Е) Влияние Конрада на обновление психиатрического учения о конституции

Кречмеровский подход доказал свою плодотворность хотя бы в том отношении, что благодаря ему удалось развить новую теорию, призванную переработать прежнюю и заменить ее. Учение о конституции вступило в новую фазу благодаря примечательному труду Клауса Конрада. Правда, труд этот богат не столько новыми результатами, сколько новыми интерпретациями; но именно это очень важно для той проблематичной области, где речь идет о постижении целостностей. Задача состояла в открытии новых путей и обнаружении новых пространств на основе руководствующегося идеями видения целого. Наша критика Кречмера применима к учению Конрада постольку, поскольку последний отталкивается от теории Кречмера и подтверждающих ее фактических данных. Тем не менее Конрад не только модифицирует Кречмера, но и разрабатывает радикально новую форму теории. Теория Кречмера в целом оказалась несостоятельна; но его конкретные данные и формулировки сохраняют свое значение, свою наглядность и неповторимую ценность. Прежде всего Конрад критикует статистику типов; далее, следуя принципу противопоставления полярностей, он разрабатывает новую схему типов; наконец, он гипотетически реконструирует процессы развития и тем самым сообщает своей схеме новое, особенное значение. Подозреваю, что все его генетические гипотезы ложны; но это не мешает им представлять живейший интерес в качестве новой «схемы идеи». Возникают некоторые существенные вопросы, на которые все еще невозможно дать обоснованные, доступные проверке ответы. Вкратце изложим теорию Конрада.

1. Критическое обсуждение статистики типов. Соглашаясь с моей критикой, Конрад высказывает убежденность в том, что статистическая обработка типологических проблем — это всегда «палка о двух концах». «Однажды определив тип как классифицируемое понятие, мы, естественно, не должны пытаться проверить его статистическими методами. В области типологии средние величины не обладают доказательной ценностью; они могут что-то значить разве что в качестве иллюстраций». Это заявление еще раз указывает на то, что за исходный пункт принимается не количественное измерение, а видимая форма; доказательства на основе цифр невозможны.

Впрочем, Конрад вообще не обращает внимания на средние величины как таковые. Что касается типов, то для него важны граничные (маргинальные) значения, в промежутке между которыми располагается каждый из типов; но и граничные значения, как количественные абсолюты, также не слишком существенны, поскольку тип обретает смысл только в отношении к противоположному типу. Таким образом, тип постижим только исходя из некоторых относительно маргинальных численных значений.

Область каждого отдельного конституционального типа располагается между внешним и внутренним граничными значениями, то есть между чисто идеальной типологической конструкцией и средней величиной. Идеальную конфигурацию (внешнее граничное значение) можно усмотреть в отдельно взятом классическом случае; количественное среднее (или внутреннее граничное значение) выводится «из средних показателей, подсчитанных в применении к по возможности обширной группе» (но в данной связи напоминает о себе старый вопрос: как именно мы определяем принадлежность того или иного случая к соответствующей группе?). Конрад не считает границы абсолютно неподвижными; «тип — это не что-то определенное раз и навсегда, и поэтому не существует методов, с помощью которых можно было бы выявить фиксированные границы. Речь идет о том, чтобы пусть произвольным, но методически корректным способом установить нечто вроде разделительной линии» (с этим можно согласиться, но ведь произвольные методы изначально предполагают какой-то неопровержимый критерий классификации отдельных случаев; каким бы произвольным ни был этот критерий сам по себе, на практике он должен функционировать совершенно одинаково у всех применяющих его исследователей).

Приведенное выше суждение Конрада, согласно которому статистика типов телосложения ничего не доказывает и имеет только иллюстративное значение, неизбежно распространяется (или, по меньшей мере, должно распространяться) на любую статистику корреляций между исчисленными типами. Следовательно, любая такая статистика должна оцениваться в меру своей непосредственной, конкретной убедительности. Абстрактные цифры, процентные соотношения, корреляции сами по себе безразличны; они чего-то стоят только тогда, когда обладают конкретной доказательной силой. По существу, всякая статистика в данной области не есть настоящая статистика.

