П.М. Ершов

СВЕРЛО В БУДУЩЕЕ

Юбилейная статья? О Станиславском?... Ну, разумеется, в юбилейный год все журналы полны таких статей, и все авторы о нем пишут. Но что нового можно написать о Станиславском?! Что он гениален; что он создал лучший в мире театр, у которого учатся или учились все театры мира; что он создал такие-то и такие-то образы и спектакли... Но кто же этого не знает?

А существует ли вообще прогресс в искусстве? Где «золотой век» театра – в прошлом или в будущем? В Англии XVI! века, в Малом театре времен Ермоловой, Ленского и Островского или... Нет, конечно, в Камергерском переулке первой трети XX века – сегодня такой ответ кажется самым своевременным – юбилей Станиславского может служить прекрасным поводом обосновать его. Но если «золотой век» театра в будущем, то как быть со спектаклями и образами, созданными великим юбиляром,– ведь они, значит, померкнут?.. Хотя, с другой стороны, ведь Станиславский это, по выражению М. Кедрова, «сверло в будущее»... В юбилейный год хочется помечтать о будущем. Сейчас, в век кибернетики, интеллектуальных машин и космических кораблей мечтать о будущем даже модно! Правда, представители гуманитарных профессий мечтают теперь, пожалуй, реже, чем математики. Сам Станиславский, как известно, был мечтателем и мечтателем смелым, даже немного – Дон-Кихотом...

Какой станет театральная школа? Прежде всего она, разумеется, будет располагать великолепной материальной базой – оборудованными сценами, спортзалами, костюмерными и прочее и прочее. А главное – выпускники школы будут актерами, подлинно знающими свою профессию. Они не только будут овладевать ясной и выразительной речью, пластикой, уменьем делать этюды «от себя» и широким общим образованием, школа научит их практически управлять своими сценическими переживаниями, они станут хозяевами своих сценических чувств. Заботы молодого актера с дипломом будут заключаться не в том, как бы вызвать в себе то или иное переживание, а в том, какое именно переживание в наибольшей степени в каждый данный момент роли соответствует образу, который должен предстать перед зрителями и потрясти их. Потрясти теми идеями, которые наполняют ум и сердце актера. Они будут не роль приспосабливать к себе, а смело и уверенно, «идя от себя», перевоплощаться в образ. Они будут уметь «идти от себя», не беспокоясь о том, нужно ли идти и как это делается, потому что они будут «уметь ходить». Вопрос будет только в том куда идти в каждом конкретном случае, чтобы своим путем прийти к общей цели, чтобы сказать зрителю нечто важное, новое...

На практической творческой работе в театре молодые актеры, обогащаясь опытом, вырастут в инициативных и смелых мастеров. Актер-скептик, актер-ремесленник, актер, которого надо учить профессиональной грамоте или «зажигать», такой актер останется анекдотическим воспоминанием далекого прошлого. В искусстве актера не будет «пустых мест», фальшивых жестов, поз и интонаций, как не может быть фальшивых нот в игре современного оркестра, как не может быть грязи, плесени и дыр на полотне современного живописца.

Актеру не понадобится декларировать свои идеи и духовные устремления: они практически воплотятся в его игре, в его поведении на сцене в любой роли. Он будет художником и бойцом идеологического фронта в полном смысле этих слов. Располагая всегда готовым к бою, присущим его искусству беспрерывно совершенствуемым оружием, он будет занят лишь сверхзадачей. Режиссеру не придется понукать, учить и воспитывать его, а лишь вместе с ним находить верное и точное направление поисков.

Производственные планы театров будут перевыполняться не только по сборам и по количеству премьер, но и по качеству спектаклей. Режиссеры займутся творческой работой, как таковой. Педагогика и теоретическая эрудиция не будут пристанищем для неудавшихся актеров, переквалифицировавшихся в режиссеров. Труппу составят актеры, стремительно движущиеся, и режиссер не сможет ощупью выбирать направление. Ему придется точно знать это направление, и знать до того, как труппа двинулась в путь к спектаклю.

Все, кто работает в театре, помимо актеров (режиссеры, художники, музыканты, постановочные цеха и администрация) перестанут заботиться о том, как обеспечить успех спектаклю при актерах, которые этого сделать не могут...

