СКАЖИ МНЕ «ДА» - 2

Автор: Earthly Ways, NikMac

Бета: EarthlyWays & NikMac:)

Рейтинг: NC-17

Пейринг: Коля & Паша

Жанр: Romance

Отказ: Этот мир принадлежит нам!))

Цикл: Скажи мне "да" [2]

Фандом: Оригинальные произведения

Аннотация: Продолжение истории:

Коля Романов – [не]счастливый обладатель необычных способностей. Передвигать предметы силой мысли – это запросто. А вот отважиться сблизиться с другим человеком – нет. Но когда рядом с ним появляется Паша, у Коли не остается ни единого шанса спрятаться в своем привычном и уютном мирке. Рыжеволосый завоеватель рушит границы и задает слишком много неудобных вопросов...

Комментарии: Реал и немного волшебства.

Рейтинг высокий, указан не зря. Думайте, что читаете, пожалуйста.

Предупреждения: слэш

Статус: Закончен

Глава 1. (5)

Коле пора бы уже привыкнуть, но когда горячие губы прижимаются к шее, он непроизвольно вздрагивает. Паша щекотно фыркает, и по плечу и груди разбегается стайка мурашек, пульс жадно частит. Губы и зубы впивается в шею все сильнее, перед глазами плывут цветные пятна – такие невозможно яркие в полутьме комнаты.

Спроси Колю, какой фильм они смотрели, пока Паше не наскучило чинно сидеть на диване, – он не ответит даже под угрозой смерти.

Телевизор продолжает работать. Свет и тени скользят по потолку, мигают, отражаются то синим, то серым. Сердце бухает гулко, кровь шумит так, что даже выстрел из пушки – а ведь и правда стреляют – Коля не слышит. Он тихо-тихо стонет, вцепляется в Пашину рубашку, под пальцами – крепкие мышцы, сильные руки. Наглые, загребущие... Хочется крикнуть: «Эй, ты чего лезешь без спросу?!» Но когда так дразняще гладят ширинку, особо не покричишь. Вдохнуть-выдохнуть и то тяжело.

– Тише, – шепчет Паша на ухо. – Тише.

Коля стонет – и не верит, что издает такой жалобный звук.

Пашка прикусывает мочку:

– Что ж ты делаешь-то?

Кто б говорил!

Коле стыдно, а в голове все равно трепыхаются жадные: «Ах. Еще. Ну! Еще».

– Это... я делаю? – чтобы возмутиться, приходится собрать волю в кулак. – Что делаешь ты?!

– Совмещаю приятное... с приятным.

Лицо Паши освещают цветные сполохи с экрана, выражения глаз не разобрать, и Коле кажется, что тот над ним смеется. Одна ладонь уже забралась под футболку и поглаживает ребра, заставляя Колю ежиться. Или это из-за воплей телевизора пробирает дрожь? Все смешивается: вспышки под веками и мигание голубого экрана, шум крови в висках и грохот канонады, тяжелое дыхание дерущихся на экране солдат и собственное пыхтение... Только вот шороху страниц взяться неоткуда.

Разрывая поцелуй, Коля выглядывает поверх Пашиного плеча: с журнального столика сами собой сползают газеты. Страницы треплет невидимый ветер, карандаш катится по столу, летит на пол, и вдруг зависает.

Опять!

Горячая ладонь скользит по груди Коли до пояса джинсов, пальцы надавливают, оставляют на коже тлеющие следы – внутри растекается жар. Опасно. Спрятанному внутри, неподвластному самому Коле волшебному пороху для взрыва надо совсем немного – всего лишь искру. А Паша – даже не искра. Он – большой, сильный, рыжий, настоящий огонь. Он касается – и тело плавится, он целует – и голова не соображает, он наваливается сверху, шепчет: «Мой», и вот уже газеты кувыркаются в воздухе стаей бумажных голубей.

– Куда ты там смотришь?

– М-м-м, – получается у Коли вместо ответа.

Да Паша его и не ждет – ревниво приникает губами к губам, отвлекает.

Коля все равно косится – по полированному дереву столика, все быстрее приближаясь к краю, скользит пульт. Да, Коля с удовольствием бы выключил телевизор, но он вовсе не хотел делать это таким образом! И вообще, почему это происходит сейчас?

Он злится, думая, что в последнее время бесконтрольные вспышки случались все реже и реже. Наверное, потому, что ему мало энергии и на Пашу, и на все эти трюки. А может, он все-таки научился давить их в себе?

Но в этот конкретный момент справиться с собой не получается: Паша прикусывает кожу на шее, дует и лижет – до дрожи и звездочек перед глазами. Коля откидывает голову на спинку дивана, и в тишине, заполненной плеском киношного моря и шумом их дыхания, слышится звук падения.

Двоящийся – английский и гнусаво-переводческий – голос капитана Воробья с экрана звучит вдвое громче прежнего. Коля вздрагивает. Паша недовольно ворчит:

– Ну что опять?

Газета из сбившейся у люстры стаи планирует Паше прямо на голову.

– Разбушевался ваще, – фыркает он. – И как это у тебя получается, а, чудо-юдо?

– Да ничего у меня не получается, – бурчит Коля, пытаясь вывернуться из Пашиных объятий. Телевизор орет и грохочет, еще соседи маме пожалуются.

Паша, похоже, принимает ворчание на свой счет.

– Опять ты...

Окончание фразы тонет в очередном вопле с экрана. Наконец-то нашарив пульт, Коля нервно тычет в кнопку «Mute».

В наступившей тишине кажется, что в уши набили ваты.

– «Опять я» что?

– Проехали, – Паша затягивает его к себе на колени. – Иди сюда, я тебе тоже кой-чего покажу интересненькое, не как у всех...

Паша пошляк еще тот, но на этот раз его слова звучат, как скрип по стеклу.

Коля недовольно хмурится. «Чудо-юдо» – вот он кто для Паши. А если не чудо, то тот, кто чересчур легко, по первому намеку, позволяет залезть к себе в штаны, кому можно без церемоний продемонстрировать, какой Пашка... жеребец. Здоровый. Веселый. Не-про-би-вае-мый!

Это правда. Коля не преувеличивает.

Из-под полуопущенных ресниц он наблюдает, как вжикает молния Пашиных джинсов, как вниз ползут светлые трусы, как появляется то, что успешно заменяет Паше мозг в такие моменты.

Коля тяжело дышит. Паша может утолить голод, который жадно и требовательно ноет внутри.

– Посмотри, как он тебя хочет.

Коля опускает взгляд вниз. Да, очевидно, его хотят. Только почему-то именно сейчас это его не радует.

– Паша, блин... – рычит он.

– Я не блин, – Паша в карман за словом не лезет. – Я – багет! Такой, знаешь, длинный...

Паша двигает бровями, в его голосе прорывается смех, и это еще больше бесит. Коля стискивает зубы, пытаясь оттолкнуть наглые руки, и так увлекается, что не сразу замечает, что Паша остановился. Его ладони лежат на Колиных бедрах, а большие пальцы поглаживают косточки, выступающие над ремнем.

– Да все нормально. Чего ты? – говорит Паша. – Почему ты злишься?

Ага, непонятно ему. Совершенно.

А может, Паше как раз и нравится, что Коля вытворяет? Больше он ничего не умеет, в постели – вообще полный ноль, а тут такая... изюминка.

Изюмом быть не хочется. Его Коля даже в булочках не любит. Он хочет быть как все! Разве это так непонятно?

