Читайте также: |
|
http://slashyaoi.borda.ru/?1-10-60-00001892-000-10001-0
Автор: сэра ффитч
Рейтинг: NC-17
Жанр: ПВП
Размер: ~20500 слов
Статус: окончен
Предупреждение: нонкон, мат, эпизодический кроссдрессинг, местами самокопание, "почувствовал-ощутил" и диалоги ГГ с самим собой
Примечание: исключительно потереть кинки - собственные, и тех, кто с нами:)
ПРОГУЛКА ПЕРВАЯ
Если бы Макса попросили припомнить первую «прогулку» с Ренатом, он сумел бы воспроизвести все, вплоть до мельчайших деталей. Может, потому что она была первой. Или оттого, что до этого с ним так никто не поступал. Возможно, из-за страха и ненависти. Или вечер такой выдался. Что бы там ни было, это вышло запоминающимся. Память удержала даже совершенно никчемные подробности, вроде тех, что на нем было надето, и какой мышбургер он ел накануне у фастфудного ларька.
- …и, вот, представь, стоишь ты, куришь, допустим, один. Оно ж бывает такое, что втыкаешь совсем, когда куришь, особенно если рядом над ухом никто не гундит. Прикинь, если в таком состоянии тебе кто-то резко так пощечину – р-рраз!.. Интересно, что ты почувствуешь в этот момент?
С Максом именно в точности такое и происходило, несмотря на то, что над ухом как раз кто-то гундел. Он курил, откинувшись на спинку сиденья, пялился на залитые вечерним светом дома, и ни хрена не слышал.
- …то есть, больно-то будет по-любому, но в таком состоянии это совсем иначе воспринимается, чем, когда ты во внешнем мире, поэтому я думаю, есть же в этом что-то такое, а?
Накурившийся Лешич всегда пиздел не умолкая, обо всем подряд, гнал любую, подвернувшуюся на язык муть, причем, в этой мути ухитрялся договориться до такого, что понимать его становилось невозможно. Но ему на это было совершенно плевать, ровно так же, как невольным слушателям – на то, что он говорил. И Макс, как всегда, не слушал. Скользил взглядом по узким улочкам центра, на автомате тряс подолом майки, время от времени отирая им же потный лоб. Вторую неделю в городе стояла страшная жара и духота, термометры шкалили, асфальт на проезжей части мягко проседал под ногами.
Лешич крутил руль и пиздел.
Макс теребил «тоннель» в левой мочке. Вечер задался не очень: то ли он устал от привычной компашки, то ли перебрал. Или просто настроение пришлось поганое. Хотелось откинуть макушку на подголовник и задремать. Он не поехал в «Маричку», отказался от Таниной квартиры, завернул Васю, зазывавшего на какие-то ночные гонки. Ебаная жара.
Бычок в пальцах тлел. Он чувствовал, что отрубается, медленно соскальзывая в фонарную желтизну под веками. Не, не. Не хватало еще тут уснуть. Тогда Лешич закатит его в гараж вместе с машиной, наверняка, не прекращая при этом стрекотать ни о чем, и оставит там до утра. Не.
- Останови-ка, выйду здесь, - Макс выпрямился на сиденье и одернул майку.
- …не, ну, правда, - ты вот, не ждешь, а тебя бьют по роже или подножку там… И не просто в спину, а когда ты совсем морально не готов, потому что…
- Ну, так ткни ему в ебло обратно.
- …интересно вот еще, что может думать человек, ни с того ни с сего способный сделать такое…
- Лёх, да останови ты!
- …потому что, теоретически, претензий к тебе у него нет…
Макс со злостью дернул рычаг ручного тормоза. «Сааб» жалобно взвизгнул шинами, Лешич в последний момент бестолково крутанул руль, и машина с сухим хлопком ткнулась в бордюр. Обоих тряхануло. С минуту в салоне царило молчание, нарушаемое только хриплым дыханием. Потом Лешич недоверчиво просипел:
- Ты… ебнутый.
- Ага. Уши включай иногда.
- Ебнутый…
- Дальше пешком пройдусь.
Выкатившись из машины, Макс проводил тачку взглядом – приятель развернулся в неположенном месте и на скорости скрылся в одном из переулков. Вдоль асфальта осталась стелиться расползающаяся струя сизого выхлопа.
Он прикурил новую сигарету и не спеша пошаркал в сторону дома. Время – ближе к полуночи, а воздух не остыл нисколько. Бритые виски обдавало раскаленным жаром, пот на них не подсыхал, наоборот, собирался в тяжелые капли и стекал вниз, на шею, а оттуда – за шиворот. Макс провел пальцами по взлохмаченной макушке – даже там волосы были влажными.
На этих улицах шум города стихал, несмотря на близость к центру: по обе стороны узкой дороги выстроились частные дома. Добротные, двухэтажные коттеджи из разноцветного кирпича в окружении затейливых решетчатых заборов спускались почти к самой набережной. Место считалось престижным, все старые деревянные развалюхи с допотопными наличниками давно снесли, а землю скупили городские нувориши разных мастей.
Максова мать не была нуворишем, - она была разведенкой нувориша. И симпатичный дом из красного кирпича, и ухоженный двор, и аккуратные дорожки в окружении яркого кустарника – все досталось ей в качестве отступного за то, что «в приличной семье о ней больше никогда не услышат». На самом деле не было там никакой приличной семьи. Был ушлый смазливый тип, ухитрившийся хорошо попасть в струю на границе тысячелетий, а потом снова попасть, и снова хорошо, - в чиновничье кресло чуть выше среднего. Они с мам друг друга стоили, и Макс поначалу удивлялся, чего им не жилось вместе – идеальная же пара. Потом стало похуй.
Он был похож на нее: и узкая кость, и темные волосы, и веснушки, и ямочки на щеках, когда он улыбался, - все принадлежало ей. Сочетание черт в лице, и сочетание черт в характере – все было ее. От отца оставался, пожалуй, только высокий рост. Отсутствие кровного сходства стало еще одной причиной, по которой им с матерью было не место «в приличной семье». Когда ей было двадцать восемь, а ему, Максу, десять, обоих почти без шума изгнали в двухэтажный коттедж на красочной прибрежной улице. Нельзя сказать, чтобы они по этому поводу сильно горевали. Со временем Максу еще отвалилось бюджетное место в главном городском ВУЗе и регулярные подачки на карманные расходы, так что печалиться было решительно не о чем.
И Макс ни секунды не печалился, используя все, что досталось от папаши – длинные ноги, мажорскую учебу, деньги, а иногда, если требовалось, то и фамилию. Несся только по верхам, не включая заднюю и не раздумывая над унылыми компромиссами. Было неплохо. И сейчас он впечатывал подошвы сандалий в горячий асфальт, мусолил свой бычок, предвкушал холодный душ, и не думал о неприятностях. С чего бы?
О неприятностях он не подумал даже когда за спиной раздался протяжный гудок клаксона, хотя в зыбкой темноте тихой улицы он прозвучал оглушительно и тревожно. Макс непроизвольно вздрогнул: клаксон выдернул его из душа. За которым следовала приставка. Или пиво и интернет в ноутбуке. А потом кровать. Какого, спрашивается?..
Обернулся.
Позади подмигивал ближним светом пошлейший серебристый «Лексус», - трехэтажная хуйня, как называл их Лешич. Макс и сам терпеть не мог огромные внедорожные катафалки с претензией, считая их «машинами маленьких членов». Ему нравились спортивные тачки и ребята с наглухо отбитой головой. А у «маленьких членов» на больших катафалках совсем отсутствовал драйв, но зато имелось в избытке понтов. Не. Скукота.
Он опустил ладони в задние карманы и демонстративно отвернулся.
Машина "гукнула" еще раз.
Макс уже собрался рассказать приставучему козлу, кем тот на самом деле является, когда тачка, мягко шурша шинами, поравнялась с ним. Он продолжал шагать. В целом было похуй, но язык чесался. «Лексус» тащился вдоль тротуара, не обгоняя. Макса перло пойти еще медленнее, чтобы посмотреть на реакцию «маленького члена». От огромной машины несло жаром, - волна чувствовалась даже на расстоянии метра с лишним, окатывала открытые участки кожи и вызывала желание отойти подальше.
