Глава XXVI. К тому времени, когда они вернулись в овраг

К тому времени, когда они вернулись в овраг. Воробей промок до костей и едва держался на лапах от усталости.

Он чувствовал себя мухой, запутавшейся в паути­не лжи и обмана, но страшнее всего было ощу­щение того, что притаившийся в тени невидимый паук терпеливо ждет своего грозного часа.

Возле Заброшенного гнезда Воробей не сомне­вался в том, что они поступают правильно, по­вернувшись спиной к Солу, но сейчас его уверен­ность заметно растаяла. Что если этот коварный одиночка был их единственным шансом узнать правду?

«И что мы скажем Огнезвезду, когда он спросит, где мы были? Он порвет нас в клочки и бросит в кучу с добычей!»

Но на поляне Воробья встретил возбужденный гул голосов, доносившийся со стороны детской.

На троих котов, поздно вернувшихся в лагерь, ни­кто и внимания не обратил.

— Что тут происходит? — спросил Львиносвет.

В ответ раздался топот шагов, и подбежавший Лисенок восторженно завопил:

— Белолапа! У нее котята!

В тот же миг из детской послышался крик Яро- лики:

— Воробей! Скорее беги сюда, Листвичке нужна помощь!

Воробей подавил вздох. А он-то мечтал поско­рее забраться в свою палатку, обсушить промок­шую шерсть и уснуть!

Добежав до детской, Воробей молча протис­нулся мимо ошалевшего от волнения Березовика, рвавшего когтями траву, и пролез внутрь.

Ромашка и Милли загнали своих котят на под­стилки, чтобы освободить побольше места для Белолапы и Листвички. Молодая белая кошка лежа­ла на боку и часто-часто дышала.

— Все идет хорошо, — успокаивала ее Листвич­ка. — Ты сильная кошка, и детки у тебя здоровые, так что ты и не заметишь, как окотишься!

— Хотелось бы, — пропыхтела Белолапа.

Внешне Листвичка была совершенно спокой­на, но Воробей ясно чувствовал ее страх. Накло­нившись к уху Воробья, Листвичка быстро шеп­нула:

— Она совсем измучена. Боюсь, ей не хватит сил дать жизнь котятам.

Воробей положил лапу на вздувшийся живот Белолапы и попробовал сосредоточиться. Вскоре он почувствовал внутри слабое, но ровное двойное сердцебиение.

— У нее двойня, — шепнул Воробей. — Давай же, Белолапа! Ты сможешь.

Усевшись на землю рядом с Белолапой, он начал подбадривать и утешать ее, а сам задумался о котятах.

«Все хорошо, маленькие. Потерпите еще не­множко, вы почти в безопасности!»

Внезапно он провалился в мысли Белолапы.

Услышав оглушительное рычание, увидев щелка­ющие оскаленные пасти, горящие глаза и болтающи­еся языки, он понял, что молодой королеве чудится, будто ее детей преследует свора собак, когда-то на­павших на ее мать, Яролику. Воробей услышал бое­вые крики Грозовых котов, увидел кровь, струящую­ся из глубоких ран — грозно-алую на фоне светлой шерсти. Потом он почувствовал дикий голод и уви­дел вокруг себя лес, занесенный глубоким снегом.

Воробей обернулся, ничего не понимая.

«Неужели мать накануне рождения котят видит всю их последующую жизнь?»

На него нахлынул ужас Белолапы, беззвучно молящей о помощи.

Очнувшись, Воробей склонился над молодой королевой и зашептал:

— Не тревожься. Твои дочери будут живы и здо­ровы. Все племя будет любить и защищать их, — он погладил лапой вздувшийся живот Белолапы. — Уже пора.

— Да, — прокряхтела кошка.

Воробей почувствовал, как сильная волна про­шла по ее животу. Белолапа пронзительно закри­чала, и крошечный мокрый комок шлепнулся на подстилку из мха.

— Она жива? — прошептала Белолапа.

— Еще как! — заверил Воробей. — Теперь сле­дующая.

На миг Белолапа замерла, а потом снова изо­гнулось всем телом, и на подстилку выпал второй комочек.

— Отлично! — воскликнула Листвичка. — До­бро пожаловать в Грозовое племя, котятки!

Первый котенок требовательно запищал, и Ли­ствичка тихонько замурчала от удовольствия.

— Такая маленькая, но какая сильная! Идите к маме, малышки.

— Какие красавицы, — проурчала Белолапа. — Спасибо тебе, Воробей. И тебе, Листвичка. — Одной лапой она притянула к себе котят, и при­нялась яростно вылизывать их.

Горячая волна торжества прокатилась по телу Воробья, и он вышел из душной детской на воздух.

— Березовик! — громко окликнул он. — Заходи, полюбуйся на своих дочерей.

Березовик вихрем ворвался в детскую, едва не сбив с лап Воробья, и обдав его потоком своей бу­шующей радости и горячего облегчения.

— Белолапа, ты в порядке? — сдавленно спро­сил он. — Слава Звездному племени! Ой, какие они красивые!

Усевшись возле Листвички, суетившейся над Белолапой, Воробей невольно подумал о том, что чувствовала целительница, когда родила на свет собственных котят. «Интересно, наш отец так же радовался, как Березовик?»

Больше всего на свете ему хотелось поговорить с Листвичкой, услышать от нее правду о своем рож­дении. В тесноте детской, во время совместной ра­достной работы, это казалось таким возможным...

— Листвичка, — негромко окликнул Воробей.

Целительница обернулась к нему.

— С ней все будет в порядке, — воскликнула она, неправильно истолковав его намерения. — Иди, принеси укрепляющий сбор, и прихвати не­сколько листиков бурачника, чтобы у нашей Белолапы было вдоволь молока.

Момент был упущен.

— Хорошо, — ответил Воробей и вышел из дет­ской.

Когда он вернулся обратно с травами, дождь пре­кратился. Воробей подошел к куче дичи, чтобы не­много перекусить перед сном. Несколько котов уже сидели здесь, и их радость передалась Воробью.

— Всегда трудно, когда котята появляются на свет в пору Голых Деревьев, — вздохнула Тростин­ка. — Но Белолапа молодец, отлично справилась!

— Она и матерью будет замечательной, — про­скрипела Кисточка, и в голосе ее не было привыч­ной сварливости. — Такую кошку, как Белолапа, надо еще поискать! Помню, когда она ученицей была, так всегда заботилась, чтобы у нас был свежий мох, и никогда сырой не приносила! Вот она какая.

— Ох, нелегко нам придется, когда ее малыши подрастут и начнут выбегать из детской, — промур- чал Дым, с усмешкой глядя на Белохвоста. — Бо­юсь, не унаследовали бы они характер отца своей матери! Я не забыл, сколько головной боли ты при­нес Огнезвезду, пока не вырос и ума не набрался.