Коля шипит сквозь зубы. Паша хмурится.

– Эй, ты чего? Говори, наконец!

– Я тебе не «Эй»!

– Никки, малой, опять загоняешься, что ли? Черт... – Паша откидывает голову назад, закрывает глаза, а когда открывает их – смотрит на Колю таким колючим и серьезным взглядом, что хочется поежиться от пробирающегося к сердцу холода. – Ну чего ты, в самом деле? Вот что ты сейчас вытворяешь? Ведь, когда хочешь, можешь же вести себя нормально...

– Ах, нормально? – обрывает его ворчание Коля.

Паша хмурится. На его лице ходят желваки. Но член все также упорно и нагло стоит да еще и призывно блестит прозрачной каплей на головке.

Коля отводит взгляд.

– Да, уж такой я... ненормальный. Сам знаешь! Чего тогда связывался?

– Никки!

Он сползает с теплых удобных коленей, пятится назад, по ноге бьет край журнального столика, и Коля плюхается на него. Теперь они с Пашей смотрят глаза в глаза, пока на них не сваливается очередная газета.

Коля отворачивается. Ну почему, ну почему он не может быть таким же, как все?! Ну почему?! На душе становится горько.

– Иди ко мне, – зовет его Паша. – Иди, маленький. Я знаю, как тебя успокоить.

Звучит снисходительно. Коне-е-ечно, у Паши ведь нет таких проблем, так что он может себе позволить смотреть на Колю сверху вниз и ласково похлопывать по плечу: «Чего ты завелся? Все в порядке!».

– Тебе нужно расслабиться, – ласково говорит Паша, поглаживая его по руке.

Да уж, он точно знает, что Коле нужно. Только вот почему-то это знание совпадает с тем, что хочется самому Паше. Это ведь его желание сейчас уложить Колю на спину и...

Коля закусывает губу.

Ему тоже нравится. Ему нравится до того, что обычно приходится включать телевизор погромче, чтобы заглушить стоны удовольствия и даже крики.

Он жарко и душно краснеет.

– Иди ко мне, – улыбается Паша.

Коля сглатывает и опускает глаза – как раз чтобы уставиться на торчащий из Пашиных джинсов член.

Паша наклоняется ближе, кладет ладонь на колено. Жаркие сильные пальцы обжигают даже сквозь плотную ткань.

Коля уже не знает, чего хочет.

– Иди ко мне, чудо.

Он пожалеет. Это не тот момент, чтобы обижаться, отталкивать Пашу и выставлять его за дверь. Совсем не тот. Но Паша сам виноват. Он не слышит Колю, не хочет слушать – переводит разговор, отвлекает, подшучивает... соблазняет. Коле так и не удается поговорить с ним начистоту. Одни отговорки: «Ты мне нравишься таким, какой ты есть», «Ты – особенный» и, наконец, любимое – и самое ненавистное для Коли – «Не заморачивайся».

Не задумывайся, значит.

А что будет, если задуматься?

Они с Пашей встречаются. Но почему? Зачем Паше такой закомплексованный, нервный, проблемный парень?

Коля смотрит Паше в лицо, отмечая, как сияют полускрытые ресницами глаза и какая лукавая и самодовольная улыбка играет на губах, в то время как рука нагло ложится на пояс Колиных джинсов. Расстегнутая пуговица и вжикнувшая молния решают дело. Коля встает со столика и толкает сидящего на самом краю дивана Пашу назад.

Удивленный возглас и беззаботный смех злят еще больше. Коля тянется к Паше, безжалостно возвращает на место трусы, скрывая горячее-гладкое-подрагивающее. Одним рывком застегивает молнию – так, что недоуменно глядящий на него Паша вздрагивает, а с ним и Коля, испугавшись, что из-за косорукости умудрился своему парню кое-что прищемить.

Судя по лицу Паши – обошлось. То есть только в этом плане, конечно. Происходящее Паше явно не нравится. Но Коля не нанимался развлекать, забавлять, смешить и служить мишенью для подколок!

– Иди домой, Паш.

– Позвони мне, хорошо? – говорит тот на прощание, и Коля чувствует себя виноватым. Как будто он начал ругаться из-за пустяка, ранил Пашины чувства и все такое. Но ведь это не так! Верно? Это же... Коля пытается вспомнить, с чего началась ссора – и не может. Не может, хотя он был так зол и чувствовал себя таким несчастным.

Как только Паша уходит, его тотчас начинает не хватать. Становится больно, холодно и одиноко.

Коля бредет в комнату выключить телевизор – фильм досматривать он не в настроении – и падает в кресло. В комнате еще пахнет Пашей, его агрессивно-свежим дезодорантом, шампунем, им самим.

Экран гаснет, становится совсем темно. Только в окне отражается свет уличного фонаря.

Коля пересаживается на диван, на место, где сидел Паша. Кажется, что подушки все еще хранят тепло его тела. Коля ерзает, устраиваясь поудобнее, и откидывает голову на мягкую спинку. По потолку движутся светлые пятна от фар проезжающих мимо дома машин.

Без Паши плохо. В том числе и потому, что Коля все еще на взводе, все еще хочет. У него стояло весь вечер и даже сейчас, и униматься само собой не собирается.

Он же прогнал того, кто мог помочь в этом деле, верно? Теперь придется справляться своими силами.

Коля расстегивает джинсы – сразу становится легче дышать, – кладет руку на топорщащиеся трусы и осторожно сжимает пальцы.

Так глупо. Паша где-то там, в темноте, уходит быстрым шагом от его дома, а Коля здесь – собирается отдрочить себе на диване, представляя его.

У него ни разу не получалось вообразить кого-то другого, не Пашу.

Коля проводит рукой по груди, пощипывает соски, поглаживает живот. Рука опускается ниже, Коля прикрывает лицо локтем, вцепляется зубами в рукав рубашки. Ему неловко, даже немного стыдно заниматься этим в гостиной, а не у себя в комнате под одеялом или в душе. Это Паша любит такие вещи: он включает свет, распахивает шторы, усаживает Колю на стол, на подоконник, себе на колени... Наверное, ему нравится, когда Коля смущается до слез, стесняясь наготы, неуклюжести, неопытности.

Иногда Паша рассказывает, что делать и как. Жарко шепчет на ухо... Коля передергивает плечами, словно щекотное дыхание коснулось шеи, и вспоминает совершенно бесстыдные слова, такие, которые заставляют его краснеть даже спустя много времени: раздвинь ягодицы, прогнись сильнее... подрочи себе.

Он сжимает напряженный член и глухо стонет.

А еще Паше нравится делать минет, доводя «жертву» до всхлипов и матов сквозь зубы, полной потери соображения. Несколько раз он даже умудрялся расхохотаться с членом во рту – невероятные, абсолютно непереносимые ощущения от судорожно сжимающегося и расслабляющегося горла не могли, на вкус Коли, сравниться ни с какой продуманной осознанной лаской...

Когда делаешь это сам с собой – все не так. Не хватает Пашиного тепла, напора, жадности и сумасшедшинки. Только полутемная комната, случайные огни за окном и тишина, в которой слышно лишь собственное сорванное дыхание.

Рука двигается все быстрей. Коля представляет Пашу, наклоняющего его над столом на кухне – такого безжалостного, жесткого... ставящего на колени в спальне – такого подавляющего, властного... шепчущего непристойности... нависающего сверху и удерживающего запястья над головой так, что не вырвешься и ярче всего чувствуется, какая сила скрыта в мускулистом теле...

