Глава 14. Накануне сражения

Несмотря на все меры предосторожности и талант к маскировке, присущий советским бойцам, командование Красной Армии не могло рассчитывать, что его подготовка к наступлению на Берлин останется не замеченной для противника. 1-й Белорусский фронт Жукова и 1-й Украинский фронт Конева должны были начать атаку 16 апреля. 2-му Белорусскому фронту Рокоссовского, отстоявшему дальше на север, предстояло как можно скорее присоединиться к наступлению. Рокоссовский имел непростую задачу форсировать реку Одер в ее нижнем течении. Советские войска насчитывали два с половиной миллиона человек⁵¹¹. Всего для штурма Берлина было сосредоточено сорок одна тысяча шестьсот орудий и минометов, шесть тысяч двести пятьдесят танков и самоходных артиллерийских установок и привлечена авиация целых четырех воздушных армий. Командование Красной Армии достигло самой большой концентрации боевой мощи на одном направлении, которую когда-либо знала история.

14 апреля советские войска произвели разведку боем на кюстринском плацдарме. Она имела успех. Части 8-й гвардейской армии генерала Чуйкова смогли продвинуться от двух до пяти километров и потеснить 20-ю моторизованную дивизию⁵¹². Гитлер был настолько разозлен происшедшим, что приказал сорвать все ордена и медали с военнослужащих этой дивизии, пока они не вернут обратно утраченную территорию.

Расширение плацдарма позволило советскому командованию перебросить на него дополнительные силы. В ту же ночь, под покровом темноты, через Одер стали переправляться бригады 1-й гвардейской танковой армии. Танки, орудия, загруженные снарядами "студебекеры", воинские колонны шли вперед беспрерывным потоком⁵¹³. Женщины-регулировщицы отчаянно махали флажками, предупреждая танкистов, чтобы те не выезжали за границы белых разделительных полос. 7-е отделы политуправлений транслировали на немецкие окопы пропагандистские тексты, которые перемежались звуками музыки. Советская сторона надеялась, что музыка заглушит шум танковых моторов. Но немцы прекрасно понимали, что происходит.

Весь день 15 апреля советские разведчики наблюдали за немецкими позициями. Их зрение было напряжено до предела, так что даже начинали слезиться глаза. Они высматривали - не придет ли на фронт новая германская часть либо произойдут какие-то перестановки в оборонительных линиях. В пойме Одера, на кочках, уже появились первые весенние цветы, однако в воде все еще плавали большие льдины. Они спускались вниз по реке вместе с ветками и сорной травой и натыкались на разрушенные опоры железнодорожного моста. Весь день в сосновом лесу на восточном берегу Одера сохранялась "таинственная тишина". Между тем под маскировочной сеткой и сломанными ветками скрывались тысячи боевых машин и орудий, готовых к бою.

На Нейсе, к югу от фронта Жукова, политическая работа среди военнослужащих 1-го Украинского фронта продолжалась до самого последнего момента перед наступлением. Активные члены комсомольских организаций обучали молодых солдат, как нужно обращаться с техникой. Они говорили им, что необходимо любить свой танк и стараться использовать на полную мощь его боевой потенциал⁵¹⁴. Очевидно, что статья Александрова в передовых частях не обсуждалась. Политработники, как и прежде, призывали солдат к отмщению. Последним их лозунгом, относящимся к немцам, был следующий: "Прощения не будет. Они посеяли ветер, а теперь пожинают бурю"⁵¹⁵.

Командование 1-го Украинского фронта особо заботилось о поддержании в частях жесткой радиодисципликы. Даже войска НКВД использовали в своих переговорах старые коды и несуществующие позывные⁵¹⁶. Ни одной из частей не позволили передавать информацию в эфире. Все их рации были настроены только на прием⁵¹⁷. Меры по сохранности военной тайны стали поистине драконовскими, когда в ночь на 15 апреля в войска пришли новые коды, которыми предстояло пользоваться вплоть до конца мая 1945 года⁵¹⁸.

