Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Коминтерн и гражданская война 3 страница

Читайте также:
  1. Contents 1 страница
  2. Contents 10 страница
  3. Contents 11 страница
  4. Contents 12 страница
  5. Contents 13 страница
  6. Contents 14 страница
  7. Contents 15 страница

Вскоре взаимное дублирование служб было преодолено решительным образом: как Коминтерн, так и специальные службы стали отчитываться в своей деятельности перед высшей властью ВКП(б), вплоть до Сталина. В 1932 году Мартемьян Рютин, который со всем тщанием, но без эмоций репрессировал оппозиционеров, вступил в конфликт со Сталиным. Он составил программу, в которой писал: «Значение Сталина на сегодняшний день в Коминтерне равняется значению непогрешимого папы. <...> Сталин крепко держит в руках путем прямой и непрямой материальной зависимости все руководящие кадры Коминтерна не только в Москве, но и на местах. Это и есть тот решающий аргумент, который подтверждает его непогрешимость в теоретической области»28. С конца 20-х годов Коминтерн потерял всякую возможность быть независимым. И к финансовой зависимости от СССР, которая усугубляла политическую, прибавилась еще и полицейская.

Давление полицейских служб на членов Коминтерна все усиливалось и сеяло среди них недоверие и страх. В то же время клевета и доносы разлагали отношения, подозрительность туманила умы. Клевета была двух видов: добровольная и насильственная — под физическими и психическими пытками. Иногда к очернительству и доносам толкал просто страх. Некоторые деятели гордились тем, что доносили на своих товарищей. Пример французского коммуниста Андре Марти характерен для той параноической настойчивости, того бешеного усердия, с каким коммунисты стремились предстать перед партией самыми бдительными ее членами. В одном «строго конфиденциальном» письме от 23 июня 1937 года, адресованном штатному Генеральному секретарю Коминтерна Георгию Димитрову, Марти подробно разоблачает представителя Интернационала во Франции Эжена Фрида, удивляясь, как его еще не арестовала французская полиция... Ему это представляется по меньшей мере подозрительным!29

О московских процессах

Практика террора и процессов неизбежно порождала различные интерпретации.

Вот что по этому поводу писал Борис Сувэрин:

«Действительно, сильным преувеличением будет утверждать, что московские процессы — это особое, исключительно русское явление. Если вглядеться, то под неоспоримо национальной оболочкой можно различить нечто другое, вполне общего порядка.

Прежде всего, важно отказаться от предрассудка, по которому то, что было доступно русскому, не было бы доступно французу. Показательно в данном случае, что публичные признания своей вины, которые вытягивались тогда у обвиняемых, озадачивают французов не больше, чем русских. И тех, кто из фанатической солидарности с большевизмом находят их естественными, несомненно больше за пределами СССР, чем внутри его <...>.

Во время первых лет русской революции было удобно объяснять все, трудно поддающееся разумению, ссылаясь на феномен славянской души. Тем не менее пришлось ведь затем наблюдать и в Италии, а потом и в Германии факты, еще недавно считавшиеся типично русскими. Если впадет в неистовство человеческий зверь, то одни и те же причины породят аналогичные результаты у романских, гер-


 

282 Мировая революция, гражданская война и террор

майских или славянских народов, несмотря на разницу форм и оболочек. С другой стороны, не видим ли мы во Франции и в других странах самых разных людей, которые вполне одобряют чудовищные деяния Сталина? Редакция Юманите, например, ни чем не уступает редакции Правды с точки зрения раболепия и подобострастия, а ведь ее нельзя оправдать тисками тоталитарной диктатуры. Академик Комаров в очередной раз опозорил себя на Красной площади Москвы, требуя голов, но он не мог бы отказаться от этого, не обрекал себя сознательно на самоубийство. Что же тогда сказать о каких-нибудь Ромене Роллане, Ланжевене или Мальро, которые восхищаются и оправдывают режим, именуемый советским, его культуру и его правосудие, не будучи принуждаемы к этому голодом или какой-либо пыткой?»