Последнее воспоминание доводит до разрядки.

Вот только это и правда разрядка – чистая механика, никакого удовольствия.

Коля бессильно валится на диван и смотрит в потолок. Все так запуталось…

* * *

Через пару дней они с Пашей мирно обедают и обсуждают подготовку к коллоквиуму: Коля – сторонник планирования и уже выбрал тему и подобрал литературу, а Паша хочет втиснуть в их расписание выступление знакомых музыкантов.

– Это всего-то часа три, отвлечемся, развеемся, – уговаривает он, поглаживая Колино бедро под столом.

Коля дергает ногой – нечестно использовать такие аргументы в споре – и здорово бьется о ножку стола. Казалось бы, ничего страшного, но нельзя выбрать, когда дурацкие способности проявят себя. Кухонные шкафчики гремят дверцами, Паша принимается снова успокаивать – и Коля срывается.

– Думаешь, я специально? – кричит он. – Я не могу это контролировать!

– Я знаю, знаю, – Паша пытается притянуть его к себе, но не преуспевает. – Тебе нужно просто быть более расслабленным.

– О, так ты все знаешь! – Коля зло швыряет вилку на стол, и она сбивает чашку. Стол заливает соком, Паша вскакивает, пытаясь уберечь брюки. – Быстро ты разобрался в моих проблемах!

– Хватит уже загоняться из-за такой ерунды, – Паша берет полотенце и начинает убирать светло-оранжевую лужу. На Колю он демонстративно не смотрит.

– Как ты можешь?! – не выдерживает Коля.

– Что? – негромко спрашивает Паша, откладывая полотенце.

Его взгляд Коле совершенно не нравится. Из-за него он чувствует себя малышом, кричащим и плачущим из-за сущей ерунды. Но то, что портит его жизнь, отделяя ото всех, – не ерунда! Как этого можно не понимать?

– Не притворяйся. Ты знаешь, о чем я говорю.

– Нет, Никки, – спокойно говорит он. – Я не понимаю. Ты изводишь себя, ты не позволяешь мне помочь. Мы встречаемся. А ты не подпускаешь меня к этой части твоей жизни...

– Это не часть моей жизни!

На лице Паши ходят желваки. Он злится, и Коля злится тоже.

– То, что ты отрицаешь проблему, не заставит ее исчезнуть.

– Значит, ты считаешь это проблемой? Это тебе мешает, да?

– Ты не слышишь, что я говорю, верно?

– Нет, это ты не слышишь!

– Хорошо, я не слышу. Зато вижу. А вижу я, что ты усердно строишь из мухи слона. Навоображал неизвестно чего и прячешься перед страшным жестоким миром...

– Да ты… – кричит Коля, и шкафчик позади звенит подскакивающей посудой.

– Да я. А ты многого не замечаешь. Отгородился ото всех из-за надуманной проблемы. Ну увидит кто-то, как...

Чашка с соком подпрыгивает на столе так активно, что капли брызжут во все стороны.

–...да вот хотя бы это! – Паша тычет в мгновенно утихомиривающуюся почему-то чашку. – И что, думаешь, если увидит, обязательно тебя властям сдаст? Это все – совершенно безобидно. Об этом ты не подумал, а, умник?

Коля терпит все эти «умник» и «ботан» в университете, но выслушать такое от Паши – это уже слишком.

– Ты ничего не понимаешь! Это не ты живешь с этим... с этой... не таким, как все, вынужденным постоянно следить за собой и скрывать свою ненормальность!

– Правда? – Паша саркастически усмехается. – Только ты один?

Проведя рукой по лицу – жест выходит усталым – Паша встает, переставляет свою тарелку в мойку и выходит из кухни. Коля, похлопав ресницами, идет вслед за ним и наблюдает, как тот одевается.

Прежде они никогда так не ссорились. А тут Паша молча уходит, и два следующих дня Коля его не видит и не слышит. Ни звонков, ни сообщений, и даже в университете он умудряется избегать встречи. На третий день Коля замечает вдалеке знакомый силуэт – Паша обсуждает что-то с куратором, – но когда ноги уже несут по коридору, в голову приходит мысль, что причина ссоры никуда не делась, а Паша захочет поговорить, обсудить, да еще и потребует извинений. Он ведь так любит «воспитывать». Коля уверен, что знает, чем закончится разговор.

И он останавливается.

Глава 2. (6)

Коля изредка ловит на себе задумчивые взгляды Паши – вот и все, что разбавляет унылую серость дней.

Октябрь заканчивается, приходит ноябрь с заморозками, пожухлой травой, покрытой по утрам седой изморозью, и облаками, красующимися тысячами оттенков одного цвета – серого.

Коля скучает по голубому сентябрьскому небу и сверкающим глазам Паши.

Все так сложно. Все так запуталось.

Коля ходит в университет, сидит на лекциях, с грустью разглядывая стриженный рыжий затылок, получает заслуженные пятерки и сходит с ума от тишины.

Грядущая зима подбирается медленно и неотвратимо.

Лучше бы Паша на него кричал и «воспитывал» в том же духе, вытаскивал из скорлупы, не давал прятаться от себя и мира. Теперь некому это делать. Ссора превратилась в разрыв. В Колином воображении он похож на большой темный овраг, который с каждым днем становится все шире и глубже.

Через месяц это уже Гранд-Каньон.

Коля не раз и не два думал подойти к Паше и попробовать наладить их отношения, вернуть все назад. Вот только что ему сказать? Извиниться? Но за что?

Паша совершенно не понимает и не хочет понять, что быть таким, как Коля, очень сложно. Разве он сам не видит? Почему же считает эту ненормальность ерундой?

Ответа нет, решения не находится. А тоска становится такой отчаянной, такой черной и всепоглощающей, что однажды ночью Коля просыпается весь в слезах.

Рыдать он начал еще во сне, увидев, как Паша уходит от него по дорожке парка возле университета, где они гуляли вместе не раз. Во сне Коля так и не сумел дозваться его, не смог догнать, хотя бежал изо всех сил, а горло охрипло от крика.

Этой ночью Коля решает, что ему все равно. Плевать на гордость, когда на душе так плохо. Он подойдет и попросит прощения за что угодно, уговорит Пашу вернуться. Больше так продолжаться не может.

Целый день Коля следит за ним. Глаза болят, словно он все время смотрит на яркий солнечный свет, сердце сжимается от каждой улыбки, которыми так щедро делится с окружающими Паша. Тоска захлестывает с головой, однако решимости не хватает. Коля все медлит, медлит, говоря себе, что на следующем перерыве подвернется более удобный момент. А когда время настает – снова следит за мужественной фигурой и не находит в себе сил, чтобы подойти и задать простой вопрос.

Мельком коснувшийся его взгляд Паши решает дело. Тот смотрит в его сторону, но будто бы и не замечает. Коля так и остается на месте, пригвожденным к стулу его равнодушием.

Все уходят из аудитории. Занятия на сегодня закончены. А Коля – вновь – один.

Весь день он ничего не может делать. Не может думать. Не может готовиться, хотя завтра по расписанию важная контрольная. Коля садится за стол, раскрывает учебник, но не видит ни строчки. Пашу он не винит. Если Паше было с ним и с его «маленькой проблемкой» трудно, то теперь-то ему наверняка легче. Найдет себе нормального парня, без заморочек... Кому-кому, а Паше это не составит труда.

Стоит смириться. Сам виноват, правда?

