Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Чаях ничто не оживляет в нас воспоминания — когда само прошлое для нас мерт­во, когда оно утратило для нас былое значение. 1 страница

Читайте также:
  1. Contents 1 страница
  2. Contents 10 страница
  3. Contents 11 страница
  4. Contents 12 страница
  5. Contents 13 страница
  6. Contents 14 страница
  7. Contents 15 страница

И. П. Павлов утверждал, что ассоциация и условный рефлекс (условная или временная связь) «сливаются». Это верно в том смысле, что нельзя, как мы с са­мого начала сказали, обособлять ассоциацию представлений от замыкания цель­ных рефлекторных дуг. «Слитие» ассоциации с условной временной связью пре­одолевает это обособление. Помимо того, оно позволяет видеть единство всего ряда разнообразных связей, начиная с тех, в которых не осознаются ни элементы в них входящие, ни самая их связь, а только конечный психологический эффект связывания (как, например, связь — «ассоциация» — зрительных и мышечных воздействий предмета, в результате которых воспринимается глубина), и кончая связями, в которых осознаются самые элементы, в них вступающие. (Именно эти последние связи между психологически данными элементами и являются ассо­циациями в более узком, специфически психологическом значении этого термина.)

Только при таком объединении всех этих связей общие законы, их регулирую­щие, выступают в своем истинном универсальном значении.

Связывая таким образом ассоциации с (условным) рефлекторным процессом, важно осознать следующее: условный рефлекс или временная связь в павловском их понимании отнюдь не соответствуют ассоциации в традиционном понимании старой эмпирической ассоциативной психологии.

Прежде всего образование условной (или временной) связи не зависит от од­ной лишь смежности двух раздражителей во времени. Образование условного реф­лекса не сводится к механической подстановке одного стимула на место другого просто в силу их временной смежности. Такое представление о «классическом павловском условном рефлексе», распространенное среди американских пред­ставителей теории «обусловливания», не соответствует павловской концепции. Согласно последней, существеннейшую роль в образовании условной связи игра­ет «подкрепление».

Таким образом, образование связей оказывается подчиненным взаимоотноше­ниям индивида с окружающим миром. Тем самым преодолевается механицизм старой ассоциативной теории.

Новое, павловское понимание условной связи никак не может служить осно­вой для старого понимания ассоциации. Для осуществления «слития» условной связи и ассоциации или наложения ассоциации на условную связь требуется, на­оборот, коренное преобразование старого понятия ассоциации, построение новой ассоциативной теории.

Говоря о «слитии» ассоциации с условной связью, многие сейчас попросту сводят ассоциацию к замыкающейся в коре физиологической связи. Это неверно. Такое сведение означало бы упразднение ассоциации как психологического поня­тия, а она должна быть сохранена как таковое. Замыкание связи в коре — это нервный, физиологический процесс (и без него ассоциации не бывает). Эта связь получает свое психологическое выражение, когда в результате замыкания нерв­ной связи в коре (условный рефлекс в его физиологическом выражении) для че­ловека замыкается связь отраженных в восприятии, представлении или мысли объектов. Эта связь и есть ассоциация в ее психологическом выражении'.

См. дальше о синтезе (формой которого является ассоциация) и анализе как физиологических и психологических понятиях.


Ассоциацию нельзя ни оторвать от целостного рефлекторного процесса, пси­хологическим выражением которого она является, ни свести к одному лишь нерв­ному, физиологическому факту замыкания нервной связи в коре. Таким образом, понятие ассоциации должно быть сохранено в психологии; вместе с тем оно долж­но быть преобразовано. Разработка психологической теории ассоциаций на базе (Ьизиологического учения об условных связях — одна из важных очередных задач психологической науки. Ее разрешение должно привести к формулировке ряда общих закономерностей психической деятельности, которые сейчас обычно ис­кусственно втискиваются в главу о памяти.

