допрашивал самого себя. На бумаге метод выглядел так соблазнительно, что Рук однажды испытал его, и, выяснив, что это отличное средство связи со своим подсознанием, обращался к нему теперь всякий раз, когда упирался в тупик. Все равно что обзавестись соавтором, которому не надо отстегивать проценты.

«Ты неверно определил цель». Знаю я цель – назвать в этой чертовой статье имя убийцы. Ее убийцы, и Эстебана Падильи, и Дерека Сноу. «Убийцу ты знаешь, это техасец». Только технически. «Верно, тебе нужен тот, кто его нанял». Солей Грей? «Возможно. Но она мертва, так что остается лишь гадать. Если только…» Если… Если… Если я не найду последнюю главу? «Поздравляю, цель определена». Неужто? «Возьми на заметку. Не ищи в рукописи имени убийцы. И даже имени заказчика. Ищи подсказку: что могла сделать Кэссиди с последней главой?» А если она не успела дописать? «Ты в пролете». Благодарю. «Не за что».

Как обычно, маленькое упражнение по раздвоению личности привело к простой и очевидной мысли. Рук и пропустил ее оттого, что мысль казалась такой понятной. Он искал человека, а нужна была вещь – та самая заключительная глава. Вернувшись к ноутбуку, Рук открыл заметки, перепечатанные из записной книжки, и прокрутил их со скоростью быстрочтения, выискивая какую-нибудь зацепку. Просматривая свои записи, он снова и снова слышал вопрос Никки: «Что ты заметил в этой женщине?»

Черты характера вроде желания все контролировать и ощущать свою власть не стоило игнорировать, но они не вели ни к чему конкретному. Что же еще он о ней знает?

Кэссиди спала со многими. Рук задержался на этой мысли. Не было ли среди них того, кому она решилась бы доверить главную часть книги? Никто не приходил на ум. С соседями она вечно была на ножах – какое уж там доверие. Управляющий – забавный тип и хорошо делал свою работу, но его очаровательная болтливость, по мнению Рука, исключала возможность доверить Джей-Джею тайну. Холли тоже исключается. Она смягчилась после смерти матери, но в последнюю неделю жизни Кэссиди питала к ней совсем иные чувства. Да, и это все, что ему известно о Кэссиди Таун и ее связях. Связи только на основе взаимной выгоды.

Рук вернулся к мелким деталям, которые записывал, чтобы не забыть. Керамическая табличка у двери в сад отлично характеризовала мнение Кэссиди о людях: «Когда жизнь тебя разочаровывает, остается сад».

Рук задержал палец, чтобы вчитаться внимательнее. Ее страсти к саду было посвящено немало заметок. Эта черта если не оправдывала колумнистку, то по крайней мере представляла ее не столь ужасной. Взгляд уперся во фразу, которую он предполагал сделать заголовком, но отверг как слишком легкомысленную. Рук записал ее, когда при посещении судмедэкспертизы Лорен Пэрри показала им полоски грязи под ногтями убитой. «Кэссиди Таун умерла, как и жила, с грязными руками». Фраза нравилась Руку, но он отказался от нее, соблюдая свое правило: не вмешивать в рассказ суждений автора.

Однако же, если воспринимать ее просто как факт, стоило задуматься. Он вспомнил, сколько раз Кэссиди у него на глазах выходила через балконную дверь в садик. Положит трубку после разговора с издателем и выйдет, оставляя Рука терпеливо дожидаться, пока она срезает увядшие цветы или на ощупь проверяет, не пересохла ли земля. Она говорила, что выбрала эту квартиру только ради садика. Однажды Рук заехал, чтобы отвезти ее в бродвейский театр на премьеру, а Кэссиди встретила его в вечернем платье, с клатчем в одной руке, и с садовой тяпкой в другой. Тут он снова задержался на цитате, которую собирался привести в статье, может, даже выделив шрифтом, – она так изящно связывала профессию с хобби: «Держи рот на замке, глаза открытыми, а секреты закопай поглубже».

Откинувшись в кресле, Рук уставился на цитату. Помотал головой и уже собирался прокрутить страницу дальше, когда вспомнил недавние слова детектива Никки Хит: «Мы идем по тому следу, который есть».