Так же, как Сарьян отличается от Пластова, Пластов – от Пророкова, а Пророков – от И. Глазунова, как Рембрандт отличается от Левитана, а К. Коровин – от Нестерова, хотя все они художники-живописцы, так же и режиссеры будут отличаться друг от друга, оставаясь в единой сфере своего искусства. Актеры освободятся от необходимости с новым режиссером изучать новое толкование природы своей профессии.

Театры будут соревноваться друг с другом не в сфере правдоподобия (кто больше «похож на неореализм»?) и не в сфере «театральности» (кто больше «напоминает Мейерхольда»?), а только в глубине проникновения в душу зрителей, в увлечении их теми идеалами и мыслями, которые действительно нужны им для совершенствования и украшения наполненной деяниями жизни.

А как же с народным, самодеятельным театром? Он превратится в главный и решающий фактор развития театра профессионального. Не место культурного времяпрепровождения, а широкое поле роста, формирования и проверки нового – новых талантов, новых направлений, новых стилей и школ.

Всякий, кто любит театральное искусство, будет осваивать его истинную природу – не подделку под него, не адаптированное подражание ему, а его подлинную немеркнущую прекрасную сущность. В зависимости от меры любви к нему, от упорства воли, следовательно, от таланта, от меры достижений в нем, искусство самодеятельных артистов будет питать профессиональный театр и соревноваться с ним.

Все это придет и станет реальностью. Вы укажете на достижения советского театра? Они бесспорны, Тогда вы скажете, что это не такие уж смелые мечты? Да, не такие смелые, как полет на Луну и Марс, не такие, как мир без войн, нужды и неравенства, без болезней и преступлений... Но где тот ортодоксальный оптимист, который скажет, что это не мечта, а полностью осуществленная сегодня реальность? Сколько столетий именно о таком или подобном ему театре мечтали те, кто отдал ему свою жизнь!

Мечтали... Почему же теперь мы верим, что мечты эти осуществятся?

Потому, что жил в нашей стране Станиславский.

Потому что многое перед глазами каждого – то, что уже достигнуто на основе учения Станиславского.

Он первый в истории человечества, ценой пятидесятилетнего труда открыл ясный и обоснованный путь прогресса в театральном искусстве. А открыл он этот путь, создав науку – подлинную науку, которая одна только и делает человека хозяином и господином Вселенной. И не только в технике, не только в экономике, не только в теоретических, отвлеченных сферах физики и математики, но и в сфере явлений общественной жизни, в истории человеческой культуры и в жизни человеческого духа.

Конечно, прогресс в театре существовал и до Станиславского, но он шел так же медленно, как, скажем, развивалась физика до Ньютона, химия до Менделеева и психология до Павлова. Станиславский, подобно им, открыл путь властного управления природой, путь подлинного – зримого и стремительного – прогресса. Ключ к духовной сущности театрального искусства, к чувству, к переживанию он нашел в тончайших и сложнейших нюансах физического, материального, и именно в этом он еще раз подтвердил могущество объективной материалистической науки.

Станиславский не только олицетворяет собою гений великого русского народа – он может служить доказательством силы того метода и той философии, которые вывели нашу страну на передовые позиции всемирно-исторического прогресса. Хотел того или нет Станиславский, но он открыл первую страницу подлинной науки о театре только потому, что искал пути к ней как материалист и диалектик – в сфере объективных законов природы. Потому-то и пришел он к Сеченову и Павлову, минуя дебри интроспективной, субъективистской психологии. Перспектива, открытая Станиславским, это – реальная возможность. Чтобы она стала действительностью, нужно, в сущности, только одно – нужно на деле изучать Станиславского не как явление прошлого, а как практические законы будущего. Это – труд. Труд кропотливый, упорный. Он требует не только запоминания и не только даже понимания открытий Станиславского, но их дальнейшего развития: уточнения связи между ними, уточнения области применения каждого, уточнения средств и способов их использования, новых обобщений, новых классификаций, одним словом, всего того, чего требует развитие любой науки.

Дата добавления: 2015-09-03