***

Рефлекторная, отражательная деятельность мозга — это деятельность аналит ико-синтетическая. Анализ и синтез образуют ее основной состав, ее остов. Замыкание связей, ассоциаций — это наиболее общая форма синтеза аналитиче­ски выделяемых элементов. Ощущение и восприятие — чувственный образ вещей и явлений окружающего мира — возникают в результате анализа (и синтеза), спе­циальной дифференцировки (и генерализации) раздражителей. С возникновени­ем ощущений и восприятии воздействующие на мозг раздражители выступают в качестве объектов; анализ и синтез объектов приобретают психологическое содер­жание. Переходя в анализ и синтез объектов, их чувственных качеств, физиоло­гический анализ и синтез раздражителей, не переставая, конечно, оставаться и физиологическими процессами, становятся процессами психологическими, харак­теризующими процесс познания в целом, начиная с чувственных его форм.

Наличие и в чувственном отражении анализа и синтеза означает, что вопреки кантианской философии и вюрцбургской психологии отношения отражаются не только мышлением, но и чувственным восприятием. Восприятие, как созерцание вещей и явлений действительности в их связях и отношениях, и чувственное мышление как деятельность, выявляющая эти связи и отношения в чувственном содержании действительности, непрерывно переходят друг в друга. В реальном процессе познания мы имеем переход восприятия в мышление, мышления в вос­приятие.

Дальнейший переход анализа и синтеза как деятельностей, характерных для познавательного процесса в целом, к анализу и синтезу как операциям собственно мышления обусловлен переходом от анализа и синтеза непосредственных чувст­венных образов к анализу и синтеза словесных «образов»'.

В психической деятельности человека существенную роль играют словесные («второсигнальные») ассоциации. Под словесными ассоциациями при этом разумеются ассоциации не между словами (по созвучию и т. п.), а между обозначаемыми ими предметами или явлениями, так же как образные («первосигнальиые») ассоциации — это ассоциации не между образами, а между предметами, отра­жением которых они являются.

' В попытке понять мышление как движение анализа и синтеза в их взаимосвязи некоторые психоло­ги усматривают не более, не менее как сведение мышления к физиологическим закономерностям, отказ от его психологической трактовки. Анализ и синтез, таким образом, вовсе изгоняются из пси­хологической концепции мышления; они признаются исключительным достоянием учения о выс­шей нервной деятельности как учения физиологического. С другой стороны, некоторые физиологи объявляют, что понятия анализа и синтеза, которыми оперирует павловское учение о высшей нерв­ной деятельности, не имеют якобы ничего общего с понятиями анализа и синтеза, с которыми имеет дело психология. И одно и другое, как видим, неверно. Психологические понятия анализа и синтеза не сводятся к физиологическим, но не могут быть обособлены от них. Поэтому психологическая Объективация мысли в слове является необходимой предпосылкой для распространения на мышление рефлекторного анализа. Мышление, оперирующее с мыслительным материалом, объективированным в слове, всегда есть взаимодействие мыслящего субъекта с объективированным в слове содержанием знания. Распространить принципы, лежащие в основе рефлекторной концепции, на мышление — это не значит свести мышление к элементарным рефлексам, утратив, таким образом, его специфику; это значит понять его как взаимодействие познающего человека с объективированными в слове итогами общественного опыта, как общение человека с человечеством.

На каждой ступени познания характер анализа, синтеза, обобщения изменяется в зависимости от того, что анализируется, синтезируется, обобщается. (Очень показательно это выступает, например, при сопоставлении первосигнальной генерализации и понятийного обобщения.) В свою очередь и самый переход к новой ступени познания совершается в результате анализа, синтеза, обобщения содержания предшествующей ступени. Вместе с тем наличие одних и тех же общих процессов анализа, синтеза и обобщения — хотя и выступающих в различных специальных формах — на всех ступенях познания обусловливает единство познава­тельного процесса, своей реальной основой имеющее единство его объекта — бытия, раскрывающегося в процессе познания. В силу единства познавательного процесса, выражающегося в этой общности основных его операций на всем протяжении процесса, падает дуалистическое противопоставление чувственного познания и рационального, падают эмпиризм и рационализм. Вместе с тем различие ступеней познания сохраняется. На каждой ступени оно выступает в качественном своеобразии анализа, синтеза, обобщения'.

Вводя понятия анализа, синтеза, обобщения в психологическое исследование мышления, нельзя не поставить вопроса о том, как эти понятия в психологиче­ском исследовании соотносятся с понятиями анализа, синтеза, обобщения, кото­рыми оперируют логика и теория познания.