Белохвост возмущенно ощетинился и помахал хвостом.

— Они будут славными воительницами, и я спущу шкуру с каждого, кто захочет с этим поспо­рить!

Воробей, молча жевавший свою дичь, вдруг за­мер, услышав шаги Львиносвета и Остролистой. Казалось, его брат с сестрой единственные не раз­деляют общую радость племени, словно невиди­мая стена отделила их от Грозовых котов и даже друг от друга.

— Ну что ж, так оно и есть, — пробормотал себе под нос Воробей. Внезапно он почувствовал себя лишним на этом празднике, объединившем пле­мя. Проглотив последний кусочек добычи, Воро­бей встал и, не сказав никому ни слова, поплелся в свою палатку.

Его разбудил звук шагов, и открыв глаза, Во­робей увидел серую кошку, склонившуюся над его подстилкой.

— Щербатая! — воскликнул Воробей, садясь. Он был в своей палатке, залитой бледным лунным светом, и Листвичка тихонько спала в нескольких шагах от него.

Бывшая целительница бросила на подстилку Во­робья какое-то длинное черное перо и буркнула:

— Пора кончать со всеми этими секретами да тай­нами! Правда должна выйти на свет. Звездное племя совершило ошибку, так долго скрывая от вас истину.

— Но что... — начал было Воробей, но силуэт Щербатой начал таять, растворяясь в лунном сия­нии, пока не исчез совсем. И лунный свет тоже ис­чез, оставив Воробья в привычной тьме.

— Мышиный помет! Что за идиотская привычка говорить загадками? — прошипел Воробей, но ледя­ной холодок в животе уже подсказал ему, что на этот раз Щербатая сказала ему больше, чем достаточно.

Обшарив подстилку, он нашел перо, брошен­ное целительницей, и провел лапой по его гладкой шелковистой поверхности. Ему не нужно было зрение, чтобы представить глянцевитую черноту пера, переливающуюся в лунном свете.

— Щербатая принесла мне грачиное перо... — прошептал Воробей.

Вскочив со своего места, он тихонько вышел из палатки, стараясь не разбудить Листвичку. Вы­бравшись на поляну, он бросился к воинской па­латке и обошел ее кругом, ища запах брата, спав­шего возле внешних ветвей куста.

Подойдя ближе, он подобрал с земли сломанную ветку, просунул ее в куст и ткнул Львиносвета.

— А? Что? Отстань! — пробормотал брат во сне.

— Львиносвет! — прошипел Воробей, прижав­шись к самым веткам. — Мне нужно с тобой по­говорить. Разбуди Остролистую и вылезайте.

— Ты спятил? Сейчас же ночь! — простонал Львиносвет.

— Тише ты! Хочешь все племя перебудить? Это очень важно, понимаешь? Нужно поговорить.

— Ладно, ладно, только успокойся.

Воробей нетерпеливо ждал, пока его брат с се­строй выберутся наружу.

— Чего ты хочешь? — прошипел Львиносвет. — Где будем говорить?

— В лесу. Или еще где-нибудь, где нам никто не помешает.

Остролистая зевнула во всю пасть и пробормо­тала:

— Надеюсь, ты не зря нас разбудил!

— Еще как не зря, — ответил Воробей.

Выбравшись из лагеря через поганое место, они тихонько проскользнули мимо сторожившей вход Маковки и вышли в лес. Здесь Воробей повел бра­та с сестрой в сторону границы с племенем Теней.

— Мне холодно! — пожаловалась Остролистая. И вообще, я никуда не пойду, пока ты не объяс­нишь, в чем дело!

— Ладно, — легко согласился Воробей, пово­рачиваясь к брату и сестре. — Дело в том, что я узнал, кто наш отец. — Он помолчал, оглушенный обрушившимися на него чувствами Львиносвета и Остролистой. Набрав в легкие побольше воздуха, он выпалил: — Это Грач.

Несколько мгновений все молчали. Чувства, обуревавшие его брата с сестрой, были настолько сложными и запутанными, что Воробей даже не надеялся в них разобраться.

— Значит, мы — полукровки? — выдавила Остролистая.

— Как ты узнал? — ошарашено спросил Льви­носвет.

— Щербатая явилась ко мне во сне, — пояснил Воробей. — Она сказала, что нам пришло время узнать правду, и дала мне грачиное перо.

— Но, возможно, это еще не значит... — бес­помощно пролепетала Остролистая, но оборва­ла себя на полуслове. Они все отлично понимали смысл этого знака. Было бы глупо обманывать себя, говоря, что это не так.

— Грач знает об этом? — спросил Львиносвет.

— Так вот почему Листвичка скрывала свою тайну! — воскликнула Остролистая.

— Не знаю, — ответил на первый вопрос Воро­бей. — Надо поговорить с Грачом. Идем!

Они молча пошли через лес. Мокрые от недав­него дождя кусты осыпали их ледяными каплями. Холодный ветер ерошил шерсть, пробирал до ко­стей. Высоко над головой слышались голоса про­сыпающихся птиц.

Мысли бешено крутились в голове у Воробья.

«Как такое могло случиться? Наша мать — це­лительница, а отец — воин Ветра! Неужели они не знали, что им нельзя быть вместе? И как мы мо­жем быть котами из пророчества, если вообще не должны были появиться на свет?»

От шагавшего рядом Львиносвета исходили волны неистового гнева, направленного на обоих котов, забывших Воинский закон и нагромоздив­ших горы лжи, чтобы скрыть правду о котятах, по­явившихся на свет в результате их преступления. Зато семенившая с другой стороны Остролистая пребывала в таком смятении, что Воробью никак не удавалось понять ее мысли.

Наконец, впереди послышалось журчание ру­чья, и Воробей почувствовал запах свежей воды.

— Еще рано, — сказал он, — но скоро появится патруль.

Они остановились на берегу ручья. У Воробья лапы подкашивались от усталости, он бы с удо­вольствием посидел в траве у воды, но понимал, что должен встретить отца стоя.

Птицы пели уже вовсю, и пронзительный ноч­ной холод постепенно отступал, сменяясь утрен­ней сыростью. Внезапно Воробей почувствовал приближающийся запах племени Ветра, и в тот же миг Остролистая вскрикнула:

— Это они!

— Совка, Утесник и Проныра, — пробасил Льви­носвет. — Стойте здесь, я хочу с ними поговорить.

— Подожди! — крикнул Воробей, но в ответ раз­дался лишь плеск ручья, и он понял, что Львино­свет, забыв об осторожности, бросился прямо че­рез границу.

— Что ты делаешь? — завизжал Совка.

Но Львиносвет уже не мог сдерживать душив­шую его ярость.

— Приведи Грача. Быстро!