Несмотря на то что офицеры не имели права отдавать приказы ранее чем за три часа до атаки, представители СМЕРШа были сильно обеспокоены возможностью предательства. В последнюю минуту кто-либо мог совершить дезертирство и успеть предупредить врага о начале наступления. Смершевцы особо предупреждали всех политработников на фронте о необходимости проверки каждого человека и выявлении тех бойцов, которые кажутся подозрительными или "морально и политически нестойкими"⁵¹⁹. Органы СМЕРШа арестовывали также и тех военнослужащих, которые негативно высказывались в отношении колхозов⁵²⁰. Были выставлены специальные кордоны, призванные задерживать возможных изменников, которые попытаются перебежать к противнику. Данные кордоны имели и другую задачу - воспрепятствовать захвату немцами советских "языков". Однако все эти огромные усилия оказались тщетными. 15 апреля военнослужащий Красной Армии, захваченный в плен в районе Кюстрина, рассказал допрашивавшим его немецким офицерам, что наступление начнется ранним утром следующего дня.

Еще большее беспокоилось о возможном дезертирстве с фронта германское командование. Офицеры вермахта прекрасно понимали, что близость поражения, несомненно, увеличит поток немцев, покидающих боевые позиции при первом подвернувшемся случае. Командующий группой армий "Висла" генерал Хейнрици подписал приказ, по которому командирам частей предписывалось не оставлять в одном подразделении военнослужащих-земляков, поскольку солдат редко останавливал сослуживца-дезертира, если последний был родом из тех же, что и он сам, мест⁵²¹.

Один из офицеров охранного полка "Великая Германия" отмечал, что молодые солдаты его батальона не стремятся отдавать свои жизни за идеи национал-социализма. "Многие из них хотели, чтобы их побыстрее ранили и отправили в полевой госпиталь"⁵²². Они продолжали выполнять свои обязанности только из страха быть приговоренными к смертной казни. Офицеры полка приходили в ужас от следующего факта. Прослушав трансляцию советской пропагандистской передачи, немцы вступали с красноармейцами в перекличку, спрашивая о деталях обращения в советском плену. Их интересовал вопрос: будут ли они посланы в Сибирь? Как русские обращаются с немецким гражданским населением на оккупированной германской территории?

Некоторые немецкие командиры из 4-й танковой армии отдали распоряжение конфисковать у подчиненных белые носовые платки. Это, по мнению офицеров, помешает солдатам использовать их в качестве сигнала для сдачи в плен. Немцы, задумавшие дезертирство, в некоторых случаях начинали копать траншею или ход сообщения в сторону от главных позиций - там их исчезновение было бы заметить тяжелее. Многие страстно желали скрыться на какое-то время в густом лесу и таким образом сдаться противнику вдали от глаз начальства. Это спасало семью военнослужащего от репрессий со стороны гестапо.

Командиры рот применяли все меры для того, чтобы повысить моральное состояние подчиненных. Некоторые использовали для этой цели информацию о смерти президента Рузвельта, распространившуюся в войсках вечером 14 апреля. Офицеры говорили, что теперь американские танки уже точно не перейдут в наступление. Некоторые доходили до того, что сообщали солдатам о резко ухудшившихся отношениях между русскими и англо-американскими союзниками. Это, мол, означало, что западные державы теперь присоединятся к Германии и вместе с ней будут выбивать Красную Армию с оккупированных территорий. Резервисты из 391-й охранной дивизии рассказывали, как военнослужащие из дивизии СС "30 января" шли на лекцию, организованную для них по случаю смерти Рузвельта. Особое внимание нацистские пропагандисты уделяли связи между этим событием и чудом, которое спасло Фридриха Великого в середине XVIII столетия. Конечно, такая пропаганда не могла убедить даже самых доверчивых солдат. Однако они продолжали ожидать мощного контрнаступления, приуроченного ко дню рождения фюрера - 20 апреля. Ходили слухи, что именно в этот день германское командование наконец отдаст приказ о применении нового "чудо-оружия".

