Центральная и Юго-Восточная Европа 4 страница

Таким образом, необузданная беспощадность репрессий не оправдывается необходимостью ответных мер на действия оппозиции. При этом есть множество фактов, подтверждающих, что время от времени властями организовывались рейды «классовой борьбы», оппозиционные группировки нередко создавались провокаторами, состоявшими на службе у тайной полиции. И нередки случаи, когда в благодарность за их услуги Великий манипулятор отдавал этих провокаторов на заклание.

И в наши дни при изучении истории коммунизма можно столкнуться с рассуждениями, призывающими «учитывать контекст эпохи», «социальный аспект» и тд. Подобные речи лежат в основе идеологического подхода к истории, порождающего «ревизионизм» иного рода — неуважение к установленным фактам, препятствующее поискам истины. Те же, кого эти факты трогают за живое, наверняка заинтересуются социальными параметрами репрессий и судьбами «простых людей», подвергшихся столь жестоким гонениям.

Процессы над коммунистическими руководителями

Судебные процессы над коммунистами — важнейшие факты истории репрессий в Центральной и Юго-Восточной Европе в первой половине XX века. Международное коммунистическое движение и его национальные ответвления резко критикуют «буржуазную полицию и правосудие» и еще более резко — фашистские и нацистские репрессии, что вполне обоснованно: тысячи коммунистических активистов в годы Второй мировой войны пали жертвами фашиствующих режимов и нацистских оккупантов.

Преследования коммунистов, однако, вовсе не завершились с установлением прогрессивных «народных демократий», когда на смену государству буржуазному пришло государство «диктатуры пролетариата».

С 1945 года в Венгрии содержались в тюрьме Пал Демени, Йожеф Школьник и несколько их товарищей. Они считали себя коммунистами и именно в этом качестве руководили подпольными отрядами Сопротивления, в которые

396 Восточная Европа — жертва коммунизме

нередко привлекали молодежь и рабочих; в крупных промышленных городах участников таких объединений насчитывалось куда больше, чем членов коммунистической партии, связанной с Москвой. Для этой партии коммунисты, прошедшие боевую закалку отряда Демени, сразу же стали конкурентами и расценивались как «троцкисты» и «уклонисты». После войны участник Сопротивления Пал Демени разделил судьбу тех, с кем боролся, - он оставался за решеткой до 1957 года. В Румынии судьба Штефана Фориша, с середины 30-х годов занимавшего пост генерального секретаря ЦК РКП (Румынской коммунистической партии), оказалась более трагической: обвиненный в тайном сотрудничестве с полицией, он с 1944 года жил под надзором, в 1946 году был убит ударом железного прута по голове. Престарелая мать Фориша, разыскивающая повсюду своего сына, также была уничтожена: ее труп с привязанными к шее тяжелыми камнями был обнаружен в реке в Трансильвании. Политическое убийство Форища и его исполнители были раскрыты в 1968 году при Чаушеску.

Судьбы Демени, Фориша и других подтверждают незыблемость принципов репрессивного аппарата: существуют «хорошие» коммунисты, организованные в партию, преданно служащую Москве, и «плохие» — отказывающиеся присоединиться к рядам этой слепо подчиненной чужой воле партии. Тем не менее уже в 1948 году преследования коммунистов становятся более изощренными.

В июне 1948 года Информационное бюро коммунистических партий осудило политику Югославии, проводившуюся Иосипом Броз Тито, и призвало к ниспровержению главы государства. В последующие месяцы неожиданно возникло явление, совершенно не характерное для истории коммунистического движения, — «уклон», оппозиция по отношению к властителям из Москвы, стремление к автономии и независимости от «царствующего центра», и не на уровне маленьких воинственных отрядов, а облеченное в «огосударствленную» форму. Маленькое балканское государство, где монопольная власть компартии не раз доказывала свою состоятельность и жестокость, бросило вызов центру коммунистической империи. Обстановка все более накалялась, открывая невообразимые до сей поры перспективы преследования коммунистов: в государствах, руководимых коммунистами, сами же коммунисты были раздавлены как «союзники» или «агенты» другого коммунистического государства.