(«Le Figaro Litte'raire», 1 июля 1937 года.)

Вот в том же жанре и отрывок одного из писем, которые отсылались «товарищу Л.П. Берии» болгаркой Стеллой Благоевой, малоизвестной служащей отдела кадров Исполнительного комитета Коминтерна: «Исполнительный комитет Коммунистического Интернационала располагает сведениями, собранными целым рядом товарищей, деятелей братских партий, и мы считаем необходимым направить вам эту информацию, чтобы вы могли ее проверить и принять необходимые меры. <...> Один из секретарей Центрального комитета Коммунистической партии Венгрии Каракаш ведет разговоры, которые свидетельствуют о его недостаточной преданности партии Ленина и Сталина. <...> Товарищи задают также очень серьезный вопрос: почему в 1932 году венгерский суд приговорил его лишь к трем годам тюрьмы, тогда как во время диктатуры пролетариата в Венгрии Каракаш приводил в исполнение смертные приговоры, вынесенные революционным трибуналом. <...> Многочисленные свидетельства немецких, австрийских, латышских, польских и других товарищей показывают, что политическая эмиграция особо засорена. Надо ее решительно прополоть»30.

Российский историк и публицист Аркадий Ваксберг уточняет, что в архивах Коминтерна хранятся десятки и даже сотни доносов — явление, свидетельствующее о моральном разложении, которое охватило коминтерновцев и функционеров ВКП(б). Это разложение стало особенно очевидно во время крупных процессов над «старой гвардией» большевиков, которая принимала участие в формировании власти, опирающейся на «абсолютную ложь».

Большой террор бьет по Коминтерну

Убийство Кирова 1 декабря 1934 года послужило Сталину подходящим предлогом для того, чтобы перейти от суровых репрессий к настоящему террору". История партии и вместе с ней история Коминтерна вступили в новую фазу. Террор, который до сих пор применялся против общества, перекинулся теперь на представителей той безраздельной власти, которую осуществляла ВКП(б) и ее всемогущий Генеральный секретарь.

Первыми жертвами стали уже находившиеся в тюрьме члены русской оппозиции. С конца 1935 года освобожденные по истечении срока заключенные стали вновь возвращаться в тюрьмы. Несколько тысяч троцкистов были собраны в районе Воркуты: около пятисот на шахтах, тысяча в Ухто-Пе-чорском лагере, в целом же — несколько тысяч человек в радиусе Печоры. 27 ок-


 

Коминтерн в действии 283

тября 1936 года тысяча из них12 начала 132-дневную голодовку. Они требовали отделения от уголовников и права жить с семьей. Через четыре недели умер первый заключенный, затем другие — и так до тех пор, пока администрация не объявила об удовлетворении их требований. Следующей осенью 1200 заключенных (примерно половина из них — троцкисты) были собраны неподалеку от старого кирпичного завода. В конце марта администрация составила список из двадцати пяти арестантов, которым выдали по килограмму хлеба и приказали готовиться к отправке. Некоторое время спустя после их отправки оставшиеся заключенные услышали пальбу. Все самые мрачные предположения подтвердились, когда арестанты увидели, что конвой быстро возвращается. На другой день — новый список к отправке и новая пальба. И так до конца мая. Охранники обливали тела бензином и сжигали их, чтобы уничтожить следы. НКВД передавало по радио имена расстрелянных «за контрреволюционную агитацию, саботаж, бандитизм, отказ работать, попытку побега...». Жена казненного, как и дети старше 12 лет, автоматически подвергались наказаниям: их сажали, отправляли в ссылку, лишали элементарных прав и условий для нормального существования.