Но как же без него плохо! Как не хватает тепла, объятий... секса, наконец! Коля роняет голову на сложенные руки.

Паша бы обрадовался, если б узнал, что он признает свои желания.

Просыпается Коля от лязга входной двери. Полутьму в комнате разгоняет теплый свет настольной лампы, и совершенно непонятно, который час. Но взгляд в окно решает дело – там не плотная тьма, а холодные сумерки. Утро! Восемь утра! А первая пара начинается в восемь тридцать!

Коля подхватывается, судорожно собирает книги и тетради, несется в ванную, возвращается, чтобы запихнуть в сумку кошелек и телефон, выбегая из комнаты, поднимает целую бурю из черновиков и конспектов.

Очень вовремя!

Убирать некогда, Коля захлопывает дверь, преграждая путь бумажному вихрю, бегом спускается до половины пролета, хлопает себя по лбу, вновь бежит наверх и несколько раз дергает дверную ручку. Да, он верно догадался, замок не защелкнулся. Коля возится с неуступчивой железякой, минуты утекают, время становится настоящим врагом. Ключи летят на пол. Коля яростно чертыхается. Когда все сделано верно, он не бежит, а летит по лестнице вниз, не глядя себе под ноги, и...

О черт!

Подняться с первого раза не получается. Мир вокруг непривычно кружится. По лицу течет липкое и горячее, ярко-красные капли расцвечивают серую грязь каменных ступенек. Коля вытягивает из-под живота сумку и осторожно отползает в сторону, прижимается затылком к стене.

Нос не сломан. Кажется. Похоже, он всего лишь раскроил себе лоб кованой решеткой.

Коля долго сидит на полу: разглядывает потолок, обзывает себя бестолочью. Глупо, но мечтает он об одном – чтобы рядом вдруг оказался Пашка, обозвал бы его кривоногим торопыгой и помог встать.

Но здесь нет никого, кроме приблудного Рыжего, забившегося под батарею на площадке между первым и вторым этажом. Кот смотрит оттуда, сверкая желтыми глазищами, и топорщит роскошные усы. Коля невесело усмехается, поднимается – аккуратненько, как паралитик – и, держась за поручень, медленно бредет домой.

Барс встречает его возмущенным мяуканьем. Отражение в зеркале доказывает, что сегодня студент-растяпа никуда не пойдет.

Мама, услышав душераздирающий рассказ о падении с лестницы, первым делом кидается звонить подруге-врачу. Та предписывает Коле покой, безделье и тишину. Так что он валяется в постели с компрессом на лбу и примочками на разбитой брови и жалеет себя.

Помимо прочего, он, оказывается, слишком привык к шумному приятелю рядом, к развеселым компаниям, за которыми даже из тихого уголка наблюдать интересно, к тому, что в выходные он практически никогда не сидел дома. Это третье воскресенье без Паши – и тоска становится невыносимой.

Телевизор включать, читать, даже слушать музыку – нельзя, мама хлопочет вокруг, голова болит, нос опух, на лбу наливается страшный синяк... Почему в детстве пропускать учебу было так весело? Вспоминается, как он развлекался в отсутствие мамы – запускал самолетики, устраивал морские сражения в ванне, а однажды даже построил дирижабль – косой, кривой и, конечно же, без водорода, но летал он так, что перед маминым приходом пришлось залезать на стол и сбивать шваброй парящий под потолком летательный аппарат.

Уже тогда он понимал, что от мамы лучше скрывать такие вещи.

Интересно, что бы она сделала, если бы узнала? Отправила его к врачу?

Коля не хочет об этом думать, но против воли в голову лезут воспоминания, и выходит, что раньше, в детстве, он куда чаще пользовался своими странными способностями. Даже на улице, при людях, припоминает он, холодея. Много раз, идя из школы под кленами и липами, он устраивал для себя роскошный листопад, радуясь летающим вокруг желтым и красным листьям. Тогда он думал, что это здорово. А еще – что это его секрет, и что он обязательно расскажет о своих умениях другу, такому, как в книжках, и они станут вместе играть... Какая глупость! Сегодня он мечтает только о том, чтобы все эти умения бесследно исчезли, а он стал нормальным, таким, как все. Способность мешать чай без ложечки совершенно не компенсирует всех проблем.

Кстати говоря... Коля буравит взглядом чашку на тумбочке. Ложечка в ней не подает признаков жизни, что немного странно – обычно, стоит ему только подумать о том, чтобы размешать сахар, как раздается тихое звяканье.

Коля гипнотизирует ложку уже несколько минут. Та – ни с места.

Он недоуменно трясет головой, морщась от давящей на виски боли, и пробует снова. И еще раз.

Фантик от конфеты – такой легкий, что наверняка ничего не весит – требовательному взгляду тоже не поддается. Квадратик целлофана упорно лежит на тумбочке у кровати и блестит золотистой каймой. Коля пробует снова и снова. Он напрягается изо всех сил, на лбу выступает пот, стиснутые зубы начинают ныть...

Ничего!

Губы сами собой складываются в улыбку. Коле еще не верится. Но так хочется, чтобы чудо взаправду случилось, и проснулся он уже свободным от такого неудобного дара судьбы.

Голова все еще немного побаливает, но в понедельник Коля рвется на учебу. К тому же, он много раз пропускал лекции по истории – Паша не любил преподавателя и считал, что школьного курса достаточно, потому утренние пары истории они почти всегда прогуливали. Мама как раз уходила на работу, квартира оставалась свободной, и соблазн заменить нудное занятие куда более приятным был слишком велик. Вспоминая об их утренних развлечениях, Коля резко грустнеет. Тем более что Паша во многом прав – их старенький лектор читает то, что можно найти и в учебнике, а на семинарах спрашивают совсем другое.

Едва не засыпая, Коля вяло возит ручкой в тетради положенные час двадцать и вырывается в коридор, как на свободу. На этот раз его вовсе не тянет сидеть в аудитории и читать весь перерыв. Необходимость пойти в деканат и получить разрешение пересдать контрольную кажется благом, хотя он ненавидит что-то просить. Хорошо, что тут все относятся к нему, как к отличнику.

– Ой! Коля-я-я!

Люда буквально повисает на его рукаве, вглядываясь в лицо.

– Ужас! Вот это синяк... Ты что, подрался?

– Я?.. А, нет, нет. Я просто упал. Потому и на контрольную не пришел в пятницу.

Люда, сосредоточенно прищурив глаза и прикусив губу, осторожно трогает холодным пальцем его бровь.

– Слушай, может тебе тоналку дать? А то такая радуга...

Коля усмехается – мама предлагала то же самое, но в итоге они вместе решили, что тональный крем на лице парня привлечет еще больше внимания, чем разноцветный синяк.

– Нет, все в порядке. Наоборот – пусть сияет, а то мне как раз нужно сходить про пересдачу узнать.

– Ладно, – улыбается Люда. – Ну, смотри. Если вдруг что – обращайся.

В деканате все решается даже легче, чем он ожидал.

– По расписанию у вас во сколько занятия заканчиваются? – уточняет у него преподаватель и кивает. – Да, значит, сегодня же после шестой пары приходите в аудиторию. Будете писать контрольную с группой международного права. Готовились?

Голова побаливает все сильней, но Коля говорит, что готов и придет обязательно.

– Если почувствуете себя плохо, – преподаватель смотрит пристально, будто старательно фиксирует в памяти сложную расцветку огромного синяка, – то можете и завтра сдать. С другой группой.