Наконец, не выдержав, Макс резко остановился. «Лексус» тут же беззвучно тормознул рядом. Боковое стекло было опущено, но темный салон успешно маскировал рожу «маленького члена». Словно прочитав его мысли, нутро тут же вспыхнуло неярким светом. Мусоля ноготь на безымянном пальце, он склонил голову. До дома оставалось сраных триста метров и если бы не этот мудак, он бы уже охлаждался под душем.
Но мудак оказался таковым только частично, потому что, - нате вам! – был вполне знакомым мудаком. За рулем значился тип, который всю прошлую весну шился возле мам, - в течение месяца Макс видел его в доме постоянно. Ну, когда сам там бывал. Мельком оценив его тогда, Макс подумал, что, ага, неплохо бы, но дальше пары случайных мыслей дело так и не зашло. Он никак не мог определить, что за отношения у него с матерью, и оно совершенно не стоило того, чтобы выяснять это наверняка. Если он ее пялил, Макс не стал бы. Потому что одного раза вполне хватило – год назад его угораздило запрыгнуть не на кого-то там, а сразу на потенциального отчима, и в какой-то момент ситуация почти вышла из-под контроля. Самым обидным было то, что закрутилось все случайно, и ровным счетом ничего не значило, а последствия едва не оказались катастрофическими. Если бы мам узнала, убила бы точно. В лучшем случае. Влад, - так звали того парня, - спустя две недели кротких свиданий объявил мамочке полный бойкот, а Максу предложил чуть не руку и весь прочий ливер. Тот был возмущен до блевоты, причем настолько искренне, что его вполне материально вывернуло на ковер в гостиной. Влад обиделся, но, к счастью, дело ограничилось только неделей стенаний и надоедалова, а это было еще не самым страшным. На самом деле, от матери за испорченный ковер ему прилетело куда сильнее. Так что, Макс про себя горячо поблагодарил Того-Кто-Наверху и зарекся трахаться с ее приятелями.
Поэтому, когда на горизонте появился этот… Ренат, да, точно, его зовут Ренат, Макс только рассеянно продефилировал пару раз по дому в трусах, даже не обращая внимания на реакцию, и забыл нахуй.
И вот, жарища, и темно, и он прополз за ним почетным эскортом половину улицы, и еще собирается…
- Подбросить?
Макс улыбнулся. А хотелось выругаться. Растрепал пряди, упавшие на глаза, откинул назад. Закурил новую.
- Тебе че надо-то?
С набережной принесло бриз – одно-единственное дуновение, едва заметное. Странно, что оно вообще сюда долетело. Может, показалось. Максу захотелось немедленно содрать майку, скинуть сандалии и стянуть шорты. Ебучая жара.
Ренат за рулем медленно повел плечами.
- Садись, расскажу.
- Бля, дело есть – говори так, я домой, если не заметил.
- У меня тут кондиционер.
- И ты перся за мной пол улицы, чтобы рассказать об этом? – Это было даже… интересно. Если бы Ренат ответил что-то вроде «Да, у меня охуенный кондёр в тачке, и я специально приехал, чтобы рассказать», Макс без раздумий уселся бы рядом. И даже, пожалуй, отсосал бы ему. Или положил его руку на собственную ширинку. Примерно такое.
Но в ответ донеслось:
- Нет, не об этом. Я про Владика хотел поговорить. Помнишь его? Год назад.
Макс помнил. Неожиданность сочетания – Влад, «Владик» из уст Рената звучало более чем неожиданно, - на секунду выбила его из колеи. Да что там, это вышло как пощечина. В голове всплыл голос Лешича: «Оно ж бывает такое, что втыкаешь совсем, когда куришь, особенно если рядом над ухом никто не гундит. Прикинь, если в таком состоянии тебе кто-то резко так пощечину – р-рраз!..». Бля. Он молча, без возражений уселся в машину. Захлопнул дверцу. Всем корпусом развернулся к Ренату, подумав, что ведет себя по-еблански.
- Ну?
Ренат не ответил. Вместо этого плавно тронулся, разворачиваясь, как и Лешка перед этим, в неположенном месте.
- Нахуя? – Не сказать, чтобы Макс боялся. Если и да, то не Рената. А того, что он чего-то там знал про Владика. Черт, да судя по тону, все знал! Что за херня?
Ренат по-прежнему не отвечал. Невозмутимо рулил, оглядывая пустынную дорогу. Через пять минут они влились в поток машин на большой центральной магистрали. Окно он поднял, так что звуки шевелящегося, дышащего города в салон не попадали. Макс несколько раз глубоко вдохнул. Не, не, так нельзя. Этот тип, с которым он даже нормально парой слов не обмолвился, знал, что он, Макс, трахался с бойфрендом собственной матери. Что он там еще знал? Чтобы скрыть смущение, растерянность и страх, - совсем дурной букет, - Макс откинулся на высокую кожаную спинку. Понадеялся про себя, что это выглядит достаточно непринужденно.
- Ты говорить будешь, или нет? Че за фокусы? – Бля, надо было не садиться, подумалось вдруг. Ну, и мало ли, что он там знает-не знает. Кто его слушать-то будет?
Словно считав его мысли, Ренат извлек из кармана простую USB-шную флешку и воткнул ее в разъем аудиосистемы. На приборной панели вспыхнул небольшой дисплей. Все это он проделал, не отрывая взгляда от сияющей дороги. Макс с подчеркнуто скучающим видом хрустнул пальцами. Вытянул ноги. Единственным достоинством этих трехэтажных катафалков было то, что он со своим ростом не чувствовал никакого дискомфорта. Ноги вытянуть – пожалуйста, развалиться на сиденье – да, легко. Но в следующую секунду ему стало не до комфорта. Сначала он услышал звуки – искаженные камерой стоны больше напоминали скулеж голодных дворняжек, чем человеческие голоса. Против воли он вздрогнул и резко подался к дисплею. Сразу узнал залитую ярким светом Владову гостиную с широким диваном в центре. Камера была установлена так, что в объектив вся композиция попадала с бокового ракурса. Он, Макс, упираясь лбом в массивную спинку, и прогнувшись в пояснице так, что живот почти касался темной обивки, коротко подмахивал высокому худощавому парню, - Владу, ага. Их обоих легко можно было узнать: Влад время от времени бросал взгляд в камеру, быстро поводя языком по губам, а его самого палили бесконечные яркие татуировки, покрывавшие руку от плеча до запястья. Блядь. Ох, блядь. Макс тупо наблюдал, как Влад гладит раскрытой ладонью его спину, вторую заводит под живот и начинает дрочить, а он выгибается сильнее, волосы свешиваются вниз, на лицо, на бритые виски, колени разъезжаются на скользкой обивке… Он даже толком не помнил тот вечер. Их как-то много вышло, этих вечеров в аккуратнно обставленной Владовой квартирке. И все они не слишком различались. Дохуя делов, помнить каждый. Но, вот сейчас он, кажется, должен…
Кто-то из них издал особенно противный стон, Влад чуть склонился, подхватил его под грудь, заставил выпрямиться, отстранился. Макс заворожено наблюдал, как его двойник на маленьком экране привычным жестом взлохмачивает длинные пряди стилизованного ирокеза, приглаживает их назад и, хватаясь за Влада, сползает с дивана. Тот, не отпуская его, усаживается напротив, склоняется навстречу и берет в рот. Сосет-сосет-сосет, бесконечно сосет – покрытые неровным румянцем щеки ритмично поднимаются и опадают в такт. Макс подумал, что это не хуже метронома – если смотреть достаточно долго, обязательно впадешь в транс. Он уже протянул руку, чтобы выключить нахер, но тут картинка ожила – Влад оторвался от его члена и откинулся на спинку. Дернул его к себе, заставляя забраться на диван. Макс смотрел как его зеркальное отражение, двойник, актер в скверной порнушке, устраивается сверху, опуская ноги по обе стороны бедер Влада, как легко дрочит ему, а потом тот сжимает его ягодицы, раз, еще раз, сжимает крепче, разводит в стороны, и усаживает на собственный член. Получалось медленно и очень развратно – его двойник запрокинул голову в совершенно немыслимом изломе, а когда опустился до конца, резко наклонился вниз. И начал двигаться.
