Глава десятая. КОНЕЦ

Накануне того дня, когда К. исполнился тридцать один год,- было около девяти вечера, и уличный шум уже стихал, - наквартиру к нему явились два господина в сюртуках, бледные,одутловатые, в цилиндрах, словно приросших к голове. Послеобычного обмена учтивостями у входной двери - кому войтипервому - они еще более учтиво стали пропускать друг друга удвери комнаты К. Хотя его никто не предупредил о визите, он ужесидел у двери на стуле с таким видом, с каким обычно ждутгостей, весь в черном, и медленно натягивал новые черныеперчатки, тесно облегавшие пальцы. Он сразу встал и слюбопытством поглядел на господ. - Значит, меня поручили вам? - спросил он. Оба господина кивнули, и каждый повел рукой с цилиндром всторону другого. К. признался себе, что ждал не такихпосетителей. Он подошел к окну и еще раз посмотрел на темнуюулицу. На той стороне почти во всех окнах уже было темно, вомногих спустили занавеси. В одном из освещенных окон верхнегоэтажа за решеткой играли маленькие дети, они тянулись друг кдругу ручонками, еще не умея встать на ножки. Посылают за мной старых отставных актеров, сказал себе К.и оглянулся, чтобы еще раз удостовериться в этом. Дешево же онихотят от меня отделаться. К. вдруг обернулся к ним и спросил: - В каком театре вы играете? - В театре? - спросил один господин у другого, словносоветуясь с ним, и уголки его губ дрогнули. Другой сталгримасничать, как немой, который пытается перебороть своюнемощь. Видно, они не подготовились к вопросам, сказал К. про себяи пошел за своей шляпой. Оба господина хотели взять К. под руки уже на лестнице, ноон сказал: - Нет, возьмете на улице, я же не больной. Но у самых ворот они повисли на нем так, как еще ни разу вжизни никто не висел. Притиснув сзади плечо к его плечу и несгибая локтей, каждый обвил рукой руку К. по всей длине и сжалего кисть заученной, привычной, непреодолимой хваткой. К. шел,выпрямившись, между ними, и все трое так слились в одно целое,что, если бы ударить по одному из них, удар пришелся бы по всемтроим. Такая слитность присуща, пожалуй,только неодушевленнымпредметам. Под каждым фонарем К. пытался разглядеть своих спутниковполучше, чем можно было в полутьме его комнаты, хотя это былоочень трудно при таком тесном соприкосновении. Может быть, онитеноры, подумал он, разглядев их двойные подбородки. Ему былипротивны их лоснящиеся чистотой физиономии. Казалось, чтобуквально видишь руку, которая прочистила им углы глаз, вытерлаверхнюю губу, выскребла складки на подбородке. Разглядев их, К. остановился, и с ним остановились обагосподина; они оказались на краю пустой, безлюдной, засаженнойкустарником площади. - Почему это послали именно вас? - крикнул К. скореенетерпеливо, чем вопросительно. Те явно не знали, что ответить,и ждали, опустив свободную руку, как ждут санитары, когдабольной останавливается передохнуть. - Дальше я не пойду, - сказал К., нащупывая почву. На это им отвечать не понадобилось, они просто, неослабляя хватки, попытались сдвинуть К. с места, но он неподдался. Больше уж мне мои силы не понадобятся, нужно хотьсейчас напрячь их вовсю, подумал К., и ему вспомнилось, какмухи отдираются от липкой бумаги и при этом отрывают себеножки. Да, этим господам придется туго. И тут на маленькой лесенке, которая вела на площадь сулочки, лежавшей внизу, показалась фройляйн Бюрстнер. К. был несовсем уверен, она ли это, хотя сходство было большое. Но дляК. не имело никакого значения, была ли то фройляйн Бюрстнер илинет, просто он вдруг осознал всю бессмысленность сопротивления.Ничего героического не будет в том, что он вдруг станетсопротивляться, доставит этим господам лишние хлопоты,попытается в самообороне ощутить напоследок хоть какую-товидимость жизни. Он двинулся с места, и радость, которую онэтим доставил обоим господам, отчасти передалась и ему. Онидали ему возможность направлять их шаги, и он направил их в туже сторону, куда шла перед ним фройляйн Бюрстнер, но не потому,что хотел ее догнать, не потому, что хотел видеть ее подольше,а лишь для того, чтобы не забыть то предзнаменование, котороеон в ней увидел. Единственное, что мне остается сейчас сделать,сказал он себе, и равномерный шаг его самого и его спутниковкак бы подкреплял эту мысль, единственное, что я могу сейчассделать, - это сохранить до конца ясность ума и суждения.