2. Новое распределение типов по полярностям. Для Конрада совершенно ясно, что любые типы относительны, частичны и преходящи. Поэтому он выступает как достаточно непредвзятый наблюдатель всего богатства человеческих гештальтов. Не существует такой схемы типов, которая, исходя из одной-единственной точки зрения, включала бы в себя все гигантское множество разновидностей телосложения или хотя бы упорядочивала его согласно двум или трем типичным формам.

Для Конрада это было бы тем более невозможно, поскольку наиболее выразительные формы — это не типы сами по себе, а подвижные формы, которые должны быть поняты с точки зрения основных полярных принципов роста. Структура типологической схемы Конрада, по идее, определяется не какими-либо существующими идеальными формами, а лежащими в их основе принципами. Лептосоматическое и пикническое телосложения обрисовываются согласно принципу внутренне поляризованного роста. В случае атлетического телосложения действует иной принцип. «На основании других принципов роста могут быть установлены и другие типы».

Различные уже выделенные типы — включая диспластический — были расположены Кречмером в единый ряд. Дабы исправить это неудовлетворительное положение дел, Конрад разрабатывает определенную иерархию. Типы дифференцируются согласно лежащему в их основе принципу роста; неукоснительно соблюдается требование, согласно которому сравнивать можно только то, что доступно сравнению. В итоге Конрад выявляет три основные группы типов телосложений. Общее для этих групп — то, что все они представляют собой тенденции роста, более или менее проявляющие себя на уровне телосложения в целом или каким-то образом воздействующие на него. «Эти тенденции проявляются во всем, вплоть до формы кончика носа или мизинца». Другой общий фактор заключается в том, что каждая из тенденций порождает специфические явления на уровне психической жизни и характерологии личности. Все принципы роста проявляются в виде полярностей; между полюсами располагаются ряды вариантов. В качестве трех основных групп типов телосложения выделяются следующие:

(аа) Лептосоматический (лептоморфный) и пикнический типы телосложения: тенденция к росту тела в длину за счет широкого обхвата или в ширину за счет длины; к этой же группе относится и метроморфное телосложение: пропорциональный рост, который не может рассматриваться ни как середина, ни как норма.

(66) Гипопластический и гиперпластический (или астенический и атлетический) типы телосложения: тенденции роста, приводящие к недостаточному или избыточному развитию тканей, мышц и костей. Гипопластический (астенический) тип: тонкий острый нос, гипопластические скуловые дуги, отступающий подбородок (что приводит к укорочению средней и нижней части лица), узкие плечи, небольшие руки и ноги, тонкая кожа, редкие волосы. Гиперпластический (атлетический) тип: широкий, крупный нос, сильно выраженные скуловые дуги, выступающий подбородок (и, соответственно, удлиненная средняя и нижняя часть лица), широкие плечи, крупные руки и ноги, грубая кожа, обильные волосы. К этой же группе относится и метропластический тип телосложения: пропорциональный рост между отмеченными двумя полюсами.

(ее) Диспластические формы роста с эндокринной этиологией (избыточная полнота или худоба, евнухоидный рост, акромегалоидная конституция и т. п.) и дефектные структуры, дисморфические тенденции роста (status dysraphicus и т. д.).

Так же, как и в схеме Кречмера, у Конрада классификация типов телосложения связывается с богатым подбором экспериментально установленных физиологических и психологических реакций, равно как и характерологических описаний.