Макс думал две вещи. Нет, три вещи. Нет, пожалуй, четыре. Во-первых, он смотрелся неплохо. Да что там, отлично. Почему ему раньше не приходило в голову снять такое и посмотреть? Во-вторых, он смотрелся ОЧЕНЬ даже неплохо. И там, на экране, он чувствовал себя просто ахуенно. Член в трусах в ответ на эти мысли легко дрогнул. В-третьих, уебок Влад посмел все это записать. Записать, блядь! И не сказать ему ни слова. И, наконец, - что теперь? Вопрос о том, как эта штука попала к Ренату, пока не входил в разряд актуальных. Или смешивался с последним.
Фигуры на дисплее теперь двигались быстрее: уперев ладони в плечи Влада, его двойник двигал задницей, а тот сосредоточенно дрочил ему, закрыв глаза и ритмично постанывая. Или поскуливая. Конец, похоже, уже скоро – оба выглядели напряженными, совершенно потерявшимися, и не отражающими ничего, кроме близкого оргазма. Макс перебегал глазами со своей изогнутой спины, на которой даже в профиль вырисовывался рельефный ряд позвонков, на вздрагивающую в такт движениям челку, и думал – пиздец, пожалуй. Пиздец.
Последний подуманный «пиздец» совпал с финальными аккордами – двойник еще сильнее нагнулся вперед, утыкаясь лицом Владу в плечо, а тот, наоборот, откинулся назад. Длинные пальцы сжали его ягодицы с такой силой, что даже при поганеньком разрешении он различил на собственной коже яркие пятна. Тощая спина крупно вздрагивала, и через пару секунд он повалился на Влада всем корпусом. Спустя еще секунду на дисплее вспыхнул логотип «Лексуса» - все.
Макс тяжело привалился к прохладной спинке. Ренат не врал, - кондиционер действительно был отличным, но, несмотря на это, по вискам снова струился пот. Он машинально дернул себя за подол майки, провел обеими руками по волосам. Светящиеся цифры на консоли показывали начало второго. Вытянув из кармана смятую пачку, он начал было доставать сигарету, но Ренат, даже не обернувшись в его сторону, выхватил пачку из рук, опустил стекло со своей стороны и зашвырнул ее в узкий зазор. И тут же поднял стекло обратно.
- Слушай, у тебя не все дома, да? Дай, угадаю – ты ебнутый? Нахуя ты мне это показал?
Голова говорила, что и голос у него звучит по-дурацки, и вопросы он задает тупые. Нахуя? Смешно ведь. Как же, разминка. Разминка перед. Перед тем как в зад. Ренат, похоже, тоже считал вопросы риторическими и невозмутимо продолжал сканировать дорогу сквозь лобовое. Макс только сейчас отметил, что они миновали людные улицы, спальные районы, и теперь едут по самой окраине. Почти по трассе, к выезду из города. Волоски вдоль хребта приподнялись. За шиворот скатились отвратительно горячие капли. Он приказал себе успокоиться. Вдохнул, облизал шершавые губы. Курить хотелось смертельно. Вот, затянуться, и думалка, глядишь бы, сработала. Хотя, какие тут могли быть варианты? За город-то зачем?
- Откуда это у тебя? – Попробовал он еще раз. Пусть он заговорит, что ли, кондиционированная тишина в салоне заставляла горло сжиматься.
На это раз Ренат снизошел:
- От Влада, откуда же еще.
- Заебись. И че теперь? Куда ты с этим?
Тот как-то лениво пожал плечами.
- Никуда. Если не будешь дурить. Все просто – я буду держать рот закрытым, пока ты будешь держать открытым… свой.
Спокойствие тона и невозмутимость выводили из себя почище незапланированной прогулки за город. Макс машинально запустил пальцы в волосы и тут же пожалел об этом – мудак видел, что он нервничает, видел, конечно же, и, наверняка, наслаждался.
- Ааа… просто так подойти, пригласить там куда-нибудь, не?
- А ты пошел бы?
- Заодно бы и узнал.
- Во-во. Поэтому и не стал – ненавижу эти глупости. Да-нет-не знаю, сю-сю, детский сад. Ну, время же только тратить. А так – все просто и понятно.
- Блллядь.
- Нормально.
- А если нет?
Ренат ответил не сразу. Секунды растянулись на еще одно неспешное пожатие плечами.
- Мама узнает тогда. И папа. Денег не будут давать, отнимут все игрушки, а мама еще и морально разотрет как козявку из носа, - и добавил, подумав, - я же ее знаю.
Смысла изъебываться дальше не было. Вот только…
- За каким чертом мы едем хуй пойми куда?
Вместо ответа Ренат выдал:
- Знаешь, я вот бывал у вас, смотрел на тебя, ну, как ты шкеришься по дому полуголый – жрешь, где придется, ломаешь сигареты, ничего перед собой не видишь из-под этих лохм, - он протянул руку к Максову лицу и, не глядя, поддел пальцами упавшие на лоб пряди, - ага, смотрел, и думал: что здесь не так? Почему мне вообще интересно на это смотреть? А еще было интересно, с кем ты трахаешься. Ведь, если бы я подошел и спросил, ты бы просто послал меня, да?
В этом месте Макс едва истерически не расхохотался – вспомнил, как пару раз случайно оценивал Рената, скользя мимо него по гостиной или по кухне, и искренне думал, что тот вполне неплох. Он в сердцах шлепнул ладонью по темной консоли.
- У тебя с головой неладно.
Ренат удовлетворенно кивнул.
- Видишь, как. Не радостный какой-то ответ. Потом другими делами занялся, не до того было. А недавно пересекся с Владом – не нарочно, вышло так. Выпили-разговорились, и всплыло. О, как.
- Да заебись, че.
«Лексус» уже мчался по трассе. Конечно, Влад не упустил повода замстить. Странно, что он вообще не сделал этого раньше, с таким-то компроматом. Все происходящее казалось не настоящим – кадром из дурацкой хроники, сном, мультиком под приход, чем угодно, только не живой осязаемой реальностью. Что делать с лесом, проносящимся за окнами, было непонятно. Душ шел лесом, возможность выспаться шла лесом, сохранность собственной задницы тоже шла лесом. Лес, блядь! Нормально говорить с этим уродом не имело никакого смысла. Не прибьет – уже хорошо.
Ренат сбросил скорость и свернул к обочине. От трассы в сторону уходил незаметный в темноте грунтовой проселок. Трехэтажная хуйня мягко покачивалась как речная лодка на волнах. Макс почувствовал, что его начинает мутить. К счастью, плавная тряска продолжалась совсем недолго – они взяли влево, потом еще раз повернули, и машина замерла у края широкой поляны. Дальний свет не достигал противоположной стороны, поэтому точных ее размеров Макс определить не мог. Как только двигатель стих, он лихорадочно дернул ручку, потом еще раз – нифига. Дверцы были блокированы. Ренат почти весело наблюдал за тем, как он снова и снова дергает несчастную ручку, склонившись лицом почти к самым коленям.
- Щас блевану, урод ты хуев! – Через силу втягивая воздух, прошипел Макс. Дверца тут же подалась, и он почти вывалился в ночную темень. Присел на корточки, опустив голову вниз, и шумно дыша. Крутившие желудок спазмы неохотно отступали. Он запоздало подумал, что надо было не париться и блевать, - сразу, где придется. Прямо себе на колени. Интересно, как бы этому козлу понравилось иметь заблеванное тело? Медленно пригладил взлохмаченные вихры, провел пальцами по ежику на висках. На всякий случай еще раз глубоко вдохнул.
- Ай, какие мы нежные! – Раздалось над головой, и он оказался совершенно не готов. Ни к тому, что его за шиворот вздернут на ноги, ни к последовавшей за этим оплеухе. Тяжелой, смачной. Левая щека сразу онемела, а через секунду начала отходить растекающейся по всей голове гадкой тянущей болью.