— Что? — ощетинился Проныра. — Кто ты та­кой, чтобы отдавать нам приказы?

— Вот-вот, — поддержал его Утесник. — Уби­райся на свою территорию, пока мы с тебя шкуру не спустили!

Низкое рычание вырвалось из груди Львино­света, и Воробей представил, как его брат угро­жающе шагнул к патрульным, ощетинившись так, что стал казаться почти вдвое больше ростом.

— Делайте, что я сказал! — прорычал он.

— Ладно, — взвизгнул Совка, тщетно пытаясь скрыть свой страх. — Но ты будешь ждать на своей стороне границы!

Воробей услышал шорох удаляющихся шагов, а потом раздался громкий удар об землю — это Львиносвет перемахнул обратно через ручей и снова встал рядом с братом. Он в нетерпении рвал когтями траву, словно сжигавшая его ярость тре­бовала немедленного выхода.

Вскоре с другого берега ручья снова донесся за­пах племени Ветра, но на этот раз к ним прибли­жался всего один кот: Грач.

Воробей почувствовал, как стоявшая рядом с ним Остролистая задрожала и принялась безот­четно раскачивать хвостом.

Наконец, с другого берега ручья раздался рез­кий голос Грача:

— Чего вам надо?

Слова застряли в горле у Грача, и он услышал, как Остролистая коротко глотнула ртом воздух.

Но Львиносвет не дрогнул.

— Мы узнали, что Ежевика и Белка — нам не родители, — громко выпалил он. — Наша мать — Листвичка, а ты — наш отец.

Повисла тишина. Затем Грач прошипел:

— Хватит мне голову морочить! Это невоз­можно!

Он сказал это с такой уверенностью, что Воро­бей на миг усомнился в своей правоте. Сделав глу­бокий вдох, он сосредоточился и проник в мысли Грача. Вот трава закачалась у него перед глазами, и Воробей очутился на вершине скалы над камен­ным оврагом. Листвичка висела, вцепившись ког­тями в край утеса, и умоляюще смотрела на Грача. Тот наклонился, схватил ее зубами за шкирку и втащил на твердую землю.

Затем Воробей увидел, как Грач и Листвичка сидят под кустом, тесно прижавшись друг к дру­гу, и услышал умоляющий голос Грача: «Пойдем со мной, Листвичка! Клянусь, я позабочусь о тебе!» Потом они двое бежали по длинному пологому склону пустоши, затем сидели в овраге, разгова­ривая о барсучихе Полночи. «Я должна вернуть­ся», — плача, твердила Листвичка.

Громкий кошачий вой прорезал тьму, и Воробей перенесся в лагерь Грозового племени. Каменный овраг кишел барсуками, и Грозовые воины храбро сражались с огромными разъяренными живот­ными. Потом Воробей снова увидел Листвичку и Грача, они стояли на поляне, среди растоптанных веток, поломанных сучьев и луж пролитой крови. «Твое сердце здесь, а не со мной, — говорил Грач, и Воробей поразился тому, как грустно и нежно звучал его голос. — Оно никогда не принадлежало мне по-настоящему».

Все это продолжалось не дольше нескольких секунд, но когда Воробей покинул разум Грача, он был уже твердо уверен в том, что Щербатая от­крыла ему правду. А еще он был уверен в том, что Грач ничего не знал о том, что у Листвички были дети.

— Это правда, — тихо проговорил Воробей. — Ты тоже ничего не знал, да?

— Нет... — растерянно пробормотал Грач. Каза­лось, он был просто ошарашен этой новостью, но в следующий миг Воробей почувствовал, как в душе серого воина всколыхнулся гнев. — У меня есть только одна подруга, — прорычал Грач. — Ее зовут Сумеречница. И у нас с ней только один сын — Ве­терок. Я не знаю, зачем вы явились ко мне со все­ми этими дурацкими сказками! Убирайтесь домой и не смейте больше приближаться ко мне! Мне нет никакого дела до Грозовых котов. Вы ничего не значите для меня, и я не желаю вас знать.

Судорожный вздох вырвался из груди Остроли­стой, а Львиносвет в бешенстве царапнул когтями землю.

Воробей поднял голову и устремил невидящий взор на своего отца.

— Правда вышла наружу, — процедил он. — И никому уже не удастся спрятать ее снова.

Глава XXVII

Остаток дня прошел словно в тумане, а когда Остролистая свернулась на сво- ей подстилке, сны ее были полны тьмы и страха. Она блуждала в густом кустарнике, где не было видно ни клочка неба над головой. Вдалеке раздавались крики котов, но сколько Остролистая не бежала, она никак не могла приблизиться к ним.

Проснувшись, она увидела серый рассвет, проса­чивающийся сквозь ветки палатки. Она чувствовала себя усталой и разбитой, словно и впрямь целую ночь бегала по незнакомому темному лесу. Пошатываясь, Остролистая встала и растолкала Львиносвета.

— Что нам теперь делать? — прошептала она, когда брат сонно уставился на нее. — Я не могу де­лать вид, будто ничего не случилось!

— Не знаю, — ответил Львиносвет и быстро огляделся, словно опасался, что кто-нибудь может их услышать. — Потом обсудим.

Встав, он вышел наружу. Остролистая поняла, что брат ее избегает, но все-таки выскочила за ним сле­дом, намереваясь заставить поговорить по душам.

— Остролистая! Львиносвет! — крикнул Еже­вика, увидев их. — Песчаная Буря отправляется в охотничий патруль. Пойдете с ней?

— Конечно! — поспешно ответил Львиносвет, бросаясь через всю поляну к стоявшим возле вы­хода Песчаной Буре, Ягоднику и Орешнице.

Остролистая, словно во сне, поплелась за ними следом. Она брела, не чуя под собой лап. Разве она может исполнять ежедневные обязанности, по­сле того, как узнала такую страшную тайну свое­го рождения? Весь ее привычный мир разлетелся вдребезги, словно небеса разверзлись или луна рухнула с небес в каменный овраг.

— Не забудьте, сегодня ночь Совета, — напом­нил Ежевика. — Все должны хорошо поесть перед путешествием на остров!

— Конечно, уж мы постараемся раздобыть по­больше дичи, — пообещала Песчаная Буря и взма­хом хвоста повела охотников за собой.

Остролистая пошла вместе со всеми, но сегодня она не могла заставить себя охотиться. Мучитель­ная боль, словно вспышка молнии, ослепляла ее разум. Вся жизнь Остролистой была основана на Воинском законе, но он обманул ее. Все потеряло смысл и ценность, все было разбито и втоптано в грязь. Белка опозорила себя ложью. Грач — любо­вью к целительнице, но страшнее всего была вина Листвички, которая не просто преступила Воин­ский закон, но и надругалась над ним. Она предала свое племя, свой долг целительницы и своих детей!

