XXI глава

С наступлением ночи, когда темнота

Становилась торжественнее и священней

Я вникал в разбивавшиеся о борта

Предсказанья зеленых и желтых свечений.

Область крайних болот, тростниковый

уют,-

В огуречном рассоле и вспышках метана

С незапамятных лет там лежат и гниют

Плавники баснословного Левиафана.

А. Рембо

Искуплены его стяжанья

И зло воинственных чудес

Тоскою душного изгнанья

Под сенью чуждою небес.

А. С. П у ш к и н

"Тариэль" уже двадцать минут шел малым ходом вдоль берега; метрах в ста от белых хлопьев обсыхающей на песке пены, когда из-за пологого серовато-бежевого пологого мыска, увенчанного пятью угловатыми валунами и похожего на хребет дракона, выскочила избушка... нет, не избушка - навес из листьев саговника на шести столбах из какой-то солидной древесины, покосившийся легкий частокол, какие-то решетчатые мостки, уходящие в море..|

Катер подошел ближе, матросик на носу закинул кошку на эти мостки, подтянулись. Под днищем, в прозрачной лиловой толще проплывали, преломляясь в игре волн, какие-то конусообразные сооружения из потемневших бревен и досочек.

"Верши", - подумал Казаков, - "Голь на выдумки хитра. Ловят всякую мелочь при отливе".

Берег был тих и безлюден. Каменисто-песчаный пляж тянулся на полкилометра вглубь, сайва чернела вдали своими неровными шапками. Казаков мельком отметил, что место выбрано удачно: лесные жительницы - панцирные обезьяны вряд-ли пустятся в такой путь по открытому пространству.

- Скоро отлив,-озабоченно сообщил шкипер Неретин. —Часа через два нужно будет отходить в море... Что они тут, повымирали?

Казаков посмотрел на шкипера и внутренне улыбнулся. Вот уже месяц Неретин отращивал бородку, подобающую званию, но из-за восемнадцатилетия капитана, бородка упорно имела вид не шкиперский, а какой-то разбойничье-кайсацкий.

- Не думаю,-сказал он. - Видите, от изгороди тропинка в сайву по песку? Они, наверное, переселились, а сюда приходят как раз в отлив, верши осматривают. Так что давайте-ка мы выгрузимся, а вы потом отойдете в море. Связь по рации...

Подавая пример, координатор спрыгнул с борта на решетчатый настил и пошел к берегу, балансируя над водой, лениво плескавшейся между ребер решетки. Кажется, это даже и не мостки были вовсе - кому бы сюда швартоваться? - а что-то типа садка - на дне под Казаковым густо ветвились трубочки приливных червей.

"Хорошо устроились, черти. -подумал Казаков, ступил на песок, с некоторым удовольствием прошелся по плотной, слежавшейся почве, подошел к навесу. Под его крышей, на множестве деревянных полочек было что-то разложено, развешано - сушились впрок какие-то дары моря. Стволы, державшие навес, были не земными -бугорчатая древесина без коры, суставы, все это напоминало толстый и поросший ракушками бамбук, но было настоящим деревом.

Казаков оглянулся: вереница новых ссыльных сходила по решетке на берег. Одна девица поскользнулась, нелепо замахала руками и с визгом плюхнулась в воду; ее тотчас же испуганно вытащили, хотя было там по грудь, как будто море кишело чудищами. Оказавшись на берегу, рокеры и их дамы озирались с растерянным любопытством. Следопыты тоже глазели вокруг, особо не обращая внимания на пленных, потому что бдительные морячки все равно держали их под прицелом пулемета. Да и это, пожалуй, было излишним, никакой опасности уже не представляли бывшие грозные легионеры, а тем более их неглупый герцог. С герцогом Казаков с удовольствием бы пообщался, если бы не свидетели.

- Будем ждать хозяев, - сказал Казаков. - Все могут загорать... кроме, конечно, одного из вас, - он кивнул Следопытам и подал пример, стянув рубашку и плюхнувшись в обжигающий песок.