Его отвлекают, и Коля наконец может уйти.

Дверь распахивается так неожиданно, что он едва успевает отскочить.

Миг – и его подхватывают под локоть, бесцеремонно вытягивают в коридор и толкают к стене и висящему на ней расписанию до тех пор, пока свет от лампы не начинает бить прямо в глаза. Паша, а это именно он, кто же еще может вести себя так бесцеремонно и нагло, с тревогой вглядывается в украшенное синяком лицо.

– Что это?

– Ничего... – прикосновения рук Паши такие сильные и горячие, что от них по спине ползут волны мурашек. – Я упал.

– К тебе что, снова кто-то прицепился? Ты скажи, я их найду и...

Коля высвобождается.

– Ты опять меня не слышишь. Я сказал, что упал. На лестнице. Когда опаздывал на контрольную в пятницу. Ну, ты же знаешь, какой я растяпа, верно?

Паша напряженно улыбается. Его ладонь скользит по щеке, по шее, останавливается на плече. Вокруг люди, а он практически лапает Колю у всех на глазах. Но прикосновения такие уверенные, правильные и отчаянно нужные, что протестовать не хватает сил.

– Прости, – тихо говорит Паша. – Ты в порядке? Сотрясения нет?

Коля мотает головой.

– Все нормально, – бурчит он.

Паша подступает все ближе, обнимает за плечи, прижимает к стене. Коля вскидывает глаза – на лице Паши отражение того же голода, что испытывает он сам. Голубые глаза темнеют, взгляд становится тяжелым, как и обжигающее плечо, шею и большую часть спины прикосновение.

– Я скучал.

Это он сказал? Боже. Коля дергается, опускает ресницы, краснеет мучительно жарко.

– Я тоже.

Рядом с ними проходит небольшая, но очень шумная группа студентов, отделившийся от них парень стучит в дверь деканата. Коля ловит любопытный взгляд какой-то девушки...

– Пойдем отсюда, – Паша берет его за руку, их пальцы переплетаются. – Давай-ка, пошли.

Паша идет так стремительно, что за ним приходится бежать. Поворот коридора, еще один, Паша уверенно толкает рукой незнакомую дверь, и они оказываются в пустом кабинете. На стенах – старые плакаты по технике безопасности, в углу пылится модель двигателя.

Попытка Коли оглядеться вокруг завершается в объятиях Паши. Тот прижимается к нему со спины, кладет руки на бедра. Ладони скользят по поджавшемуся животу, вздрагивающей груди, к шее... Паша заставляет его повернуть голову.

Поцелуй – как выстрел – выбивает дух напрочь, колени начинают дрожать.

Легкое прикосновение губ, даже без языка, а Коля едва не оседает на пол, словно смертельно ранен.

Они разворачиваются друг к другу. Паша действует напористо, жадно: его ладони скользят по спине, глядят ягодицы, сжимают их. Коля зарывается руками в густые жесткие волосы, тянет Пашу к себе, ближе, еще ближе... Последний барьер взят, их общее желание сметает грустные мысли, старые обиды и непонимания.

Коля готов прямо здесь и сейчас, все, что угодно – только бы это продолжалось. Он стонет в губы и посасывает Пашин язык. Под веками плывут цветные пятна, голова кружится.

Они бестолково топчутся по кабинету, пока не натыкаются на стол. Что-то падает. Жуткий, раздирающий душу грохот отрезвляет и возвращает в реальность, в университет, где тому, что происходило, – совершенно не место.

Паша делает шаг назад. Коля сползает со стола, на котором наполовину лежал.

– Извини меня, – слова, которые он так долго не мог найти, срываются с губ. – Я сам виноват, я отталкиваю людей, я знаю. Просто... Пожалуйста, пойми – мне тяжело. Мне хотелось бы быть нормальным, как все, тогда все было бы совсем по-другому.

Паша почему-то отступает еще на шаг, и Коля ежится. Он что, вновь говорит что-то не то?

Нет! Он этого совершенно не хочет!

– Ты так ничего и не понял, верно? – в голосе Паши серо-синяя тоска. – Значит, я зря надеялся, что ты хотя бы попробуешь в себе разобраться.

– Что я должен был понять?

– Что ты не один, конечно.

Коля недоуменно молчит. Он не один? Но Паша же его бросил. Конечно, он один!

– Не одному тебе приходится туго, ясно? Не одного тебя отталкивают и осуждают. Только ты позволяешь себе сдаться и жалеешь себя, а другие – просто живут с тем, что есть.

– О чем ты говоришь? Я не понимаю.

Паша сжимает губы в плотную линию, вздергивает подбородок.

– Быть не таким, как все, – еще не повод для того, чтобы забиться в угол и там страдать.

– Откуда тебе это знать?! – упрямится Коля.

Паша взмахивает рукой и отступает еще на шаг.

– Я не скрываю, что гей, – говорит он, словно его слова все объясняют.

Коля хмурится.

– Ты действительно думаешь, что я ни разу в жизни не ощущал себя так, как ты? Никки, мои родители, узнав о том, что я предпочитаю парней, выставили меня из дома. Большинство моих друзей не смогли принять это. И что, по-твоему, я должен всю оставшуюся жизнь не общаться с людьми?

– Вот именно, – Коля стискивает край парты. – Такой реакции я и боюсь, ты должен понимать. Я не хочу, чтобы моя мать смотрела на меня как на двухголового урода! Чтобы человек, которого я считал другом, с отвращением шарахнулся от меня...

Паша стискивает зубы до скрипа, желваки ходят на его побледневшем лице.

– Суть не в том, кто что подумает. А в том, чтобы оставаться собой. Не притворяться. Не бояться. Не жалеть. Принять себя, каким ты уже уродился, и жить дальше... И знаешь, что?

– Что?

– Когда ты сможешь сделать этот шаг, не раньше, ты станешь счастливым. А до того, даже если никто не узнает твой секрет, ты все равно будешь знать, что это не твоя жизнь, а ложь, а сам ты – трус. Лучше остаться одному или иметь одного друга, а не десяток, чем всю жизнь притворяться кем-то другим. Понял?

Последнее слово Паша едва ли не кричит.

Коля хочет ответить, правда он не совсем понимает, что ему говорить, но тут дверь распахивается, и в кабинет входит пожилой мужчина в коричневом костюме.

– Что здесь происходит? – спрашивает вошедший так строго, что становится ясно – они попались преподавателю.

Паша яростно взмахивает руками, разворачивается и вылетает из аудитории раньше, чем мужчина успевает сказать еще хоть что-то.

– Ничего, ничего, мы просто разговаривали, – мямлит Коля и, чувствуя спиной строгий взгляд, тоже сбегает.

Ему есть о чем подумать.

Глава 3. (7)

Вечером Коля занят тем, что бесконечно прокручивает Пашины слова. Надо признать, его пример вовсе не воодушевляет. Если уж такого смелого, сильного и доброго человека незаслуженно обидели из-за того, кого он предпочитает в постели, то каково будет тому, кто намного слабее? Понятно, что получив такой урок, Паша приобрел более толстую кожу, но Коля не такой. У него иная ситуация.

Если б не его дурацкие способности, все было бы по-другому!

Коля в раздражении отбрасывает ручку, не в силах больше сражаться с интегралами. Почему он не гениальный математик, полиглот или скрипач? Почему ему достался талант, который даже в цирке не продемонстрировать: обычные фокусники и то делают куда более впечатляющие номера!