Обозленные военными неудачами офицеры не упускали возможности напомнить ветеранам боев на Восточном фронте о тех насилиях, которые там творились. По их мнению, русские будут еще более беспощадны, как только прорвутся к Берлину. "Ты не можешь себе представить, - писал старший лейтенант вермахта своей жене, - какая ненависть сейчас поднимается среди наших солдат. Мы готовы разорвать русских. Насильники наших женщин и детей должны испытать на себе всю силу нашего гнева. Невозможно себе представить, что эти звери творили. Мы все дали клятву, что каждый из нас должен убить по крайней мере десять большевиков. Да поможет нам Бог"⁵²³.

Однако большинство молодых солдат и резервистов, недавно призванных на фронт, прежде всего хотели выжить. Сражаться за идею они уже не желали. Командир полка 303-й пехотной дивизии "Дёберитц" дал совет одному из своих батальонных командиров: "Мы должны удержать фронт любой ценой. И вы также несете за это персональную ответственность. Если увидите, что некоторые солдаты начинают покидать свои позиции, вы должны немедленно отдать приказ об их расстреле. Если вы уже не в силах будете справиться с потоком беглецов и ситуация станет безнадежной, тогда у вас останется один выбор застрелиться самому"⁵²⁴.

Накануне наступления над Зееловскими высотами опустилась почти полная тишина⁵²⁵. Лишь изредка советская сторона открывала беспокоящий огонь из артиллерийских орудий и пулеметов. Германские солдаты, только что вышедшие с передовых позиций в ближайший тыл, чистили оружие, умывались, готовили пищу. Некоторые из них, если работала полевая почта, писали письма на родину. Однако многие солдаты теперь просто не знали, по какому адресу отправлять корреспонденцию - их родственники либо уже находились на оккупированной территории, либо вовсе исчезли в неизвестном направлении.

Оберлейтенант Вуст послал подчиненных ему военнослужащих (недавних техников люфтваффе) к полевой кухне, которая располагалась в деревне сразу за второй линией траншей. Сам он остался в передовой траншее в компании с унтер-офицером из его роты. Они внимательно смотрели на пойму реки Одер и на советские линии укреплений, откуда в ближайшем будущем ожидалось русское наступление. Внезапно Вуст задрожал. Обернувшись к товарищу, он спросил: "Скажи, тебе тоже холодно?" "Нет, господин оберлейтенант, нам не холодно, ответил тот. - Мы просто боимся".

Тем временем в самом Берлине Мартин Борман рассылал последние распоряжения гауляйтерам. Он приказывал им быть стойкими и подавить в себе страх⁵²⁶. На улицах германской столицы немцы возводили импровизированные баррикады. Они переворачивали трамвайные вагоны, ставили их поперек путей и забивали битым кирпичом или щебенкой. Полным ходом шла мобилизация фольксштурма. Комплектов обмундирования хватало не для всех, поэтому некоторые фольксштурмовцы носили серо-голубые французские шлемы и даже униформу французской армии. Это были последние трофеи, оставшиеся после громких побед немецкой армии в 1940 и 1941 годах.

Гитлер не был одинок в проведении эпохальных параллелей между текущими событиями и Семилетней войной. В газете "Правда" также вышла статья, посвященная захвату русскими Берлина 9 октября 1760 года. Тогда в прусскую столицу вошел русский авангард, состоящий из пяти казачьих полков. Ключи от Берлина были переправлены в Санкт-Петербург и оставлены на вечное хранение в Казанском соборе. "Правда" призывала советских бойцов помнить это историческое событие и выполнить приказ Родины и товарища Сталина⁵²⁷. Символический ключ от ворот Берлина был теперь вручен командующему 8-й гвардейской армией генералу Чуйкову. Он служил напоминанием советским частям, что русские войска подходят к городу уже не в первый раз.