- Мы посменно, сообщил один из Следопытов. Ссыльные тоже садились, ложились временно отдохнуть от горестей. Дамы стягивали свои балахоны, нимало не смущаясь отсутствием какого-либо белья. Казаков начал смотреть на море, где покачивался грузный, белый, блестящий "Тариэль"; к солено-остро-гнилостному запаху побережья примешивался еле уловимый дух солярки... "Начинаем загрязнение окружающей среды,-подумал координатор. - Надо Левченке идею подкинуть: «долой огонь, врага экологической системы".

...-Сан Саныч, - позвал голос откуда-то издалека. Казаков вздрогнул и открыл глаза. Оказывается, он незаметно задремал. Он рывком сел, отчего в голове слегка замутило, а перед глазами поплыли круги. Было томно. - Идут, - сообщил Следопыт.

От границы сайвы двигались две темные фигурки. Казаков оглянулся на море: море отступало, оставляя полоски взбитой пены и клочья водорослей. Деревянная, осклизлая решетка садка-причала уже почти полностью была на обсохшей части. Какая-то рыба билась в луже, какие-то мелкие твари, панически размахивая клешнями и хвостами, мчались вдогонку воде. Приливные черви со слабым всхлипом втягивали свои трубки в норы. "Тариэль" уже маячил где-то вдали, в километре, не больше, от берега. Неретин явно боялся сесть на мель в малознакомых местах. Следопыты поспешно одевались и озабоченно осматривали автоматы: рокерские девицы, вдруг чего-то застеснявшись, тоже натягивали балахоны.

Фигурки среди камней переглянулись и ускорили шаг. Последние метры они преодолели почти бегом и остановились, с любопытством (довольно-таки жадным, сразу подсчитав, что женщин среди выгруженных больше мужиков) озирая табор. Герцог встал с песка, с достоинством отряхнул и поддернул свое одеяние. Казаков, неспешно натягивая рубашку, оглядывал панков.

Юнцы сильно изменились - похудели, загорели до черноты, отрастили ежики на головах и равновеликие редкие бороденки. Одеты они были легко и странно - плавки, широкие кожаные портупеи на голое тело, самое интересное - плащи из шкур обезьян, закрывавшие плечи, спадавшие по спине до пояса и с капюшонами. Сейчас капюшоны были откинуты. На ногах было одето нечто вроде кожаных унт с деревянными, видимо, подошвами; на портупеях висели ножи, топоры и короткие деревянные лопатки. Грудь и левая рука одного из парней были исполосованы страшными корявыми шрамами.

- Еще привезли? - хрипловато спросил этот израненный, обращаясь к Казакову.

- Еще, - подтвердил Казаков.

- Это хорошо, - раздумчиво сказал израненный и еще раз оглядел рокеров, подошел к герцогу, сразу выделив его, как главного, протянул руку, представился: - Виктор.

- Роман, - не менее лаконично ответствовал герцог.

- За что это вас?

- Война была... - герцог искоса глянул на координатора. Израненный Виктор сделал большие глаза.

- Вот даже как... ладно, потом все расскажете. Сейчас урожай соберем и пойдем в гости...

- Мы поможем, - оживился герцог и сделал головою приглашающий жест. Офицеры повскакали с песка и обступили панков.

Через несколько минут старые и новые ссыльные обирали обсохшие верши, откапывая уходящих в песок тварей и сдержанно матерясь или визжа, в зависимости от пола, когда какая-нибудь из них кусала за палец. Добыча складывалась в мешки, извлеченные панками из-под плащей. Через полчаса сбор даров моря был завершен.

- С нами пойдете? - обратился Виктор к Казакову. - У нас вообще-то проблемы...

- Пойдем,-Казаков открыл футляр рации, покопался в ней, сообщил на "Тариэль", что отправляется инспектировать быт ссыльных; - Далеко?

- Нет, часа полтора...

