Добиваясь большего контроля

Вначале я не могла бы сказать, что происходит, пока это не кончалось. Но постепенно, когда это начиналось, я иногда пыталась предостеречь окружающих; я могла сказать другому человеку: "Змеи в комнате". Один из моих друзей даже сказал змеям: "Уходите, оставьте Луизу одну". Помогало, когда кто- нибудь верил мне. Некоторые принимали меня всерьез и пытались что-то предпринять. В результате помощи змеи не обязательно исчезали, но я не чувствовала себя совсем одинокой. Убеждать меня, что они нереальны, – бесполезно, потому что они есть. Нет смысла отрицать то, что случается со мной.

То, что партнер хорошо помогает мне справляться со змеями, дает мне чувство избавления. Если змея касается моего тела, я могу сказать ему: "Она на моей руке". Я могу сказать ему, какой она величины, и он поможет мне сбросить ее: физически снять змею и выбросить ее за входную дверь. Он может избавить меня от нее, пока я не способна сделать это самостоятельно.

Тем не менее моя способность справляться со змеями растет. Очень редко я бываю совершенно несостоятельной, да и то – только на несколько часов. Я знаю, что они уберутся в конце концов, и это помогает мне быть более уверенной в обращении с ними. На прошлой неделе они заняли всю кровать, но я сказала: "Сейчас же убирайтесь". Когда я злюсь на них, они убираются, даже если на это уходит вся ночь. В прошлом году, когда я была на конференции, там все фойе было покрыто змеями. Я обходила их, ступала между ними и совсем вышла из строя. Со мной были двое друзей, которые не оставляли меня всю ночь. Им ничего не надо было делать. Я не могла говорить о змеях до утра. Мои друзья оставались со мной всю ночь, что останавливало окружающих от мысли: "Эта женщина выглядит странно, нужно вызвать врача или карету "скорой помощи". Друзья ограждали меня от этого. Я работала среди змей. На это ушла вся ночь, но я сделала это. Я прошла через это.

Итак, насколько я справляюсь с ними, зависит от того, насколько я напряжена, что в это время происходит в моей жизни. Плохо, если я напряжена. Если я чувствую себя здоровой, то могу избавиться от них, просто сказав, чтобы они убирались. Но теперь я чувствую большую силу. Я знаю, что они могут появиться в любое время и кусать меня, и что эти укусы вредны, но я знаю также, что в какой-то момент они уберутся. Со временем я надеюсь достичь того, что они не смогут даже физически приблизиться ко мне, а я смогу отправить их прочь прежде, чем они зайдут так далеко. Я знаю, что приду к этому.

Мой собственный дух вернулся. Трудно указать точное время, когда это произошло. Но это было определенно в то время, когда я освобождалась от психиатрии. Мой дух периодически оставляет меня, но это теперь не столь катастрофично. Я не чувствую необходимости убивать себя каждый раз, когда он меня покидает. Я чувствую себя очень подавленной, если он не со мной, но знаю, что в какой-то момент он вернется.

Я научилась многому у моего партнера, поскольку у него самого было много переживаний с голосами и существами. С ним так легко разговаривать об этом; это его главное отличие от других окружающих. Я обрела собственное отношение к своим переживаниям и собственное мнение.

ДВЕНАДЦАТОЕ СООБЩЕНИЕ (A.L.)

A.L. 42 года, слышит голоса с 10 лет. Сейчас он приступил к развитию ряда стратегий, которые помогают ему справляться с голосами. Он координатор по развитию социальный навыков в Lambeth forum for Mental Health (Форум психического здоровья в Lambeth).

Я вспоминаю слышание голосов с очень раннего возраста, что всегда сопровождалось видением плавающего лица, казавшегося ухмыляющимся, но это теперь ушло. Мне было около десяти, когда голоса стали агрессивными и трудноуправляемыми. В продолжение моих детских и ранних юношеских лет я подвергался сексуальному насилию одним из членов моей семьи. Голоса всегда присутствовали при этом, и я помню их поддразнивание, запугивание и сплетничание. Я помню, что жил, погруженный в себя, и хотя пошел в школу, но казалось, был в стороне от школьной жизни. У меня был друг по имени Тревор, который знал о голосах и говорил, что это пугает его, но не отвергал меня, и мы были очень близки. Однако голоса начали овладевать мною до такой степени, что я сердился на них и проводил часы, возражая им.

В 14 лет меня показали детскому психиатру и направили в большую больницу, в которой было создано специальное отделение для детей. Но на самом деле меня поместили во взрослую мужскую палату. Здесь мои голоса пришли в сильное возбуждение. Мне поставили диагноз "шизофрения" и стали делать инъекции модеката. Это лишило меня способности справляться с голосами; эмоции стали вялыми, а разум не мог помочь мне воевать с голосами.

Меня переводили из одной больницы в другую. Ни разу меня не спросили, что я думал и чувствовал, но как только я говорил, что слышу голоса, мне либо предлагали взять себя в руки, либо давали химические коктейли. Мне кажется, что у психиатрии есть опасный обычай превращать обычные переживания в экстраординарные. Она овладевает вашим переживанием, затуманивает его, искажает, а затем возвращает его вам, ожидая благодарности. Ни разу никто не спросил меня о моей жизни дома. Казалось, вместо того чтобы обо мне заботиться, мною управляли и меня усмиряли. Я был лишь одним из многих на складе человеческих душ. Сексуальное бесчестье, которое я испытал, оставило физические, эмоциональные, душевные и психологические рубцы, и я полагаю, что эти четыре элемента связаны с моими четырьмя голосами.

Фактически проблемой были не мои голоса. Проблемой было отношение общества к ним и то, как на них реагировали. Стараясь спрятать голоса или изгнать духов медикаментозным лечением или электросудорожной терапией, они усиливали цикл оскорбления и подавления. Какое бы лечение или терапевтическое вмешательство ни применялось ко мне, голоса оставались. Психиатрическая система была бы рада, если бы я отрицал мои переживания. Процесс отрицания означает, что вы стали образцовым пациентом и играете по их правилам. Вы должны прятать любые неудобные чувства, душевные волнения или мысли, чтобы стать легко управляемым.

Дата добавления: 2015-08-13