«…то есть, больно-то будет по-любому, но в таком состоянии это совсем иначе воспринимается, чем, когда ты во внешнем мире, поэтому я думаю, есть же в этом что-то такое, а?». Накаркал, дибил.
На губу быстро сбежало горячее, протянулось ниже, к подбородку, потом на шею. Вытирать он не стал.
- Это – за «хуева урода». Раздевайся.
Макс поразмыслил. Выпендриваться не имело смысла. Все равно. Так или иначе.
- Совсем, что ли?
Лес поглощал голоса и прочие звуки. Ел их. И его, может, потом сожрет.
Вместо ответа последовала еще одна оплеуха. Ублюдок. Он даже бьет его как бабу, только, чтобы унизить. Сука. Максу, само собой, доводилось участвовать в мордобоях разной степени серьезности, и, не сказать, чтобы он боялся боли, но это было не то. Это была унизительная мерзость. Блядь. Блядь-блядь-блядь. Ладно, хуй с ним. Хотя, можно, наверное, вцепиться ему в горло намертво, прямо зубами, и пусть делает, что хочет. Он мысленно прикинул свои возможности: Ренат был одного с ним роста, а это выходило немало – метр восемьдесят с лишним, только вот пропорции отличались как небо и земля. В отличие от жилистого, но тощего как щепка Макса, Ренат был крепким, широкоплечим, с настоящими твердыми мышцами. Макс мысленно послал проклятие мам – ну, что ей мешало западать на хлюпиков среднего роста?
- Че застыл? Помочь? – Ренат угрожающе двинул в его сторону рукой.
Матерясь про себя, Макс стянул через голову майку. Машинально отметил на спине вишневые пятна – Таня, ебанашка, мусолила свой коктейль чуть не всеми частями тела, а потом лезла его лапать. Уроды. Все уроды.
Подумалось, что чем быстрее они начнут, тем скорее все это закончится. Решительно дернул собачку молнии – шорты сами свалились к щиколоткам. Он молча переступил через них. Потом, глядя Ренату прямо в лицо, разулся и стянул трусы. Лес безмолвствовал. Тоже язык проглотил, охуевая, точно.
Ренат, не мигая, обшаривал взглядом его тело. Макс думал, что такое бывает только в фильмах – стоит такое вот чмо, и рассматривает, типа, жертву, а изо рта, того и гляди, закапает слюна. На автомате вскинул руки к волосам и привычно прошелся по своим «хохлам» ото лба к затылку. Ренат сглотнул. Ухватил его за предплечье, пресекая новые движения.
- Не суетись, - хрипло бросил он, снова сглатывая.
Макс демонстративно замер, опустив руки по швам. Не выпуская его предплечья, Ренат поднял руку и провел всей пятерней по голому торсу – от шеи до пупка. Ладони у него были шершавые и сухие. По коже, несмотря на все ту же липкую жару, побежали мурашки. Потом обхватил шею, насколько хватало длины пальцев, огладил плечи, скользнул по щеке. Быстро облизал губы. Кадык, покрытый едва заметной светлой щетиной, резко дернулся.
- Отлично.
И тут же, с силой надавил на плечо, заставляя опуститься вниз. Макс понимал. Чего уж тут было непонятного. Колен коснулась прохладная трава. Ренат звенел пряжкой ремня. Макс удовлетворенно отметил, что, похоже, у него трясутся руки. Во рту было сухо, только противный солоноватый привкус. Он покатал на языке комок вязкой слюны, облизнулся. Снова выругался про себя.
У Рената уже стоял – головка влажно блестела в свете фар. На ум не вовремя пришел глумеж по поводу «маленьких членов» на трехэтажных катафалках. Ренатов прибор выглядел откровенным издевательством над всеми его выкладками по данному предмету. Макс искренне пожалел, что тот оказался психом – в других обстоятельствах все это могло быть более чем волнующим. Но получалось, что получалось, – темный лес, две оплеухи, и осевшая на дно желудка зеленоватая тошнота.
Он сжал пальцы на твердой штуке – под кожей четко прощупывались напрягшиеся вены. Закончить быстрее, и все. Взял в рот. Ренат над ним хрипло, сухо задышал. Через пару неглубоких движений слюны стало больше. Макс несколько раз ритмично сжал его и насадился плотнее. И сразу взял быстрый резкий темп, - нехуй, рассусоливать он с ним тут не будет. Ренат рвано простонал, и вцепился ему в волосы с такой силой, что перед глазами заплясали искры. Но с ритма не сбился. Каз-зел, блядь. Макс с остервенением терзал языком твердую головку, помогая себе рукой. Член закаменел, и весь Ренат превратился в каменную скалу. Не выпуская длинные вихры на макушке, он коротко выстанывал в такт. Ну, давай же, блядь, думал Макс, ну же, скотина. Но у скотины были другие планы. Громко выдохнув, он дернул его вверх прямо за волосы так неожиданно, что Макс не успел подавить позорный почти писклявый возглас.
Толкнул к капоту, сам шагнул следом.
Ягодиц коснулся не успевший остыть металл. Макс обреченно подумал, что сидеть нормально он теперь пару дней точно не сможет. Блядство! Блядство-блядство-блядство!
Глаза у Рената были совершенно пустые – под стать бледной, наполовину скрытой облаками луне. Он громко сплюнул в собственную ладонь и протянул ее Максу под нос. Тот сообразил не сразу, потом, кроя про себя ебом, собрал всю слюну, какая была во рту, и сплюнул тоже. Дернув за плечо, Ренат развернул его к капоту лицом, заставил прогнуться, и без церемоний протолкнул внутрь сразу два пальца. Макс охнул. Расслабить мышцы, чтобы задница, хотя бы, осталась целой, никак не получалось. Он сопел, упираясь предплечьями в металл, волосы лезли в глаза, между ягодиц защипало. Поцарапал, похоже, уебок. Да чтож за срань-то а? Когда место пальцев занял член, Макс поклялся себе никогда больше не стебаться над «катафалками» и «маленькими». Ни-ког-да. Крепко зажмурившись, он широко расставил ноги, стараясь, чтобы при толчках хотя бы края номерной пластины не слишком сильно впивались в кожу. Выходило плохо. Хриплые охи Рената за спиной напоминали звуки негодного мотора. По вискам, шее, спине струился холодный пот. Задницу раздирало на части. Макс то открывал глаза, то снова накрепко зажмуривал, сжимал зубы, чтобы не закричать, царапал ногтями краску. Локти глухо колотились о капот, во рту снова растеклось соленое, а на серебристую поверхность упало несколько капель – прокусил губу, и даже не заметил. Под конец перед глазами все поплыло и он упал на теплую поверхность всей грудью – руки больше не держали. Ренат подхватил его под живот, не давая сползти вниз, коротко рыкнул, качнулся еще пару раз и резко замер. Максу казалось, что сзади к нему прижимается кусок скалы. А когда этот кусок скалы обрушился ему на спину всей массой, он почувствовал, что отрубается. Воздуха, блядь, не хватало, а вдохнуть он не мог. Не мог. Не мог.
Когда в голове чуть прояснилось, он обнаружил себя лежащим на боку на куче собственной одежды. В метре от него на траве сидел Ренат и курил. Спиной он опирался о высокое колесо «Лексуса». Фары были погашены, так что разобрать лица толком не удавалось.
Задница тупо ныла, бедра саднило, спина горела так, словно по ней прошлись мелкой теркой. Сил на матюки не осталось. Было плохо и хотелось пить. Макс кое-как облизал губы, – нижняя, вроде как, распухла и тоже болела. Медленно принял вертикальное положение, прислушиваясь к омерзительным ощущениям. Рожу Рената разглядеть по-прежнему не удавалось, но он чувствовал, что тот уставился на него. Между пальцев медленно тлела сигарета. Тут же захотелось курить, но просить он у него не стал бы, даже если бы Ренатова пачка была единственной, и самой распоследней в мире.