С помощью этой классификации удалось, во-первых, выделить (в третью группу) все патологические формы роста, которые суть не что иное, как болезни, происходящие от известных причин. Говорить о них как о признаках той или иной конституции, по существу, не приходится. Во-вторых, удалось разделить то, что прежде ошибочно смешивалось: например, лептосоматическая форма роста, противопоставленная пикнической как еще одна сильная форма роста, теперь выступает отдельно от астенической формы роста, которая, как слабая форма, противопоставлена атлетической. Гипопластическая форма, как таковая, уже не отождествляется с лептоморфной, но может дополнять последнюю. Гипопластический лептоморфик до сих пор назывался астеником; на самом же деле в данное понятие входит определенная тенденция роста —

гипопластическая, — которая отнюдь не находится в непосредственной связи с лептоморфией.

Три перечисленные группы относятся к трем различным измерениям; каждый отдельно взятый индивид располагается, во-первых, в лептосоматически-пикническом измерении, затем в астенически-атлетическом измерении, и вдобавок он может страдать одной из болезненных форм роста, обнаруживаемых в третьей группе.

Конрад сравнивает эти три группы между собой и на этом основании характеризует их смысл. В полярности лептосоматического и пикнического типов он усматривает связь взаимоисключающих начал: в случаях, представляющих крайние варианты, типичные признаки не обнаруживаются вместе, так как, будучи взаимно противоположны, они «гасят» друг друга. С другой стороны, в рамках астенически-атлетической полярности типичные признаки могут выступать вместе: в одном и том же индивиде могут проявиться импульсы, исходящие из обеих форм роста.

Полярность лептосоматического и пикнического типов, даже в своих крайних разновидностях, остается внутри нормальных пределов — тогда как астенически-атлетическая полярность в своих крайних проявлениях вступает в область болезненного: на одном полюсе это патологическая слабость, а на другом — акромегалия.

Наконец, полярность лептосоматического и пикнического типов пропитывает собой всю человеческую природу, вплоть до уровня физиологических и психологических реакций. В случае же астенически-атлетической полярности «говорить о столь глубоком проникновении не приходится». Дифференцирующий принцип проявляется «только в некоторых устойчивых сочетаниях (констелляциях) признаков, которые почти не влияют на конституцию как целое. Дифференциация не заходит сколько-нибудь глубоко также и в сфере психического. Вряд ли можно говорить о такой дифференциации, которая воздействовала бы на личность в ее самых глубинных основах».

Данная классификация представляется в основном простой и ясной. Конечно, кроме типов третьей группы, в ней нет ничего такого, что получило бы конкретное, концептуально ясное определение и, с точки зрения причинно-следственных связей, не оставляло бы места для неоднозначных толкований. Далее, «переход» от крайних вариантов второй группы к болезненным формам (астении как конституциональной болезни Штиллера [Stiller] и акромегалии как одной из болезней эндокринной системы) остается спорным и внушает известные сомнения относительно данной полярности в целом. Наконец, сводя всю первую группу к универсальной и бесспорной полярности, Конрад поступает подобно Вайденрайху (Weidenreich) и в итоге теряет из виду богатую физиогномическую детализацию и специфику конституциональных признаков (недаром Конрад утверждает, будто лептоморфия — это уже не конституциональный тип, а всего лишь тенденция роста).

Но классификационная схема — это лишь первый шаг. Мы еще не дошли до концептуального ядра теории Конрада, в свете которого его схема обретает свой смысл и может быть подтверждена или поставлена под вопрос.

3. Обоснование схемы с помощью гипотезы развития. Типы телосложения выражают тенденции роста. Эти тенденции следует дифференцировать. Во-первых, их следует различать согласно тому, насколько глубоко они воздействуют на жизнь в целом. Конрад называет лептоморфно-пикническую полярность первичной, а астенически-атлетическую полярность — вторичной разновидностью «человеческого». Это означает, что позиция, занимаемая индивидом в пространстве первой из этих двух полярностей, определяется на более ранней стадии зародышевого развития и поэтому оказывает более глубокое воздействие; что касается позиции, занимаемой индивидом в пространстве второй полярности, то она определяется позднее и воздействует не столь глубоко.