В Магадане, «столице» Колымы, около двухсот троцкистов также прибегли к голодовке с целью добиться политического статуса. В своем воззвании они обличали «палачей-бандитов» и «сталинский фашизм, который гораздо хуже гитлеровского». 11 октября 1937 года они были приговорены к расстрелу, и семьдесят четыре из них были расстреляны 26—27 октября и 4 ноября. Подобные казни продолжались в 1937—1938 годах33.

В каждой стране, где имелись ортодоксальные коммунисты, им было дано указание бороться с влиянием того меньшинства, которое объединялось вокруг Льва Троцкого. Начиная с войны в Испании, была радикально обновлена тактика: принадлежность к троцкизму приравнивалась к нацизму -и это в то самое время, когда Сталин шел на сближение с Гитлером.

Вскоре Большой террор, начатый Сталиным, настиг центральный аппарат Коминтерна. В 1965 году Бранко Лазич сделал первую попытку подступиться к проблеме ликвидации коминтерновцев в работе под красноречивым заголовком Мартиролог Коминтерна (34). Борис Суварин заключил свои Комментарии к Мартирологу, которые следовали за статьей Б. Лазича, замечанием по поводу скромных сотрудников Коминтерна, безымянных жертв Большого террора. «Большинство исчезли в этой резне Коминтерна, которая была лишь ничтожной частью нескончаемой резни тех миллионов трудолюбивых рабочих и крестьян, которые были убиты без всякого смысла чудовищной тиранией, нацепившей пролетарский ярлык».

Действия карательных органов были направлены против чиновников центрального аппарата и национальных секций, равно как и против простых граждан. С началом Большого террора жертвами карательной машины все чаще становились не только оппозиционеры, но и обычные чиновники коминтернов-ского аппарата и примыкающих к нему: Коммунистического интернационала молодежи (КИМ), Красного интернационала профсоюзов (Профинтерн), Международной организации помощи борцам революции (МОПР), Интернациональной ленинской школы, Коммунистического университета национальных меньшинств Запада (КУНМЗ) и т.д. Дочь старого соратника Ленина Ванда Пам-пуш-Бронска сообщила (под псевдонимом), что в 1936 году КУНМЗ был распущен, весь преподавательский коллектив и почти все студенты были арестованы (35).


 

284 Мировая революция, гражданская война и террор

Историк Михаил Пантелеев, изучая в настоящее время материалы различных служб и секций Коминтерна, насчитал 133 жертвы — на штат общей численностью в 492 человека, т.е. 27 процентов36. Между 1 января и 17 сентября 1937 года Комиссия секретариата Исполнительного комитета в составе Михаила Москвина (Меера Трилиссера), Вильгельма Флорина и Яна Анвель-та, а затем специальная Контрольная комиссия, созданная в мае 1937 года в составе Георгия Димитрова, М. Москвина и Дмитрия Мануильского, приняла решение об исключении 256 членов. Срок, отделявший исключение от ареста, варьировался: Елена Вальтер, исключенная из секретариата Димитрова 16 октября 1938 года, была арестована два дня спустя, в то время как Ян Боровский (Людвик Коморовский), исключенный из Исполнительного комитета Коминтерна 17 июля, был арестован лишь 7 октября. В 1937 году были арестованы 88 служащих Коминтерна, а в 1938 - 19 коминтерновцев. Других арестовывали прямо за рабочим столом, как, например, Антона Краевского (Владислава Стайна), ответственного за службу прессы и пропаганды. Его посадили 26 мая 1937 года. Многих арестовывали сразу же по их возвращении из заграничных командировок.

Под удар попали все службы — от Секретариата до представительств коммунистических партий. С 1937 по 1938 год был арестован 41 человек из Секретариата Исполнительного комитета, внутри его Отдела связи (Отдел международных связей — до 1936 года) насчитывалось 34 арестованных. Сам Москвин был схвачен 23 ноября 1938 года и приговорен 1 февраля 1940 года к расстрелу. Ян Анвельт умер под пытками, а датчанин А. Мунк-Петерсен скончался в тюремной больнице от последствий хронического туберкулеза. Пятьдесят чиновников, из них девять женщин, были расстреляны.