В войсках распространялись и более современные символы, призванные мобилизовать солдат на героические поступки. Каждой дивизии первого эшелона наступления были вручены красные знамена. Их предстояло водружать на самых значительных берлинских зданиях. Это являлось своего рода "социалистическим соревнованием", которое было призвано еще больше повысить моральный дух красноармейцев и заставить их безоглядно жертвовать жизнями. Самая высокая честь выпадала на долю того соединения, которому посчастливится штурмовать сам рейхстаг - объект, выбранный Сталиным в качестве последнего прибежища "лживого фашистского зверя". В вечер перед наступлением в частях Красной Армии происходило то, что можно назвать массовым светским крещением. Более двух тысяч солдат и офицеров 1-го Белорусского фронта были приняты в ряды Коммунистической партии.

Советское командование не сомневалось, что ему удастся прорвать немецкую линию обороны, но оно продолжало опасаться, что англо-американские войска достигнут германской столицы первыми. Такая вероятность рассматривалась как наихудшее унижение. Берлин мог принадлежать только Красной Армии. Считалось, что она завоевала это право как своими победами, так и огромными жертвами. Командующие на фронте прекрасно понимали, с каким нетерпением Верховный (их непосредственный начальник) ожидает начала атаки. Однако генералы знали далеко не все. Они, например, не были осведомлены, в какое негодование пришел Сталин после прочтения одного непроверенного репортажа, появившегося в западной прессе. В нем говорилось о том, что передовые подразделения американских войск подошли к Берлину с запада уже 13 апреля. Однако затем они были отведены назад. Причиной такого отступления стал протест со стороны Москвы⁵²⁸.

Из фронтового начальства в полном объеме замысел всей Берлинской операции знали только Жуков, Конев и их ближайшие помощники. Предусматривалось, прежде всего окружить немецкую столицу. Подход к ней частей западных союзников в этом случае был бы надежно закрыт. Но даже командующие фронтами не ведали, какое внимание Сталин и Берия уделяли скорейшему захвату институтов, занимающихся ядерными исследованиями. Особое место в этой связи отводилось Институту физических исследований кайзера Вильгельма в Далеме.

Накануне наступления Сталин продолжал обманывать своих союзников. Генерал Дин подготовил донесение об очередной встрече с советским руководителем, предназначенное только "для глаз Эйзенхауэра". В конце достаточно долгого обсуждения проблем, связанных с предстоящим участием Советского Союза в войне на Дальнем Востоке против Японии, "Гарриман заметил, что немцы объявили о том, что русские готовятся возобновить наступление на Берлин в ближайшем будущем. Маршал [Сталин] ответил, что действительно он собирается возобновить наступление. Но он не знает, насколько успешным оно будет. Однако главный удар будет произведен в направлении Дрездена, как он уже сообщал об этом Эйзенхауэру"⁵²⁹.

Сталин не только обманывал своих союзников, он также скрывал нервозную обстановку, создавшуюся в советском руководстве. Между тем ни Гарриман, ни Дин не подозревали, что их обводят вокруг пальца. За день до этой встречи генерал Антонов докладывал членам Ставки о полученном от Эйзенхауэра послании, в котором речь шла о мерах по предотвращению боевых столкновений между частями западных союзников и Красной Армии. Прежде всего советский генеральный штаб интересовало, означает ли это какое-либо изменение относительно ранее согласованных зон оккупации Германии. Когда союзники ответили, что речь может идти только об изменениях тактического характера и никаких корректив в зоны оккупации вносить не предполагается, начальник генштаба попросил подтвердить это разъяснение самого Эйзенхауэра. Антонов также хотел убедиться, что после завершения тактических операций англо-американские силы будут отведены назад и освободят зону, предназначенную для оккупации советских войск. Такое подтверждение пришло от Эйзенхауэра 16 апреля.

Солдаты Красной Армии, собирающиеся завтра идти в атаку, считали для себя первой необходимостью побриться. Их внешний вид должен соответствовать облику победителей. Пока еще было светло, бойцы брили лица опасными бритвами - многим солдатам их заменяли осколки разбитого стекла. Лишь некоторые смогли заснуть. Как отмечал офицер из 3-й ударной армии, бойцы сочиняли письма домой⁵³⁰.