Во-вторых, тенденции роста дифференцируются согласно их полярности в каждый данный момент времени. Они поляризуются благодаря цели развития, которая пребывает на различном расстоянии от них. Именно здесь кроется решающий фактор.

Голландский анатом Больк объяснял некоторые типы зооморфных уродств плода как развитие, которое зашло слишком далеко. Животные — крайняя, ведущая в тупик форма развития. В противоположность им, нормальный человек, в целом, остается на том уровне формирования структуры организма, который ближе всего к строению зародыша. Поэтому зародыши человека и обезьяны значительно больше похожи друг на друга, чем взрослые особи — при том, что между взрослым человеком и зародышем обезьяны значительно больше сходства, чем между последним и взрослой обезьяной. Больк выражает этот феномен одной фразой: человек подобен обезьяне, застрявшей на эмбриональной стадии.

Данная теория основывается на идее, согласно которой предполагаемые тенденции роста определяются через свою нацеленность на специализацию или, напротив, на сохранение гибкости и богатства возможностей. То же можно выразить иначе: рост либо стремится достичь крайности, либо удерживается в рамках всеобъемлющей и уравновешенной соразмерности. Эта основная идея, использованная Конрадом, представляет собой оригинальную трактовку типологии телосложения и конституции. Цель развития локализована между крайностями — ростом в длину и в ширину, астеническим и атлетическим строением; и уже на стадии формирования первичных предрасположенностей она находится на разном расстоянии от этих крайностей (то есть либо в непосредственной близости к той или иной из крайностей, либо в одной из бесчисленных возможных промежуточных точек). Но, в отличие от случая с обнаруженными Больком уродствами плода, в связи с типами конституции речь должна идти не о нормальной «остановке» или аномальном «неумеренном развитии», а о нормальных целях, многообразно распределенных в пространстве между заданными полярностями.

Как и телосложение, сопутствующие характерологические признаки следует относить к ранней стадии развития (здесь усматривается аналогия с мнением, согласно которому женская природа относится к более ранней стадии развития, чем мужская, и близка к природе ребенка). Так Конрад вырабатывает свой взгляд на великую психофизическую целостность, на структурное единство тела и души, генетически полностью сформированное уже на ранней стадии зародышевого развития благодаря ряду прерывистых процессов или скачков.

Нормально варьирующие тенденции роста характеризуются Конрадом в терминах различных «темпераментов развития». Именно «темперамент развития», который бывает либо консервативным (сохраняющим), либо пропульсивным (продвигающим), играет решающую роль в достижении конституционально заданной цели развития. Пикник сохраняет сходство с ранней стадией развития, близкую связь с детством; лептосоматик стремится к более поздней стадии развития и уходит дальше от детства. То, что проявляется в пропорциях тела, параллельно (хотя и по-иному) проявляется и в душевных качествах личности. Пикник должен быть циклотимиком, ибо как пикническое телосложение, так и циклотимный темперамент — черты ранней стадии развития. «Пикническое телосложение и циклотимная структура характера — это не что иное, как соответствующие друг другу точки в морфологическом процессе онтогенетического формирования пропорций и психологическом процессе онтогенетического формирования личности». Оба полярных типа конституции — это именно разные (консервативный или пропульсивный) модусы развития, определяющие онтогенетические изменения формы, функции и структуры. «Телосложение и характер должны соответствовать друг другу, потому что они представляют собой итог одного и того же развития».

Конрад рассматривает все конституциональные типы под углом зрения полярности консервативной и пропульсивной тенденций, применимой в особенности к соматическим явлениям. Соответственно, конституциональные типы, обусловленные воздействиями со стороны эндокринной системы, рассматриваются как результат реакции тканей на тормозящее (консервативное) или ускоряющее (пропульсивное) влияние гормонов. Далее, в связи с проблемой предрасположенности к тем или иным соматическим заболеваниям всякий конституциональный тип рассматривается как «особо благоприятная или неблагоприятная генотипическая среда для действующего болезнетворного фактора». Основное правило гласит: «Заболевания диатетического типа (то есть аномально обостренные реакции) чаще встречаются на консервативном полюсе, тогда как заболевания системного типа (то есть всякого рода прогрессирующие разрушительные процессы) — на пропульсивном полюсе».

