Я ощутил, как внутри меня волной поднимается раздражение. Он тем меньше нравился мне, чем ближе подходил. Когда до него оставалось десять метров, он уже не нравился мне совсем.

Привет, - сказал он, подойдя и сбросив рюкзак на землю возле моего очага.

Угу, - буркнул я в ответ.

Я не совсем понимал, почему появление незнакомца так меня раздражает. Судя по всему, он был "тихим" - таким же, как я сам, любителем одиночества и покоя. Иначе он вряд ли пришел бы один с рюкзаком, и вообще, вероятнее всего, не появился бы здесь, а остановился в одной из больших бухт к северу от полуострова. Там есть колодцы с пресной водой, широкие, плотно вымощенные потными лоснящимися телами песчаные пляжи, море там устлано надувными матрасами, а люди в гидрокостюмах с аквалангами и подводными ружьями разве что не летают по воздуху на надувных лодках, плотах и катамаранах с веслами, парусами и подвесными моторами. Там всегда полно палаток, машин, битых бутылок, помойных ям и мусорных куч, автомобильной музыки, плотно роящихся повсюду мух и пьяного веселья с гиканьем, гоготом, пыльными ночными дискотеками, ракетами и предрассветной пальбой по воде из самых разнообразных и разнокалиберных видов фирменного и самодельного оружия. Здесь - на южной стороне - пресной воды почти нет, а те немногие источники, которые имеются, находятся далеко от мест, в которых можно спуститься к морю без веревки. Потому эта часть полуострова всегда пустынна. Он пришел сюда. Мало ли, захотелось человеку побыть наедине с природой... Это, вроде бы, не причина для того, чтобы на него злиться.

Может быть, все дело было в том, что, по моему мнению, побыть наедине с природой в этих местах невозможно? Здесь можно только остаться один на один с самим собой, потому что здешняя природа не имеет своего собственного характера. По крайней мере, так мне всегда казалось. Возможно, потому, что известняки - это породы, сложенные оболочками, из которых внутренняя органическая жизнь ушла сотни тысяч лет назад, а собственной жизни у них не было с самого начала, и, безучастно лежа здесь под солнцем, они за многие десятки тысячелетий сделались никакими? Особо населенными эти места никогда не были, войны и массовые кровопролитные битвы обходили их стороной, поскольку люди бились обычно за края благодатные, а здесь сражаться было вроде бы не за что. Да к тому же солнце и пронизывающие ураганные ветры - они начинаются осенью и не стихают до самой весны - все это выжигает и выдувает прочь даже самые незначительные крохи человеческих эмоций, желаний и страстей, которые когда-либо вспыхивали здесь и впитывались в эти ноздреватые древние камни. Приходя сюда, я всегда оставался в одиночестве, которое еще ни разу никем не было нарушено. За годы я привык, попадая в эту бухту, ощущать себя изолированным от всего остального мира. В отличие от вулканических пород и базальтовых скал в других частях побережья, камни этого полуострова никогда ничего не диктовали, не навевали никаких настроений, не генерировали никаких мыслей. Здесь я оставался один на один с самим собой - таким, каким я был где-то в самой-самой глубине себя в данный конкретный момент своей биографии. И я автоматически распространил это правило на всех людей: каждый, приходящий сюда в одиночестве, должен оставаться один. Вряд ли такой подход можно назвать корректным, в конце концов, сколько людей - столько и мнений. Однако лично меня вопросы корректности интересовали очень мало, я хотел быть один... Я привык к тому, что я - один. Теперь же рядом появился кто-то еще, он принес сюда себя, я ощущал, как он теснит меня в пространстве, нарушая мой внутренний тет-а-тет и клубком всего своего человеческого вваливаясь в благостное ничто пустого августовского предвечерья, и это было мне неприятно. И разозлился я, по всей видимости, оттого, что не привык ни с кем делить пространственно-временную затерянность бухты, которую всегда считал своей.

Дата добавления: 2015-09-03