Но могучая машина фашизма уже была запущена. Никто не мог стать на ее пути, чтобы остановить, поскольку она руководствовалась единственной целью: дать Италии правительство.

В этот период было совершено несколько попыток привести фашизм к расколу и краху. Я отвел их несколькими росчерками пера и некоторыми внутренними мерами. Меня меньше беспокоили ошибочные проявления неприязни и недовольства, нежели отдельный печальный инцидент во Фьюме. Там, изменивший интересам Италии ренегат Занелла лелеял и взращивал постыдный и подлый антиитальянский заговор. Фашисты осудили его на изгнание. Этот злосчастный представитель автономистов и югославов был вынужден покинуть несчастливый город, который без поддержки Италии так никогда и не смог бы испить из кубка мира.

В это же время умер Чарльз Габсбургский, который дважды тщетно пытался вернуть себе снова корону Святого Стефана. Богиня возмездия истории сделала свое дело и отняла у рода Габсбургов последнюю возможность возвращения. В итальянской истории этот правящий дом всегда представлял наиболее несчастливое влияние. Он был неизменно враждебен по отношению к нашей солидарности.

He привлекая всеобщего внимания и не вызывая глубокого интереса у интеллигентной публики, принимающая то тот, то иной оборот, сопровождаемая то сменяющими друг друга надеждами, то кризисами, то оптимизмом, то абсолютным разочарованием, прошла конференция в Генуе.

1 мая того года праздновался так называемый День труда. К сожалению, единственными отличительными чертами этого празднества были повышенные взрывы активности и нападок, а также засады со стороны социалистов и коммунистов. Даже 24 мая, годовщина объявления войны, была омрачена кровью. Торжественные парады прошли по всей Италии, но в Риме коммунисты осмелились обстрелять участников парада, проводившегося в память Энрико Тоти, Римлянина, который помимо своей жизни бросил против спасающихся бегством врагов также свою единственную опору. Один человек погиб, двадцать четыре получили ранения.

Как будто всего этого было недостаточно, Альянс Труда, своеобразный коалиционный гибрид всех антифашистских группировок, объявил всеобщую забастовку.

Это уже было слишком! Со стороны правительства не наблюдалось даже никаких попыток к активным действиям. Без лишних колебаний я объявил всеобщую мобилизацию фашистов. Я дал свое слово чести, что мы сломаем хребет всем попыткам красного мятежа. «Мы уверены, что победим, вернее, сокрушим этого зловещего зверя раз и навсегда».

Учитывая робкое бездействие средних классов и правительства, это мужественное решение, принятое после всестороннего анализа, с полной долей решимости и ответственности, послужило для красных и социалистов чем-то вроде ледяного душа. Мобилизация фашистских отрядов ударила подобно молнии.

В тот же день забастовка закончилась.

Пока на улицах, скверах и площадях твердой, энергичной рукой фашистов восстанавливался порядок, в парламенте Монтечиторио продолжали плестись те же интриги. Происходило обычное колебание между планами и программами. Оно имело место в связи с предложениями власти вступить в сотрудничество с красными! В этом всеобщем маразме 12 июля вышло заявление министра финансов Пеано, которое ознаменовало для меня максимальный уровень тревоги.

«Дефицит бюджета нации составляет шесть с половиной миллиардов». Для Италии это была просто ужасающая цифра. Вынести подобную финансовую ситуацию наши экономические структуры были не в силах. К ошибкам и промахам во внешней и внутренней политике прибавился финансовый хаос. Министр Факта в рекордно короткие сроки обнаружил свою полную несостоятельность во всех направлениях. 19 июля 1922 года я выступил в парламенте с речью, в которой прямо и категорически отвел от правительства голоса фашистской фракции. После раскрытия противоречивой и сомнительной позиции социалистов, которые добивались сотрудничества с правительством, чтобы в дальнейшем облегчить для себя его шантаж, а также «народников», ошибочно возомнивших себя истинными властителями сложившейся ситуации, я недвусмысленно и резко высказался прямо в лицо премьер-министру:

«Многоуважаемый синьор Факта, я утверждаю, что ваше правительство не может существовать, потому что оно неподобающе с любой точки зрения. Оно не может жить, а вернее сказать, прозябать, влачить свое существование, благодаря милости всех тех, кто вас поддерживает. Традиционная петля в той же мере поддерживает не менее традиционного повешенного. Кроме того, ваши творцы здесь, чтобы засвидетельствовать характер вашего правления; вы были первым, кого больше всех удивило назначение на должность Президента Верховного Совета».