Теория развития Конрада венчается следующей идеей. На вопрос о том, какой именно из двух «темпераментов» — консервативный или пропульсивный — предоставляет лучшие шансы для развития, Конрад отвечает: «Ни тот, ни другой». «Ликноморфно-циклотимный вариант конституции представляет собой неспециализированную «юношескую стадию» как результат развития консервативного типа; он не развивается дальше ввиду отсутствия соответствующего темперамента развития. С другой стороны, лептоморфно-шизотимный вариант — это пропульсивная, высокоспециализированная форма, соответствующая „взрослой» стадии, при которой специализация достигается слишком рано и которая, будучи преждевременно „зафиксирована», утрачивает потенциал для дальнейшего развития. И только метроморфно-синтимные формы — то есть формы, локализованные между полюсами, — осуществив первые два больших шага в процессе развития (в возрасте 6—8 лет и в период полового созревания, что соответствует двум первым крупным преобразованиям организма), достигают стадии второй уравновешенности и способны пройти еще дальше по пути развития». Специально о телосложении сказано: «Между двумя крайностями имеется только метроморфный тип, который, преодолевая этап второго преобразования (а именно — этап полового созревания), достигает второй стадии уравновешенности, а вместе с ней — той соразмерности пропорций, той идеально сбалансированной структуры тела, которая представляет собой греческий идеал красоты».

При подходе, берущем за основу развитие организма, развивается биологическое видение человеческих возможностей, которое уводит нас к самым дальним границам жизни. Это не конкретное физиогномическое и характерологическое видение Кречмера, а биологическое и спекулятивное видение, систематически и теоретически оперирующее уже обнаруженными фактами и объединяющее их в неопровержимую в своем роде целостность. Спекулятивные выкладки восхищают ясностью и изяществом. Читая книгу, мы все время хотим верить в ее абсолютное соответствие истине. Но мы не должны обманываться. Во-первых, фактический материал, на основе которого осуществляется интерпретация, сам по себе отнюдь не так надежен и бесспорен, как могло бы показаться на первый взгляд. При первом знакомстве с ним мы — даже несмотря на ряд специально оговоренных ограничений — находимся под непосредственным впечатлением от того, как выразительно он представлен; но обрисованная Конрадом биологически восхитительная картина на поверку оказывается тем менее похожей на правду, чем внимательнее мы присматриваемся к деталям и к целому. Во-вторых, мы имеем дело не с какими-то новыми и убедительными данными, а с гипотетической интерпретацией, для поддержки которой привлечены самые современные биологические воззрения. Эта интерпретация есть не что иное, как новая «схематизация» (в кантовском смысле) идеи конституции. Против отнесения конрадовской схемы к области реального научного знания можно выдвинуть следующие аргументы.