Коля кладет голову на сцепленные в замок руки и сверлит взглядом ручку, лежащую на краю стола. «Ко мне!» – мысленно приказывает он.

Ничего не меняется. После удара головой все способности исчезли. Коля боится надеяться, ведь разочарование может ударить слишком больно, но тихо радуется тому, что в последнее время ничего не происходит. Вообще ничего.

Он пытается снова и снова. Гипнотизирует ручку добрых полчаса – по крайней мере, это лучше, чем учить заданное на дом или думать о Паше.

Паша не прав. Так ведь?

Коля тяжело вздыхает. Допустим, все узнают, что Николай Романов может двигать предметы. Что тогда произойдет?

Даже думать о таком страшно, но он пытается представить последствия.

Сокурсники, в принципе, и так с ним не общаются. А мама, наверное, не отказалась бы от него... Да она точно постаралась бы это понять и принять.

Он ежится, понимая, как нелегко пришлось Паше. Куда хуже, чем ему самому. Его-то не бросят из-за такой ерунды.

Ерунды?

Коля вскакивает с места. Ну вот, дожился. Теперь он рассуждает, как Паша. А ведь это... это...

Коля сжимает голову ладонями, доходит до кровати и падает на нее, зарываясь в подушку лицом.

Он думает о том, что, наверное, смог бы пережить, если бы кто-то узнал о его особенностях.

Коля переворачивается и смотрит в потолок.

Чего он боялся? Что люди в белых халатах накинутся на него, пытаясь выяснить, как же эти способности устроены и можно ли их развить? Похоже, в детстве он пересмотрел ужастиков. В последнее время у Коли появились серьезные сомнения, что кто-то захочет пытать его в интересах науки. Практика показала, что ученым – таким, какие преподают в их университете, – и без бесполезных способностей студентов есть чем заняться.

Так, может, Паша все-таки прав?

Почему все так сложно?

И что хуже – бояться помириться с ним или сделать попытку и провалить ее?

А теперь нужно ходить в университет и видеть Пашу каждый день...

* * *

Коля пытается взять себя в руки и вести себя, как ни в чем не бывало, но уже назавтра его уверенность тает, как первый снег. После занятий куратор принудительно-добровольно вовлекает первокурсников в подготовку холла и актового зала к грядущим праздникам. Отвертеться нельзя, и вся группа, отчасти недовольная тем, что приходится тратить драгоценное личное время, отчасти радующаяся появившемуся предновогоднему настроению, бредет получать коробки с мишурой и игрушками.

В Колиной коробке игрушки старые, еще советских времен. Дома, на антресолях, в картонном ящике с ватой, завернутые в салфетки ждут своей очереди точно такие же стеклянные шары, сосульки и колокольчики. Они в гораздо лучшем состоянии, чем эти, кое-как втиснутые в коробку с запутанной серебристой мишурой, но узоры из блесток сверкают в свете ламп совершенно по-новогоднему.

Коля улыбается, и Люда тоже усмехается ему со стремянки.

– Ну, как? – поводит она рукой, показывая пушистую зеленую гирлянду над проемом, ведущим вглубь здания.

Коля показывает большой палец.

– Отлично.

Настроение у студентов стремительно улучшается, и хотя игрушек немного, все наперебой выдумывают способы украсить университет так, чтобы создать на каждом этаже островок праздника.

Впрочем, работают не все. Несколько парней сидят на ступеньках, переговариваясь и лениво копаясь в коробках, чтобы создать видимость бурной деятельности. Коля не имеет ничего против, пока один из них не решает пошутить.

– Теперь подавай игрушки, – командует Люда.

Коля берет один шар, осторожно ощупывая поврежденные края, потом подносит к уху и трясет. Внутри дребезжат осколки. Так жаль...

– Эй, лови! – кричит сокурсник, пока Коля ищет целую игрушку, и Люда испуганно вскрикивает.

Время почти останавливается. Сверкающий шар подлетает вверх, Коля успевает протянуть руку и попытаться остановить рискованный полет, но секунды схлопываются, а шар тысячей осколков разлетается по бетонному полу.

Звучит сдвоенный «Ах!» Это Люда, пошатнувшаяся на стремянке в попытке поймать шар, и Коля, который чуть не разорвался надвое, пытаясь удержать от падения и игрушку, и девушку.

– Ты что, с ума сошел? – кричит Люда «шутнику».

У Коли, который всем телом налегает на лестницу, чтобы та не качалась, тоже рвется гневный вопль.

– Придурок!

Высокий парень с прыщавым лицом угрожающе надвигается на них. То есть, значит, на Колю. Поднимать руку на девушку даже такой дебил не осмелится.

Но конфликт пресекает постороннее вмешательство. Паша, которого нигде не было видно (а Коля его вправду искал), словно по волшебству, появляется из-за колонны, становится прямо на пути что-то гневно шипящего парня, и все заканчивается, не начавшись.

Коля шепчет одними губами: «Спасибо». Но слышат не его, а Люду. Паша смотрит только на нее, и волнуется только за нее.

Коля отворачивается, принимается рыться в коробке. То, что он чувствует – голодное, злое, яростно рычащее, – это что, ревность?

Слышать их веселые голоса – настоящая мука. Коля втягивает голову в плечи и меланхолично перебирает игрушки. Осыпающиеся блестки липнут к пальцам.

Нет, не о том он думает. Надо взять себя в руки и разобраться с тем, что важней.

Как же так получилось, что он не смог удержать разлетевшийся на мельчайшие осколки шар? Это ведь рефлекс – ловить падающий предмет. Только Люда потянулась рукой, а он – своими умениями, как и всегда.

Из-за собственной неуклюжести, Коля здорово натренировался, даже привык соизмерять влияние, что ли. В общем, делать так, что одни вещи изменяли угол падения и приземлялись безопасно, замедляли полет, пока он их не ловил, или летели прямо в руки. Никаких осечек.

Он прокручивает момент падения снова и снова, но вывод остается тем же.

Может, теперь он по-настоящему свободен от проявлений этой странной и бесполезной магии? Может, с этого часа ему стоит считать себя нормальным?

Коля закрывает глаза. Дома, он проверит все дома.

Занятый собственными мыслями, он уходит, даже не попрощавшись с группой, и вспоминает об этом лишь на остановке. Впрочем, вряд ли кто-то заметит его отсутствие, – думается Коле. Он делал все, чтобы быть неприметным, это ему хорошо удается. А свою часть работы он выполнил, и пустые коробки обратно отнес, так что вряд ли кто-то будет на него обижаться.

Главное – побыстрее добраться домой и проверить свои способности.

Разбившийся шарик жаль и жаль Люду, которая, даже поймав его, обязательно бы раздавила, да еще бы наверняка порезалась. Но он сослужил хорошую службу.

Коля вытягивает шею, пытаясь понять, нет ли пробок на дороге. Автобус ползет так медленно, а ему не терпится попасть домой и проверить свою догадку.

Падает снег. Снежинки кружатся в свете фонаря – сейчас темнеет так рано.

От остановки Коля почти бежит, оскальзываясь на тонком и хрупком пока еще льду. Руки замерзают, щеки пощипывает небольшой мороз, сумка хлопает по спине при каждом шаге.

У подъезда Коля останавливается. Он запрокидывает голову и всматривается в серое небо. Зимой играть со снежинками всегда было его любимой забавой. Коля стоит на одном месте несколько минут, пока совершенно не замерзает.