Рассмотрим две стороны этого исторического новшества в практике гонений на коммунистов. Югославский феномен долгое время оставался в тени и, как правило, замалчивался в истории народных демократий. После распада единства «Тито—Сталин» в Югославии возникло резкое ухудшение экономического положения: по словам многочисленных свидетелей, стало «хуже, чем во время войны». Все каналы связи с внешним миром оказались перекрыты, над страной нависла угроза вторжения советских войск: у границ Югославии уже были сконцентрированы советские танки. Таким образом, в 1948—1949 годах для страны, изможденной постоянными конфликтами, перспектива войны не была пустым звуком.

На вынесение приговора «югославскому предательству» и на реальные угрозы белградские власти отреагировали изоляцией приверженцев Москвы, прозванных информбюровцами («коминформовцами»), а также всех тех, кто одобрял июньскую резолюцию Коминформа. Изоляция не означала простого интернирования и лишения контакта с внешним миром. Титовская власть, глубоко пронизанная большевистской доктриной, обратилась к методам, соответствовавшим ее политической культуре, — лагерям. Югославии принадлежит

Центральная и Юго-Восточная Европа 397

множество островов, а потому главный лагерь, созданный по образу и подобию

первого большевистского лагеря в Соловках, возник на острове Голи-Оток. Во всех лагерях методы перевоспитания сильно напоминали приемы, разработанные в румынском лагере Питешти, что позволяет назвать их «балканскими». Например, «ряд бесчестья»: вновь прибывший проходил сквозь две шеренги заключенных, те, кто хотели избежать наказания или улучшить свое положение, колотили его, оскорбляли, швыряли в него камни. Также любой ритуал «критики и самокритики» был связан с выбиванием «признаний».

Пытки были каждодневной реальностью лагерей. Среди многочисленных наказаний отметим «кадку» — голову узника держали над емкостью, наполненной экскрементами, а также «бункер» — нечто вроде карцера, расположенного в траншее. Самое распространенное издевательство, используемое надзирателями-«перевоспитателями», напоминающее пытки нацистских лагерей, — дробление камня, в изобилии имеющегося на этом скалистом острове в Адриатическом море. Главное унижение для исполнителей этой бесполезной работы — выбрасывание гравия в море...

Преследование коммунистов в Югославии, достигшее кульминации в 1948—1949 годах, явилось одним из наиболее массовых в Европе после гонений в Советском Союзе в 20—40-е годы, в Германии — 30-х и репрессий против коммунистов во время нацистской оккупации. Преследования эти можно назвать массовыми, учитывая количество жителей Югославии и численность членов компартии. По официальным источникам, долго державшимся в тайне, гонениям подверглись 16 731 человек, среди которых 5037 —в результате судебных решений; три четверти из них были отправлены в Голи-Оток и лагерь Гргур. По оценке независимого эксперта Владимира Дедиера, через один только лагерь Голи-Оток прошли 31 000 — 32 000 человек. Современные исследования не могут, к сожалению, назвать точное число узников, павших жертвами расправ, истощения, голода, эпидемий или самоубийств, последнее зачастую было крайним решением некоторых коммунистов в ответ на необходимость выбора: быть охотником или дичью.

Вторая разновидность преследования коммунистов более известна: это репрессии против «титовских агентов» в странах народной демократии. Чаще всего эти процессы выглядели как «большой спектакль», призванный задействовать общественное мнение не только означенных стран, но также и других держав, силой втянутых в «единый лагерь мира и социализма». Развертывание подобных процессов имело целью доказать обоснованность излюбленного лозунга Москвы, согласно которому главного врага следует искать в недрах самих коммунистических партий, насаждая всеобщую подозрительность и неусыпную бдительность.

С начала 1948 года Румынская коммунистическая партия (РКП) занялась делом Лукрециу Патрашкану, министра юстиции с 1944 по 1948 год, известного марксистского теоретика, одного из создателей партии в 1921 году (в ту пору ему исполнился всего 21 год). По мнению некоторых высших представителей обвинения, дело Патрашкану должно было стать прелюдией к будущей кампании против Тито. Смещенный с должности в феврале 1948 года и заключенный под стражу, Патрашкану был приговорен к смертной казни лишь в апреле 1954 года и казнен 16 апреля, после шести лет заточения, через год после смерти Сталина. Тайна столь запоздалой расправы еще не до конца раскрыта, по одной из последних гипотез, генеральный секретарь РКП Георгиу-Деж, видя

398 Восточная Европе — жертва коммунизма

в Патрашкану конкурента, помешал его реабилитации; по другой гипотезе, два партийных вождя конфликтовали еще со времен войны.