Ответ на этот вопрос вытекает из того, что уже было сказано о взаимоотноше­нии психологии мышления и логики. Логика и психология мышления относятся к тому же познавательному процессу; психология мышления исследует этот про­цесс в закономерностях его протекания, в закономерных зависимостях результата этого процесса от условий, в которых он совершается; логика фиксирует соотноше­ния между мыслями — результатами познавательного процесса, которые имеют место, когда мышление оказывается адекватным бытию. В соответствии с этим логика изучает соотношения различных продуктов познания в системе знания в смысле уровня заключенного в них анализа; теория научного познания (эпистемология) изучает эти же соотношения на различных этапах исторического разви­тия знания; психология же изучает анализирование и синтезирование как мысли­тельные процессы или деятельности индивида в причинных закономерностях их протекания (см. выше, гл. II, общая часть, § 2).

теория мышления как аналитико-синтетической деятельности «накладывается» на физиологиче­скую трактовку анализа и синтеза и вместе с тем не сводится к ней. ' Специфические формы анализа и синтеза, характерные для абстрактного мышления, проанализи­рованы нами выше (см. гл. II). Основная отличительная особенность анализа в области мышления заключается в том, что он переходит в абстракцию, направленную на выделение явления в чистом гиде, т. е. в абстракцию от привходящих, сторонних обстоятельств, которые осложняют явление и маскируют его существенные закономерности.


Анализ и синтез (и производные от них абстракция и обобщение) — основные процессы мышления. Закономерности их протекания и закономерные соотноше­ния между ними — основные внутренние законы мыслительной деятельности.

Смысл такой постановки вопроса заключается, конечно, совсем не в том, что­бы свести все конкретные мыслительные операции (арифметические, геометри­ческие и т. д.) к этим общим категориям, утеряв, таким образом, их многообраз­ную специфику. Каждая из многообразных мыслительных операций должна быть понята и объяснена в своей конкретной специфичности. Но нельзя построить об­щую теорию мышления, не вскрыв и то общее, что объединяет все эти частные операции, не поняв каждую частную операцию как специфическую форму прояв­ления общего. Для того чтобы построить общую теорию мышления, надо понять каждую частную мыслительную операцию как результат движения и специфиче­скую форму проявления одних и тех же общих им процессов анализа и синтеза, абстракции и обобщения и показать, как сам анализ и синтез (и производные от них абстракция и обобщение) приобретают каждый раз новые специфические фор­мы. В ходе такого исследования мышления специальные мыслительные операции должны выступить как частные формы анализа и синтеза, как результат их дви­жения; с другой стороны, самый анализ, синтез и т. д. должен применительно к соответствующим объектам и условиям выступить в виде этих частных опера­ций. Этим определяется программа, общее направление психологической теории мышления.

Исходным и определяющим для этой теории является то, уже выше сформу­лированное положение, что основной способ существования психического — это его существование как деятельности, как процесса. Раскрытие закономерностей мышления как процесса является поэтому основной задачей психологического исследования. Все «образования» умственной деятельности, будь то образы, по­нятия или уже сложившиеся способы действия, операции, так называемые умст­венные действия, — должны быть в психологическом исследовании раскрыты как результаты психических процессов, как производные от этих последних.

В этом положении ничего, по существу, не меняет тот, сам по себе, конечно, фундаментальный факт, что человек в ходе своей умственной деятельности, в процессе общения, обучения усваивает знания, истины, принципы и способы действия, выработанные человечеством в ходе его общественно-исторического развития. Усвоение по внутренней психологической, а не только результативной своей характеристике (сводящейся к голому факту наличия определенных зна­ний, их усвоенности) само есть их анализирование, синтезирование и обобщение, и именно эта деятельность должна быть предметом психологического исследова­ния при изучении усвоения знаний. Знания, за которыми не стоит собственная аналитико-синтетическая, обобщающая работа мысли, — это формальные знания. Когда говорят, что человек как индивид не открывает, а лишь усваивает уже до­бытые человечеством знания (хотя есть люди, которые сами их добывают), то это, собственно, значит лишь то, что он не открывает их для человечества; но лично Для себя он все же должен их открыть.