(аа) Под развитием должно пониматься либо обширное, не имеющее определенных границ пространство возможностей, либо ограниченное развитие, то есть некая завершенная целостность, в определенные моменты времени проходящая через определенные стадии. Говоря о стадиях, мы уже неявно предполагаем определенный тип развития. Если же мы станем подразделять этот тип развития дальше, каждая из выявленных разновидностей будет представлять собой самостоятельное единство, трудно объяснимое в терминах какой бы то ни было «стадии». Кроме того, цель развития не может считаться стадией развития, и развитие в целом не может считаться одной из своих стадий. Остановка в развитии (которая может быть распознана как фиксация на определенной стадии) — это патология. Конституциональный тип должен быть не остановкой в развитии, а достижением полноты развития. Тип, достигший полноты, характеризуется целью развития, которая «соответствует» определенной стадии этого развития; но «соответствие» на самом деле представляет собой лишь слабую аналогию. Женский пол — это отнюдь не остановленное развитие; да и к ребенку женщина отнюдь не ближе, чем мужчина, — даже несмотря на то, что некоторые ее морфологические признаки, как кажется, «соответствуют» отдельным признакам и свойствам ребенка (но такого ребенка, который — если принять, что он мальчик, — похож скорее на взрослую женщину). Мы можем сравнивать женщину с ребенком, типы мужчин — с типами женщин, конституции — с полами или со стадиями развития в детстве; но в каждом из этих случаев мы не должны забывать, что имеем дело всего лишь со сравнениями, что доступное сравнению не следует превращать в тождественное, что соответствие не следует путать с полным совпадением. Сравнения влекут за собой не новое знание о причинах явлений, а возможность нового взгляда, проистекающую из взаимодействия вещей, различных по своей сущности. В разбираемом случае сравнения отнюдь не обогащают наше генетическое знание; они дают лишь пластичную картину целостностей, окончательное и полное постижение которых нам недоступно.

(66) Различение консервативного и пропульсивного «темпераментов развития» несет в себе момент неоднозначности. Предполагается, что это крайности, между которыми лежит зона средних, умеренных случаев; это отклонения, между которыми располагается все, что обладает полнотой, завершенностью, что чревато будущим, — тогда как сами они лишены какого бы то ни было потенциала.

Под влиянием Болька и в согласии с некоторыми воззрениями современной биологии (Даке [Dacque]) многие ученые рассматривают жизнь сквозь призму уникальности человека как такого биологического вида, который в полной мере сохранил способность развиваться до конца жизни, — тогда как животные «зафиксировались» в устойчивых, недоступных дальнейшей трансформации специфических структурах. В природе человека жизнь постоянно присутствует во всей своей целостности, ибо в основе своей человек есть нечто уравновешенное, гибкое, восприимчивое и способное вместить в себя все что угодно. Он — самое древнее и одновременно самое юное из всех живых существ. Этот взгляд на жизнь, столь живо напоминающий романтическую философию природы — философию, которая была отнюдь не научным знанием, а смутным видением, выражавшим ощущение какой-то непостижимой тайны, — был перенесен Конрадом в область исследования конституции человека. Разные конституции он рассматривает как фиксации отклонений в сторону того или иного начала — лептосоматического и пикнического, астенического и атлетического, — тогда как путь творящей жизни лежит посредине. Для Конрада сохранение относительно ранней стадии как чего-то окончательного — это не сохранение возможностей для дальнейшего развития, а преждевременный отказ от них. Достижение относительно поздней стадии рассматривается не как осуществление, а как фиксация момента созревания типа. На это мы можем возразить, что промежуточная — то есть метроморфная и метропластическая — позиция представляет собой отнюдь не сохранение возможностей: ведь факт «промежуточности» сам по себе не дает оснований видеть в соответствующей форме жизни нечто потенциально богатое или творящее. Нет никаких оснований считать, что соматически и психологически «средние» формы более полноценны и жизнеспособны, чем все остальные. Впрочем, воззрения Конрада черпают свой смысл из совершенно иного источника, а именно — из опыта духовного и душевного развития через противопоставления, через сотворение нового на основе противоположностей, через сопряжение антиномий, то есть, коротко говоря, через диалектику духа.

Оппозиция консервативного и пропульсивного темпераментов развития предполагает множество разнообразных значений, так или иначе присутствующих в различных контекстах.

1. Если мера развития берется как некая совершенно неопределенная целостность, о которой мы ничего не знаем, но в которой смутно ощущаем способность к бесконечному осуществлению, — значит, пропульсивный фактор чреват безграничным будущим.

2. Если мера развития берется как некая вполне определенная целостность, известная нам во всех своих формах и на всех стадиях роста, — значит, пропульсивный фактор есть крайность, достигшая своего предела и устремленная к старости и смерти. Процесс старения затрагивает не только отдельных индивидов, но и сменяющие друг друга поколения.