Всегда мне хотелось хватать жизнь в двадцать рук, но далеко невсегда с похвальной целью. И это было неправильно. Неужто исейчас я покажу, что даже процесс, длившийся целый год, ничемуменя не научил? Неужто я так и уйду тупым упрямцем? Неужто променя потом скажут, что в начале процесса я стремился егоокончить, а теперь, в конце, - начать сначала? Нет, не желаю,чтобы так говорили! Я благодарен, что на этом пути мне вспутники даны эти полунемые, бесчувственные люди и что мнепредоставлено самому сказать себе все, что нужно. Между тем фройляйн Бюрстнер уже свернула на боковую улицу,но К. мог теперь обойтись и без нее и отдался на волю своихпровожатых. В полном согласии они перешли втроем мост,освещенный луной; оба господина беспрекословно следовали самомумалейшему движению К., и когда он повернулся к перилам, обавсем телом повернулись за ним. Вода, переливаясь и дрожа влунном свете, струилась вокруг маленького острова, где, словнотеснясь друг к дружке, густо росли кусты и деревья. Дорожки, усыпанные гравием, - сейчас их не было видно -вели к удобным скамейкам, где К. летом часто отдыхал, позевываяи потягиваясь всем телом. - А я вовсе и не хотел тут останавливаться, - сказал К.своим спутникам, пристыженный их беспрекословной готовностью. К. показалось, что за его спиной один мягко упрекнулдругого в недогадливости, и они двинулись дальше. Улицы пошли в гору, кое-где им навстречу попадалисьполицейские, стоявшие на посту или расхаживавшие по мостовой;они проходили то в отдалении, то совсем близко. Один из них, спышными усами, держа руку на эфесе сабли, словно нарочноподошел вплотную к этой несколько подозрительной группе. Обагосподина остановились, полицейский открыл было рот, но тут К.рывком потянул их обоих вперед. На ходу К. то и дело осторожноозирался, чтобы увидеть, не пошел ли полицейский за ними; акогда они завернули от него за угол, К. побежал, и егоспутникам пришлось, несмотря на одышку, бежать вместе с ним. Вскоре они оказались за городом, где сразу, почти безперехода, начинались поля. Небольшая каменоломня, заброшенная ипустая, лежала у здания еще совершенно городского вида. Здесьоба господина остановились: то ли они наметили это местозаранее, то ли слишком устали, чтобы бежать дальше. Ониотпустили К., молча ожидавшего, что же будет, сняли цилиндры и,оглядывая каменоломню, отерли носовыми платками пот со лба. Навсем лежало лунное сияние в том естественном спокойствии, какоени одному другому свету не присуще. После обмена вежливыми репликами о том, кому выполнятьследующую часть задания, - очевидно, обязанности этих господточно распределены не были, - один из них подошел к К. и снял снего пиджак, жилетку и, наконец, рубаху. К. невольно вздрогнулот озноба, и господин ободряюще похлопал его по спине. Потом онаккуратно сложил вещи, как будто ими придется воспользоваться,- правда, не в ближайшее время. Чтобы К. не стоял неподвижно вощутимой ночной прохладе, он взял его под руку и стал ходить сним взад и вперед, пока второй господин искал в каменоломнеподходящее место. Найдя его, тот помахал им рукой, и первыйгосподин подвел К. туда. У самого шурфа лежал отколотый камень.Оба господина посадили К. на землю, прислонили к стене иуложили головой на камень. Но, несмотря на все их усилия,несмотря на то, что К. старался как-то им содействовать, егопоза оставалась напряженной и неестественной. Поэтому первыйгосподин попросил второго дать ему одному попробовать уложитьК. поудобнее, но и это не помогло. В конце концов они оставилиК. лежать, как он лег, хотя с первого раза им удалось уложитьего лучше, чем теперь. Потом первый господин расстегнул сюртуки вынул из ножен, висевших на поясном ремне поверх жилетки,длинный, тонкий, обоюдоострый нож мясника и, подняв его,проверил на свету, хорошо ли он отточен. Снова началсяотвратительный обмен учтивостями: первый подал нож второмучерез голову К., второй вернул его первому тоже через голову К.И внезапно К. понял, что должен был бы схватить нож, которыйпередавали из рук в руки над его головой, и вонзить его в себя.Но он этого не сделал, только повернул еще не тронутую шею ипосмотрел вокруг. Он не смог выполнить свой долг до конца иснять с властей всю работу, но отвечает за эту последнюю ошибкутот, кто отказал ему в последней капле нужной для этого силы.Взгляд его упал на верхний этаж дома, примыкавшего ккаменоломне. И как вспыхивает свет, так вдруг распахнулось окнотам, наверху, и человек, казавшийся издали, в высоте, слабым итонким, порывисто наклонился далеко вперед и протянул руки ещедальше. Кто это был? Друг? Просто добрый человек? Сочувствовалли он? Хотел ли он помочь? Был ли он одинок? Или за ним стояливсе? Может быть, все хотели помочь? Может быть, забыты ещекакие-нибудь аргументы? Несомненно, такие аргументысуществовали, и хотя логика непоколебима, но против человека,который хочет жить, и она устоять не может. Где судья, которогоон ни разу не видел? Где высокий суд, куда он так и не попал?К. поднял руки и развел ладони. Но уже на его горло легли руки первого господина, а второйвонзил ему нож глубоко в сердце и повернул его дважды.Потухшими глазами К. видел, как оба господина у самого еголица, прильнув щекой к щеке, наблюдали за развязкой. - Как собака, - сказал он так, как будто этому позорусуждено было пережить его. 1925 год.

Дата добавления: 2015-08-13