Истоки нашей способности понять другого и задача понимающей психопатологии

Любой человек может, не задумываясь, перечислить множество психических взаимосвязей, представление о которых было составлено им на основании собственного опыта (причем здесь речь идет не только о повторениях одного и того же опыта, но и об осознанном понимании отдельных реальных случаев). Мы оперируем этими связями, анализируя психопатическую личность и те психозы, которые еще открыты хотя бы для частичного «психологического объяснения». Чем богаче этот наш опыт понимающего проникновения в душу другого человека, тем более тонкими и точными будут наши анализы отдельных случаев, осуществленные с применением принципа «психологического объяснения». Ни в области нормальной психологии, ни в области психопатологии не было попыток систематической разработки той формы психологии, которую мы называем здесь понимающей психологией; вероятно, это связано с общераспространенным предрассудком о сложности или даже невыполнимости подобной задачи. Мы хорошо знаем — и наш язык подтверждает это на каждом шагу, — что любая попытка определить доступные пониманию психические взаимосвязи в каких-либо общих терминах непременно сводится к их тривиализации. Любой доступный пониманию феномен стремится обрести конкретную форму (гештальт), не выдерживающую обобщений и систематизации. Но от любой науки мы ждем систематического знания; даже если систематизация значений нам не под силу, мы можем хотя бы упорядочить наши методы сообразно принципам понимания этих значений. Вначале, однако, мы должны освежить в памяти знание тех истоков, от которых зависят богатство, гибкость и глубина нашего понимания.

Любой исследователь понимает явления и взаимосвязи сообразно своим человеческим качествам. Дар творческого понимания запечатлен в мифах; мифы творчески понимались всеми великими поэтами и художниками. Только настойчивое, многолетнее исследование таких поэтов, как Шекспир, Гете, древнегреческие трагики, а также таких писателей нового времени, как Достоевский, Бальзак и другие, может способствовать развитию в нас соответствующей интуиции, приобретению достаточного запаса образов и символов, реализации нашей способности к конкретному пониманию и уяснению каждого данного момента. Наша восприимчивость развивается по мере осмысления всей совокупности гуманитарного знания. Если исследователь обладает ясным представлением о принципах гуманитарных наук, это значит, что он обеспечил себе определенную меру понимания и трезвого видения открывающихся перед ним возможностей. Как исследователь в области понимающей психологии, я нахожусь в зависимости от источников моего понимания, от обнаруживаемых мною подтверждений, от сформулированных мною самим вопросов. Всеми этими факторами, вместе взятыми, определяется основное: до какой степени я ограничен банальными упрощениями и рациональными схемами, способен ли я справиться с задачей постижения человека в его самых сложных проявлениях. К исследователю в области понимающей психологии уместно было бы обратиться со словами: «Скажи мне, откуда ты черпаешь свою психологию, и я скажу тебе, кто ты». Только в постоянном общении с поэзией и познании реалий жизни великих людей вырабатываются горизонты, в рамках которых простейшая повседневность обретает более высокое, более значительное измерение. Уровень, достигнутый тем, кто стремится понять, и тем, кого он стремится понять, определяет ориентацию процесса понимания: будет ли этот последний направлен в сторону ординарного или необычного, одномерного и упрощенного или сложного и многосоставного.

Наряду с миром богатых смыслами мифов и поэтических образов существует целая литература, напряженно размышляющая о проблемах понимания; в ее основе лежат труды Платона, Аристотеля, а из более поздних авторов — философов-стоиков. Но первым среди западных Мыслителей проблему психологического понимания разработал Августин. После него был осуществлен ряд опытов в афористической форме; Здесь следует назвать в особенности французских авторов — Монтеня, Дябрюйера, Ларошфуко, Вовенарга, Шамфора и возвышающегося над Всеми Паскаля. Единственным автором, создавшим законченную систему, был Гегель с его «Феноменологией духа»; что касается Кьеркегора и Ницше, то они стоят особняком как крупнейшие из психологов, занимавшихся проблемой понимания.

В основе всякого понимания лежит то, что можно было бы назвать фундаментальными моделями человеческого (Entwьrfe des Menschseins): в глубине своего существа каждый из нас более или менее ясно сознает, чем именно человек является и может являться. Любой психопатолог представляет себе эти модели, не оказывая безусловного предпочтения какой-либо одной из них. Подвергая испытанию все модели, он учится оценивать результаты своих конкретных наблюдений и возможности расширения своего потенциального опыта.