3. Если мера развития берется как некая вполне определенная целостность и рассматривается в своей непосредственно данной во времени форме, как жизнь, ведущая к другим, беспрерывно меняющимся целостностям, — значит, пропульсивный и консервативный факторы становятся силами, «работающими» на фиксацию. Что касается промежуточного фактора, то он оказывается не просто какой-то средней величиной, а жизнью, постоянно сохраняющей свою соразмерность и защищающей себя от крайностей; эта жизнь удерживает внутри себя всякого рода возможности и, следовательно, по мере смены поколений накапливает творческий потенциал для будущего.

У Конрада преобладает третье значение. Впрочем, время от времени он выказывает интерес и к двум другим значениям.

Итак, неустанное влечение к развитию (пропульсивный темперамент) может означать: (1) путь к дальнейшей дифференциации и старению индивида как представителя лептосоматического или атлетического типа; (2) то же в применении к процессу смены поколений («филетическое» старение): путь, ведущий к возникновению сверхдифференцированных, специализированных и в конечном счете нежизнеспособных форм; (3) сохранение возможностей и творческое развитие в индивиде новых структур (несмотря на старение); (4) то же применительно к смене поколений (без старения). Прямая противоположность этому — выбор более ранней стадии в качестве конечной цели (что соответствует пикническому и астеническому типам): консервативный темперамент развития, при котором потенциал для будущего развития не сохраняется, а вместо этого имеет место самоограничение, не сопровождающееся старением и поэтому не теряющее устойчивости по мере смены поколений. Но для Конрада истинные шансы для жизни кроются в таких тенденциях развития, которые проистекают из сохранения возможностей и формирования соразмерного «среднего».

Хотя система воззрений Конрада сочетается с интеллектуальным подходом, обладающим непосредственной убеждающей силой (диалектическое сопряжение противоположностей, отказ от «спокойного» самоограничения, смелое приятие бесконечности), это не должно вводить нас в заблуждение относительно степени ясности философской установки автора. Не следует питать иллюзий и по поводу того, что с помощью использованных Конрадом масштабных и неоднозначных понятий процесс добывания новых и надежных научных данных может быть существенно облегчен. В конечном счете, в рассматриваемой книге некоторые фундаментальные истины о духовном и душевном прилагаются к сферам морфологии, соматических исследований, исследований в области конституции. Хотя в качестве теоретической схемы система взглядов Конрада оставляет впечатление чего-то достаточно приблизительного, как идея она полна смысла и, следовательно, перспективна. Но, будучи направлена против догматизма любого рода, сама она приносит с собой опасность новой догмы — догмы неопределенности, источник которой кроется в гипостазировании идеи. Неопределенность, из которой Конрад постоянно извлекает свои вполне определенные обобщающие суждения, ошибочно принимается за отсутствие какой бы то ни было догмы.

4. Сведение фактора, детерминирующего конституцию, к единственному гену. Макс Шмидт отмечает, что «ни один из этих типов не поддается хоть сколько-нибудь правдоподобному сведению к какой-либо одной простой биологической функции или к какому-либо простому биологическому принципу». На это Конрад возражает: «Вопрос о том, пойдет ли развитие по пропульсивному или консервативному пути, решается одним-единственным генетическим фактором». Конечно, такие идеи носят чисто гипотетический характер и не поддаются научной проверке; с другой стороны, благодаря такому использованию понятий биологической генетики мы получаем в свое распоряжение весьма впечатляющий набор возможностей. Сознавая возникающие в связи с этим трудности, Конрад задается вопросом: действительно ли объяснение в терминах генетики следует признать безнадежным делом, принимая во внимание астрономическое число тех генов, которые, как предполагается, должны определять конституциональный тип?