В 1949 году процессы касались прежде всего коммунистических руководителей соседних с Югославией стран. Первый прошел в Албании, где партийное руководство теснее всего было связано с югославскими коммунистами. Избранная жертва — Кочи Ксоксе, один из руководителей коммунистического вооруженного Сопротивления, министр внутренних дел и генеральный секретарь компартии послевоенных лет; он действительно был человеком, преданным Тито. После внутрипартийной политической кампании, развернутой осенью 1948 года и бичевавшей «троцкистскую проюгославскую фракцию, возглавляемую Ксоксе и Кристо», союзники югославских коммунистов были арестованы в марте 1949 года. Кочи Ксоксе был осужден в Тиране вместе с четырьмя другими партийными руководителями — Панди Кристо, Васко Колечи, Нури Хута и Ванго Митройорги. Приговоренный к смерти 10 июня, Ксоксе был казнен на следующий же день. Четыре его товарища были приговорены к тяжелым наказаниям. Остальные проюгославские коммунисты вскоре стали жертвами «чистки» рядов албанской компартии.

Второй показательный процесс из серии «антититовских» проводился в сентябре 1949 года в Будапеште над знаменитым Ласло Райком, бывшим интер-бригадовцем, сражавшимся в Испании, одним из вождей венгерского Сопротивления. Находясь на посту министра внутренних дел, он жестоко покарал демократов-некоммунистов; впоследствии стал министром иностранных дел. Райк был арестован в мае 1949 года, подвергнут пыткам и шантажу со стороны бывших своих соратников по руководству: от него добивались, чтобы он «помог партии», и не казнили до тех пор, пока он не подчинился и не подписал признания, содержащие серьезные обвинения против Тито и югославов как «врагов народной демократии». Вердикт венгерского суда, вынесенный 24 сентября, был окончательным и обжалованию не подлежал: Ласло Райк, Тибор Се-ньи и Андраш Салаи приговаривались к смертной казни, югослав Лазар Бран-ков и социал-демократ Пал Юстус — к пожизненному заключению. Райк был казнен 16 октября. В ходе дополнительного расследования военный трибунал приговорил к смерти еще четырех офицеров высшего ранга.

Вслед за процессом Райка началась целая лавина репрессий, в Венгрии было арестовано и осуждено девяносто четыре человека; пятнадцать приговоренных были казнены, одиннадцать — скончались в тюрьме, пятьдесят обвиняемых поплатились более чем десятью годами заключения. Число погибших в результате этого дела увеличится до шестидесяти человек, если мы включим сюда самоубийства родственников, а также судей и офицеров, вовлеченных в следствие.

На выбор в качестве жертв Ласло Райка и его окружения существенно повлияла озлобленность и внутренние распри правящей группировки, а также особое рвение генерального секретаря компартии Матьяша Ракоши и шефов тайной полиции. Эти и другие факторы все же не должны заслонять главного: распорядители из Москвы, среди которых фигурировали высшие чины госбезопасности и разведки, уполномоченные курировать регион Центральной и Восточной Европы, с особым пристрастием относились к проискам и интригам против определенных деятелей во время этой первой волны репрессий. Они усиленно хлопотали, чтобы во всей полноте раскрыть «международный антисоветский заговор». Ведущая роль в этом спектакле была отведена процессу над Райком, а в самом процессе — главному свидетелю обвинения Ноэлю

Центральная и Юго-Восточная Европа 399

Филду, американцу, тайно служившему коммунистам и сотрудничавшему с советскими спецслужбами, что ясно подтверждено недавно рассекреченными архивами²³.