Мышь выскочила прямо из-под лап Остроли­стой, и та машинально кинулась на нее, вонзив когти в мягкое тельце. Багровый туман заколыхал­ся перед ее глазами, и Остролистая вдруг предста­вила себе, как впивается когтями в тело Листвички и терзает ее, вырывая прочь эту жалкую ненавист­ную жизнь.

— Остановись, Остролистая! — раздался над ее головой испуганный голос Орешницы. — Что ты делаешь?

Остролистая моргнула и пришла в себя. Опустив глаза, она увидела, что лапы у нее перепачканы крас­ным. Пойманная мышь превратилась в кучу крова­вых лохмотьев, которые и до кучи-то не донесешь.

Задыхаясь от бешенства, Остролистая оберну­лась к Орешнице и заорала:

— Убирайся вон! Отстань от меня, слышишь?

Орешница испуганно попятилась, а потом по­вернулась и бросилась бежать.

Вернувшись из патрулирования. Остролистая поняла, что просто не может находиться в лаге­ре. Она не желала ни с кем говорить, особенно с Львиносветом или Воробьем. Она хотела побыть одна, поэтому бросилась в лес, спустилась к озеру и понеслась вдоль границы племени Ветра, пока не добралась до гребня холма, откуда расстилался вид на вересковую пустошь.

Где-то там был лагерь племени Ветра, где жил кот, оказавшийся ее отцом. Кровь племени Ветра текла в жилах Остролистой!

«Но я не чувствую себя полукровкой! И воитель­ницей Ветра тоже не чувствую».

Ее дом был под деревьями и ей нравилось охо­титься на птиц, мышей и белок. Кролики с пусто­шей, главная дичь воинов Ветра, казались ей слиш­ком тощими и безвкусными. Остролистая не любила открытых пространств и терпеть не могла ветра.

Она смотрела на неприютную территорию, где жил ее отец, и все в ней громко кричало: «Нет! Нет! Нет!»

Когда в каменном овраге сгустились тени, Ог­незвезд созвал котов, отправляющихся на Совет. Остролистая отошла к братьям, стараясь держать­ся подальше от Белки и Листвички. Крутобок, Ежевика и Песчаная Буря тоже подбежали к пред­водителю, за ними последовали Пеплогривка, Ма­ковка и Ягодник.

— Идем, — скомандовал Огнезвезд. — И пом­ните: чем меньше мы будем распространяться о Соле, тем лучше.

С этими словами он повел свой отряд в лес и вскоре вывел к пограничному ручью. Стоило Остролистой ступить на территорию племени Вет­ра, как у нее шерсть встала дыбом.

«Это чужая земля! Я не желаю иметь ничего об­щего с племенем Ветра!»

Днем прошел дождь, но сейчас небо проясни­лось, и полная луна ярко сияла в вышине. Остро­листая остановилась и посмотрела на нее.

«Звездное племя, ты одобряешь то, что я заду­мала сделать?»

На каждом шагу ее окружали следы, звуки и за­пахи племени Ветра. Интересно, будет ли Грач на сегодняшнем Совете? Впрочем, какое это имеет значение?

«Он ничего для меня не значит. Ничего!»

Впереди нее шли Огнезвезд, Песчаная Буря и Крутобок.

— Знаете, я порой так скучаю по нашим Четы­рем Деревьям, — негромко вздохнула Песчаная Буря. — Мне кажется, что даже луна там светила ярче!

Огнезвезд ласково пихнул ее в бок.

— Ты стала говорить, как старейшина!

Рассмеявшись, Песчаная Буря шлепнула его хвостом.

— Погоди, я тебе покажу! Стану такой ворчли­вой и капризной старейшиной, что по сравнению со мной Кисточка покажется ласковой короле­вой!

— Ну да, и ежи полетят, — пробасил Круто­бок. — Если серьезно, я тоже скучаю по старому лесу, — добавил он. — Что тут удивительного, ведь мы родились там. А наша молодежь точно так же любит это озеро, верно? — спросил он, оборачива­ясь к Львиносвету и Остролистой.

Львиносвет кивнул, но Остролистая не стала утруждать себя ответом. Дикая ревность сжигала ее, она завидовала этим котам, у которых была родина, и которые добром вспоминали то место, где они выросли и жили, следуя Воинскому за­кону.

«Их рождение не было преступлением, им не лгали с рождения! Им есть, чем гордиться!»

Пастбище встретило их тишиной и пустотой. Воинов Ветра нигде не было видно, и Остролистая догадалась, что соседи ждут их на острове.

Когда Грозовые коты вышли к поваленному де­реву, то оказалось, что Речные воители как раз пе­реходят по мосту на остров. Огнезвезд велел своим воинам подождать и вежливо кивнул Пятнистой Звезде. Ожидая своей очереди, Остролистая в бе­шенстве рвала когтями траву.

«Ничего, уже недолго осталось! Этот Совет они никогда не забудут!»

Наконец, она спрыгнула с дерева на траву и не­надолго задержалась, втягивая в себя смешанные запахи трех племен.

— Мы сегодня последние, — пробормотала Пеплогривка, присоединяясь к подруге. — Надо поторопиться!

Следом за товарищами Остролистая прошла по галечному берегу и углубилась в заросли кустов. Куда торопиться? Решение принято, и время ис­полнить задуманное наступит с той же неизбежно­стью, с какой одна волна следует за волной.

Выбравшись из кустов на поляну, Остролистая на миг замерла, невольно завороженная видом множества котов, собравшихся перед дубом.

Воители всех племен сидели на поляне впере­мешку. Встряхнувшись, Остролистая кинулась вперед, прокладывая себе дорогу через толпу. Она не ответила на приветствие Рыжинки и даже ухом не повела, поймав озадаченный взгляд королевы. Ей было наплевать на перешептывания за спи­ной.

«Все это больше меня не касается!»

Выбрав местечко поближе к дубу, Остролистая уселась так, чтобы видеть всех предводителей. Трое из них уже заняли свои места: Однозвезд удобно устроился в развилке между ветвями; Чернозвезд сидел чуть ниже, обвив лапы хвостом; а Пятнистая Звезда стояла у него над головой и нетерпеливо скребла когтями кору. Огнезвезд легко вспрыгнул на дуб и присоединился к ним, сбросив несколько желудей с ветки.

Львиносвет подошел к сестре и уселся рядом.

— Грач тоже здесь, — еле слышно шепнул он.

— Знаю, — бросила Остролистая. Посмотрев в ту сторону, куда указывал Львиносвет, она убе­дилась, что ее отец сидит вместе с Сумеречницей и Ветерком. Грач смотрел в сторону, но Остроли­стая сразу поняла, что он тоже заметил их присут­ствие.

«Счастливый папочка! Все его детки здесь, на поляне Совета!»