Пошатываясь, встал. Провел пальцами между ягодиц, поднял руку к лицу – крови не было. Когда он трясущимися руками напяливал майку, Ренат тоже поднялся. Приблизился вплотную. Он улыбался, - ееебаный насос, - эта больная мразь улыбалась! Макс машинально двинул языком и щеками, стараясь наскрести во рту еще хотя бы каплю слюны. Чтобы как следует плюнуть. Ренат, похоже, уловил его намерение, ощерившись, легко похлопал по щеке и шагнул к машине.
Через минуту трехэтажная хуйня мигнула ему на прощание задними фарами, оставляя на поляне одного. Макс не верил собственным глазам. Громко выругавшись в голос, он поплелся по рыхлой грунтовке вслед за умчавшимся «Лексусом». Ноги едва держали. Пару раз он почти решился упасть под какой-нибудь куст и вырубиться, а там – будь, что будет. Но сдержался. Следовало подумать – что делать теперь. Ладно, до города он кое-как доберется, а там? Кромка леса на востоке занималась алым. Через пару часов мам явится домой, а уложиться до ее прихода он точно не успеет.
Значит, домой было никак нельзя.
Выругавшись сквозь зубы, Макс нашарил в кармане мобильник. Разумеется, о том, чтобы заявиться в таком виде к кому-нибудь из приятелей, не могло быть и речи. Дружки с курса тоже отпадали, девчонки – тем более. Иванов. Оставался только Иванов.
* * *
Макс внимательно изучал свое лицо в широком зеркале над раковиной – Ивановская ванная, конечно, была не чета его, и в зеркале он отражался только по пояс, но сейчас этого было вполне достаточно. Зачесав назад мокрый ирокез, он вертел головой: на левой щеке лиловело приличное пятно, и Максу казалось, что сразу делается ясно, - это нифига не после драки. Нижняя губа слегка распухла. На плече здоровый синяк, - видно, ухватил слишком сильно, скотина, когда драл. А так – ничего страшного. Задница болела, правда. И башка слегка. Ну, и черт с ним. Все это вполне можно было пережить, внимания требовало другое – как теперь поступить? Запись оставалась у Рената, и только Тот-Кто-Наверху знал, что он собирался с ней делать. Макс никогда не злоупотреблял его расположением и старался не донимать просьбами по делу и без дела, но сейчас искренне попросил, чтобы Тот-Кто-Наверху, указал хотя бы подобие выхода. Хотя бы один, один-единственный, самый распаршивенький знак. Потому что сам ничего толкового надумать не мог.
- Максим? Ты там в норме? – Раздалось из-за двери.
Макс раздраженно крутанул холодный кран. Намочил ладонь. Помимо прочего, в Иванове бесило то, что он называл его полным именем – так его не называли даже в детстве. Он всегда был Макс, и точка. Даже всерьез размышлял о каком-нибудь выверте с паспортом, чтобы припаять к себе свое нормальное имя на официальных основаниях. Прижав холодные пальцы к щеке, он прислушивался к возне за дверью. Надо выметаться отсюда домой, - мам уже вернулась, выпила свой традиционный чай на кухне, потерлась в гостиной, и отправилась спать. Недавно один из приятелей устроил ее в какой-то пафосный злачняк на номинальную должность управляющего, и теперь еженощные тусовки именовались «работой».
И ему тоже пора на боковую. Может, потом оно думаться будет лучше.
- Максим, там завтрак, ты…
Макс распахнул дверь.
Иванов стоял у стены с ярким кухонным полотенцем в руках. Это смотрелось забавно, учитывая, что весу в нем было больше центнера, - всё мускулы и сухожилия, - без преувеличения, гора, а не Иванов. Последние семь лет он занимался боксом, и, насколько знал Макс, неплохо так занимался – постоянно ездил на какие-то соревнования, откуда часто привозил награды. Макс никогда не видел его на ринге, но в обычной жизни Иванов всегда был флегматичным и спокойным, словно танк.
- Харош меня так называть, - протискиваясь мимо него на кухню, бросил Макс, - знаешь же, что я терпеть не могу.
Иванов, проигнорировав замечание, прошел за ним. Зацепил с плиты шкворчащую сковороду, придвинул Максу нож и вилку.
- Ты чай или кофе?
Ну, как же, блядь, так, хватая прибор, и сглатывая набегающую в рот слюну, подумал Макс. Как так, а? Пять минут назад он собирался быстрее бежать от Иванова нахер, домой, а сейчас чувствовал, что если не сожрет в одного всю эту сковородку и не запьет ее огромной чашкой чая, немедленно умрет. Иванов заметил его крокодилий взгляд и заботливо подтолкнул ближе блюдо с хлебом. Встал, взялся за чайник. Макс про себя скривился. Нянюшка, твою мать.
- Пивка бы, - пробурчал он сквозь набитый рот, исключительно, чтобы позлить. Никакого пивка ему точно не хотелось, тем более, что у Иванова сроду не водилось спиртного.
- С утра? – Немедленно отозвался тот. Скуластое лицо выражало спокойный непрошибаемый скепсис.
- У меня была насыщенная ночь, - заталкивая в рот широченный кусок яичницы, кивнул Макс. Злорадно отметил, как на добродушную физиономию набежала тень, но через секунду тут же устыдился своей никуда не годной реакции.
К Иванову он явился только потому, что знал точно: тот – могила. Никто не узнает, что он, Макс, притащился утром, потный, взлохмаченный, с кровью на майке, перепачканный вишневым коктейлем вперемешку с грязью, ну и, самое вкусное, конечно, - с расквашенной губой и пикантным пятном оттенка лаванды во всю щеку. Никто не узнает, что он сразу дернул в ванную, откопав в аптечке тюбик «Пантенола» и уныло шмыгая носом. Другое дело, что сам Иванов теперь до смерти задолбит вопросами, будет нудить, пробьет дырку в голове размером с лунку для гольфа, а он будет вяло парировать, не чувствуя сил его нормально послать.
А когда-то они были друзьями. Познакомились лет шесть назад в плавательной секции, куда Макс ходил всего лишь пару месяцев – записался по чистейшей прихоти, и моментально остыл, когда сообразил, что надо выкладываться, причем неслабо. По официальной версии, они являлись друзьями и до сих пор, виделись время от времени, но ни один, ни другой никак не решались в открытую признать, что дружба давно кончилась. Они всегда-то были разными, а со временем эта разница только крепла: у помешанного на спорте Иванова – бокс, режим и прочие правильные расклады, у Макса – гулянки заполночь, дружба со стимуляторами, ветер в лицо и волосы, блядь, назад.
Но Макс чувствовал, что дело даже не в этом. Он хорошо помнил, когда начался самый разлад – с того самого момента, как Иванов узнал про его предпочтения в трахе. И если бы дело было только в неосознанной, или даже сознательной го-мо-фо-бии, - Макс всегда произносил это слово по слогам и ржал над ним, - было бы гораздо проще. Но он интуитивно чувствовал за этим что-то другое. В какой-то момент Макс сообразил, что намеренно старается отдалиться от бывшего друга, но это удавалось только отчасти. Он не звонил ему – Иванов делал это сам. Являлся на встречи пьяный – Иванов сопел, пыхтел, но терпел его выкрутасы. В подробностях расписывал очередной член – Иванов, молча насупившись, слушал. Если бы тот еще в самом начале, когда наметилась трещина, прихватил его, Макса, за задницу, поцеловал, сделал что угодно, только не корчил из себя гранитный памятник, кто знает, как оно повернулось бы. Но Иванов упорно игнорировал очевидное, предпочитая сидеть в тени, при этом с готовностью опекая, поучая и подставляя плечо. Иванов был таким хорошим, что Макса мутило. Иванов был хорошим, а он, Макс – плохим, и так было правильно. Глухое раздражение выплескивалось в язвительных подъебах, намеренном паясничаньи и всяческих проходах по Ивановскому «совершенству». Ну, и, в подчеркивании собственной говенности, конечно.
Поэтому и получалось, что Иванов был первым и единственным человеком, к которому Макс мог пойти, но при этом самым последним, к которому идти бы хотелось.
Вот и сейчас. Вот и сейчас.