Попытка «интернационализировать» заговор, в данном случае «титов-ский», нашла новое выражение в Софии, на процессе против Трайчо Костова. Заслуженный коминтерновец, приговоренный к смерти царским режимом, руководитель вооруженного национального Сопротивления, заместитель Председателя послевоенного Совета министров, Костов по праву считался возможным преемником Георгия Димитрова. Состояние здоровья бывшего Генерального секретаря Коминтерна и вождя Болгарской коммунистической партии с 1946 года заметно ухудшилось, и начиная с марта 1949 года Димитров проходил курс лечения в Москве, где и скончался 2 июля.

С конца 1948 года руководство БКП (Болгарской коммунистической партии), так называемые москвичи (партийные деятели, которые всю войну провели в Москве, подобно Ракоши из Венгрии и Готвальду из Чехословакии), — стало критиковать «ошибки и недостатки» Костова, в частности его «неподобающий отзыв о Советском Союзе», касающийся экономических вопросов. С согласия Димитрова, резко осудившего его в письме, отправленном из советского санатория 10 мая, Костов в июне 1949 года был арестован, несмотря на активную «самокритику». Такая же участь постигла многих его соратников.

Процесс против Трайчо Костова и девяти его товарищей начался в Софии 7 декабря 1949 года, приговор был вынесен 14 декабря: Костов приговаривался к смерти как «агент», работающий одновременно и на старорежимную болгарскую полицию, и на «предателя Тито», и на «западных империалистов»; четверо других партийных руководителей — Иван Стеланов, Никола Павлов, Никола Нечев и Иван Тутев — были осуждены на пожизненное заключение; из остальных обвиняемых трое были приговорены к пятнадцати годам лишения свободы, один — к двенадцати и один — к восьми. Два дня спустя просьба о помиловании была отклонена, и Трайчо Костов был повешен.

Софийский процесс занимает особое место в истории подобных разбирательств в эпоху коммунистических режимов: в ходе первых показаний перед судом Костов отказался от предыдущих своих признаний, вырванных во время следствия, и объявил себя невиновным. Лишенный впоследствии слова, он все-таки выразил свою позицию в последнем заявлении и назвал себя другом Советского Союза — ему, разумеется, не дали закончить речь. Такие «непредвиденные обстоятельства» давали постановщикам показательных процессов пищу для размышлений на будущее.

«Дело Костова» не завершилось в момент казни через повешение его главной жертвы. В августе 1950 года в Болгарии начался процесс над двенадцатью «сообщниками Костова» — чиновниками, занятыми в народном хозяйстве; следующий процесс — против двух «членов заговорщической банды Костова» — был развернут в апреле 1951 года, затем последовал третий — против двух членов Центрального комитета БКП. В рамках этого дела состоялись еще несколько процессов при закрытых дверях против офицеров армии и госбезопасности.

В Чехословакии в июне 1949 года партийные вожди были предупреждены: главные «заговорщики» скрываются в недрах самой КПЧ. Для их розыска, в частности для обнаружения «чехословацкого Райка», в Праге создается отряд особого назначения, в котором задействованы активисты аппарата

400 Восточная Европа — жертва коммунизма

Центрального комитета, политической полиции и Контрольной комиссии КПЧ. В 1949 году были арестованы третьестепенные коммунистические руководители. На этой первой волне репрессий против коммунистов режиму удалось устроить только одно «антититовское» судилище, прошедшее с 30 августа по 2 сентября 1950 года в столице Словакии Братиславе, — над шестнадцатью обвиняемыми, десять из которых — югославы. Возглавлял этот список Стефан Кевич, вице-консул Югославии в Братиславе. На этом процессе были приговорены к смерти двое словаков, один из них, Рудольф Лан-санич, был казнен.

К концу 1949 года полицейская машина, усиленная стоящими у руля опытными сотрудниками, присланными из центральных московских спецслужб, вознамерилась во что бы то ни стало отыскать «чехословацкого Райка» и заработала на полную мощность. Главные «советские консультанты» не скрывали цели своей миссии. Один из них, Лихачев, раздраженный недостаточным усердием словацкого руководителя спецслужб, воскликнул: «Меня сюда послал устраивать процессы сам Сталин, и я не намерен терять время. Я приехал в Чехословакию не дискутировать, а снимать головы. Не позволю свернуть себе шею, предпочитаю свернуть сто пятьдесят чужих шей»²⁴.