Швейцарка Лидия Дюби, ответственная за тайную сеть Коминтерна в Париже, была вызвана в Москву в начале августа 1937 года. Едва приехав, она была арестована со своими сотрудниками Бришманом и Вольфом. Ее обвинили в причастности к «антисоветской троцкистской организации» и в шпионаже в интересах Германии, Франции, Японии и... Швейцарии. Швейцарское гражданство никак ее не защитило. Военная коллегия Верховного суда СССР вынесла ей смертный приговор 3 ноября, и через несколько дней ее расстреляли. Ее семье неожиданно, без каких-либо объяснений, сообщили о приговоре. Полька Л. Янковская была приговорена к восьми годам заключения как «член семьи предателя родины» — ее муж Станислав Скульский (Мер-тенс) был арестован в августе 1937 года и расстрелян 21 сентября. Принцип семейной ответственности, уже применявшийся в отношении простых гражданин, распространился, таким образом, на членов аппарата.

Иосиф Пятницкий (Таршис) оставался вплоть до 1934 года вторым человеком в Коминтерне после Мануильского, он вел всю организационную работу (в частности отвечал за финансирование иностранных коммунистических партий и тайные связи Коминтерна во всем мире), затем ему были поручены политическая и административная секции Центрального комитета ВКП(б). 24 июня 1937 года он выступил на пленуме ЦК с критикой усиления репрессий и осудил наделение чрезвычайными полномочиями главы НКВД Ежова. В ярости Сталин прервал заседание и стал грубо давить на Пятницкого, чтобы тот раскаялся. Желаемого результата это не принесло, и на следующий день заседание возобновилось, Ежов обличил Пятницкого как старого агента царской охранки. 7 июля тот был арестован. Тогда же Ежов заставил


 

Коминтерн в действии 285

одного из ранее арестованных — Бориса Мюллера (Мельникова) дать показания против Пятницкого, и 29 июля 1938 года, прямо на следующий день после расправы с Мюллером, Военная коллегия верховного суда провела судебное разбирательство по делу Пятницкого, который отказался признать себя виновным в шпионаже в интересах Японии. Ему вынесли смертный приговор и расстреляли в ночь с 29 на 30 июля.

Многих из этих расстрелянных коминтерновцев обвиняли в принадлежности к «антикоминтерновской организации, возглавляемой Пятницким, Кнориным (Вильгельмом Гуго) и Бела Куном». Других рассматривали просто как троцкистов и контрреволюционеров. Бывший глава венгерских коммунистов Бела Кун, выступивший в начале 1937 года против Мануильского, был привлечен этим последним к ответственности (вероятно, в соответствии со сталинскими инструкциями) за критику, якобы направленную непосредственно против Сталина. Кун клялся в своей искренности и вновь указал на Мануильского и Москвина как на ответственных за создание плохой репутации ВКП(б), которая была, по его мнению, причиной неэффективности Коминтерна. Среди тех, кто присутствовал на его выступлении, были Пальмиро Тольятти, Отто Куусинен, Вильгельм Пик, Клемент Готвальд и Арво Туоминен, но никто из них не встал на его защиту. В конце собрания Георгий Димитров предложил резолюцию, по которой «делом Куна» должна была заняться специальная комиссия. Вместо специальной комиссии Кун получил лишь право быть арестованным сразу по выходе из зала собрания. Он был казнен в подвалах Лубянки, когда — неизвестно".