Затем я продолжал обнародовать печальные промахи политики Факта и закончил утверждением, что фашизм, отдалившись от парламентского большинства, достиг «состояния высокой политической и моральной сдержанности…». «Невозможно быть частью большинства, — добавил я, — и в то же время действовать вне его, как теперь вынужден действовать фашизм».

Эти слова вызвали оживленный гул приглушенных голосов, отдельные выкрики и комментарии, которые достигли своей наивысшей степени, когда я прибавил:

«Фашизм будет принимать собственные решения. Возможно, уже скоро он заявит о том, желает ли быть легитимной партией, поскольку это означает правительственную партию, или вместо этого станет партией мятежной. В последнем случае она уже не сможет быть частью какого бы то ни было правительственного большинства. А следовательно, не будет обязана присутствовать и заседать в этой палате».

Я высказывался подобным образом не только в адрес умирающего правительства Факта, но также и любого другого нового правительства, и в моих словах безошибочно чувствовалось деятельное и твердое предупреждение. Я поднял предупредительный знак своих намерений и открыто заявил о них, не сходя со своего места.

В тот же день правительство Факта пало. И сразу же началось новое блуждание в потемках в поисках преемников. Повсеместно опять звучали одни и те же имена — Орландо, Бономи, Факта, Джиолитти.

И вот, наконец-то, в процессе дедуктивных размышлений и отсева остановиться решили на имени Меда. Он был депутатом от Народной партии из Милана, а также главой фракции «народников», которая своей тайной, зловещей тактикой удерживала в своей власти любое правительство. Меда, который уже был министром, отказался от этого назначения из страха. Это было нашим главным парадоксом — никто в Италии, в среде этой так называемой силы конституционного правопорядка, которая включала в себя священников и радикалов, не желал брать на себя ответственность за власть. Какие бы претензии «либерализм» и «демократия» ни имели на власть, сейчас, по крайней мере, никто не решался коснуться этого сокровища.

В сложившейся ситуации социалисты с готовностью шантажировали нацию, в то время как фашисты молча заготавливали дрожжи и хлеб, закаляли волю и оружие ради борьбы за честь и достоинство нации.

Пока медленно протекали конференции, направленные на поиски путей выхода из кризиса, в период неспособности сформировать новое правительство в Италии возникла практически немыслимая ситуация. Все силы левых партий, не только откровенно подрывных, но также организации Трудовой конфедерации, парламентской фракции социалистов, а также фракций демократов и республиканцев, готовили всеобщую забастовку по всей Италии. Ее характер был типично и исключительно антифашистским. Основным предлогом было стремление уберечь свободу людей, оказавшуюся под угрозой фашизма!

Вся галактика политических элементов, скорее напоминающая жалкий сброд, эти инертные, негодные, безнадежные силы, которые в прошлом на корню уничтожали всяческую свободу и попирали всеми доступными способами нашу мораль, наш мир, наше процветание и наш порядок, никогда не поднимались против фашизма и всей Италии в более нелогичном, несправедливом, оскорбительном и провокационном порыве.

Дни, прошедшие под знаком этих зловещих сил, были днями, когда я принял окончательные и бесповоротные решения. Наше развитие, обусловленное влиянием как политических, так и военных силовых резервов, должно было, в конце концов, привести нас к маршу на Рим и захвату власти.

В качестве ответа на антифашистскую провокацию я объявил следующую всеобщую мобилизацию фашистов. Совет «Фашистского итальянского ополчения» должен был заседать постоянно. Фашистские техники должны быть собраны вместе, чтобы продолжать работу в общественных службах. «Боевые отряды» должны были громить подрывные организации. Миланские фашисты атаковали «Аванти», которая считалась основным оплотом наших оппонентов. Редакционные помещения были сожжены. Фашистами также были заняты все трамвайные парки. Они начали побуждать общественные службы к обычной деятельности, несмотря на объявленную забастовку.