Кропотливый анализ и воссоздание исторической картины этих репрессий стали возможны с 1968 года благодаря тому, что историки получили доступ к скрытым прежде партийным и полицейским архивам, а после ноября 1989 года смогли углубить эти исследования.

В связи с подготовкой в Венгрии процесса Л. Райка прежде всего арестовали в мае 1949 года супругов Павлик; процесс над Гезой Павликом начался в июне 1950 года. В июне 1949 года в Праге Матьяш Ракоши передал председателю КПЧ Клементу Готвальду список, содержащий фамилии приблизительно шестидесяти чехословацких ответственных лиц, всплывшие в ходе расследования дела Райка. Прага в связи с процессом Райка постоянно испытывала давление со стороны советских и венгерских служб безопасности и проявляла особый интерес к коммунистам, оказавшимся в годы войны на Западе, и в частности к бывшим членам Интернациональных бригад. Осенью КПЧ организовала специальное подразделение службы госбезопасности для «выявления врагов внутри партии» и даже прибегла к помощи уцелевших сотрудников гестапо, «специалистов» по международному коммунистическому движению. С арестом в ноябре 1949 года Эвжена Леб-ла, заместителя министра внешней торговли, репрессии против коммунистов вышли на новый уровень: отныне они проводились в отношении «руководителей высшего звена», что окончательно стало очевидным в 1950 году; среди прочих в этот поток оказались активно вовлечены и региональные партийные руководители.

В январе и феврале 1951 года прокатилась мощная лавина репрессий, затронувшая всю пирамиду власти. Среди пятидесяти арестованных высших партийных и государственных чиновников насчитывалось несколько «франкоязычных коммунистов» и тех, кто так или иначе уполномочен был налаживать контакты с другими партиями, как, например, Карел Шваб Ярлык «главы заговора» передавался от одного к другому, и потребовалось два года, прежде чем удалось выявить «чехословацкого Райка». Только летом 1951 года, с услужливого согласия Клемента Готвальда, Сталин лично решил назначить таковым не кого-нибудь, а Рудольфа Сланского, генерального

Центральная и Юго-Восточная Европа 401

секретаря КПЧ*, второй значимой фигурой был избран Бедржих Геминдер, «правая рука» Сланского, видный деятель аппарата Коминтерна. Его имя повсюду находится рядом с именем Сланского— и в переписке Сталина с Готвальдом, и в допросах взятых под стражу коммунистов в преддверии ареста Сланского. Советские авторы сценария рассматривали Геминдера в качестве «запасной головы». Госбезопасность арестовала обоих вождей «заговора» 24 ноября 1951 года. В течение нескольких месяцев вслед за ними за решетку попали еще два важных чиновника: 12 января 1952 года — Рудольф Марголиус, заместитель министра внешней торговли, а 23 мая 1952 года — Йозеф Франк, заместитель Рудольфа Сланского.

Советские консультанты и их подчиненные на местах изощрялись изо всех сил, готовя постановку грандиозного процесса-спектакля, который состоялся 20 ноября 1952 года в Праге под названием «процесс над руководством антигосударственного заговорщического центра, возглавляемого Рудольфом Сланским». На этот раз судили коммунистических лидеров высшего эшелона власти. 27 ноября суд вынес вердикт: одиннадцать обвиняемых приговорены к смертной казни, трое — к пожизненному заключению. Ранним утром 3 декабря, с 3 часов до 5 часов 45 минут палач тюрьмы Панкрац в Праге вздернул на виселицу одиннадцать человек.

Процесс над Сланским — символической фигурой репрессий

После московских процессов 30-х голов над большевистскими руководителями дело Сланского — наиболее яркое и исследованное в истории коммунизма. Среди приговоренных — виднейшие представители аппарата международного коммунистического движения, именно им Прага обязана присвоенным ей в годы «холодной войны» титулом «коммунистической Женевы». Тогда чехословацкая столица играла ключевую роль в поддержании прочных отношений с французской и итальянской компартиями.

Рудольф Сланский — генеральный секретарь КПЧ с 1945 года, безоговорочный сторонник Москвы, председатель «Группы пяти», созданной специально для ежедневного наблюдения за ходом репрессий; в этой должности он лично утвердил десятки смертных приговоров.