Они его не слушаются, нисколечки. Не подчиняются приказам, не отлетают в стороны, не кружатся вихрем. Ничего из того, что он умел делать даже в пять лет.

Может, его способности и правда пропали?

Надежда разрастается вместе со стекающей со лба стылой влагой из снежинок, которые он так и не сумел от себя отогнать.

Сняв обувь и бросив сумку с курткой в коридоре, Коля мчится прямиком на кухню. Так... и что попробовать? Отгоняя путающегося под ногами Барса, Коля оглядывает шкафчики. Взгляд падает на деревянную расписную ложку, подаренную маме сто лет назад – отличный вариант, легкий и небьющийся. Коля задумчиво подбрасывает ее в воздух, затем еще раз, так, чтобы руками не поймать. Ложка бухается на плитку.

А может, это потому, что он знал – с ней ничего не случится, и ни капельки не боялся?

Устроив ложку на законном месте рядом с такой же расписной доской для резки, Коля еще раз оглядывает кухню. А если взять чашку?

Посуду жалко, но проверить необходимо, Коля не может ждать, пока подвернется еще какой-то случай. Так что он выбирает посудину, которой предстоит стать жертвой эксперимента, и, немного поколебавшись, ставит ее на край стола. Чтобы получилось якобы ненамеренно.

– Барсик! – зовет он, усаживаясь на табурет. – Иди-ка сюда, рыжая морда!

Кот не подводит. Прыжок – невольный толчок локтем – чашка кувыркается с края стола. Коля делает отчаянный жест рукой – достать пальцами даже до краешка ободка он, конечно, не может. Иначе остановить крах – тоже. Звук разбившегося фарфора заставляет его вздрогнуть и покрыться мурашками.

Ну что? Можно считать, что эксперимент успешно завершен? Или страха было маловато? Мама ведь не станет наказывать за одну чашку, верно?

Коля берет вторую, наливает в нее воды, ставит туда же, на край стола, и пытается представить перспективы. Осколки, разлитая жидкость и удивленная мама, обнаружившая, что сын перебил столько посуды.

Барс ставит лапы на стол, пытаясь понять, за чем так напряженно наблюдает хозяин – и стол снова качается, а Коля загребает пальцами воздух.

Брызги летят во все стороны. Первое чувство – вот незадача! Одну чашку еще можно списать на случайность, а вот две... Как он это объяснит?

Но... Неужели и в самом деле?..

В груди что-то щекочет, словно радостные пузырьки шампанского.

Коля подходит к шкафчику и берет еще чашку. Ему нужно выпить воды и успокоиться, немного придти в себя, прежде чем браться за уборку. Что он тут натворил на кухне!

Графин пуст. Не заметив, Коля только что перевел всю кипяченую воду на эксперимент. Почему не из-под крана налил, все равно ведь на полу все оказалось!

Вздыхая, Коля лезет в холодильник, дрожащими руками наливает клюквенный морс.

И надо же ему обязательно с чашкой в руке возвращать пачку на место и закрывать дверцу!

– Ай, блин! – кричит он, когда чашка выскальзывает из непослушных пальцев и кувыркается в воздухе, обливая штанину, белоснежный холодильник, табурет и недовольно возопившего Барсика. Руки по привычке совершают непонятные пассы, но чашка приземляется на пол и разлетается вдребезги, обрызгивая все сладким красным соком.

Весь пол залит и засыпан осколками, Барсик вопит на столе, а Коля... Коля фыркает. Смех неудержимо рвется из него. Нет, ну вот что смешного? Что он ржет, как головой ударенный?

Как головой... О!

Коля бухается на табурет, и сгибается пополам, придерживаясь за живот.

Радость внутри ширится и, как сходящая с гор лавина, погребает его под собой.

Слышится скрип открываемой двери, шум и привычный возглас:

– Коля, ты дома?

Он вскакивает с табуретки, ойкает, наступив на хрустнувший осколок, и вприпрыжку несется к маме.

– Я... Я... – кричит он, захлебываясь от восторга, и, вырывая из ее рук сумку с продуктами, бросается кружить маму по прихожей, распевая во все горло.

– Что случилось? – она смотрит на него с изумленной улыбкой, прикладывает руку к его лбу – наверное, проверяет, не сошел ли он с ума.

Но он-то не сошел. Наоборот! Он наконец-то стал нормальным.

– Боже мой! Что это такое? – восклицает мама, останавливаясь в дверях кухни.

Коля оборачивается. На полу так много осколков, вода и красный сок смешались в странные розовые пятна.

На миг его ожигает страх, мурашки скользят вдоль позвоночника, а дыхание перехватывает. Вдруг произошла ошибка, и он рано обрадовался?

Он пытается потянуть к себе хотя бы один осколок, но нет, не выходит. Они его совершенно не слушаются.

– Ничего, – выдыхает он с облегчением.

Мама смотрит на него, на неподвижные осколки на полу.

– Ты перебил кучу посуды.

Коля трясет головой. Губы снова неудержимо расползаются в улыбке.

– Да! Именно! Никак не мог удержать!

– Тебе точно надо отдохнуть. Наверное, ты переучился... Как контрольная по английскому?

– It went great! – радостно сообщает Коля.

Кажется, мама, вытаращившаяся на изгаженный пол, считает иначе. По крайней мере, убрать за собой она заставляет совершенно безапелляционным тоном и посматривает на моющего пол и мурлычущего себе под нос сына как-то странно.

Закончив с уборкой, Коля останавливается у зеркала в прихожей, смотрит на свои сияющие неземным счастьем глаза и совершенно дурацкую улыбку. В голове шумит ветер. Радость кажется осязаемой, пьянит без вина.

– Я – совершенно нормальный, абсолютно обычный парень, – говорит он себе с огромным-преогромным удовольствием и впервые верит привычной мантре.

– А мне так не кажется, – возражает подошедшая из-за спины мама и вздыхает. – Ну какой же ты обычный? Ты у меня – самый необыкновенный. – Она ерошит его волосы и гонит в постель.

– Теперь я – как все, – шепчет Коля и засыпает счастливый настолько, каким не был даже тогда, с Пашкой, весь в сливочном креме и сахаре...

Глава 4. (8)

С самого утра Колю наполняет радостное нетерпение, и если вещи продолжают валиться из рук, то лишь от рассеянности. Все мысли заняты тем, как теперь изменится его жизнь. Больше никаких сидений по тихим углам, стремления слиться со стенами или провалиться под пол! Он будет веселым и открытым, как Паша, не станет прятаться в ракушку, как раньше. Больше нечего бояться и незачем относиться ко всем, как к врагам.

Кстати, надо помириться с Пашей. Измучил его совсем, а он совершенно не заслужил такого отношения. Все, решено – никаких больше глупых ссор!

Коля кивает своим мыслям и сжимает кулаки – настроение самое боевое.

Паша не раз говорил, что видит от него недостаточно инициативы. Так вот он покажет, что может вести себя иначе! Ведь только дурацкие способности мешали ему чувствовать себя уверенным!

На пути в университет Коля всю дорогу улыбается. Он даже умудряется познакомиться с девушкой на остановке. Ну то есть как познакомиться – спросить как дела и получить ответ.

Так здорово чувствовать себя живым, таким, как все.

Люда смеется его шуткам.

– Сегодня ты весь сияешь, – говорит она. – Мы с Катей идем в кино вечером. Хочешь с нами?