Они укрывались шинелью и писали при помощи света карманного фонарика или зажигалки. В основном красноармейские письма были краткими и малоинформативными: "Привет с фронта", или что-то в этом роде. Солдаты писали, что они находятся уже недалеко от Берлина и ожидают большого сражения. В ближайшее время придет приказ о наступлении, и они двинутся вперед. Бойцы надеялись на скорую победу, но не знали, останутся ли они живы⁵³¹.

Некоторые солдаты писали послания отнюдь не своим женам или невестам, а тем женщинам, с которыми они познакомились заочно. Тысячи молодых женщин, работавших на предприятиях Урала или Сибири, связывались с военнослужащими по почте. Спустя некоторое время они обменивались фотографиями. Однако в этой переписке секс не был главной движущей силой для солдат. Самым важным для них являлось то, что где-то далеко их ждет женщина. И это было единственным, что оставалось у них от нормальной жизни.

Сержант Василенко с 1-го Украинского фронта в своем письме привел строки песни, сочиненной на мотив известной всем "Землянки", той самой, где "...до смерти четыре шага":

Разгоняет коптилочка тьму,

Освещает мне путь для пера,

Мы с тобою близки по письму,

Мы с тобою как брат и сестра.

О тебе я на фронте грущу,

И тебя после дней боевых

Я в глубоком тылу разыщу,

Если только останусь в живых.

Ну, а если случится беда,

Если жизни сосчитаны дни,

Вспоминай обо мне иногда,

Добрым словом меня вспомяни.

Ну, пока до свиданья. Пора

Мне на немца в атаку идти,

Я хочу даже в крике "Ура!"

Твое имя вперед пронести⁵³².

"Жди меня" - еще одна из самых популярных песен войны - родилась на основе знаменитого стихотворения Константина Симонова, написанного в 1942 году. Симонов обращался в нем к суеверным чувствам солдат. Считалось, что если подруга останется верной и не изменит бойцу, находящемуся на фронте, то он останется в живых. Это стихотворение было разрешено к публикации лишь потому, что оно, по мнению партийного и литературного начальства, усиливало у солдат чувство патриотизма. Многие военнослужащие постоянно хранили в левом нагрудном кармане гимнастерки маленький клочок бумаги со словами "жди меня". Они шептали их, словно молитву, перед боем.

Песня "Синий платочек" также была посвящена верности и любви, женщине, прощающейся с солдатом, уходящим на фронт. Она была настолько популярна в войсках, что многие солдаты, идя в атаку, выкрикивали название песни после официальных лозунгов: "За Родину, за Сталина, за синий платочек!!!"

Большое число комсомольцев носило с собой фотографию Зои Космодемьянской и газетную вырезку со статьей о ее подвиге. Немцы пытали и казнили юную партизанку, комсомолку Зою Космодемьянскую⁵³³. Теперь же советские солдаты называли ее именем свои танки и самолеты.

Однако некоторые произведения советских поэтов ждала другая судьба. Так, одно из стихотворений Константина Симонова было отнесено к разряду "случайных", "вульгарных" и "вредных в морально-политическом плане". По иронии оно носило название "Лирическое"⁵³⁴:

На час запомнив имена,

Здесь память долгой не бывает,

Мужчины говорят: война...

И женщин наспех обнимают.

Спасибо той, что так легко,

Не требуя, чтоб звали - милой,

Другую, ту, что далеко,

Им торопливо заменила.

Она возлюбленных чужих

Здесь пожалела, как умела,

В недобрый час согрела их

Теплом неласкового тела.

А им, которым в бой пора

И до любви дожить едва ли,

Все легче помнить, что вчера

Хоть чьи-то руки обнимали.

Однако большинству советских официальных лиц не нравились песни про женскую верность. Дело в том, что эти ярые борцы за мораль были обескуражены случаями, когда солдаты вульгарно переделывали слова официальной версии той или иной песни. Так, выбивающая слезу "Темная ночь" - песня о жене солдата, сидящей возле кроватки с ребенком и "тайком" вытирающей слезу, была переделана в песню, где жена принимает "тайком стрептоцид". Во время войны этим лекарством лечили венерические заболевания.