Концепция, которая исходит из исследования мышления как процесса, как Деятельности (анализирования, синтезирования, обобщения) и изучает все мыс­лительные образования как результаты мыслительной деятельности, раскрывая за всеми ее продуктами процесс, закономерно к ним приводящий, коренным обра-


зом Противостоит концепциям, принимающим результат мыслительной деятель­ности как исходное, данное.

Только первая из этих концепций в состоянии выйти за пределы феноменалистических описаний, голых констатации и дать подлинное объяснение мыслительной деятельности и ее результатов.

Доказательством этому может служить гештальтистская теория (получившая особенно законченное и утонченное выражение в книге Вертгеймера «О продук­тивном мышлении»)'. Первая особенно примечательная ее черта заключается именно в том, что в ней все сводится к соотношению так или иначе структуриро­ванных «ситуаций», которые человек видит перед собой как данное; из поля зрения вовсе исчезает процесс, та мыслительная деятельность (анализирования, син­тезирования, обобщения), в результате которой человек так или иначе видит си­туацию, геометрический чертеж и т. д.

Такой подход неизбежно приводит к голому феноменологическому описанию последовательно выступающих итогов мыслительной деятельности без раскры­тия условий и путей, которые к ним приводят, к констатации того факта, что че­ловек сначала «видит» ситуацию, чертеж и т. п. так-то, а потом «увидел» объек­тивно ту же ситуацию иначе, в иной структуре, без надлежащего объяснения того, почему это произошло. Между тем исследования2 показывают, что динамика раз­личного «видения» одного и того же чертежа производив от хода мыслительной деятельности, в которую этот чертеж включается. То или иное «видение» черте­жа, выделение то одной, то другой линии и объединение выделившихся линий в ту или иную фигуру закономерно определяются анализом условий задачи. Этот анализ осуществляется через соотнесение условий задачи с ее требованиями, т. е. через синтетический акт. Выделение одних или других линий, объединение их в одни или другие фигуры при разном «видении» — это результат чувственного анализа и синтеза.

Чувственный анализ и синтез чертежа и отвлеченный, понятийный анализ и синтез условий и требований задачи представляют собой, по существу, единый про­цесс, протекающий одновременно на разных уровнях. В нем ничего нельзя понять, если обособить друг от друга чувственное и логическое, восприятие и мышление.

Только обратившись к изучению этой сложной аналитико-синтетической дея­тельности, можно вскрыть объективные закономерности мышления. Необходи­мость за каждым внешним результатом вскрывать в психологическом исследова­нии психический процесс, за ним непосредственно скрывающийся, выступает еще острей при анализе бихевиористических теорий.

В порядке иллюстрации возьмем центральное для бихевиоризма понятие «пе­реноса». В бихевиористской концепции это понятие имеет ясный смысл. Перенос здесь означает, что определенный способ действия, имевший место в одной ситуа­ции, при решении одной задачи, выступает затем в другой ситуации, при решении Другой задачи. Это простая констатация непосредственно внешне наблюдаемого факта и больше ничего. Бихевиористу ничего другого и не надо. Он ограничива­ется феноменологической констатацией факта и не ищет его объяснения, потому что исходит из позитивистской, прагматической методологии. Он не стремится

' WertheimerM. Productive Thinking. - New York and London, 1945. Мы имеем в виду работы, которые будут освещены в другой пашен книге, специально посвященной проблеме мышления и путям ее психологического исследования.


проникнуть во внутреннее содержание поведения и осуществить его психологи­ческий анализ, поскольку для радикального бихевиориста принципиально суще­ствуют лишь внешние реакции.