По мнению М. Пантелеева, эти «чистки» имели конечной целью искоренить любую оппозицию сталинской диктатуре (38). Те, кто в прошлом симпатизировали оппозиции или поддерживали отношения с деятелями, некогда близкими Троцкому, становились первой мишенью репрессий. То же самое относится к немецким деятелям, которые принадлежали фракции, возглавлявшейся Ной-маном (ликвидирован в 1937 году), и к бывшим членам группы демократического централизма. В те годы, по свидетельству Якова Матусова, заместителя главы Первого отдела секретной политической секции ГУГБ при НКВД, на каждого высокопоставленного руководителя в государственном аппарате собиралось, разумеется, без его ведома досье, материалы которого могли в нужное время использоваться против него. Так, подобные досье существовали на Ворошилова, Вышинского, Кагановича, Калинина, Хрущева. Более чем вероятно, что руководители Коминтерна были в том же положении.

Добавим, что самые высокопоставленные иностранцы — лидеры Коминтерна активно участвовали в репрессиях. Наиболее показателен пример итальянца Пальмиро Тольятти, одного из секретарей Коминтерна, которого после смерти Сталина представляли как либерального, противостоящего террористическим методам человека. Но Тольятти привлек к ответственности Германа Шуберта, чиновника МОПРа, и не позволил ему объясниться во время партийного собрания; Шуберта вскоре арестовали и расстреляли. Супружеской паре Петерманов, немецких коммунистов, прибывших в СССР после 1933 года, Тольятти на одном из собраний предъявил обвинение как «гитлеровским агентам», основываясь на том факте, что те поддерживали переписку со своей семьей в Германии; они были арестованы несколько недель спустя. Тольятти не возражал против травли Бела Куна и подписал резолюцию, которая обрекала того на смерть. Он был также замешан в ликвидации коммунистической


 

286 Мировая революция, гражданская война и террор

партии Польши в 1938 году, в связи с этим он одобрил третий из московских процессов и заключил свое выступление так «Смерть поджигателям войны,смерть шпионам и фашистским агентам! Да здравствует партия Ленина — Сталина, которая бдительно хранит завоевания Октябрьской революции и является надежным гарантом мировой революции! Да здравствует тот, кто продолжает дело Феликса Дзержинского — Николай Ежов!»39.

Террор внутри коммунистических партий

«Вычистив» центральный аппарат Коминтерна, Сталин принялся за национальные секции Коммунистического интернационала. Первой пострадала немецкая секция. В немецкую общину Советской России входили, не считая потомков поволжских переселенцев, деятели немецкой компартии (КПГ), антифашисты, нашедшие убежище в СССР, и рабочие, покинувшие Веймарскую республику, чтобы принять участие в «строительстве социализма». Эти заслуги были забыты, когда в 1933 году начались аресты. В общей сложности репрессии затронули две трети немецких антифашистов, уехавших из Германии и поселившихся в СССР.

Что касается коммунистических деятелей, то их судьба известна благодаря спискам «Kaderlisten», составленным под контролем руководителей КПГ Вильгельма Пика, Вильгельма Флорина и Герберта Венера, которые пользовались этими списками, чтобы исключать тех коммунистов, кто был наказан или стал прямой жертвой репрессий. Первый список датируется 3 сентября 1936 года, последний — 21 июня 1938 года. Другой документ, датируемый концом 50-х годов и составленный Контрольной комиссией СЕПГ (именно под названием Социалистической единой партии Германии восстановилась в будущей ГДР после войны коммунистическая партия Германии), зафиксировал 1 136 человек. Аресты достигли апогея в 1937 году (всего было арестовано 619 человек) и продолжились вплоть до 1941 года (арестован 21 человек)). Судьба половины этих людей, а именно 666 человек, неизвестна: предполагают, что они умерли в заключении. Но мы точно знаем, что 82 человека были казнены, 197 умерли в тюрьме или в лагере, а 132 — выданы нацистам. Примерно 150 выжившим осужденным удалось по истечении срока покинуть СССР. Одним из идеологических мотивов для оправдания ареста этих деятелей было обвинение в том, что они не смогли помешать Гитлеру, — как будто Москва не имела своей доли ответственности за захват власти нацистами40.