Пронзительный визг, раздавшийся с ветки дуба, возвестил о начале Совета.

Первой вперед выступила Пятнистая Звезда, и все коты на поляне притихли, внимательно глядя на нее.

— Совет начался! — громко объявила предво­дительница. — Речное племя будет докладывать первым. Дичи у нас вдоволь. Недавно Невидимка, Камышинник и Галечница прогнали с нашей тер­ритории лисицу. Пожалуй, больше нам рассказать не о чем, — Пятнистая Звезда коротко кивнула Чернозвезду и отошла.

Предводитель племени Теней неторопливо под­нялся, а сидевшая под ним Остролистая, дрожа от нетерпения, изо всех сил впилась когтями в зем­лю. Теперь она уже не была так уверена в правиль­ности своего решения.

«Звездное племя, пошли мне знак! Если, конеч­но, ты смотришь на меня...»

— Племя Теней процветает, — с вызовом объ­явил Чернозвезд. — Перышко взял в ученики Огонька и, как положено, представил его звезд­ным предкам у Лунного озера.

Коты загудели, отовсюду послышались по­здравления и одобрительные возгласы: «Огонек! Огонек»! Остролистая посмотрела на маленького котенка, глаза которого сияли от гордости и сча­стья, и ей захотелось завыть от боли.

«Когда-то и я была вот так же счастлива, и мне было чем гордиться!»

Чернозвезда сменил Однозвезд, но и он не рас­сказал ничего интересного, если не считать упо­минания о дохлой овце, найденной на берегу ру­чья. Однозвезд сказал, что его воины оттащили овцу подальше, чтобы не загрязнять воду.

Затем настала очередь Огнезвезда. Неторопли­во поднявшись, предводитель Грозового племени окинул взором поляну, и его зеленые глаза сверк­нули в лунном сиянии.

— Сол покинул лес, — начал он. — Мы...

— Очень вовремя, — проворчал Чернозвезд.

Пятнистая Звезда с ледяной вежливостью кив­нула Огнезвезду и процедила:

— Я рада слышать, что ты наконец-то принял правильное решение, Огнезвезд!

Предводитель с той же вежливостью склонил голову, но Остролистая видела, что его когти глу­боко впились к кору.

— Кроме того...

«Пора!»

— Постойте! — вскочила Остролистая. — Я хочу сказать кое-что, и это должны услышать все четы­ре племени!

— Ты что? — ахнул Львиносвет и, вскочив, схватил ее лапой, пытаясь усадить на место. — Совсем спяти­ла? Воины не имеют права говорить на Совете!

— На этот раз — имеют! — прошипела Остро­листая, сбрасывая его лапу. Посмотрев в сторону, где сидели целители, она увидела ужас в незрячих глазах Воробья, но отмахнулась и от этого.

— Вы думаете, что... — звонко начала она.

— Остролистая! — громом прогремел над при­тихшей поляной грозный рык Огнезвезда. Глаза его сверкали зеленым пламенем. — Если ты ре­шила сообщить о чем-то важном, то должна была сначала посоветоваться со мной! Но сейчас я при­казываю тебе молчать. Завтра я поговорю с тобой, и мы все обсудим.

Долгие месяцы подчинения Воинскому закону едва не заставили Остролистую прикусить язык и сесть на свое место.

«Я должна слушаться своего предводителя! — Но она пересилила себя. — Воинский закон мертв! Его больше нет. Какой смысл притворяться?»

— Нет! — выкрикнула она, не обращая внима­ния на испуганные возгласы сидевших вокруг ко­тов. — Я буду говорить здесь и сейчас!

— Да-да, пусть говорит, — облизнулась Пятни­стая Звезда и шагнула вперед, с жадным любопыт­ством глядя на Остролистую. — Мне хочется знать, что она такое собирается нам сообщить.

— И мне тоже, — буркнул Однозвезд.

— Неужели у Грозового племени есть тайны, о которых они боятся говорить вслух? — осклабился Чернозвезд, презрительно махнув хвостом в сто­рону Огнезвезда.

Поляна взорвалась визгом и криками; коты всех трех племен, вскочив, подзадоривали Остро­листую, обвиняя Грозовое племя в скрытности. Остролистая молча стояла посреди бушующей поляны и чувствовала странное спокойствие. Она знала, что нужно лишь немного подождать — и дальше все будет так, как она задумала.

Наконец Огнезвезд взмахнул хвостом, призы­вая котов к тишине.

— Хорошо, Остролистая, — сказал он, когда все стихло. — Говори, что ты хотела сказать. И моли Звездное племя, чтобы тебе потом не пришлось пожалеть об этом.

Теперь на острове было так тихо, что Остроли­стая услышала, как мышка шуршит под корнями дуба.

— Вы думаете, что знаете меня? — снова вы­крикнула она. — Меня и моих братьев — Львино­света и Воробья из Грозового племени? Но все, что вам говорили о нас было ложью! Мы не дети Еже­вики и Белки!

— Что? — Ежевика вскочил с корня дуба, где си­дел с остальными глашатаями. Янтарные глаза его сверкали гневом. — Что за чушь ты несешь? В чем дело, Белка?

Белка тоже встала. Страх исчез из ее глаз, теперь в них светилось что-то такое, чего Остролистая не сумела понять. Что это было? Сожаление? Раская­ние? Боль? Или горе матери, навсегда потерявшей своих детей?

— Прости, Ежевика, но это правда. Я им не мать, а ты не отец.

Глашатай Грозового племени в полной расте­рянности смотрел на нее.

— Но кто же тогда...

Белка повернулась и посмотрела в глаза кош­ке, которую все это время называла своей до­черью.

— Расскажи им сама, Остролистая. Я слишком долго хранила эту тайну и не хочу открывать ее сейчас.

— Подлая трусиха! — заорала на нее Остроли­стая. Она обвела глазами поляну, увидела обра­щенные на нее взгляды и выкрикнула: — А я не боюсь правды! Наша мать — Листвичка, а отец — Грач! Да-да, Грач из племени Ветра!

Последние слова ее утонули в изумленных воз­гласах, но Остролистая повысила голос, перекри­кивая собравшихся:

— Эти коты так стыдились своих детей, что от­реклись от нас сразу после нашего рождения и лга­ли всем вам, чтобы скрыть свое предательство! Они предали Воинский закон, забыли честь и верность своим племенам! И это все ее вина! — Остролистая махнула хвостом в сторону Листвички. — Как мо­жет выжить племя, если лжецы, трусы и предатели проникли в самое его сердце?

Оглушительный визг и вопли ужаса были ей от­ветом.

Теперь все кричали так громко, что Остроли­стая уже не слышала сама себя. Но это было и не нужно — она уже все сказала.