Но что означает это понятие переноса в системе нашего философского и пси­хологического мышления, если выдавать его за нечто большее, чем констатацию внешнего факта, еще ждущего психологического анализа? Оно означает подмену характеристики мыслительной деятельности констатацией ее результата (неиз­вестно как, т. е. в ходе какого процесса сложившегося). Перенос принципа или способа действия с одной задачи на другую — это результат, за которым стоит процесс, требующий своего изучения. За переносом стоит обобщение', которое в свою очередь является производным от анализа и синтеза. «Перенос» ничего не объясняет, он обозначает факт, который сам требует психологического объясне­ния. Как показывают проводящиеся в последнее время у нас исследования, пере­нос решения с одной задачи (вспомогательной) на другую (основную) осуществля­ется лишь в результате включения их обеих в одну общую аналитико-синтетическую деятельность. Такой перенос предполагает соотнесение обеих задач (синте­тический акт) и анализ условий одной из них, исходя из требований другой. В двух (в каком-то отношении все же разных) задачах можно увидеть одну и ту же задачу, допускающую одно и то же решение, если проанализировать каждую так, чтобы выделить в них общее. Принцип, способ действия, мысль не лежат, как вещь, готовые, данные так, чтобы можно было, обнаружив их в одном месте, про­сто перенести затем в другое место. Перенос, выдаваемый за объяснение мыш­ления (решения задач), превращается в метафору, в образное, метафорическое выражение. Его подлинный прямой смысл должно раскрыть психологическое исследование, а это можно сделать, лишь вскрыв процесс, который стоит за пере­носом.

Для того чтобы можно было объяснить результаты мышления «переносом», надо сперва объяснить самый «перенос» закономерным ходом мыслительной дея­тельности. Главная работа мысли при переносе решения с одной задачи на дру­гую — это работа по анализу последней. От степени ее проанализированности за­висит быстрота, легкость переноса на нее принципа решения, заключенного во вспомогательной задаче. Этот установленный проводящимся у нас исследова­нием (К. А. Славской) факт с полной определенностью свидетельствует о невоз­можности объяснить мыслительную деятельность (решение задачи) «переносом» принципа, как бы перемещением его — наподобие вещи — с места на место, не объяснив самого «переноса» ходом мыслительной деятельности, которая к этому результату (решению) приводит.

Нет смысла задерживаться на детальном раскрытии результатов исследований «переноса» решения. Это лишь небольшая иллюстрация, которая дается здесь только для того, чтобы подчеркнуть общую принципиальную линию — направ­ленность психологического исследования прежде всего на изучение мышления как процесса, как аналитико-синтетической деятельности. Речь идет при этом не просто о признании одного, хотя бы и очень важного, положения о процессе как

' В этой связи нельзя не учесть павловской трактовки «транспозиции» (во II и III томах «Павлов­ских сред»). За транспозицией одной и той же формы И. П. Павлов вскрывает обобщение отноше­ний — пространственных, временных (например, обобщение по «прерывистости»). См. «Павлов­ские среды», т. III, с. 392 и др.


основном способе существования психического; речь идет об основной линии пси­хологического исследования, о его главном направлении, о системе психологиче­ского думания.

3. Соотношение психического и нервного в рефлекторной деятельности мозга

Анализ рефлекторной нервной деятельности мозга показывает, что в ходе этой деятельности возникают новые — психические явления (ощущения, восприятия и т. д.). Тем самым закономерно возникает новый объект исследования и встают новые задачи его изучения — задачи психологии. Самый ход рефлекторной дея­тельности закономерно приводит к возникновению психических явлений; значит, самые результаты физиологического изучения высшей нервной деятельности при­водят к необходимости его продолжения в новой форме — исследования психоло­гического.

Рефлекторная деятельность коры — это одновременно деятельность и нерв­ная, и вместе с тем психическая; и та и другая — это одна и та же отражательная деятельность мозга, рассматриваемая в разных отношениях. Всякая психическая деятельность есть вместе с тем нервная деятельность; высшая нервная деятель­ность есть вместе с тем психическая деятельность. Поэтому возникает задача ее изучения не только в качестве нервной, определяемой физиологическими закона­ми нервной динамики (процессов возбуждения и торможения, их иррадиации, концентрации и взаимной индукции), но и в качестве психической (как воспри­ятия, запоминания или мышления и т. д.).

Каждая наука изучает явления действительности в специфической для данной науки системе связей и отношений. Для физиологии действительность выступает как совокупность раздражителей, воздействующих на мозг, на анализаторы; для психологии — в качестве объектов. (То, что для физиологии мир выступает в ка­честве раздражителей, а в качестве объектов мир выступает для психологии, не исключает того, что предметом не только физиологического, но и психологиче­ского исследования могут быть также сигнальные раздражители, т. е. раздражите­ли, взятые в качестве сигналов, а не собственно раздражителей.)