Через час они шли по едва заметной тропинке через сайву. Она была не совсем такая, как дома; среди привычных саговников ("ананасов", как их называли ссыльные) попадались росшие пучками, из одного мясистого пня, побеги тех самых коленчатых стволов. Из каждого узла рос пучок черных листьев, и все это растение очень напоминало сумасшедшую гигантскую икекбану из бамбука, морских ракушек и листьев саговника. Виктор, накинув на голову капюшон, шагал рядом с координатором и выглядел довольно нелепо; впрочем, сам Казаков, Следопыты (один впереди колонны, двое чуть отстав) и новые ссыльные смотрелись не менее живописно в своеобразных вен-ках из побегов саговника, похожих на гигантские вороньи гнезда. Оказывается, в листве "бамбука" обитали "пиявки" - существа, обладающие привычкой падать сверху на все движущееся и кусать.Их яд, видимо, мог парализовать любого теллурийского зверя; для человека он был несмертелен, но очень болезненен и оставлял долго заживающую язву. Второй панк, молчаливый "Фенимор" (как звал его Виктор) продемонстрировал на плече круглую рану с красным дном с металлический рубль величиной.

- Двое погибло... - вполголоса и бесстрастно рассказывал Виктор. Один еще в июне, обезьяны напали, тогда же и меня покоцали, еле выкарабкался... Второй, Швед, два месяца назад. Можно сказать, по собственной дурости - они вон с Фенимором, - Виктор дернул плечо назад, - Фенлмор шел в хвосте колонны ссыльных, - затеяли поход вокруг озера. Ну и нарвались на какую-то х...ю. Привидение, а?

- Что? - не понял координатор.

- А хрен его знает. Фенимор сказать ничего толком не может. Месяц из землянки не вылезал. Мы его нарочно пинками ходить на побережья заставляем, чтобы в себя пришел... Эй, Фенимор! - обернувшись, заорал он. - Начальство хочет знать про твоего привидения!

Казаков даже за тридцать шагов увидел, как побледнел Фенимор.

- Зае.... вы меня, - огрызнулся он, но без уверенности в голосе. - Что я помню, что ли? Темнело уже…

- Ну-ка, иди сюда,-всерьез заинтересовался Казаков. – Рассказывай…

ДНЕВНИК КАЗАКОВА

«7 тиберия....толком ничего. Какое-то серое, бесформенное облако выползло из леса, когда они шли пляжем, и обволокло Шведа, он тут же упал. Фенимор клялся, что при движении облако выбрасывало «рога» что сквозь него просвечивала лунная дорожка на озере. Сам он полу-рехнулся от страха, хотя облако так и застыло над Шведом, никаких поползновений напасть на него не делало. Баньши, короче, а-ля Саймак. А панки назвали его Бэби Элис. На тот мысок больше не ходят, и вообще на ту сторону озера... Эх, мало было мне обычной фауны! Баньши пошли... Устроились наши ссыльные солидно. Здесь к озеру с пологих холмов стекают два ручья, прорыв глубокие отвесные овраги; они выкопали свои землянки на "острове" между оврагами и озером, в месте, недоступном никакому хищнику. Разве что Бэби Элис по воздуху прилетит... Перешеек, соединяющий их Берлогу с "большой землей", перегородили забором и рвом; смастерили плоты, ловят рыбу, разводят каких-то икронесущих черепах... перебиваются. Женщин своих двоих имели, видимо, по очереди, соблюдая осторожность: ни одна не беременна. Явный лидер - некто Филин (в миру Георгий Пылин, о как!); они вроде бы заключили мировую с нашим герцогом, ну, я на всякий случай предупредил, то, сё... Оный Филин имел со мною беседу на предмет: они боятся, что зимой приливная фауна оскудеет и они помрут с голоду. Договорились: мы им будем подбрасывать регулярно картошку там и теплые вещи, а они будут рубить и оттаскивать на побережье лес. А то земной пора кончать рубить... Их теперь 16 мужиков и 12 баб, пусть трахаются, радуются жизни, не ходят на тот конец озера и работают немного во славу Первограда.

Кстати, этот покусанный Виктор высказал здравую мысль: Бэби Элис - разновидность ночесветки, только покомпактнее. Тогда с ней можно бороться огнем... В Первограде все спокойно, даже удивительно. Я начал писать положение о каторге, хватит легионерам загорать..."