Анализ и демонстрация всей совокупности возможных понятных (то есть имеющих определенный психологический смысл) взаимосвязей не входит в задачи психопатологии. Область доступного пониманию (иначе говоря, область смысла) не имеет границ; только осознав это обстоятельство и научившись черпать новые силы из наследия прошлого, мы сумеем избежать любого явного подчинения как простым, так и сложным схемам. Настоящая проблема для психопатологии заключается в том, чтобы понять явления, вызванные к жизни благодаря действию внесознательных механизмов — как нормальных, так и аномальных.

В особенности же психопатологию занимает задача исследования и наглядного представления редких и аномальных понятных связей в том виде, в каком они выступают в отдельных, конкретных случаях. Эта задача выходит за рамки того, чем занимаются естественные науки и что поддается объяснению с точки зрения причинности; именно поэтому попытки подойти к ее решению столь редки и, во всяком случае, несистематичны. В естественных науках принято ценить только знание, основанное на принципе причинности; неудивительно, что истинное и объективное психологическое понимание сплошь и рядом подменяется так называемым психологическим объяснением — по аналогии с тем, как в естественных науках чистое понимание подменяется теоретическими построениями. Благодаря криминалистической экспертизе и удачно составленным психиатрическим историям болезни ценные результаты были достигнуты в области исследования половых извращений. В задачи специальной психиатрии могут входить описание психопатий (расстройств личности) и уяснение единичных понятных взаимосвязей (в таких сферах, как инстинктивная жизнь, шкала ценностей и поведение); но помимо этого существуют еще и доступные пониманию взаимосвязи общего характера, наблюдаемые относительно часто и составляющие часть того «подручного материала», истолкованием которого приходится заниматься практически постоянно.

Примечание к приводимым ниже примерам психологически понятных связей. Мир доступного пониманию безграничен, и в настоящей главе мы можем в лучшем случае указать на некоторые возможности, о течение последних десятилетий в нашу повседневную практику вошел целый ряд фундаментальных модусов понимания, причем происходило это, как правило, без всякой системы. В наши задачи не входит произвольный отбор отдельных доступных пониманию взаимосвязей из того их множества, которое нашло отражение в литературных источниках; но мы должны отдавать себе полный отчет в том, какие методы используются в психопатологии и какие точки зрения являются на сегодняшний день общепринятыми среди психиатров и психотерапевтов. Именно анализ этих точек зрения позволит нам выяснить, какие именно способы понимания считаются ныне самыми подходящими. Они могут не обладать универсальной, вневременной значимостью; но они отвечают конкретным требованиям современности. Любое понимание предполагает наличие определенного образа индивида в контексте его собственного мира — того самого образа, который благодаря этому пониманию должен получить свое развитие; это относится и к нашим современным модусам понимания. Мне представляется, что в основе современного образа индивида лежат следующие важные предпосылки: возможности современного человека в аспекте существенных внутренних переживаний обеднены по сравнению с тем, что имело место в прежние времена; современный человек выказывает решимость преодолеть эту недостаточность через обращение к традиции; современный человек обладает знанием о радикальных конфликтах; для него характерны неприкрытый характер основной психологической установки и безрелигиозность, влекущая за собой тенденцию верить в навязанные символы, а также в разного рода учения, которые обещают исцеление и спасение с помощью веры.

Представляя ряд современных точек зрения, мы постоянно будем иметь в виду, что нужды нашей повседневной практики требуют знакомства с великими историческими традициями понимания. Последние в качестве образцов, диктующих соответствующий масштаб, должны напоминать о себе всякий раз, когда данные современного опыта стремятся затопить наше сознание.

Примеры психологически понятных связей мы демонстрируем в трех различных аспектах. Во-первых, это аспект содержания: инстинктивные влечения служат источником движений субъекта, осуществляемых в рамках комплекса отношений индивида с миром, эти движения включают момент понимания через символы (аспект психологии влечений, психологии реального, психологии символов). Во-вторых, это аспект фундаментальных форм того, что доступно пониманию: форма Движения индивида — это взаимодействие противоположно направленных сия с соответствующими напряжениями, возвратами, примирениями, жизненно важными решениями; движение осуществляется по кругу (аспект психологии противоположностей, психологии обратимости). В-третьих, это аспект рефлексии как основополагающего феномена для любого понимания (аспект психологии рефлексии).

Эти три аспекта понимания — то есть, соответственно, содержание, форма и рефлексия — сливаются в единую связную целостность. Их нельзя рассматривать как ряд взаимоисключающих и разрозненных элементов; каждый из них особым образом освещает целое. Поэтому, чтобы наше психологическое понимание достигло полноты, необходимо стремиться к единству всех перечисленных аспектов.

Дата добавления: 2015-09-03