Но самым трагическим эпизодом, в котором Сталин полностью проявил свой цинизм, стала выдача Гитлеру немецких антифашистов. Советские власти решили высылать немецких подданных уже в 1937 году. 16 февраля ОСО (Особое Совещание)* приговорило к высылке десятерых из них. Имена некоторых известны: Эмиль Лариш, техник, живший в СССР с 1921 года; Артур Тило, инженер, приехавший в 1931 году; Вильгельм Пфейфер, гамбургский коммунист; Курт Никсдорф, университетский преподаватель, работавший в Институте Маркса — Энгельса. Их арестовывали в течение 1936 года по обвинению в шпионаже или в «фашистской деятельности», а немецкий посол фон Шуленбург ходатайствовал за них перед Максимом Литвиновым, совет-

* ОСО организовано при НКВД СССР 5 ноября 1934 года. Являлось по сути органом внесудебной расправы. (Прим. ред.)


 

Коминтерн в действии 287

ским министром иностранных дел. Пфейфер, зная, что как коммунист он будет арестован тотчас по возвращении в Германию, старался добиться, чтобы его выслали в Англию. Через восемнадцать месяцев, 18 августа 1938 года, его отвезли на польскую границу, и там его следы теряются. Артуру Тило удалось попасть в британское посольство в Варшаве, но немногим выпадала такая удача. Отто Вальтер, ленинградский литограф, живший в России с 1908 года, приехал в Берлин 4 марта 1937 года и выбросился из окна приютившего его дома.

В конце мая 1937 года фон Шуленбург передал советским властям два новых списка арестованных немцев, чья высылка объявлялась желательной: всего 67 человек, среди них — ряд антифашистов, один из которых — Курт Никсдорф. Осенью 1937 года переговоры приняли новый оборот: советская сторона согласилась ускорить высылки, как о том просили немецкие официальные лица (было осуществлено уже около тридцати высылок). С ноября по декабрь 1937 года были высланы 148 немцев; в течение 1938 года — 445. Высылаемых, среди которых были и австрийские шуцбундовцы, отвозили на польскую или латвийскую, а иногда даже финскую границу, где их сразу же проверяли представители немецких властей. Иногда, как это было в случае с австрийским коммунистом Паулем Мейзелем в мае 1938 года, высылаемого везли до австрийской границы через Польшу, а затем передавали гестапо. Еврей Пауль Мейзель, очевидно, погиб в Освенциме.

Это взаимопонимание между нацистской Германией и СССР предвосхищало советско-нацистские пакты 1939 года, «в которых выражена истинная, стремящаяся к одной цели природа тоталитарных систем» (Жорж Семпрун). После их подписания высылки стали проходить в гораздо более драматичных условиях. После того как Гитлер и Сталин разгромили Польшу, Германия и СССР получили общую границу, позволявшую переправлять высылаемых из советских тюрем прямо в немецкие. С 1939 по 1941 год советская сторона, стремясь продемонстрировать своему новому союзнику готовность к сотрудничеству, выдала таким образом гестапо от 200 до 300 немецких коммунистов. 27 ноября 1939 года между обеими сторонами было подписано соответствующее соглашение. Затем, с ноября 1939 года по май 1941 года, было выслано около 350 человек, среди которых 85 австрийцев. В их числе был Франц Ко-рицшонер, один из основателей Австрийской коммунистической партии, ставший чиновником Красного интернационала профсоюзов; его сослали на Крайний Север, затем передали люблинскому гестапо, перевезли в Вену, пытали и убили в Освенциме 7 июня 1941 года.

