Пилипенко Т.

Итак, у языка есть устная традиция, независимая от письма и в не меньшей мере устойчивая; не видеть это мешает престиж письменной формы. Первые лингвисты споткнулись на этом, как до них гуманисты эпохи Возрождения. Сам Бопп не делает ясного различия между буквой и звуком; читая работы Боппа, можно подумать, что язык неотделим от своего алфавита. Его непосредственные преемники запутались в этом так же, как и он. Обозначение фрикативного р через th дало Гримму повод не только считать этот звук двойным, но и полагать, что он придыхательный смычный; этим объясняется то место, которое отводится звуку f> (=th) в гриммовском законе передвижения согласных (так называемое Lautverschiebung; см. стр. 145). Доныне многие образованные люди смешивают язык с его орфографией; не говорил ли Гастон Дешан о Бертело, что тот «спас французский язык от гибели», выступив против орфографической реформы [95].

Чем же объясняется такой престиж письма?

1. Прежде всего, графический образ слов поражает нас как нечто прочное и неизменное, более пригодное, нежели звук, для обеспечения единства языка во времени. Пусть эта связь поверхностна и создает в действительности мнимое единство, все же ее гораздо легче схватить, чем естественную связь, единственно истинную,—связь звуковую.

2. У большинства людей зрительные впечатления яснее и длительнее слуховых, чем и объясняется оказываемое им предпочтение. Графический образ в конце концов заслоняет собою звук.

3. Литературный язык еще более усиливает незаслуженное значение письма. Он имеет свои словари и грамматики; по книге и через книгу обучаются в школе, литературный язык выступает как некоторая кодифицированная система, а соответствующий кодекс представляет собою письменный свод правил, подчиненный строгому узусу:

орфографии. Все это придает письму первостепенную значимость. В конце концов начинают забывать, что говорить научаются раньше, чем писать, и естественное соотношение оказывается перевернутым.

4. Наконец, когда налицо расхождение между языком и орфографией, противоречие между ними едва ли может быть разрешено кем-либо, кроме лингвиста; но, поскольку лингвисты не пользуются никаким влиянием в этих делах, почти неизбежно торжествует письменная форма, потому что основываться на ней гораздо легче; тем самым письмо присваивает себе первостепенную роль, на которую не имеет права.

§ 3. Системы письма [96]

Существуют две системы письма:

1. Идеографическое письмо, при котором слово изображается одним знаком, не зависящим от звуков, входящих в его состав. Этот знак представляет слово в целом и тем самым выражаемое этим словом понятие. Классический пример такой системы—китайская письменность.

2. Система, обычно называемая «фонетической», стремящаяся воспроизвести звуковую цепочку, представляющую слово. Фонетические системы письма бывают то слоговыми, то буквенными, то есть основанными на неразложимых элементах речи.

Впрочем, идеографические системы письма легко переходят в системы смешанного типа: некоторые идеограммы, утратив свое первичное значение, превращаются в изображение отдельных звуков [97].

Мы говорили, что написанное слово стремится вытеснить в нашем сознании произносимое слово; это верно в отношении обеих систем письма, но эта тенденция сильнее в первой. Для китайца и идеограмма и произносимое слово в одинаковой мере суть знаки понятия;

для него письмо есть второй язык, и при разговоре, если два слова произносятся одинаково, ему иной раз приходится для выражения своей мысли прибегать к написанному слову. Но эта подстановка благодаря тому, что она может быть абсолютной, не имеет тех досадных последствий, какие наблюдаются в нашей письменности; китайские слова различных диалектов, соответствующие одному и тому же понятию, с одинаковым успехом связываются с одним и тем же графическим знаком.

Мы ограничимся рассмотрением фонетических систем письма, и в частности той, которая употребляется доныне и имеет своим прототипом греческий алфавит.

В момент, когда возникает алфавит такого рода, он достаточно разумно отражает состояние языка (если только речь не идет об алфавите заимствованном и уже содержащем непоследовательности). С логической точки зрения греческий алфавит безупречен, как это мы увидим ниже (стр. 45). Однако согласованность между написанием и произношением существует недолго. Рассмотрим причины этого.