- Давай, рассказывай все, - непререкаемым тоном потребовал Иванов, когда Макс покончил с яичницей, при этом, даже не подумав оставить ему хоть кусочек.
Макс выдержал театральную паузу, делая вид, что полностью сосредоточен на сдирании целлофана с сигаретной пачки, а на самом деле, раздумывая – стоит ли. С одной стороны, он знал, что Иванов не отстанет, да и язык чесался. Вдруг бы и посоветовал чего путного. С другой, он прекрасно понимал, что вывалив правду, подпишет себе смертный приговор, - дырка в башке тогда обеспечена стопроцентно.
- Максим.
- Да расскажу я, ладно, ну. Только не смей меня больше так называть, понял? Блядь, еще раз услышу…
- Ты по делу давай.
Макс не спеша достал сигарету, щелкнул зажигалкой. Глубоко затянулся, втягивая щеки. Стряхнул несуществующий пепел в пустую сковородку. Он давно знал, что Иванов не терпит табачного дыма, тем более, в собственной квартире, и на всю катушку пользовался этим, когда хотел позлить. Иванов едва заметно поморщился. Макс про себя нарисовал галочку напротив «заебись». И рассказал ему все про ночную прогулку, не утаив ни единой детали, хотя самого, если начистоту, от воспоминаний потряхивало. С каждым его словом лицо Иванова мрачнело сильнее, Макс уныло отмечал, как на его прямые, открытые черты находит тень и соображал, что теперь даже дыркой в башке не отделаешься. Мамочка, блядь. Хотя, нет. Его мать по сравнению с Ивановым была благословением божьим. Когда он закончил, Иванов выглядел так, словно на его физиономию натянули черный лайкровый чулок, как в фильмах про бандитов, и Макс по-настоящему испугался. Почти как в тот треклятый момент, когда Ренат впервые упомянул Влада. В каком-то смысле, даже сильнее, потому что знал Иванова хорошо, но таким еще не видел.
- У тебя есть какие-нибудь его координаты? – Тут же бухнул Иванов, подтвердив самые поганые подозрения.
- Нет, - вытягивая из пачки еще одну сигарету, буркнул Макс. Он уже жалел и вовсю клял свой поганый язык. О, как он жалел!
- Ладно, узнать не проблема. Как, говоришь, его…
- Не вздумай, - перебил Макс, едва сдерживая желание вскочить и забегать по кухне.
Иванов сначала не понял. Тупо пялился на него с полминуты, растерянно моргая. Разумеется, такое в его голове не укладывалось. Не ложилось в систему ценностей, как порченный кусочек в красивый ровный паззл.
- Чегоо?
- Даже не смей думать, - сквозь зубы, но четко и раздельно процедил Макс, - так понятно?
- Да ты что такое говоришь, бл…
- Серег. Можно, я не буду объяснять, че такое я говорю, - заебался, вот веришь-нет. Потом, может, не сейчас, а сейчас я бы вот прям тут, за столом у тебя отрубился. Это хоть понятно? – Сказав такое, Макс немедленно сообразил, что так оно и есть. – Давай об этом потом попиздим. Потом – обязательно. Только, всекай, – если ты что-то там сам, без меня посмеешь сделать, - мы не друзья больше.
Он нарочно забрасывал его словами, зная, что Иванов туговат на скорую соображалку. Не дурак, нет, но поспевать за такими стремительными порциями информации он не мог.
И выдохнул, откидываясь на спинку кухонного сиденья. Дерматин под лопатками был прохладным и прилипал к коже. Этого только не хватало! Этот дуболом мог запросто наворотить такого, что чертям тошно станет. Уж наружу все вылезет стопроцентно. И он, Макс, станет не только говнистой шлюхой, подставляющейся приятелям собственной матери, но еще и несчастной жертвой несчастного изнасилования. Жертвочкой, блядь. Последнее было во стократ хуже, чем слава неразборчивой шлюхи. У него волосы зашевелились, стоило представить перешептывания за спиной, злорадные взгляды недругов и сочувственные – друзей. Нет, нет. Такого допускать было категорически нельзя! Связался же, блядь, на свою голову.
Иванов молча поднялся, видно, все еще переваривая услышанное.
Макс потянулся было за мобильником, собираясь вызвать такси, но Иванов с удивительным проворством опередил его – схватил трубку и кивнул в сторону комнаты.
- Иди, спи, давай.
- Серег, я домой поеду, в пизду, - Макс затушил бычок прямо о дно сковородки, и вдруг почувствовал неимоверную усталость. Вся прошедшая ночь навалилась на него тянущей болью в мышцах, тяжестью в голове и руках-ногах. Такси. Какое нахуй такси, хотелось опустить голову прямо на столешницу и заснуть. Даже сил вставать не было.
Иванов кивнул в сторону спальни.
- Топай в койку, подушки в тумбочке.
- Блядь.
Макс почесал голый живот, потянулся, даже не обратив внимания на то, как Иванов опускает взгляд – в другой момент он бы не только обратил, но и сопроводил все это дело очередной смачной подъебкой. Запустив пальцы в растрепанные пряди ирокеза, он молча поплелся в спальню. И отрубился через несколько секунд после того как рухнул на кровать, даже не подумав доставать подушку.
* * *
Проснулся Макс от звонка мобильника.
Судя по количеству пропущенных на дисплее, разрывался тот уже не в первый раз. Пока он соображал, где находится, чем набита его голова и что вообще происходит, Мэнсон из «Матрицы» замолк на полуслове. Приподнявшись на локте, Макс открыл один за другим все пропущенные. Восемь звонков. Нихуево же он дрых! Кожа на голове отвратительно ныла. Память немедленно подсунула воспоминания о том, как Ренат сжимал его волосы, пока он подставлял ему голову. Блядь.
Пять из пропущенных были от матери.
Повалившись обратно на кровать, нажал на клавишу. Задержался у друга. Нет, все нормально, просто спал, не слышал. Конечно, окей. Да, уже собираюсь. Угу, давай. Увидимся. Нажал отбой.
Потом с минуту прислушивался к тишине в квартире, нарушаемой только ломкими шажками настенных часов. Присутствия Иванова заметно не было. Бля. Повезло наконец-то, что ли? Эта мысль вихрем пронеслась в голове, заставив подскочить на кровати. Мышцы и задницу прострелило едкой болью. Он заставил себя двигаться медленнее, осторожно встал, пошагал на кухню.
Иванова в квартире он, и, правда, не обнаружил.
Ебааать. Точно, повезло.
По-быстрому напялив грязные шмотки, Макс поначалу раздумывал – не оставить ли записку, но потом от этой мысли решительно отказался. Еще чего. Да и что он там напишет? Не, в пизду.
Обувшись, хлопнул дверью – автоматический замок негромко лязгнул, - и через три минуты уже топал в сторону проезжей части. Подальше от Иванова с его добром.
* * *
Судя по освещению, день переливался в вечер. Часы на мобильнике показывали начало девятого. Удалившись от Ивановского дома на безопасное расстояние, Макс остановился.
Многоэтажки поодаль отбрасывали широкие тени, по тротуару сновали люди. Город. Столько народа. Столько историй. Столько уебанов. Столько интересного. Неожиданно для самого себя, он развеселился. Вот, он стоит посреди улицы, практически в толпе, и никто из прохожих понятия не имеет, что с ним было ночью. А случилась с ним вещь, о которой понаписано столько книжек и снято до жопы фильмов. Все обожают мусолить эту тему, припоминая отсмотренные кадры и воскрешая случаи из жизни. Но, разумеется, только только тогда, если это произошло не с ними. Те, кого на самом деле нагибали в подъезде, возили в лес, прижимали к мусорным бачкам, тащили на заброшенную стройку – такие, если и вспоминают, то только в одиночестве, и только молча. Или вообще предпочитают забыть, затолкать поглубже и не доставать никогда. А есть еще такие, кто и вспомнить-то не может, потому что так и остались там – в лесу, за бачками, на стройке, бледные или покрытые кровью, скорчившись или раскинув руки, с закрытыми или открытыми глазами. И Макс почувствовал волну такой небывалой радости, что захотелось подпрыгнуть: он-то здесь, на этой улице, может ходить, говорить, вспоминать, может закурить сигарету, может потребовать сатисфакции. И тут же одернул себя, срубая неуместную эйфорию: что он может потребовать, если запись как была у Рената, так и осталась? В лучшем случае не пиздить его и пользоваться в следующий раз смазкой. А что следующий раз будет, он почему-то не сомневался.