Лапы у нее дрожали, словно она, ни разу не при­сев, бежала бегом через всю территорию Грозово­го племени. Однако в душе у нее царило странное спокойствие, словно она проколола давно назрев­ший нарыв и теперь с облегчением следила за вы­текающим гноем.

Громкий голос Грача на миг заглушил вопли беснующихся котов:

— Это ложь! — он вскочил со своего места, его темно-серая шерсть стояла дыбом. Стоявшие ря­дом с ним Ветерок и Сумеречница выглядели по­трясенными и разгневанными. — Она солгала вам!

Но тут молчавшая до сих пор Листвичка тихо встала, и все коты на миг смолкли, уставившись на нее.

— Это правда, Грач, — глухо произнесла цели­тельница. — Прости меня. Я хотела рассказать тебе об этом, но так и не смогла найти силы и время.

В ее желтых глазах светилась такая горькая пе­чаль, что у Остролистой на миг сжалось сердце, но она подавила жалость.

«Я ее ненавижу! Она предала нас и лгала нам всю жизнь!»

— Ты ничего не значишь для меня, Листвич­ка, — голос Грача был холоден, как лед. — То что было, давно прошло. Всю свою преданность я отдал племени Ветра, и у меня нет детей, кроме Ветерка. — Она посмотрел на Сумеречницу и Ве­терка; его подруга вся дрожала от злобы, прижав к затылку уши, а Ветерок грозно рычал, скаля зубы.

Листвичка опустила голову, давая понять, что признает его правоту, а потом посмотрела на Огнезвезда, который, словно окаменев, неподвижно стоял на своем месте.

— Я знаю, что больше не имею права быть целительницей Грозового племени, — тихо прогово­рила она. — Я прошу прощения у тебя, Огнезвезд, и у всех своих соплеменников. Я виновата перед всеми вами, но поверьте — я делала все, что в моих силах, и не было дня, чтобы я не жалела о том, что случилось. — Голос ее оборвался, и она судорожно сглотнула, прежде чем продолжить. — Но я никог­да не жалела о том, что родила котят. Они выросли замечательными, и я до конца дней своих буду ими гордиться.

Она в последний раз посмотрела на Грача и по­шла прочь, низко опустив голову. Коты молча рас­ступались, давая ей дорогу, и вскоре Листвичка скрылась за кустами. Все в молчании смотрели ей вслед.

Ежевика первым сбросил с себя оцепенение и, выйдя вперед, остановился перед Белкой.

— Почему? — только и спросил он.

— Мне пришлось это сделать! Ведь она моя сест­ра! — в отчаянии выкрикнула рыжая кошка.

— И ты не смогла довериться мне? — срываю­щимся голосом спросил Ежевика, и Остролистая увидела, как дрожь пробежала по его телу. И тут она впервые пожалела о том, что сделала. Ежеви­ка был доблестным и благородным котом, и он не имел никакого отношения к козням сестер.

«Я была так горда быть его дочерью!»

Белка ничего не ответила, но продолжала твер­до смотреть ему в глаза.

— Ты не смогла мне довериться, — глухо повто­рил Ежевика. — Неужели ты думала, что я не помог бы тебе, если бы ты открыла мне правду? Неужели я хоть раз подвел тебя или обманул твое доверие? Но теперь все кончено.

Он повернулся и начал прокладывать себе до­рогу через толпу.

— Постой, Ежевика... — пролепетала Белка. Она шагнула за ним, но тут же остановилась и застыла, уронив голову и повесив хвост.

Остролистая со злобным торжеством поверну­лась к ней спиной.

«Пусть страдает, так ей и надо! Она это заслу­жила».

Внезапно кто-то пихнул ее сзади и, обернув­шись, Остролистая увидела Пеплогривку.

— Что ты наделала? — с неподдельным ужасом вскричала подруга.

Остролистая непонимающе заморгала.

— Я? Я поступила правильно!

Но серая кошка лишь грустно покачала голо­вой.

— Это неправильно. Ты лишь причинила всем боль, вот и все. — В голосе ее звучала глу­бокая мудрость, неожиданная для такой юной кошки.

Остролистая ожидала, что Пеплогривка сейчас добавит еще что-нибудь или хотя бы выразит со­чувствие ей и ее братьям, но подруга молча отвер­нулась от нее и отошла.

Остролистая непонимающе смотрела ей вслед. Неужели Пеплогривка так ничего и не поняла? Да ведь всем должно быть ясно, что нельзя строить жизнь на лжи! Разве честность — не самое главное в жизни? И вообще, раз Звездное племя не нагна­ло тучи и не скрыло луну, значит, небесные предки одобряют ее поступок! Наверное, они тоже рады, что она положила конец обману!

Но почему-то больше никто не радовался. Даже Грозовые коты.

В глазах Песчаной Бури Остролистая увидела смешанное выражение грусти и горечи. Крутобок смотрел на нее с таким изумлением, словно видел впервые. А Маковка и Ягодник, сблизив головы, о чем-то возбужденно перешептывались, время от времени со злобой поглядывая на нее.

Внезапно Остролистая почувствовала, что боль­ше не может здесь находиться. Выбравшись из толпы, она бросилась в кусты, вылетела на берег и помчалась к переправе.

Ни на миг не останавливаясь, она пронеслась через пастбище, взлетела на склон и помчалась вдоль границы племени Ветра, пока не добралась до вершины, откуда открывался вид на озеро.

Серебристая лунная дорожка сверкала на чер­ной глади воды, и отражения бесчисленных звезд дрожали вокруг нее.

— Неужели это все было зря? — жалобно спроси­ла у них Остролистая. — Быть ученицей, трудить­ся, не покладая лап, учиться Воинскому закону? Что же нужно сделать, чтобы все было хорошо?

Но мерцающие звезды не давали ответа.

Поднявшись, Остролистая уныло поплелась вдоль гребня холма, пока не очутилась на своей территории. Лагерь Грозового племени встретил ее тишиной и покоем.

Отряд Огнезвезда еще не вернулся с Совета, поэтому оставшиеся в лагере коты мирно спали, и только охранявшая вход Яролика зорко вгляды­валась в темноту. Она поздоровалась с Остроли­стой, но та молча прошла мимо, даже не обернув­шись.

Пройдя через поляну, залитую ярким лунным светом, она вошла в палатку целителей. Вопреки ее ожиданиям, внутри было пусто, и у Остроли­стой вдруг радостно забилось сердце.

«Я просто не довела все до конца! Это Листвич­ка во всем виновата. Теперь я знаю, что нужно сде­лать».

Пробравшись в кладовую, она вытащила ли­сток, в который были тщательно завернуты смерть-ягоды. Остролистая положила сверток на пол пещеры и осторожно развернула его, высво­бождая ягоды. Они немного подвяли, но Остроли­стая знала, что даже в таком виде эти плоды сохра­няют свой страшный яд.