…"Тариэль" шел самым малым ходом, но воздух бил в лицо, заставляя жмуриться: во-первых, ветер дул в бейдевинд левого галса, с северо-востока, неся из камышовых пространств запах нашатырной гнили; во-вторых, мутное приливное течение, прорываясь сквозь узость пролива, само несло катер.

- Не меньше трех узлов течение! - прокричал Неретин координатору. Координатор стоял на носу, одной рукой держась за леер, а другой застегивая куртку. Было свежо. За спиной, в фиолетово-лиловые слоистые облака садилось большое, пузатое алое солнце, неестественно подсвечивающее утесы и известковые изъеденные скалы, проплывавшие в двух километрах справа. Под скалами белело бурунами море, дробясь в пену о многочисленные валуны; там холмы Дикого Берега превращались в обрывистую гряду. А слева тускло алела спокойной солнечной дорожкой лениво текущая мелководная гладь, кое-где нарушаемая чершми стрелками камышей, какими-то корягами.. Дальше к горизонту камышей становилось больше, но даже в бинокль нельзя было рассмотреть сайву: литоральное болото, пахшее солью, разложением и мокрой растительностью, тянулось не менее, чем на десять километров к берегу. Видимо, оно совершенно обсыхало при Большом Отливе и становилось таким, как сейчас, лишь в Большой Прилив; под брюхом "Тариеля" было всего пять метров воды, и странно было думать, что это камышовое мелководье уходит влево за горизонт... Кто-то черный, лоснящийся с фырканьем погрузился в мутную воду при приближении катера...

- Ближе к нашему берегу не пойдем! - объявил Неретин. - Не рискну! Мели.

- Подождем отлива! - откликнулся Казаков. - А пролив назовем твоим именем. А, первооткрыватель?

-...Как бы нам ночью на ночесветок не напороться, - после польщенной паузы перевел разговор шкипер. - Такое болото, по идее, самое место...

- А пусть факелы приготовят, - сказал Казаков. - Надо уж до конца пройти, нет?

Солнце село, стремительно начало темнеть; правда, впереди, из- за очередного скалистого мыска с правого борта, поднималась бледная Пандора, четко высвечивая зубцы и причудливые шапки скал, но это был ночной, блеклый цвет, наводящий миражи и лишь набрасывающий на темноту скрадывающую серебристую паутину. Луна и Селена, вытянувшись в линию, в настоящее время были в надире, там, под брюхом "Тариэля" и под тысячами километров скальных пород и раскаленных металлов; и так же, как они там, на неизвестном полушарии, оттягивали море от тверди и вызывали прилив, точно также они оттягивали и саму эту твердь от моря, по которому сейчас плыл Координатор, отчего получался такой же прилив.

В свете Пандоры и загоревшихся звезд правый берег рисовался зубьями тьмы и Неретин правил уверенно, имея в виду не напороться на камни; слева осталась лишь тусклая дорожка, изредка перечеркиваемая тростниками, и вот над этой черной гладью вдалеке, у горизонта затрепетала, замерцала лиловатая полоска призрачного света. "Сплошные привидения", - подумал координатор, а Неретин уже командовал и суетился, и матросы вставляли в специальные гнезда на бортах смоляные факелы, и все одевали самодельные угольные респираторы; нацепил корявую маску на нос и рот и Казаков. Лиловое свечение, мягко ползущая над водою лента приблизилась... что-то бурлило, заметалось в воде, всплыло, покачиваясь, отравленное. Факелы вспыхнули, и лиловая фосфоресценция шатром накрыла катер, не решаясь перевалить границу дыма, огня и копоти. Все испытали н острое облегчение; на секунду показалось, что эта ночесветок другого вида - лиловая, не голубая - и может проигнорировать огонь...

Со стороны, наверное, это было красиво: ночь, темный силуэт катера, обрамленный по бортам цепочкой факелов, будто стаей огненных огненых птиц, лежит на воде, не шелохнувшись, - и все это накрыто ореолом лилового сияния. Но вот только некому было посмотреть со стороны – разве что, выбраться от нечего делать на берег, на торчащий кстати в сторонке утес и подождать здесь еще одну ночь…

Дата добавления: 2015-09-03