Макс внимательно оглядел себя – шмотки оставалось только выбросить. В таком виде надо домой, и скорее. Но вместо того, чтобы направиться к стоянке такси, он медленно зашагал вдоль улицы. И что? И долго этот козел будет ему пихать во все места, прежде чем отдаст эту убогую самопальную порнуху? Когда Макс в очередной раз мысленно взвыл с просьбой о какой-нибудь подсказке, опускающееся за высотку солнце плеснуло на тротуар почти кровавым – асфальт сделался оранжево-красным, стекла противоположных домов поймали яркие блики и бросили ему прямо в лицо. Прикрыв глаза ладонью, Макс отвернулся.
Улица по другую сторону проезжей части была сумрачной и малолюдной – туда закатные лучи не дотягивались. Он шагнул к зебре перехода.
Первое, что бросилось ему в глаза, когда он ступил на затененную сторону – веселая оранжевая вывеска, гласившая: «1С Интерес». Ого. Когда он в последний раз наведывался к Иванову, а было это давным-давно, тут этой торговой точки не было. За играми он всегда ходил в фирменный салон «Сони» - самое удобное и близко от дома. А чо, зашибись, зайти, купить какой-нибудь диск для ПС-ки* и убить вечер за давно игранной стрелялкой, - второй «Киллзон», например.
Макс отер ладони о шорты и толкнул тяжелую дверь.
Безошибочно отыскав на полке коробку с красноглазым хелгастом, он лениво скользил взглядом по стеллажам, раздумывая, - а не зацепить ли еще чего до кучи, как вдруг, над ухом раздалось:
- Могу вам помочь?
Помочь ему собирался парень в форменной оранжевой тенниске и бейсболке, - судя по деловитому виду и бейджу, - продавец. Или менеджер, как там они называются, эти помощнички. «Константин», прочел Макс на бейдже, и еще раз скользнул взглядом по лицу продавца. Верхнюю часть затенял козырек бейсболки, но хорошее получалось лицо – открытое, с резкими, но не вызывающими чертами. Четкие скулы, правильный нос. Если бы не россыпь веснушек, на загорелой переносице, как и у самого Макса, оно бы казалось жестковатым, а так – нет. Твердым, но не жестким. В левом ухе поблескивал маленький круглый камешек – фианит, или еще какая дешевка наподобие. Не обращая внимания на затягивающуюся паузу, Макс охватил взглядом всю фигуру. «Константин», - поймал себя на том, что думает тоном с бейджика, - был чуть ниже его самого, крепкий, но, одновременно, какой-то изящно-правильный. Он подумал, что если с «Константина» стянуть тенниску, то увидишь кубики пресса – ровные, рельефные, совсем не такие как у уродливых качков и прочих атлетов. У того же Иванова, хотя бы. Он не залип, нет. Он вообще за диском зашел. Просто рассматривал интересного парня. Почему нет, если тот сам к нему обратился?
- Так что? – Нарушил первым молчание «Константин». Похоже, такое пристальное внимание его ни секунды не смущало и не коробило. Макс посмотрел на себя его глазами: Майка, давно превратившаяся из белой в серую, заляпанные лесом шорты, ну и, лицо, конечно, – губа, щека. На секунду ему показалось, что магазинный «Константин» оглядывает его с заметным превосходством – куда там, наглаженные брючки, именно не джинсы, а брючки, светлые летние мокасины, парадное лицо. Макс склонил голову вбок и улыбнулся так, чтобы на щеках пролегли ямочки, а рисунок веснушек рассыпался в тонких морщинках. Патентованная улыбка Макса №2, этап первый, подготовительный.
- Ну, помоги.
- Вас заинтересовало, что-то конкретное? – Тут же с готовностью отозвался «Константин». Вежливо, но не заискивающе.
- Это, - Макс сунул ему в руки бокс с изображением хелгаста и окинул взглядом стеллаж, - третьего же у вас нет?
- Третий Киллзон? Пока нет, но все релизы…
- Так продашь мне этот диск?
- Да, конечно.
- И третий скоро появится?
- Да.
- Через две недели если зайти, я попадаю?
- Ну, да…
- Тебя зовут «Кон-стан-тин»?
- Да.
- Хочешь жвачку?
- Да.
- Хочешь меня поцеловать?
- Да, да…
После последнего «да» возле стеллажа повисло звенящее молчание. Макс насмешливо щурился, едва сдерживая смех, «Константин» неловким жестом поправлял козырек кепки. Но через пару секунд взял себя в руки, нейтрально улыбнулся и с нажимом проговорил:
- НЕТ.
- Нет? А я настроился, какая жалось, - нарочито разочарованно протянул Макс, - точно нет? Ладно, тогда обойдусь диском, - и первым направился к кассе. Оттого, что ему удалось смутить отутюженного Константина, в солнечном сплетении расплескалась почти первобытная радость. Он любил такие штуки.
Но взявшийся за ручку кассового сканера «Константин» вовсе не выглядел сильно смущенным. Да что там, - все та же открытая невозмутимость и размеренность движений вообще не тянули на смущение. Надо же, обычно после его двусмысленных улыбашек люди еще долго морозились и и прятали взгляд. Впрочем, бывали и такие, кто сразу говорил «да» и потом от этого «да» не отказывался. Ну и черт с ним, подумал Макс, расплачиваясь.
А когда выходил из магазина с Киллзоном под мышкой, сообразил, что все еще улыбается. Черт знает, что такое. Этак он скоро с ума сойдет. Мысль о возможном безумии показалась ему вообще не передать какой радостной и Макс, заулыбавшись еще шире, пошагал в свою сторону.
ПРОГУЛКИ ВТОРАЯ И ТРЕТЬЯ
Прошел день, потом другой, третий, пятый, а Ренат никак не напоминал о себе.
На шестой день Макс совсем расслабился – гонял с дружками по дачам, закатился на какой-то сумасшедший опенэйр, ловил пиявок в ночных водоемах с хохочущими, усаженными всем подряд приятелями, - короче, спешил за летом.
Это был просто… ну, сбой, говорил он себе. Разрыв, трещина в реальности. Единичный казус. Псих получил, что хотел, и успокоился. Просто забыть и не париться больше. Это ему удавалось лучше всего – он по-прежнему принялся подниматься с постели далеко за полдень, слонялся расхристанный по комнатам, сорил везде остатками еды, валялся поперек кресла с ноутбуком. К вечеру потихоньку раскачивался, валял дурака в дУше, пускал струю воды изо рта, пополам с зубной пастой, прямо в идеальную поверхность зеркала, бегал голый по гостиной с феном в руках. Жизнь была прекрасна.
Ага, прекрасна, если бы не Иванов. Иванову не было покоя, а вместе с ним – и Максу. Он названивал – методично, с упорством тяглового буйвола, раз по пять на день. Пару раз Макс ответил, скороговоркой ссылаясь на какие-то срочные дела, но Иванов звонил снова. В конце концов, Макс перестал отвечать.
И вот, в один из вечеров, когда мам уже свалила на свою «работу», домработница ушла, а Макс совершал свой традиционный танец голяком посреди гостиной, в дверь позвонили. Бля. По-быстрому замотавшись в валявшееся на диване полотенце, пошел открывать.
И-ва-нов.
Макс обреченно отступил, пропуская друга в дом. Да что ж такое-то снова. Тот, замешкавшись на пару секунд перед голой Максовой грудью, тут же взял себя в руки, привычно отвел взгляд и пошагал прямиком в гостиную.
- Че трубку не берешь? – Поинтересовался он.
- Занят был, - пожал плечами Макс, выискивая взглядом сигареты.
Помолчали. Иванов возвышался на диване всей своей мощной массой, как, елки-палки, величественный драккар посреди северного моря.