Бедржих Геминдер и Йозеф Франк — заместители генерального секретаря.

Геминдер, поработав в верхушке аппарата Коминтерна, вернулся из Москвы в Прагу, чтобы возглавить там международный отдел КПЧ. Франк, проведя 1939—1945 годы в нацистских концлагерях, теперь контролировал экономические вопросы и финансовую помощь западным компартиям. Рудольф Марголиус в качестве заместителя министра внешней торговли был уполномочен налаживать связи с коммерческими организациями, контролируемыми компартиями Запада. Отто Фишл, заместитель министра финансов, также был в курсе кое-каких финансовых махинаций КПЧ. Людвик Фрейка в годы войны принимал участие в чехословацком Сопротивлении в Лондоне, а с 1948 года, когда Клемент Готвальд стал Президентом республики, руководил экономическим отделом его канцелярии.

Среди осужденных, либо напрямую, либо посредством аппарата международного коммунистического движения связанных с советскими спецслужбами, кроме Сланского

* Генеральный секретарь компартии Чехословакии являлся в те годы второй по значимости должностью после председателя. Вторым лицом Сланский был и в правительстве Чехословакии, занимая пост заместителя председателя. Председателем являлся К. Готвальд. (Прим. ред)

402 Восточная Европа — жертва коммунизма

и Геминдера следует отметить следующих деятелей; Бедржиха Рэйцина, руководителя военной разведки, впоследствии, с февраля 1948 года, заместителя министра обороны; Карела Шваба, узника нацистских концлагерей, затем начальника отдела кадров центрального аппарата КПЧ (эта работа позволила ему занять пост заместителя министра национальной безопасности); Андре Симона, журналиста, работавшего до войны в Германии и во Франции; и наконец, Артура Лондона, сотрудника советских спецслужб во время войны в Испании, участника Сопротивления во Франции, после 1945 годэ высланного за помощь коммунистической разведке в Швейцарии и во Франции, с 1949 годэ ставшего заместителем министра иностранных дел в Праге.

Еще два ответственных работника Министерства иностранных дел фигурируют среди приговоренных: словак Владимир Клементис, министр с весны 1948 года, до войны — адвокат-коммунист, высланный во Францию, где за выражение критической позиции по отношению к советско-германскому пакту был исключен из партии, в 1945 году решение это было отменено; Вавро Хайду, тоже словак, заместитель министра. Третий словак, участник процесса, Эвжен Лебл провел войну в изгнании, в Лондоне, арестован в должности заместителя министра внешней торговли.

Отто Слинг также участвовал в чехословацком Сопротивлении в Лондоне, прежде был активистом Интербригад в Испании. После войны стал региональным секретарем КПЧ в столице Моравии Брно.

В отношении трех приговоренных к пожизненному заключению — Вавро Хайду, Артура Лондона и Эвжена Лебла — было упомянуто об их «еврейском происхождении», выявленном в ходе процесса. Это касалось также восьмерых из одиннадцати приговоренных к смерти, за исключением Клементиса, Франка и Шваба.

Процесс над Сланским стал символом репрессий не только в Чехословакии, но и во всех странах народной демократии. Чудовищный характер этого судилища не должен, однако, заслонять того бесспорного факта, что основными жертвами репрессий явились не коммунисты, а обычные люди. За весь период с 1948 по 1954 год среди общего числа пострадавших на территории Чехословакии коммунисты составляют около 0,1 % осужденных, 5% приговоренных к смерти, 1 % тех, чей смертный приговор был приведен в исполнение, самоубийц, лиц, умерших от прямых последствий пребывания в тюрьмах и лагерях (несчастные случаи во время работ на рудниках, убийства, совершенные надзирателями в ходе «попыток к бегству» или «актов неповиновения»).

Процесс над Сланским подготавливался советскими консультантами кропотливо и основательно, ибо действовали они в соответствии с интересами верхушки сталинских властных структур в Москве. Дело Сланского стало вехой второй волны показательных политических процессов против коммунистических руководителей, развернутых в странах народной демократии начиная с 1949 года.

