Дедукция произведения искусства вообще

В постулированном нами созерцании должно быть объединено то, что существует раздельно в явлении свободы ив созерцании продукта природы, а именно тождество сознательного и бессознательного в Я и сознание этого тождества. Следовательно, продукт этого созерцания будет, с одной стороны, соприкасаться с продуктом природы, а с другой - с продуктом свободы и соединит в себе черты того и другого. Если вам известен продукт созерцания, то известно и само созерцание, следовательно, для того чтобы вывести созерцание, достаточно вывести его продукт.

Общим с продуктом свободы у этого продукта будет то, что он создан сознательно, с продуктом природы - что он создан бессознательно. Вследствие первого он будет обратным органическому продукту природы. Если в органическом продукте бессознательная (слепая) деятельность рефлектируется как сознательная, то в продукте, о котором здесь идет речь, напротив, сознательная деятельность будет рефлектирована как бессознательная (объективная), иными словами, если в органическом продукте бессознательная деятельность выступает в рефлексии как определяемая сознательной, то в дедуцированном здесь продукте, наоборот, сознательная деятельность выступает в рефлексии как определяемая бессознательной. Короче говоря, природа начинает бессознательно и кончает сознательно, ее продуцирование нецелесообразно, но ее продукт целесообразен. Я, осуществляя деятельность, о которой здесь идет речь, должно начинать сознательно (субъективно) и кончать бессознательно, или объективно', Я сознательно в своем продуцировании и бессознательно по отношению к продукту.

Но как же нам прийти к трансцендентальному объяснению такого созерцания, в котором бессознательная деятельность, как бы проникая в сознательную, достигает полного тождества с ней? Прежде в.сего сделаем предметом нашей рефлексии то, что деятельность должна быть сознательной. Однако.сознательно создать что-либо объективное совершенно невозможно, между тем здесь требуется именно это.

==472

Объективно лишь то, что возникает бессознательно, следовательно, подлинно объективное в данном созерцании не может быть привнесено в него сознательно. Мы можем здесь непосредственно сослаться на примеры, которые уже приводились в связи со свободным действованием, а именно на то, что объективное в него привносится чем-то от свободы независимым. Различие заключается лишь в том, что <а> в свободном действовании тождество двух деятельностей должно быть снято именно для того, чтобы действование явило себя свободным <здесь же, напротив, в самом сознании они должны явить себя без отрицания действования едиными>. К тому же <Ь> в свободном действовании две деятельности никогда не смогут стать абсолютно тождественными; поэтому и объект свободного действования необходимо должен быть бесконечным, никогда полностью не реализуемым, ибо в противном случае сознательная и объективная деятельности совпали бы в единстве, а это означало бы исчезновение явления свободы. То, что было совершенно невозможно посредством свободы, должно стать возможным посредством постулированного теперь действования, однако ценой того, что оно перестает быть свободным, превращаясь в такое, где свобода и необходимость абсолютно соединены. Но ведь продуцирование должно происходить сознательно, что невозможно, если <две деятельности> не разъединены. Таким образом, перед нами очевидное противоречие. <Излагаю его еще раз.> Сознательная и бессознательная деятельности должны быть абсолютно едины в продукте, именно так, как они едины в органическом продукте, но это единство должно носить иной характер, они должны быть едины для самого Я. Это возможно только в том случае, если Я осознает свой продукт. Однако если Я осознает свой продукт, то две деятельности должны быть разъединены, ибо это необходимое условие сознательного продуцирования. Итак, две деятельности должны быть едины, ибо в противном случае не может быть тождества, и они должны быть разъединены, ибо в противном случае есть тождество, но не для Я. Как разрешить это противоречие?

Две деятельности должны быть раздельны для являющегося, для объективации продуцированного, совершенно так же, как они должны быть разделены в свободном действовании для объективации созерцания. Однако это разделение не может быть бесконечным, как в свободном действовании, ибо в противном случае объективное никогда не стало бы полным отображением этого тождества ³². Тожде-

==473

ство двух деятельностей должно быть снято только для сознания, но создание продукта должно завершиться в бессознательности. Следовательно, должна существовать точка, где они составляют единство, и, наоборот, там, где они составляют единство, продуцирование не должно более представляться свободным ³³.