§ 4. Причины расхождения между написанием и произношением [98]

Причин этих много; мы приведем лишь важнейшие. Прежде всего, язык непрестанно развивается, тогда как письмо имеет тенденцию к неподвижности. Из этого следует, что написание в конце концов перестает соответствовать тому, что оно призвано изображать. Написание, последовательное в данный исторический момент, столетием позже оказывается нелепым. Вначале графический знак еще меняют, чтобы согласовать его с изменившимся произношением, но в дальнейшем от такого приспособления письма к произношению отказываются.

Как видим, в XI и XIII вв. еще сообразовывались с происходящими в произношении переменами: каждому этапу в истории языка соответствует определенный этап в истории орфографии. Но с XIV в. письмо застряло на мертвой точке, между тем как язык продолжал развиваться, и с этого момента возникло расхождение, все более растущее, между произношением и орфографией. В конце концов это укоренившееся несоответствие отозвалось на самой системе письма:

Примеры можно было бы умножать до бесконечности. Так, например, почему пишут как mais и fait то, что произносится те vifi? Почему с во французском часто имеет значение д? Потому что мы сохраняем написания, не имеющие разумного оправдания.

Эта причина действует во все времена; так, например, французское смягченное / перешло в йот: говорят eveje, muje, хотя продолжают писать eveiller «будить», mouiller «мочить».

Другая причина расхождения между написанием и произношением заключается в следующем: когда один народ заимствует у другого его алфавит, часто случается, что средства чужой графической системы оказываются плохо приспособленными к своей новой функции и приходится прибегать к уловкам: так, например, пользуются двумя буквами для изображения одного звука. Так случилось со звуком^ (фрикативный зубной глухой) в германских языках: за неимением в латинском алфавите соответствующего знака его стали изображать через th. Меровингский король Хиль-перик пытался добавить к латинским буквам особый знак для этого звука, но ему это не удалось, и обычай освятил употребление th. В средневековом английском языке были два е: закрытое (например, в sed «семя») и открытое (например, в led «вести»); за неимением в алфавите различных знаков для этих двух звуков придумали написание seed и lead. Во французском для изображения шипящего s прибегли к двойному знаку ch и т. д. и т. п.

Есть еще соображения этимологического порядка; в некоторые эпохи, например в эпоху Возрождения, они играли преобладающую роль. При этом весьма часто орфография устанавливалась под давлением ложной этимологии: так, ввели букву d во французское слово poids «вес», полагая, что оно восходит к латинскому pondus «вес», тогда как в действительности оно происходит от латинского pensum «взвешенное». Но не в том дело, правильно или нет применен принцип этимологического письма, ложен самый принцип.

В иных случаях причина отсутствует вовсе: некоторые причуды орфографии не оправдываются даже этимологически. Почему, например, по-немецки пишут thun вместо tun «делать»? Утверждают, будто h изображает придыхательный характер согласного t, но тогда h следовало бы ввести всюду, где имеется подобное же придыхание, а между тем во множестве слов оно никогда не писалось (ср. Tugend «добродетель», Tisch «стол» и др.).

§ 5. Последствия расхождения между написанием и произношением [99]

Было бы слишком утомительно заниматься классификацией непоследовательностей орфографии. Одна из самых прискорбных непоследовательностей—это многочисленность знаков для одного звука. Так, во французском для звука z существуют написания^', g, ge (foli, geler, geai); для звука z—написания z и s; для звука s — написания s, с. ς, t (nation), ss (chasser), sc (acquiescer), sς (acquiesQant), χ (dix); для звука k— написания с, qu, k, ch, cc, cqu (acquerir). И наоборот, несколько звуковых значений изображаются одним знаком: так, t представляет как (, так и s; g изображает как g, так и z и т. д. [100].

Отметим еще так называемые «косвенные написания». Хотя в немецких словах Zettel «листок». Teller «тарелка» и т. п. и нет двойных согласных, все же пишут и, // с единственной целью отметить, что предыдущий гласный является кратким и открытым. Вследствие подобного же рода заблуждения англичане добавляют в конце немое е, чтобы отметить удлинение предшествующего гласного: ср. made (произносится meid) «сделал» и mad (произносится meed) «сумасшедший». Это е создает для глаза видимость второго слога.

Указанные нерациональные написания еще соответствуют чему-то в языке, но есть и такие, которые вовсе ничем не оправданы. В современном французском языке нет двойных согласных, за исключением старых форм будущего mourrai «умру», courrai «побегу», и, однако, французская орфография кишит неоправданными удвоениями вроде bourru «ворчун», sotisse «глупость», souffiir «страдать» и т. п.

Дата добавления: 2015-08-21