За грандиозным спектаклем-процессом над Сланским в 1953—1954 годы в Чехословакии один за другим следуют процессы, явившиеся результатом «дела Сланского»; этому не в силах была помешать даже смерть Сталина и Готвальда в марте 1953 года. Кульминация судебных разбирательств наступила в 1954 году. Первый крупный процесс проходил с 26 по 28 января этого года в Праге: Мария Швермова, стоявшая у основания КПЧ, член руководящего ее состава с 1929 по 1950 годы, была приговорена к пожизненному тюремному заключению; шестеро других обвиняемых — высших чинов партийного аппарата —

Центральная и Юго-Восточная Европа 403

в общей сложности к ста тринадцати годам тюрьмы. Месяц спустя, с 23 по 25 февраля, последовал второй процесс: семь членов «Большого троцкистского совета», состоявшего из активистов КПЧ, приговорены в общей сложности к ста трем годам тюремного заключения. Третий процесс прошел в Братиславе с 21 по 24 апреля, его жертвами стали бывшие руководители Коммунистической партии Словакии, осужденные как «группа словацких буржуазных националистов». Густав Гусак, один из руководителей Сопротивления, был приговорен к пожизненному заключению, четверо других обвиняемых — к шестидесяти трем годам тюрьмы. На протяжении 1954 года было организовано еще шесть «больших процессов» против высших армейских чинов, хозяйственных управленцев (одиннадцать человек в совокупности были осуждены на двести четыре года лишения свободы), против «нелегального руководства социал-демократической партии»; наконец, многих судили не как членов группы, а индивидуально. Согласно традиции, выработанной за долгие годы подготовки всех «важных» процессов, секретариат КПЧ утверждал обвинительный акт и выносимые приговоры, а затем на заседании руководства КПЧ обсуждался ход судебной процедуры.

Процессы 1953—1954 годов уже не походили на грандиозные спектакли. Последним политическим процессом периода 1948—1954 годов явился начавшийся 5 ноября 1954 года процесс над крупным хозяйственным руководителем Эдуардом Утратой.

Освальд Заводский, бывший интербригадовец, участник французского Сопротивления, бывший ссыльный, глава госбезопасности с 1948 года, был последним коммунистом, казненным на этой волне репрессий. Трибунал приговорил его к смертной казни в декабре 1953 года, и вершители судеб отказали ему в помиловании. Он, как и многие другие, слишком много знал о работе советских спецслужб. В результате 19 мая 1954 года он был повешен в пражской тюрьме.

Чем объяснить эту нелепую расправу с высокопоставленными коммунистами? Подчинен ли выбор той или иной жертвы хотя бы какой-нибудь логике? Новейшие исследования, проведенные по материалам открывшихся архивов, по многим пунктам совпали с данными, представленными до 1989 года: все процессы сфабрикованы заранее, ведущая роль отведена вырванным во время следствия «признаниям», режиссер спектакля — Москва, непременным является идеологическое и политическое неистовство — сначала антититов-ское, затем антисионистское и антиамериканское, — которое претворяется в определенные юридические акты. Множество фактов пополняют и уточняют уже сложившиеся представления. Рассекречивание архивов позволяет также осмыслить отличие второй волны репрессий против коммунистов от первой, вызванной безотлагательной необходимостью перебороть югославскую «ересь»; теперь стало легче продвинуться в понимании этого явления и сформулировать определенные гипотезы.

Исследования, подкрепленные богатой документацией, высвечивают определяющий фактор — стремление Москвы к интервенции и вмешательству. Процессы над коммунистами неразрывно связаны с международной обстановкой тех лет, когда сталинская власть после бунта Тито стремилась принудить коммунистическое движение к полному подчинению и ускорить превращение европейских «стран народной демократии» в сателлитов Советской империи. Репрессии эти также влияли на решение политических, социальных и экономических проблем каждой страны: приговоренный коммунистический руководитель служил козлом отпущения; его ошибки призваны были «разъяснить»

404 Восточная Европа — жертва коммунизма

промахи правительства, а его наказание — направить в нужное русло «народный гнев»; вездесущий террор посеял и взрастил страх в господствующих слоях, а это было необходимо, чтобы добиться абсолютного послушания и безоговорочного подчинения «указам партии» и потребностям «лагеря мира», определяемым советскими вождями.

Дата добавления: 2015-09-03