Когда эта точка в продуцировании достигнута, продуцирование должно полностью прекратиться и для производящего становится невозможным производить дальше, ибо условие всякого продуцирования есть именно противоположение сознательной и бессознательной деятельностей, а здесь они должны абсолютно совпасть, следовательно, в интеллигенции прекращается борьба и устраняется всякое противоречие ³⁴.

Таким образом интеллигенция придет к полному признанию выраженного в продукте тождества как такового, принцип которого заключен в ней самой, т. е. придет к совершенному самосозерцанию ³⁵. Поскольку к изначальному раздвоению в интеллигенции привело свободное стремление к самосозерцанию, которое было в этом тождестве, то чувством, сопровождающим созерцание, будет бесконечное умиротворение. С завершением создания продукта всякое стремление производить замирает, все противоречия сняты, все загадки решены. Поскольку продуцирование исходило из свободы, т.е. из бесконечного противоположения двух деятельностей, то интеллигенция не может приписать свободе то абсолютное соединение, которым завершается создание продукта, ибо вместе с завершением продукта устраняется всякое явление свободы; интеллигенция будет сама поражена и осчастливлена этим соединением, увидит в нем нечто вроде свободно дарованной милости высшей природы, позволившей ей сделать невозможное возможным.

Это неведомое, установившее здесь неожиданную гармонию между объективной и сознательной деятельностями, - не что иное, как абсолютное, в котором содержится общая основа предустановленной гармонии между сознательным и бессознательным. Следовательно, если направить рефлексию на абсолютное в этом продукте, то оно представится интеллигенции как нечто, возвышающееся над ней и даже вопреки свободе привносящее непреднамеренное в то, что было предпринято сознательно и с определенным намерением.

Это неизменное тождество, которое никем не может быть осознано и лишь сияет отраженным светом в произве-

==474

дении, представляется производящему тем же, чем действующему представляется судьба, т. е. темной, неведомой силой, которая привносит в намеченное свободой творение завершенность, или объективность; и если эту силу, которая через наше действование без нашего ведома и даже против нашей воли осуществляет не представляемые нами цели, мы называем судьбой, то это непостижимое, которое без участия свободы и в известной степени вопреки свободе - ибо в ней вечно разделяется то, что соединено в этом продукте, - привносит в сознательное объективность, мы определяем таинственным понятием гения.

Постулированный нами продукт - не что иное, как продукт гениальности, или, поскольку гениальность возможна лишь в искусстве, произведение искусства.

Дедукция закончена, и теперь нам остается лишь показать путем исчерпывающего анализа, что все признаки постулированного нами продуцирования присутствуют в художественном творчестве.

Что художественное творчество основано на противоположности деятельностей, можно с полным правом заключить из высказывания самих художников, утверждающих, что они как бы вынуждены создавать свои творения, что своим творчеством они следуют неодолимому влечению своей природы; ибо если влечение всегда исходит из противоречия и при наличии противоречия свободная деятельность становится непроизвольной, то и влечение к художественному творчеству должно исходить из подобного чувства внутреннего противоречия. Это противоречие, поскольку оно приводит в движение все силы человека, без сомнения, таково, что проникает до его самых глубоких душевных пластов, до истоков всего его бытия. Создается впечатление, будто в этих редких натурах, в художниках в высшем смысле этого слова, то неизменно тождественное, что лежит в основе всего сущего, сбрасывает оболочку, под которой оно скрыто в других, и, подобно тому как оно непосредственно аффицируется вещами, в свою очередь непосредственно оказывает обратное воздействие на все. Следовательно, только противоречие между сознательным и бессознательным в свободном действовании может пробуждать творческий импульс художника и только искусству дано умиротворять наши безмерные порывы и разрешать в нас последнее, самое глубокое противоречие.