- Слушай, Макси… Макс, - начал Иванов, - я все про то же. Ты собираешься это так оставить, что ли?
Макс, раздраженно выдохнув, плюхнулся в кресло.
- Как – «так»?
- Без последствий, как. Ну, для этого ублюдка.
- Ты за этим пришел? – Макс чувствовал, что звереет. – Я думал, там, чайку попить, поболтать. Ну, как оно водится между друзьями.
- Друзья в таких ситуациях не должны делать вид, что ничего не произошло, - отрезал Иванов, - Блядь, тебя завезли в лес, отъебали, бросили, и все, на что ты способен – это спокойно забыть и запить это дело чайком?
- И заесть таблетками, - едва слышно буркнул Макс, едва сдерживая бешенство, а в голос произнес, - Послушай, Серег. Это очень хорошо, что ты знаешь, как лучше. Это ахуенно. Только ниче, что мне это не подходит? Не-под-хо-дит, блядь совсем!
- Почему? – В голосе Иванова слышалось искреннее кристальное удивление. – Наказать урода – тебе не подходит?
Макс с силой почесал висок. Вдавил дымящийся бычок в стеклянную пепельницу.
- Наказать, блядь. Ты хоть знаешь, кто такой этот урод? Ты соображаешь, что со мной потом будет после твоего наказания?
Не выдержав, Макс вскочил и забегал по периметру, запуская пальцы в пряди ирокеза. Полотенце опасно низко болталось на тазовых косточках, но он не обращал на это внимания.
- У него запись, за-пись с моими скачками, блядь, сообрази ты, наконец! Картинки, где я в чем мать родила и со стоячим концом! Этот козел к тому же ручкается со всей моей родней, не говоря уже о просто знакомых. Ты понимаешь, сколько народу узнает ВСЕ – причем именно в том свете, в каком этого захочется ему? Я хуй пойму – неужели до тебя правда не доходит?!
Макс перевел дыхание, вытягивая из пачки очередную сигарету. По лицу Иванова расползалось разочарование пополам с обидой.
- Но так же нельзя, - тихо проговорил он.
- Можно-нельзя… - передразнил Макс, - просто мне того, что по-твоему «можно», не надо совершенно. Тем более, он отвалил по ходу. Неделя почти прошла – ни слуху, ни духу, глядишь, все, с концами…
При этих его словах мобильник взорвался голосом Мэнсона. Оба вздрогнули.
На дисплее высвечивался незнакомый номер.
- Алло, - глухо отозвался Макс в мембрану, уже зная, кого услышит на другом конце. Иванов с дивана напряженно следил за ним.
- Я в квартале от твоего дома, - донесся хрипловатый, искаженный трубкой голос, - жду через десять минут. И все. Отбой.
Макс отер ладонью вспотевший лоб. Захотелось воспламенить взглядом всю комнату. Хлопнул ладонями по подлокотникам.
- Кароче… мне надо ща уйти, - бросил Иванову, поднимаясь с кресла.
- Это он, да? – Стараясь «поймать» Максово лицо, глухо отозвался тот.
Скрывать не имело смысла.
- Да.
- И ты… поедешь? – Широкоскулая физиономия Иванова недоверчиво скривилась. Тон был таким, словно он спрашивал: «Ты действительно собираешься убить эту старушку?»
Макс демонстративно сдернул с бедер полотенце, выпрямившись перед Ивановым во весь рост. Кровожадно наблюдал за тем, как тот смотрит, не мигая, на его голый живот, опускается взглядом ниже, болезненно морщится, непроизвольно тянет руки на колени. Палится, короче.
Нарочито медленно Макс развернулся к нему спиной, почесал поясницу, и не прошел, - прошествовал к лестнице. Ни разу не обернувшись.
* * *
Спустя пять минут он снова спустился в гостиную, одетый, с сумкой через плечо. Многозначительно замер у двери, давая понять, что аудиенция окончена. Иванов тяжело поднялся следом. Макс про себя поблевал на его почти заискивающее ожидание. Тьфу. В исполнении огромного Иванова это смотрелось особенно жалко.
- Хуево только, что мне завтра отчет по практике сдавать. Последний день, - только, чтобы не молчать, заметил он. – Хуй успею же теперь.
Иванов ничего не отвечал.
У самой резной калитки Макс обернулся к нему и встал почти вплотную.
- Серег, тебе, конечно, спасибо, но я со всем этим разберусь, блядь, сам. Ясно? Не вздумай чего-нибудь наворочать или пойти сейчас за мной. Мне так только хуже будет.
Выдержал паузу, изучая кислое выражение Ивановского лица. Потом развернулся и быстро пошагал вдоль переулка в сторону центра.
* * *
Все было тем же – трехэтажный «Лексус», поначалу темный, но при его появлении мигнувший фарами, липкая жара, и Ренат за рулем. Шагая от фонаря к фонарю, Макс думал, что почувствует, увидев снова эту распроклятую тачку. Страх? Панику? Злость? Должен же быть какой-то сильный всплеск, что-то одно, - самое выразительное?
При виде двух вспыхнувших фар в темноте подворотни он чувствовал только собранность. И… и, пожалуй, местами, адреналин. Словно он садился в машину не типу, отхлеставшему его по роже неделю назад, а к тому же Лешичу, и направлялись они не черти куда в ночь, а на какие-нибудь сумасшедшие уличные гонки. Он ощущал себя лошадью перед важным забегом, – и сам этому удивлялся. Потом, вся рефлексия – потом. Сейчас важно свести возможные потери к минимуму и хотя бы попробовать разобраться, как быть дальше.
Когда Макс запрыгнул на переднее сиденье, Ренат даже не посмотрел в его сторону. Тут же газанул и вырулил на окаймленную фонарями дорогу. Из динамиков почти незаметным фоном на этот раз вещала какая-то радиостанция. Музычка и бубнеж.
Поначалу Макс собирался ляпнуть что-нибудь нейтральное, дабы прощупать почву, но Ренат так сосредоточенно пялился перед собой, что он, в конце концов, отказался от этой затеи. Хочет молчать как дуб – пусть, блядь, молчит. Однако это деморализовало: невозможно было определить, что именно последует за поездкой, куда он потащит его на этот раз, чего потребует и как станет себя вести. Макс поежился. Боевой дух как-то стремительно угасал. Может, действительно, надо было согласиться на предложение Иванова и поездить этой твари по зубам? Стоило Максу представить, во что бы превратилась рожа лощеного Рената после Ивановских кулачищ, под диафрагмой почти сладострастно заныло. Он бы посмотрел, посмотрел с удовольствием. И сам бы пнул пару раз. А потом, может, поссал бы на бесчувственное тело. Представлять такое было прекрасно.
По правой стороне засияли неоном вечерние вывески. Нет уж, следовало собраться. И для начала…
- Эй, на следующем светофоре круглосутка будет, - аптека. Останови, пожалуйста, - Макс обратился к Ренату со всем дружелюбием, какое только смог собрать. И, подумав, добавил, - очень надо, это всего на пару минут.
Ренат мельком покосился на него, и тут же снова уставился перед собой.
Блядь. Макс почувствовал, как внутри, где-то под ключицами медленно вскипает настоящая ярость. Не та едкая смесь, которую он чувствовал в прошлый раз: паника, страх, неверие в реальность происходящего и кусками – злость. Может, потому что в прошлый раз он до конца не представлял, что же с ним будет, чем закончится поездка, где он окажется в итоге. А теперь, когда расклад представлялся хотя бы примерно, внутри гудела густая расчетливая ярость – ровным белым огнем, вполне материальным и осязаемым.
Они приближались к светофору. Не остановит, думал Макс. Не остановит, мудло. И уже открыл, было, рот, чтобы обложить козла ебом, как «Лексус» мягко сбросил скорость и прижался к обочине прямо напротив зеленой вывески с ярким крестом.
Дата добавления: 2015-09-03; просмотров: 54 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Всё! Встретимся на Сумской. 4 страница | | | ЗНАКОМИМСЯ С ОСЕННИМИ ЦВЕТАМИ |