Сначала — до возникновения организма, способного реагировать на раздражи­тели, — бытие, действительность существует в виде процессов и вещей. С возник­новением организмов явления материального мира (вещи, процессы) выступают соотносительно с организмами, на которые они воздействуют, и в качестве раз­дражителей. Это взаимодействие совершается в «онтологическом» плане. Пока вещи выступают только в качестве раздражителей, еще отсутствует гносеологиче­ский план; здесь нет еще ни объектов, ни субъекта в собственном смысле слова. В процессе воздействия раздражителей на организмы, обладающие рецепторами (анализаторами, органами чувств), и их ответной деятельности возникают ощу­щения. Появление ощущений означает появление психики.

Раздражители, отраженные в ощущении, могут действовать в качестве сигна­лов, не осознаваясь как объекты. Экспериментальным доказательством этого по­ложения являются опыты, свидетельствующие о том, что испытуемый может пра­вильно реагировать на чувственный сигнал, не осознавая сигнала, на который он отвечает (Э. Торндайк, Л. И. Котляревский и др.). Явления (вещи, процессы),


служащие раздражителями и выступающие по отношению к организму, его орга­нам (анализаторам) в качестве таковых, осознаются, когда они выступают в каче­стве объектов. Осознание вещи или явления как объекта связано с переходом от ощущения, служащего только сигналом для действия, для реакции, к ощущению и восприятию как образу предмета (или явления)'.

Собственно сознание (в отличие от психического вообще) начинается с появ­лением образа предмета (объекта) в специальном гносеологическом значении это­го термина.

Поскольку психическая деятельность есть рефлекторная деятельность мозга, на нее распространяются все законы высшей нервной деятельности; без их при­влечения объяснение психических явлений не может быть полностью осуществ­лено. Психологическое исследование должно, следовательно, выступить не как нечто, что может быть противопоставлено физиологическому изучению высшей нервной деятельности и, таким образом, обособлено от него, а как его закономер­ное продолжение, сохраняющее и использующее при объяснении психических явлений все результаты физиологического исследования нейродинамики. Вместе с тем в психологическом исследовании те же процессы, которые изучает физио­логическое учение о высшей нервной деятельности, выявляются в новом специ­фическом качестве. Взятые в этом новом качестве, они детерминируются отноше­ниями, от которых абстрагируется физиология.

Так, например, заучивание, т. е. определенным образом организованное запо­минание, рассматриваемое в физиологическом плане, есть организация подачи воздействующих на мозг раздражителей (концентрированных или распределен­ных и т. д.). Поэтому на процесс заучивания (точнее, на процесс, который в другом плане выступает в качестве заучивания) распространяются все законы нейроди­намики корковых процессов. Однако, объясняя результат заучивания действием этих закономерностей, мы берем его не в качестве заучивания. Например, вопросы о том, работает ли ученик равномерно в течение всего года или сосредоточивает работу над учебным материалом на предэкзаменационном периоде, и о том, как распределяются раздражители, воздействующие на мозг, и как то или иное их распределение влияет на его работу, — это явно разные вопросы. Вторая его по­становка абстрагируется от целого ряда взаимоотношений, которые включает первая. Физиология как таковая при рассмотрении явлений в свойственном ей аспекте, не знает и не должна знать заучивания как такового, как учебной дея­тельности человека. Когда тот же процесс, который в физиологическом плане представляет собой ответ мозга на определенным образом организованную по-

' «Сигнал» и «образ» характеризуют ощущение в двух разных планах. (Точнее, сигналом вообще яв­ляется не ощущение как таковое, а ощущаемый раздражитель.) Понятие «образ» выражает отноше­ние ощущения (восприятия и т. д.) к объективной реальности; понятие «сигнал» — отношение двух ощущаемых (воспринимаемых и т. д.) реальностей в их связи с действием, которое они обусловли­вают. Поскольку благодаря ощущению раздражитель как физический (химический) агент превра­щается в ощущаемый раздражитель, можно охарактеризовать ощущение и в его отношении к раз­дражителю — а не только к объекту - термином «образ», выделив затем образ в его гносеологическом отношении к объекту как сознательный образ или образ осознаваемого предмета. Таким образом, ощущение и т. д. в его отношении к объективной реальности, к вещи всегда есть «образ» этой по­следней независимо от того, выступает ли она как объект или как неосознаваемый в качестве тако­вого раздражитель. Более специальное содержание понятия образа связано со специфической сфе­рой познавательного отношения субъекта к осознаваемому объекту.