Еврейское происхождение многих высылаемых не было для советских властей помехой при передаче этих людей немецкой стороне. Так, композитор и дирижер Ганс Вальтер Давид, еврей и член КПГ, был выдан гестапо и в 1942 году погиб в газовой камере Майданека. Физику Александру Вайсбергу удалось выжить, впоследствии он написал воспоминания об этом страшном времени. Жена Хайнца Ноймана, Маргарет Бубер-Нойман, была отстранена от руководства КПГ и затем эмигрировала в СССР, она также свидетельствовала об этом невероятном взаимопонимании между нацистской и советской сторонами. После высылки в Караганду она была выдана гестапо в феврале 1940 года вместе со многими другими подругами по несчастью. Этот «обмен» обернулся для нее заключением в Равенсбрюк41.


 

288 Мировая революция, гражданская война и террор

На мосту в Бресте

«01 декабря 1939 г. нас разбудили d 6 часов утра. <...> Одевшись и побрившись, [мы]

должны были оставаться несколько часов в зале ожидания. Один венгерский коммунист, еврей по фамилии Блох, бежал в Германию после краха Коммуны в 1919 г. Там он жил под фальшивым паспортом и продолжал активно работать для партии. Позднее он эмигрировал* с теми же фальшивыми документами. Его тоже арестовали и, несмотря на его протесты, должны были выдать немецкому гестапо. <...> Незадолго до полуночи прибыли автобусы и отвезли нас на вокзал. <...> В ночь с 31 декабря 1939 г. на 1 января 1940 г. поезд тронулся. Он увозил семьдесят сломленных людей. <...> Через разоренную Польшу** мы ехали дальше, к Брест-Литовску. На мосту через Буг нас ждали сотрудники аппарата другого европейского тоталитарного режима — немецкого гестапо»42.

«Три человека отказались перейти этот мост, а именно: венгерский еврей по фамилии Блох, рабочий-коммунист, осужденный нацистами, и немецкий учитель, чье имя я забыла. Их поташили к мосту силой. Бешенство нацистов, эсэсовцев, сразу вылилось на еврея. Нас поместили в поезд и отвезли о Люблин. <...> В Люблине нас передали гестапо. Именно тогда мы смогли убедиться, что нас не просто выдали гестапо, но что НКВД также выдало СС касающиеся нас материалы. Так, например, в моем досье было обозначено помимо всего прочего, что я жена Ноймана, а Нойман был одним из немцев, которых сильнее всего ненавидели немецкие нэцистьк...» (43).

* В СССР. (Прим. ред.)

** Имеются о виду бывшие польские земли Западной Белоруссии. (Прим. ред.)

Одновременно с немецкими коммунистами в тиски террористической машины попали руководящие работники Коммунистической партии Палестины (КПП), многие из которых эмигрировали из Польши. Йозеф Бергер (1904—1978), бывший секретарь КПП (с 1929 по 1931 год), был арестован 27 февраля 1935 года и освобожден лишь после XX съезда, в 1956 году. То, что он выжил, было исключением. Многие другие деятели партии были казнены в разное время или исчезли в лагерях. Вольф Авербух, ставший директором тракторного завода в Ростове-на-Дону, был арестован в 1936 году и казнен в 1941. Эта систематичность в политике истребления членов КПП и сионистски ориентированных групп, прибывавших в СССР, связана с общей советской политикой по отношению к еврейскому национальному меньшинству. Создание Биробиджана сопровождалось арестами его руководителей. Профессор Иосиф Либерберг, председатель Исполнительного комитета Биробиджана, был объявлен «врагом народа». После него репрессиям подверглись руководящие работники автономной области. Самуила Агурского (1884—1947) обвинили в принадлежности к так называемому иудейскому фашистскому центру. Вся еврейская секция ВКП(б) («Евсекция») была уничтожена. Советское государство стремилось ликвидировать еврейские учреждения, одновременно пытаясь заручиться поддержкой еврейских деятелей за пределами СССР44.