Она уселась возле ягод, обернула хвостом лапы и стала ждать. Вскоре снаружи послышались ти­хие шаги, потом зашуршала ежевика, и в палатку вошла Листвичка.

— Остролистая? — Казалось, она нисколько не удивилась, увидев ее здесь. В глазах целительницы не было ни волнения, ни гнева — только печаль и смертельная усталость. — Все хорошо, — тихо вздохнула она. — Я тебя прощаю.

— Что? — взвилась Остролистая. — Ты проща­ешь меня? Да как ты смеешь! Если кому и нужно прощение, так это тебе, но ты его не дождешься! Ты отказалась от собственных детей. Ты позволила нам вырасти в паутине лжи, ты едва не погубила Воинский закон из-за своего глупого эгоизма!

— Думаешь, я без тебя этого не знаю? — с тем же вымученным спокойствием спросила Листвич­ка. — Мне нечего ответить тебе, Остролистая. Я могу лишь сказать, что очень люблю тебя и тво­их братьев и страшно сожалею о том, что сделала.

— И ты думаешь, я тебя прощу? — оскалилась Остролистая. — Ну нет, не дождешься! Никогда. — Вздыбив шерсть, она обогнула Листвичку и оста­новилась за ее спиной, загородив собой выход из пещеры. — Видишь эти ягоды? Я приготовила их для тебя. Съешь их сама, если не хочешь, чтобы я заставила тебя сделать это!

— Ч-что? — в ужасе переспросила Листвичка.

— Съешь их! Ты заслужила смерть! — Увидев, что целительница не трогается с места, Остроли­стая припала к земле, изготовившись к прыжку. — Ты знаешь, что я уже убивала однажды, и запросто сделаю это еще раз.

Тень какого-то непонятного чувства мелькнула в погасших глазах Листвички.

— Неужели ты так ничего и не поняла, Остро­листая? — еле слышно спросила она. — Только что я потеряла своих детей, право называться целительницей и кота, которого любила всю жизнь. Как ты думаешь, что для меня легче — умереть или продолжать жить?

На этот вопрос был только один ответ. Остроли­стая молча отошла в сторону, пропуская Листвичку из пещеры.

Глава XVIII

Вихрем выбежав из туннеля, Воробей, тяжело дыша, остановился на краю лагеря. Когда Совет закончился, он опрометью бросился бежать, с трудом проложив себе дорогу сквозь толпу у переправы.

Он сразу учуял, что Листвичка выходит из своей палатки, но Воробью была нужна не она — о чем с ней разговаривать? Но к запаху целительницы примешивался слабый запах Остролистой, и это не на шутку взволновало его.

«Что она тут делала? Что сказала Листвичке?»

Бросившись к пещере, он пробился сквозь ежевичный полог и остановился перед сест­рой.

— Остролистая! Что ты тут делала? — Он повел носом и почувствовал еще один запах. — Смерть-ягоды? Зачем они здесь?

— Отстань от меня! — завизжала Остролистая.

Прежде чем Воробей успел отскочить, она прыгнула на него, повалила на пол и впилась ког­тями в плечо. Воробей отчаянно засучил лапами и угодил задней ногой в мягкий живот Остролистой. Тут он едва не задохнулся, оглушенный ее яростью и отчаянием, но сестра больно ударила его по уху, вскочила и выбежала из пещеры.

— Постой, Остролистая! — Воробей вскочил с пола и бросился за ней.

Когда он выбрался на поляну, Остролистая уже протискивалась через туннель, ведущий из лагеря в лес. Не раздумывая, Воробей кинулся следом. Тут его встретили запахи возвращающихся с Со­вета котов.

— Что случилось, Воробей? — услышал он громкий крик Львиносвета и со всех лап бросился к брату. — Что еще?

— Остролистая! — пропыхтел Воробей. — Нуж­но догнать ее!

Остролистая, не разбирая дороги, мчалась в чащу леса. Словно ослепнув, она неслась напря­мик через ежевику, налетала на ветки и сучья.

— Стой, Остролистая! — заорал Львиносвет. — Вернись! Надо поговорить!

Но она даже не замедлила бег. Вылетев на ста­рую Гремящую тропу, ведущую к Заброшенному гнезду Двуногих, Остролистая снова скрылась в кустах.

— Я знаю, куда она бежит! — выдохнул Воро­бей, холодея от ужаса. — В старые туннели...

— Туда нельзя! — ахнул Львиносвет. — Остроли­стая, стой!

Вылетев из кустов ежевики, братья, наконец, настигли Остролистую. Она стояла перед самым входом в туннель, черневшим на склоне холма возле Заброшенного гнезда. Это был не тот вход, который когда-то открыл Воробей, а узкий лаз, из черной пасти которого пахло водой, камнем и за­старелой сыростью.

— Остролистая, послушай нас, — начал Воро­бей, стараясь говорить как можно спокойнее.

Но она, казалось, его не слышала.

— Мне так жаль, — еле слышно проговорила Остролистая. — Я хотела, как лучше. Я не могла оставить Угольку жизнь! Я сделала это ради нас, вы же понимаете? Понимаете, правда?

Лапы Воробья приросли к земле. Он услышал, как Львиносвет охнул за его спиной.

— Так это... ты убила Уголька?

Если Остролистая и ответила что-то, то Воро­бей ее не услышал. Больше чем когда-либо нена­видя себя и свой дар, он стиснул зубы и пробрался в воспоминания сестры.

Он увидел, как она выследила Уголька возле пограничного ручья. Остролистая шла очень тихо, обходя камни, о которые так громко скрежещут кошачьи когти, и кусты папоротников, которые шуршат о шерсть. Уголек, увлеченный охотой, не замечал ее приближения.

Бесшумная, как тень, Остролистая прошла за ним до крутого берега, под которым пенной змеей бежал ручей. Здесь она прыгнула на Уголька из-за камня, вцепилась передними лапами ему в плечи и, по­вернув голову, впилась зубами в горло. В багровом тумане, колыхавшемся у нее перед глазами, Уголек превратился в обычную дичь, которую нужно убить, чтобы защитить себя, свое племя и Воинский закон.

Уголек слабо отбивался, но кровь мощной стру­ей хлынула из его прокушенного горла. Вот тело его обмякло, и Остролистая отпрыгнула в сторону, позволив мертвому свалиться в ручей.

Несколько мгновений она стояла и смотрела, как быстрый поток уносит кровь, а потом отошла к небольшой лужице на берегу и тщательно вымы­ла лапы. Вода в луже стала красной. Тело Уголька еще немного побилось о берег, а потом его унесло течением.

— Я думала, что его унесет в озеро, и никто ничего не узнает, — надтреснутым голосом про­изнесла Остролистая. — Но его нашли, и все погибло. Теперь мне нельзя больше тут оста­ваться.