Если художественное творчество исходит из чувства йеразрешимого по своей видимости противоречия, то завершается оно, по признанию всех художников и всех тех,

==475

кто разделяет их любовь к искусству, чувством бесконечной гармонии; а то, что это чувство, возникающее при завершении творения, сопровождается растроганностью, служит доказательством того, что художник приписывает полное разрешение противоречий, которое он видит в своем произведении, не (только) самому себе, а добровольно дарованной милости своей природы, которая, неумолимо поставив его в противоречие с самим собой, затем столь же милостиво освобождает его от страданий, вызываемых этим противоречием ³⁶. Ибо так же, как художник непроизвольно, даже преодолевая внутреннее противодействие, приступает к творчеству (этим объясняется ряд выражений, возникших в древности, таких, как pati Deum ³⁷ и т. д., а также представление о том, что вдохновение возникает в результате некоего дуновения извне), в его творение как бы без его участия, т. е. совершенно объективно, привносится объективное.

Подобно тому как находящийся во власти рока человек совершает не то, что он хочет или намерен совершить, а то, что предписывают ему неисповедимые веления судьбы, во власти которой он находится, и художник, создавая пусть даже совершенно намеренно - то, что в его творениях истинно объективно, кажется подчиненным некой силе, обособляющей его от всех остальных людей и заставляющей его высказывать или изображать то, чего он и сам полностью не постигает и смысл чего бесконечен по своей глубине. Поскольку упомянутое абсолютное совпадение двух избегающих друг друга деятельностей не допускает дальнейшего объяснения и есть просто явление, которое, хотя оно и непостижимо ³⁸, отрицать невозможно, искусство остается для нас единственным и вечным откровением, чудом, даже однократное свершение которого должно было бы нас уверить в абсолютной реальности высшего бытия.

Далее, если искусство является результатом двух совершенно различных деятельностей, то гений есть не та и не другая, а нечто возвышающееся над обеими. Если в одной из этих деятельностей, а именно в сознательной, следует видеть то, что принято называть искусством, но что в действительности является лишь частью его, тем, что совершается сознательно, обдуманно и рефлектированно, чему можно обучить и научиться, чего можно достигнуть с помощью традиции и упорной работы, то в бессознательном, также присутствующем в искусстве, следует видеть то, чему обучить невозможно, чего нельзя достигнуть трудом или каким-либо другим способом, что может быть только

==476

врожденным, свободным даром природы и что мы одним словом называем поэзией в искусстве.

Из сказанного совершенно очевидна вся бессмысленность вопроса, какой из двух составных частей искусства следует отдать предпочтение, так как каждая из них без другой теряет всякую ценность и лишь вместе они создают высокое произведение искусства. Ибо, хотя то, чего нельзя достигнуть трудом, что дано от рождения, всегда считается самым прекрасным даром, боги столь тесно связали действие этой изначальной силы с серьезным трудом человека, с его прилежанием и обдумыванием своих замыслов, что без знания художником законов своего искусства поэзия. даже врожденная, создает лишь мертвые произведения, которые не могут доставить наслаждение рассудку человека и действующей в них совершенно слепой силой отталкивают всякое суждение и даже созерцание. Можно было бы как будто ожидать обратного, а именно что искусность без поэзии скорее сумеет что-либо создать, чем поэзия без искусности, отчасти потому, что нелегко найти человека, полностью лишенного от природы чувства поэзии, хотя очень многим совершенно неведомы необходимые здесь навыки, отчасти же потому, что длительное изучение идей великих мастеров может в известной степени восполнить исконный недостаток объективной силы; тем не менее в этом случае может возникнуть лишь видимость поэзии, которую легко распознать по ее поверхностности, столь отличающейся от бездонной глубины, которую истинный художник невольно придает своему творению, - несмотря на величайшую продуманность всех своих замыслов, полностью постигнуть эту глубину не способен ни он сам, ни кто-либо другой. Распознать видимость поэзии можно и по многим другим признакам, таким, как излишнее внимание к чисто технической стороне творчества, бедность создаваемой формы и т. д.

Таким образом, совершенно очевидно, что, так же как поэзия и искусность не способны в отдельности и для себя создать нечто совершенное, это недостижимо и для обособленного существования той и другой ³⁹, что, следовательно, поскольку тождество их может быть лишь изначальным, а посредством свободы оно просто невозможно и недостижимо, то совершенство доступно лишь гению; для эстетики он - то же, что Я для философии, а именно наивысшее, абсолютно реальное, которое, никогда не становясь объективным, служит причиной всего объективного.

==477

Дата добавления: 2015-09-03