Официальные патриотические песни никогда не имели среди бойцов большой популярности. Единственное исключение составляет "Песня артиллеристов", которая прозвучала в фильме "В шесть часов вечера после войны". Фильм попал на фронт как раз накануне битвы за Берлин. Он был посвящен артиллерийскому офицеру, который остался в живых и встретился со своей любимой в Москве во время празднования Дня Победы. И хотя этот фильм, с одной стороны, благотворно воздействовал на морально-политическое состояние военнослужащих, с другой - он никак не мог избавить их от страха быть убитыми в самом конце войны, когда победа уже так близка.

В некоторых песнях, так же, как и в упомянутом фильме, речь шла уже о послевоенном времени - о том, что ждет солдата после окончания боев. Среди военнослужащих 4-й гвардейской танковой армии была распространена песня на мотив широко известной "Давай закурим", но только с другими словами. В новом варианте фронтового хита говорилось о том, что скоро все они вернутся домой и там их встретят любимые женщины. Для них будут светить звезды Урала, и когда-нибудь они вспомнят о минувших боях. Они вспомнят Каменец-Подольский и голубые Карпатские горы, грохот танков, Львов, поля за Вислой. Эти дни не забудутся, о них они будут рассказывать своим детям. Когда-нибудь они вспомнят...⁵³⁵

Бойцы Красной Армии страстно желали побыстрее закончить войну. Но чем ближе был ее конец, тем сильнее становилось их желание остаться в живых. И еще они хотели вернуться домой с медалью. Награды позволяли солдату иметь совершенно иное положение в обществе и особенно в своей собственной семье. Однако была одна вещь, которой военнослужащие боялись больше смерти, больше страха быть убитыми в самые последние часы войны. Они боялись остаться покалеченными, потерять ноги или руки. Ветеранов-инвалидов называли еще "самоварами"; к ним относились как к людям отверженным.

После захода солнца, вечером 15 апреля, начальник политуправления 47-й армии полковник Калашник приказал капитану Владимиру Галлу и молодому лейтенанту Конраду Вольфу отправиться на передовую линию. У них был приказ подготовиться к допросам первых пленных после начала наступления. Кони Вольф, немец по национальности, являлся сыном известного драматурга, коммуниста Фридриха Вольфа, эмигрировавшего в Москву еще в 1933 году, когда к власти в Германии пришли нацисты. Кстати говоря, старший брат Кони Вольфа, Миша, стал в годы "холодной войны" пресловутым Маркусом Вольфом - главой восточногерманского шпионажа.

Когда два друга, вооруженные лишь пистолетами, достигли берега Одера, уже почти стемнело. Они обнаружили, что вокруг них находится огромное количество людей и военной техники. Повсюду проглядывали силуэты замаскированных танков. Было ясно, что огромные силы изготовились к наступлению. Все выглядело так, словно советская сторона натянула огромную пружину и была готова ее спустить⁵³⁶.

Саперные подразделения уже занимались своей опасной работой. Они разминировали нейтральную полосу. Капитан Шота Сулханишвили из 3-й ударной армии вспоминал, что все стрелковые части были предупреждены о ведущихся работах по снятию минного заграждения⁵³⁷. Однако эксцессов избежать не удалось. Заснувший на посту солдат спутал с немцем возвращавшегося с боевого задания сапера. Очнувшись от внезапного шороха, он, не долго думая, бросил в него гранату. Сулханишвили был взбешен. Он избил несчастного стрелка почти до полусмерти. Для него каждый подчиненный ему сапер был на вес золота.

Те из советских солдат, которые уже приобрели наручные часы, все время поглядывали на циферблат. Они страстно желали знать только одно - сколько времени осталось до начала атаки. Зажигать какой-либо свет в траншеях категорически запрещалось. Но мысли военнослужащих крутились только вокруг предстоящего наступления.

Дата добавления: 2015-08-21