В голосе ее слышалось настоящее отчаяние.

— Я знаю, что поступила правильно, но никто меня не понимает!

Потом она повернулась и бросилась в туннель. Сорвавшись с места, Воробей бросился за ней и услышал рев подземной реки, жадно бьющейся о камни.

— Остролистая, постой! — заорал он. — Не де­лай этого! Мы что-нибудь придумаем...

Оглушительный грохот заглушил его слова. Гул нарастал, и Воробей живо представил, как мокрая земля и камни рушатся вниз, сшибают с лап его сестру, опрокидывают ее на пол, калечат, погреба­ют под собой...

Он бросился вперед.

— Остролистая!

Львиносвет одним прыжком догнал его, сбил с лап и пригвоздил к земле, не давая пошевелиться. Воробей отчаянно забился, но силы явно были не­равными.

— Пусти меня! — завизжал он. — Нужно выта­щить ее оттуда!

— Ей уже ничем не поможешь, — прорычал Львиносвет. — Туннель обрушился. Мы ее не оты­щем.

Воробей замер, тяжело дыша и прислушиваясь к затихающему грохоту обвала. Когда наступила ти­шина, Львиносвет отошел в сторону и помог брату подняться. Остролистая бросилась в туннели, что­бы убежать от племени и всего того, что натвори­ла. Но убежать ей так и не удалось — по крайней мере так, как она хотела.

— Все кончено, — дрожащим голосом выгово­рил Львиносвет.

— Но я не понимаю! — пролепетал Воробей. — Она убила Уголька, чтобы сохранить тайну. А по­том сама открыла эту тайну перед всеми котами на Совете! Зачем?

— Это не одно и тоже, — вздохнул Львиносвет и прижался к брату, так что Воробей почувствовал его горе, страх и печаль. — Остролистая не смогла смириться с тем, что она дочь целительницы. Не смогла признать себя полукровкой. Ты же знаешь, для нее не было ничего важнее Воинского закона, а наше рождение порвало этот закон в клочья.

— Но мы должны что-то сделать! — жалобно воскликнул Воробей. — Что мы скажем племени?

Львиносвет тяжело вздохнул.

— Мы не можем рассказать им о том, что Остро­листая убила Уголька. Нельзя, чтобы ее запомнили только за это.

Воробей кивнул. Они сохранят эту тайну — ради Остролистой.

— Скажем, что она бросилась в туннель за бел­кой, и ее засыпало. Тогда все запомнят, что наша сестра была храброй охотницей и всегда заботи­лась о своем племени. Зачем им знать правду о том, что она пыталась сбежать от них?

Братья медленно пустились в обратный путь. Свежий ветерок шевелил шерсть Воробья, и он с наслаждением вдохнул полную грудь сырой про­хлады. Занимался новый день, но Воробью хоте­лось забраться в свою палатку, свернуться клубоч­ком и забыться сном. Как может солнце вставать, как ни в чем ни бывало, после всего, что случи­лось?

Внезапно Воробей остановился, как вкопан­ный.

— Пророчество! — ахнул он.

Шедший рядом Львиносвет тоже встал.

— Как ты можешь думать об этом сейчас?

— Неужели ты не понимаешь? — выкрикнул Во­робей, рванув когтями траву. — Что будет с проро­чеством, если Остролистая погибла? Котов долж­но быть трое — а нас теперь только двое!

Вытянув усталые лапы, Воробей подставил мор­ду первым лучам солнца. Всю ночь его соплемен­ники провели в торжественном молчании, опла­кивая смерть Остролистой, но теперь потихоньку начали расходиться. Воробей услышал, как чуть поодаль Ежевика созывает рассветный патруль.

Целый день и долгая ночь прошли после Совета и гибели Остролистой в подземных туннелях. На­кануне Огнезвезд собрал свое потрясенное племя под Каменным карнизом и объявил:

— Прошлой ночью Остролистая открыла гайну, которая потрясла всех нас. Но что сделано, то сде­лано. Пути назад уже нет, нам остается идти впе­ред.

— А как же остальные племена? — выкрикнул с места Дым. — Благодаря Остролистой они теперь знают обо всем!

— Думаю, Остролистой не следовало делать то, что она сделала, — сурово признал Огнезвезд. — Однако она заплатила страшную цену за свой по­ступок. Что же касается соседей, то Дым прав — они думают, будто мы сломлены открывшейся правдой. Так давайте же докажем им, что это не так! Грозовое племя пережило множество испыта­ний, оно сможет с честью выйти и из этого!

Поляна взорвалась одобрительными крика­ми, и Воробей почувствовал, как ужас и отчая­ние покидают его товарищей, уступая место на­дежде.

Он встал, как следует потянулся, и принялся вылизываться, изогнув шею, чтобы достать язы­ком до спины. Вскоре внимание его привлек шум возле детской, и Воробей подошел поближе, что­бы выяснить, в чем там дело.

— Это котята Белолапы, — негромко промур­лыкал Львиносвет. — Они сегодня впервые вышли из детской.

— У них уже и глазки открылись! — гордо вос­кликнула Белолапа, когда братья подошли к ней. — Они просто прелесть, правда? Честное сло­во, я просто не знаю котят, красивее моих!

Воробей услышал громкий писк и топот кро­шечных лапок, а потом все смолкло.

— Доброе утро, малыши, — прогудел Львино­свет. — Добро пожаловать в Грозовое племя!

— Ах, какие красавицы! — раздался ласковый голос Песчаной Бури. — Одна пушистая, как об­лачко, и серенькая, как мышка. А вторая просто прелесть — беленькая, крапчатая! Ты уже приду­мала им имена, Белолапа?

— Да! — ответил за подругу лопавшийся от гор­дости Березовик. — Серенькую мы назвали Голуб­кой, а крапчатую — Искоркой.

Тут в воздухе послышался новый запах, и к ко­там присоединился Огнезвезд.

— Вот уж радость, так радость! — весело вос­кликнул он. — Какие большие и здоровые котят­ки! Да мы и оглянуться не успеем, как они станут оруженосцами.

Внезапно Воробью показалось, будто его кто-то пихнул лапой в живот. Он обернулся к Львиносвету и прошептал:

— Пророчество...

— Что? Да отвяжись ты! — отмахнулся брат.

— «Придут трое — кровь твоей крови...» — голос Воробья срывался от радостного волнения. Не­ужели он все-таки прав? — Но ведь Белохвост тоже родственник Огнезвезда, он сын его сестры! А Бе­лолапа — дочь Белохвоста, правильно? Значит, Го­лубка и Искорка... Ты понимаешь, что это значит? Пророчество не исчезло! Мы не единственные родственники Огнезвезда. Одна из дочерей Белолапы — избранница звезд! Нас снова Трое!

Дата добавления: 2015-09-03