Взглянув на часы, он потянулся к телефону, чтобы позвонить Никки. И передумал: если мысль окажется пустой, жалко вытаскивать ее из дома, особенно после такого тяжелого дня. Рук попытался вовсе выбросить из головы безумную идею, но тут его осенило. Он взялся за записную книжку и отыскал в ней нужный номер.

– Повезло, что вы меня застали, – сказал Джей-Джей. – Я тут в кино собрался.

– Да, я везучий. – Рук шагнул к двери Кэссиди Таун в надежде, что управляющий, поняв намек, избавит его от лишних слов. А на случай, если намек окажется слишком тонок, он недвусмысленно пояснил: – Ты мне только открой и валяй, смотри свое кино.

– А вы в кино ходите?

– Редко.

– Знаете, чего я не пойму? – разглагольствовал Джей-Джей, совсем забыв о тяжелой связке ключей, болтавшейся у него на поясе. – Вы платите деньги за вход, и не малые деньги, верно? И вот вы хотите посмотреть фильм, а люди вокруг чем занимаются? Разговаривают! Болтают без умолку. Портят все впечатление.

– Согласен, – ответил Рук. – Ты на что идешь?

– «Чудаки» в три-дэ. Смехотура про летчиков, скажу я вам. А в три-дэ, верно, вовсе со смеху помрешь, когда они там врезаются в фонарные столбы и все такое.

Двадцать долларов наконец переключили внимание управляющего с общих рассуждений на запертую дверь. Джей-Джей показал, как открывать замок, и отбыл в кино. Войдя, Рук запер за собой дверь и включил свет, чтобы не спотыкаться в разгромленной квартире, которую после убийства и не пытались прибрать.

Он постоял в кабинете, проверяя, не заметит ли какой-нибудь подсказки на свежую голову, и, ничего такого не обнаружив, нажал на кнопку рядом с керамической табличкой, осветив садик за дверью бледным сиянием.

Рук прихватил фонарик и садовую лопатку Кэссиди и остановился, осматривая ряды растений. В слабом освещении созданный Кэссиди узор из осенних цветов представлялся темно-серым. Рук включил фонарь, чтобы осветить темные углы, и медленно, методично стал шарить лучом по клумбам. Он сам не знал, что конкретно ищет. И уж точно не собирался превращать весь сад в археологические раскопки. Лучше прибегнуть к методу Хит и поискать непарный носок. Рук не знал названий цветов – вернее, знал лишь немногие, вроде розового шалфея и нью-йоркских астр. Один сорт Кэссиди называла лиатрис, или «горящая звезда», за яркость осенних тонов. Лепестки астр опали, оставив ржаво-бурые семенные головки.

Спустя четверть часа луч фонарика упал на куст хризантем. Яркие, пышные цветы, но слишком уж обычные в сравнении с теми, что их окружали… Вроде как непарный носок. Подойдя ближе, Рук заметил, что хризантемы, в отличие от других цветов и растений, были вкопаны в землю прямо с горшком. Зажав фонарик под мышкой, Рук лопаткой вытащил горшок и вытряхнул из него землю. В горшке вполне уместилась бы глава рукописи, только ничего такого в нем не оказалось. Рук возвратился к ямке из-под горшка, поковырял в ней лопаткой – и не нащупал ничего похожего на бумагу. Зато лезвие лопатки уткнулось во что-то, напоминающее камешек, – необычно для тщательно просеянной садовой земли.

Луч фонаря, направленный в ямку, блеснул на полиэтиленовом пакетике. Рук достал находку и открыл. Внутри лежал ключ.

За десять минут обойдя все комнаты и перебрав все шкафы и ящики, он так и не нашел замка под этот ключ. Рук уселся за кухонный стол и внимательно рассмотрел находку. Такие маленькие ключики обычно открывают не входную дверь, а шкафчик спортивной раздевалки или ящик стола. Металл выглядел новым, бородка не сточена, а на головке выгравировано трехзначное число: 417.

Достав мобильник и набрав номер Никки, Рук наткнулся на автоответчик.

– Привет, это Рук. У меня к тебе вопрос; позвони, когда сможешь.