Коля кивает. В горле – ком. Все так просто, он не верит происходящему. Огромная светлая полоса начинается в его жизни, сменяя прошлую – темную и тоскливую.

Паши нигде нет. Он не приходит на лекции – ни на первую, нелюбимую историю, ни на остальные. Коля выглядывает его весь день и грустит. В остальном в этот пасмурный день для него светит солнце.

Довольный собой он пытается закрепить успех – здоровается со всеми, шутит насчет предстоящих экзаменов, предлагает помочь с конспектом молчаливому соседу, который появляется на занятиях крайне редко.

Перемены в его поведении замечает не только Люда.

– Что это с ним? – слышит Коля шепоток за спиной.

Как неприятно... Почему его кто-то обсуждает? Он ведь не сделал ничего сверхъестественного, просто настроение хорошее, верно?

– В лесу вся фауна передохла, наверное. Паша чё-то дерганый, чуть что – отговаривается подготовкой к экзаменам. Наш местный ботан – веселый, может дунул перед учебой? Что творится-то, а? – с притворным ужасом продолжает тот парень вполголоса, уверенный, что его не слышат.

Значит, вот как!

Возмущение жжет всю дорогу домой.

Коле жутко обидно. Он ведь не делал ничего дурного – всего лишь улыбался и вел себя дружелюбно.

Но отсутствие Паши и слова того придурка – ну чем Колина улыбка ему помешала? – жгут душу. Коля мрачнеет. Настроение портится стремительно, словно среди ясного дня налетели грозовые тучи.

А еще он никак не может забыть слова того парня о Паше. Он теперь вечно хмурый, никуда не ходит, не общается с другими, отговариваясь учебой? Что это значит?

Дома Коля механически ест, автоматически чешет кота за ухом и, не думая, выполняет домашние задания. В половину восьмого, отговорившись подготовкой к контрольной, он запирается у себя в комнате – гипнотизировать взглядом телефон.

Если позвонить, Паша ведь не рассердится, правда? Не пошлет его куда подальше?

Звонить другу – нормально, так делают все.

А даже если и нет – плевать. Коля хочет слышать Пашин голос и знать, что у того все в порядке.

Наконец он понимает, что ведет себя совсем не так, как планировал изначально. Если ему ничего не мешает быть уверенным в себе и инициативным, то почему он сейчас волнуется из-за какого-то телефонного звонка?

Коля падает на спину и бездумно глядит в белоснежный потолок. Мысли клубятся в голове, как облака.

Он думал, обсуждают только каких-то ненормальных. Оказалось – всех без разбору. А еще – на самом деле ему трудно общаться с людьми, с которыми у него нет ничего общего. Неприятно оказываться в центре внимания. Не хочется идти на глупую комедию, куда больше привлекает новая книга.

Что опять с ним не так?

И почему обязательно «не так» с ним? Может, с ними?

Эта мысль тоже не радует. Хочется дружбы, близости, понимания.

Коля закусывает губу и закрывает глаза.

Все это ему давал только один человек – Паша. Мама его тоже любит, но она же мама. А хочется...

Коля распахивает глаза.

О чем это он сейчас размечтался?

Волшебное слово тает на языке. Коля не позволяет себе его произнести. Но картинки в голове – как вспышки. Поцелуи, объятия, Паша, говорящий ему: «А ты, что, не знал, что ли, Никки? Ну конечно, я тебя л...»

От вспыхнувшей и не желающей таять фантазии сладко сжимается сердце.

Такого предательства от себя самого Коля не ожидал. Как же он умудрился так вляпаться? Это он что же, не потере способностей радовался, а тому, что может поговорить с Пашей? Что может порадовать его решившейся так счастливо проблемой? Что они, возможно, помирятся и станут ближе?

Коля смотрит на телефон и накручивает себя. Он так и не осмелился спросить у однокурсников, что с Пашей. Наверняка тот не появился на занятиях не просто из-за плохого настроения. Может, у него проблемы? Он заболел? Или... прогуливает с кем-то другим?

Паша всегда немного насмешливо относился к Колиному рвению в учебе. Может, он нашел друга, который не тянет его на занятия, а предлагает времяпрепровождение поинтересней?

Ну все! Коля хватает мобильник и яростно тыкает в кнопки. В конце концов у него есть предлог – спросить, как самочувствие, и вообще, он же решил стать смелей, не так ли?

Паша отвечает не сразу, и Коля понимает, что тот сейчас не в общаге. На фоне его голоса звучат смех, крики и свист.

– Ты что, на футбольном матче? – от растерянности Коля забывает, что так громко кричать дома нельзя.

– Что? Подожди, я не слышу.

Шум немного стихает.

– Привет, Никки. Я тоже рад тебя слышать. Как дела? У меня – хорошо.

В Пашином голосе слышится насмешка, но не добрая, а ироничная, даже злая. Коле больно слышать такой тон.

– Прости, – виновато говорит он. – Да, я хотел узнать, как у тебя дела. Ты сегодня пропустил...

– С утра были дела. А теперь вот мы в спортбаре, так что ты частично угадал. Здесь полно футбольных болельщиков.

– Ясно... М-м-м... А завтра ты будешь?

Но прежде, чем Паша успевает ответить, кто-то там в трубке зовет его по имени. Коля весь превращается в слух. Сначала он ничего не может разобрать – Паша, наверное, прикрывает динамик ладонью.

– Да, хорошо, я уже иду.

Невидимый собеседник смеется и обещает надрать Паше задницу.

– Слушай, давай я позже тебе перезвоню, хорошо? – продолжает Паша и, не дожидаясь ответа, сбрасывает вызов.

Коля признает, что ревновал и раньше – Паша ведь уделяет внимание сокурсникам, друзьям, знакомым, разным девчонкам, до вообще – всем! Но теперь это чувство, как никогда, острое.

Получается, он опоздал, да? Со своими признаниями, мечтами, желаниями. Он опоздал!

Сердце ужасно ноет.

Коля пытается успокоиться. Ведь Паша может гулять с компанией, вовсе не обязательно с новым парнем...

Больно признавать, но голос Паши показался Коле таким веселым, каким он его давно не слышал. Когда они вместе, Паша более серьезен. Похоже, там, где он находится, ему не в пример лучше и легче.

Коля представляет полутемный спортивный бар, толпу болельщиков, узкий коридорчик, ведущий к туалетам, и двоих, целующихся в уголке.

Руки сами собой сжимаются в кулаки. Коля не может видеть, как Паша целует другого, как тот, другой лапает Пашу. Так и хочется оказаться там, наподдать конкуренту, крикнуть: «Это не твое!», увести Пашу с собой.

Они все еще в баре, Коля слышит по звукам на заднем фоне.

– Да, я уже освободился. Что ты хотел? – беззаботно интересуется Паша.

– Нам надо поговорить.

– О чем?

Приходиться сильно постараться, чтобы не вырвалось «это не телефонный разговор». Прозвучало бы глупо, как в плохой мелодраме. Но по телефону такие вопросы и правда лучше не обсуждать.

Коля кусает губы, а потом улыбается. К нему возвращается прежняя радость от того, что он наконец избавился от портящих всю его жизнь, мешающих, бестолковых способностей. Это козырь. Теперь ничто не мешает им с Пашей помириться.

– Я хочу сказать тебе что-то важное. Можешь приехать ко мне? Я выйду.

Паша молчит какое-то время.

– Хорошо. Только не выбегай полураздетый, на улице мороз.

Дата добавления: 2015-09-03