Правительство было не способно подавить назревающую забастовку, но новая сила пришла ему на замену! Превосходно вооруженные фашисты заняли электростанции, чтобы предотвратить акты саботажа.

Было необходимо раз и навсегда уничтожить все нервные центры беспорядка. И фашистам это удалось.

Только в Милане трое юных чернорубашечников поплатились своими жизнями. Двое из них были студентами университета. Среди наших мальчиков также было много раненых.

Однако испытание сил прошло успешно. Враги Италии были охвачены предсмертными конвульсиями. Они беспечно разменяли свои обязательства на пустые сражения в красноречии и литературщине. Жизнь людей снова вернулась в нормальное русло. Фашизм обнаружил глубинную силу, единственную способную повелевать Италией завтрашнего дня, не только с позиции откровенной силы, но и с решимостью, основополагающей мудростью, характером и лишенным всяческого эгоизма патриотизмом.

Наши противники были побеждены, поставлены в тупик и унижены. Одни из тех, что называли себя толкователями либеральной идеи, признали — крайне великодушно с их стороны! — что теперь фашизм превратился в такую силу, которая уже не может быть проигнорирована. «Карьере дела Сера», серьезная и в некоторой степени выдающаяся миланская газета, которая всегда использовала свой тираж, чтобы быть глашатаем духа отживающей свою среднеклассовую ограниченность, в прошлом окружала чем-то вроде благородного ореола личность лидера социалистов Филиппо Турати. Теперь она почувствовала необходимость выделить на своих страницах место для того, чтобы признать право фашистов на участие в правительстве. Неурегулированный кризис продолжал набирать обороты. Меня снова вызвал к себе король. У меня также состоялось несколько бесед с Орландо. Одна за другой все прогнозируемые комбинации распадались и отодвигались в сторону, подобно старому отвергнутому распределению ролей. Итак, измученные, они вновь вернулись к Факта. Он послал ко мне одного из своих эмиссаров с вопросом, на каких условиях фашисты согласятся занять места в новом правительстве. Я отправил свой ответ вместе с посланцем, предав, что фашизм удовлетворится лишь наиболее значительными назначениями.

Меня убеждали занять пост в кабинете министров, но каким абсурдным способом! Естественно, что я должен был держаться в стороне от коалиции, дабы сохранить за собой право критиковать, а если возникнет такая потребность, то и действовать. Однако мои требования относительно представительства фашистов были расценены как чрезмерные. Невезучее правительство Факта начало свою работу без нас, но, как в случае со спуском корабля на воду, вместо теплых приветствий со стороны нации раздавался лишь ропот презрения и равнодушия.

И друзья, и враги теперь смотрели лишь в сторону фашизма. Это было единственным обстоятельством, пробудившим интерес к жизни у итальянского народа.

Я решил лично возглавить чернорубашечников. У меня уже выкристаллизовалось намерение провести марш на Рим.

Ситуация не предполагала никакого другого решения.

16 октября я вызвал в Милан генерала, который отличался особой стойкостью и был переполнен истинной верой в фашизм. Я составил схему военно-политической организации по модели древнеримских легионов. Я разделил фашистов на «принципсов» и «триаров». После совещаний с лидерами высшего звена мы создали лозунг, униформу и клич. Я отлично знал ситуацию с профашистскими и антифашистскими настроениями по всем регионам Италии. Я мог вести свои легионы на Рим вдоль Тирренского моря, отклоняясь в сторону Умбрии. С юга ко мне могли присоединиться объединенные формирования Пулье и Неаполя. Единственным препятствием была враждебная зона, расположенная в центре Анкона. Я собрал Арпинати и других фашистских лейтенантов, отдав приказ освободить Анкону от социал-коммунистического господства.