Группа польских коммунистов стала одной из тех групп, которые террор затронул сильнее всего. В статистических данных по репрессиям они занимают второе место, сразу после советских коммунистов. Коммунистическая партия Польши (КПП), в порядке редкого исключения, была официально распущена после срочного голосования Исполкома Коминтерна 16 августа


 

Коминтерн о действии 289

1938 года. Сталин всегда подозревал КПП в том, что она заражена различного вида уклонами, сменявшими друг друга. Многие польские коммунистические лидеры принадлежали к ленинскому окружению до 1917 года и жили без юридической защиты в СССР. В 1923 году КПП выступила в защиту Троцкого. Накануне смерти Ленина ее руководство приняло резолюцию в пользу оппозиции. Затем критике подвергся польский «люксембургизм». Во время V конгресса Коминтерна в июне-июле 1924 года Сталин отстранил руководство КПП — Адольфа Барского, Максимилиана Валецкого и Веру Костреву. Это был первый шаг к тому, чтобы Коминтерн взял контроль над КПП в свои руки. Затем КПП была объявлена рассадником троцкизма. Было еще дело Польской военной организации (ПВО) в 1933 году. Но не только вышесказанным объясняется радикальная «чистка», которая обрушилась на польскую компартию, многие руководители которой были по происхождению евреями. Необходимо также помнить о следующем факторе: Коминтерн стремился — в интересах СССР и Германии — навязать польской секции деятельность, прямо направленную на ослабление Польши. Таким образом, гипотеза, по которой ликвидация КПП была вызвана, прежде всего, необходимостью подготовить подписание германо-советских соглашений, заслуживает самого серьезного к себе отношения. На это указывает и выбранный Сталиным метод: с помощью коминтерновского аппарата он сделал так, чтобы каждая намеченная жертва возвратилась в Москву, и следил, чтобы ни одна из них не могла ускользнуть от него. Выжили лишь те, кто находился в польских тюрьмах, как, например, Владислав Гомулка.

В феврале 1938 года официальная газета Коминтерна «La Correspondance Internationale», выходившая два раза в неделю, опубликовала обвинение всей КПП, подписанное Ж. Свисиски. В период «чистки», начавшейся с июня 1937 года (в это время исчез вызванный в Москву генеральный секретарь ЦК КП Польши Юлиан Ленский), были уничтожены двенадцать членов Центрального комитета, многие руководители второго ранга и несколько сотен активистов. «Чистка» распространилась также на поляков, участвовавших в интернациональных бригадах: политические руководители бригады Домбровского Казимир Чиховский и Густав Райхер были арестованы сразу же по возвращении из Испании в Москву. Лишь в 1942 году Сталин решил, что необходимо восстановить Польскую коммунистическую партию под названием Польская рабочая партия (ПРП) и создать из нее ядро будущего правительства, которое должно было действовать по его указке и противостоять законному правительству, укрывшемуся в Лондоне.

От сталинского террора сильно пострадали и югославские коммунисты. Запрещенная в 1921 году коммунистическая партия Югославии была вынуждена перебазироваться за границу — сначала в Вену (с 1921 по 1936 год), затем в Париж (с 1936 по 1939 год), но ее главный центр сформировался после 1925 года именно в Москве. Вокруг учащихся Коммунистического университета национальных меньшинств Запада (КУМНЗ), Коммунистического университета им. Я.М. Свердлова и Ленинской интернациональной школы образовалось первое ядро югославских эмигрантов, которое укрепила вскоре новая волна эмиграции, связанная с установлением в 1929 году диктатуры короля Александра. В ЗО-е годы в СССР проживало от двухсот до трехсот югославских коммунистов45, которые активно работали в международных адми-


Дата добавления: 2015-09-03; просмотров: 72 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: Великий голод | Социально чуждые элементы» и циклы репрессий | Империя лагерей | Обратная сторона победы | Апогей и кризис ГУЛАГа | Последний заговор | После Сталина | Вместо заключения | Коминтерн в действии | Коминтерн и гражданская война 1 страница |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Коминтерн и гражданская война 2 страница| Коминтерн и гражданская война 4 страница

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.015 сек.)