Потом он позвонил по служебному номеру. Ему ответил дежурный сержант:

– Детектив Хит занята на допросе. Хотите оставить сообщение?

Рук согласился и оставил такое же послание.

Кэссиди занималась в спортзале, но Рук видел ее со спортивной сумкой в руках и запомнил ярко-розовый кодовый замочек, пристегнутый к лямке. Еще ключ мог быть от камеры хранения, например на автовокзале. Интересно, сколько таких камер хранения на вокзалах Нью-Йорка? Или ключик мог отпирать какую-нибудь каморку в здании «New York Ledger», но Рук отказался от мысли нанести туда ночной визит: «Привет, я Джеймсон Рук. У меня есть ключ. Как бы мне?..»

И тут его осенило. Он уже видел такой ключ. В 2005-м, после Катрины,^[144] Рук два месяца провел в Новом Орлеане и жил там в арендованном трейлере. Ему приходилось много разъезжать, поэтому он снял ящик в почтовом отделении. Тогда ему выдали как раз такой ключ. «Потрясающе, – подумал Рук, – обойдем все почты Нью-Йорка и будем надеяться на удачу».

Постукивая ключом о стол, Рук вспоминал, не случалось ли ему видеть Кэссиди рядом с почтой. Ничего такого не приходило в голову, да в округе, кажется, и вовсе не было почтовых отделений. Да, но вот дочь Кэссиди, Холли Фландерс, говорила, что нашла адрес Рука по счету от почтовой службы, через которую ее мать посылала журналисту материалы к статье. Название службы не вспоминалось, а искать его в кабинете Кэссиди – что иголку в стоге сена.

Заперев квартиру, Рук пешком дошел до Коламбус-авеню, где взял такси до Трайбеки, чтобы проверить, не осталось ли у него полученных от Кэссиди конвертов. Такси уже проезжало Западную 55-ю, когда в голове всплыло воспоминание: кажется, это в районе Адской кухни.^[145] Рук с помощью телефона поискал в Интернете почтовые службы и через пять минут таксист высадил его перед «Эффективной доставкой» на 10-й авеню. Контора втиснулась между эфиопским рестораном и продуктовым магазинчиком, где торговали пиццей в развес. Улица была завалена мусорными мешками. Под потертым навесом конторы мерцали неоновые буквы: «Обналичивание чеков – копирование – факс». «Жалкое заведение, – подумал Рук, входя, – но, если ключ подойдет, оно мне раем покажется».

Внутри пахло старыми книгами и моющим средством с сосновым ароматом. На табуретке за стойкой сидел маленький человечек в тюрбане.

– Хотите что-то скопировать?

Рук не успел возразить, как человечек уже обратился на неизвестном языке к женщине, работавшей на старом ксероксе. Та что-то резко ответила, и человечек извинился перед Руком:

– Придется пять минут подождать.

– Спасибо, – сказал Рук, чтобы не вдаваться в объяснения. Он уже стоял у стены, вдоль которой тянулись ряды медных ящичков. Отыскал взглядом номер 417.

– Хотите арендовать ящик? На месяц – скидка.

– Уже арендовал, – ответил Рук, вставляя ключ.

Он вошел легко, но замок не поддавался. Рук приложил усилие, напомнив себе, что бородка не обточена и, возможно, придется повозиться. Ключ не хотел поворачиваться. Присмотревшись, Рук сообразил, что, отвлекшись на разговор, вставил его в скважину номера 416.

В 417-м ключ провернулся мгновенно. Дверца открылась. Рук опустился на колено, чтобы заглянуть внутрь, и сердце у него екнуло.

Через две минуты, направляясь на такси в Трайбеку Рук снова позвонил Никки. Та все еще была на допросе, и на сей раз журналист не стал оставлять сообщений. Втиснувшись в угол между спинкой сиденья и задней дверцей машины, он достал из конверта пачку схваченных скрепкой листов. В тесном ящике листы скрутились, но Рук разгладил их на колене и поднес к окну, чтобы в свете уличный фонарей перечитать заголовок:

Глава двадцатая

УХОД

Дата добавления: 2015-08-21