Город, который, как известно, находился в руках анархистов, был покорен при помощи маневров, осуществленных в безукоризненной военной манере. Были убитые и раненые. Очень жаль! Но зато теперь остатки антифашистских сил были уничтожены. Сейчас его главные силы сосредоточились в Риме; они были вытеснены в свои укрытия на Монтечиторио, где заседал парламент.

Новое солнце просияло над большинством наших провинций. Теперь все мы могли дышать полной грудью. Смелые усилия фашизма теперь переживали свой прилив во всей его силе. Знаменитые критики, историки с мировым именем, ученые со всех концов света начали со все возрастающим интересом следить за движением, созданным и возглавленным мной ради достижения великой победы.

Тем временем я написал несколько передовых статей, направленных против отчаянных скептиков, в которых говорилось: «Сегодня фашизм пребывает на первой стадии своего существования; на одной с Христом. He торопитесь; новый Святой Павелуже грядет».

Затем, не теряя ни минуты, я в деталях стал разрабатывать планы захвата Рима и власти. Мной никоим образом не руководили ни миражи личной власти, ни какие бы то ни было иные соблазны, ни стремление к единоличному политическому господству.

У меня всегда преобладало альтруистическое видение жизни. Я на ощупь пробирался в сумраке теорий, но делал это не для собственного блага, а для того, чтобы принести его и другим людям. Я сражался, но не ради собственной выгоды, прямой или косвенной. Моей целью было высшее благо родной нации. В конечном итоге, я мечтал о том, что фашизм должен править Италией ради ее славы и светлого будущего.

По понятным причинам я не могу обсуждать даже самые простые из мер, предпринятых мной в тот период. Некоторые носили политический и тайный характер, поэтому в этом случае абсолютно необходимо прибегнуть к сдержанности. Моя газета, не привлекая слишком много внимания посторонних лиц и моих врагов, превратилась в штаб-квартиру духовных и материальных приготовлений к маршу на Рим. Это было сосредоточение наших помыслов и действий. Военные и политические силы повиновались моим приказам. Я взвесил все планы и пропозиции. Наконец-то составив свой собственный план, я отдал все необходимые распоряжения. Затем здесь же развернулись масштабные подготовительные маневры, такие как план оккупации Тренто, Анконы и Больцано — мест, которые могли стать угрозой нашей стратегии.

Я желал получить информацию о состоянии духа фашистов, их оперативности и решимости. Следовательно, я отправился, чтобы произнести четыре важные речи в разных частях Италии. В них я выдвигал на первый план политику завтрашнего дня. Я определил основную цель фашизма. О ней было заявлено абсолютно открыто. И заключалась она в захвате власти. Я не хотел снискать для себя Расположение масс. Я всегда обращался к большинству с неприкрытой прямотой и даже некоторой безжалостностью. В этом заключался яркий контраст с тем презренным заискиванием, которое использовали в отношении масс политические партии всех эпох и народов.

Например, 17 сентября 1922 года, за месяц до похода на Рим, я писал о том, что необходимо «сбросить с алтарей, воздвигнутых демократами, Ее Величество Толпу!».

Я посещал фашистские митинги, проводимые в Удине, на севере Италии, в Кремоне, расположенной в долине реки По, индустриальном Милане и Неаполе, центре южной Италии. Я хотел лично убедиться в том, какой дух преобладает в этих регионах, каждый из которых отличался собственным величием. Я был провозглашен освободителем и спасителем. Это польстило мне, но абсолютно не заставило меня возгордиться. Я почувствовал в себе силу и с еще большей уверенностью осознал те вершины ответственности, которые принимал на себя. В этих четырех городах, таких разных и таких далеких друг от друга, я видел один и тот же свет! Со мной была честная, добрая, чистая, искренняя душа итальянского народа!

Я созвал заседание Центрального Комитета Итальянского боевого ополчения фашизма, и мы пришли к соглашению относительно основных принципов движения, которое с триумфом должно было провести чернорубашечников по священным дорогам в Рим.

Выступая в те дни в цирке Сиеса в Милане, я сказал моим доверенным лицам, что мы наконец-то подошли «к печальному закату либерализма и рассвету фашизма над новой Италией!».

Дата добавления: 2015-09-03