Ответ на этот вопрос исходит из представления о полярности конституциональных типов, что связывается с принятым в генетике представлением о парах признаков. Специалисту по генетике нечего делать с изолированными признаками или группами изолированных признаков. Его интересует либо альтернатива наличия/отсутствия того или иного признака, либо биполярный вариационный ряд, который можно объяснить через способность гена порождать множественные аллели. Альтернатива наличия/отсутствия признака или биполярность признака — это не просто методологические требования: ведь «парность» составляет объективное и неотъемлемое свойство наследственной структуры организма. У любого организма — два, а не три родителя; и хромосомы также распределены попарно. Конституциональные типы, согласно классификации Конрада, поляризованы и поэтому приспособлены к исследованию с генетической точки зрения. Единственный искомый ген должен обладать силой, достаточной для того, чтобы определить место индивида в пространстве между поляризованными конституциональными типами.

И все же конституциональный тип, несомненно, должен определяться очень большим количеством генов. Конрад задается следующим вопросом: «Как и почему все эти гены столь явно предпочитают объединиться в один геном? Во всей генетике не найти другого примера, чтобы столь обширное число генов обнаруживало такое сродство в рамках одного генома» (впрочем, на это можно возразить, что такое сродство отнюдь не приходится считать установленным фактом; речь должна идти скорее о множестве корреляций, к тому же не особенно сильно выраженных).

Попарное объединение факторов наследственности (соединение генов в одной и той же хромосоме) едва ли может быть основой для объединения множества признаков в рамках единого конституционального типа: ведь крайне маловероятно, чтобы конституциональный тип мог связываться с одной-единственной хромосомой. Более того, при попарном объединении факторы «могут сколько угодно разделяться — в отличие от того, с чем мы, как кажется, имеем дело в случае устойчивых объединений (констелляций)» (впрочем, во всех случаях, когда коэффициент корреляции меньше единицы, опыт показывает нечто совершенно противоположное). Следовательно, объединяющий принцип должен носить какой-то иной характер. Речь должна идти об одном-единственном гене, который благодаря принимаемому на онтогенетически ранней стадии «решению» определяет действенность всех остальных генов. Это не какой-то один ген среди многих других генов, а «вождь» всей совокупности генов, ответственный за темперамент развития. «Предположение о едином действенном принципе, лежащем в основе формирования типов», приводит к гипотезе о существовании одного детерминирующего гена.

Конрад сравнивает совокупность признаков, свойственных конституциональному типу, с цветным рисунком на теле гусеницы или на крыльях бабочки. Основу формирования типов он сравнивает с генами, которые, как было обнаружено, детерминируют пути развития этих рисунков. Но это всего лишь сравнение, ибо смысловая разница между распределением пигментов — пусть даже осуществляемым весьма многообразными путями— и распределением характерологических признаков — даже если ограничить их множество одними только пропорциями тела — слишком фундаментальна, чтобы можно было проводить между ними какие бы то ни было аналогии. Все многообразие человеческих типов не может быть выстроено в ряд, подобный линиям на поверхности тела гусеницы. Вместо постоянно варьирующих рисунков нам демонстрируется бесконечное множество перекрещивающихся, более или менее явно выраженных корреляций между признаками и формами. В самом начале Конрад говорит, что типичные формы человеческой конституции существуют только как граничные и идеальные случаи, обусловленные точкой зрения исследователя. Фактическое, реально наблюдаемое многообразие ни в коей мере не охватывается ни этой точкой зрения, ни даже полярностью консервативного и пропульсивного темпераментов развития. Последняя также представляет собой не факт действительности, а лишь частный случай сравнения и интерпретации.

Конрадовское построение в целом следует признать неприемлемым. Эта система поддерживающих друг друга гипотез не основывается на сколько-нибудь прочном фундаменте опыта и не ведет к какому бы то ни было новому опыту. Вполне вероятно, что со временем все это построение исчезнет, не оставив следа — даже несмотря на всю свою интеллектуальную насыщенность.

Дата добавления: 2015-09-03