дачу раздражителей, выступает в качестве заучивания, неизбежно выступают новые зависимости запоминания от деятельности человека и тех отношений, в которые в ходе этой деятельности он вступает, к тому, что им запоминается.

Для организации деятельности человека знание именно этих зависимостей и закономерностей, которым они подчиняются, практически особенно важно. Задача их раскрытия падает на психологию.

При распространении на психическую деятельность действия физиологиче­ских законов высшей нервной деятельности (законов нейродинамики нервных процессов) психические явления выступают как эффект действия физиологиче­ских законов. Говоря, что психические явления выступают как эффект действия физиологических законов, мы лишь в другой форме выражаем то положение, что физиологические законы высшей нервной деятельности распространяются на психические явления. Это последнее утверждение в спою очередь предполагает, что высшая нервная деятельность и психическая деятельность — это одна и та же деятельность. Так же, например, при распространении законов химии на физио­логические, вообще биологические явления (биохимия), эти последние выступают как эффект действия химических закономерностей. При этом, однако, физиоло­гические процессы представляют собой новую, своеобразную форму проявления химических закономерностей, и именно эта новая, специфическая форма их про­явления выступает в законах физиологии.

Подобно этому, физиологические законы нейродинамики, распространяя свое действие на психические явления, получают в них новую, своеобразную форму проявления, а эта новая специфическая форма их проявления получает свое выра­жение в законах психологии.

Иными словами, психические явления остаются своеобразными психическими явлениями и вместе с тем выступают как форма проявления физиологических за­кономерностей, подобно тому как физиологические явления остаются таковыми, выступая в результате биохимических исследований и как форма проявления за­кономерностей химии.

В результате раскрытия биохимической природы физиологических явлений происходит не их исчезновение как явлений специфических, а углубление наших знаний о них. Как бы глубоко ни были вскрыты биохимические закономерности замыкания корковых связей и пищеварения, рефлексы не перестанут быть реф­лексами, а пищеварение — пищеварением.


Дата добавления: 2015-09-03; просмотров: 57 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: Чаях ничто не оживляет в нас воспоминания — когда само прошлое для нас мерт­во, когда оно утратило для нас былое значение. 3 страница | Чаях ничто не оживляет в нас воспоминания — когда само прошлое для нас мерт­во, когда оно утратило для нас былое значение. 4 страница | Чаях ничто не оживляет в нас воспоминания — когда само прошлое для нас мерт­во, когда оно утратило для нас былое значение. 5 страница | Чаях ничто не оживляет в нас воспоминания — когда само прошлое для нас мерт­во, когда оно утратило для нас былое значение. 6 страница | Чаях ничто не оживляет в нас воспоминания — когда само прошлое для нас мерт­во, когда оно утратило для нас былое значение. 7 страница | Чаях ничто не оживляет в нас воспоминания — когда само прошлое для нас мерт­во, когда оно утратило для нас былое значение. 8 страница | Чаях ничто не оживляет в нас воспоминания — когда само прошлое для нас мерт­во, когда оно утратило для нас былое значение. 9 страница | Чаях ничто не оживляет в нас воспоминания — когда само прошлое для нас мерт­во, когда оно утратило для нас былое значение. 10 страница | Чаях ничто не оживляет в нас воспоминания — когда само прошлое для нас мерт­во, когда оно утратило для нас былое значение. 11 страница | Чаях ничто не оживляет в нас воспоминания — когда само прошлое для нас мерт­во, когда оно утратило для нас былое значение. 12 страница |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Вступление Сергея Юрьенена| Чаях ничто не оживляет в нас воспоминания — когда само прошлое для нас мерт­во, когда оно утратило для нас былое значение. 2 страница

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.018 сек.)