Введение. Скрупулезно изучать частную литературу минувших времен

Скрупулезно изучать частную литературу минувших времен, письма и дневники, предназначенные исключительно для тех, кто ныне уже мертв, это все равно, что прислушиваться к разговору за соседним столом, притворяясь при этом погруженным в собственные размышления. При этом приходится подбирать лишь какие-то обломки, которые мы, подобно "барахольщикам", превращаем в нечто значительное. На самом деле мы не воссоздаем истории о прошлом, а создаем их в угоду настоящему. Мы воображаем, что умершие вернулись, что они передвигаются и болтают. Мы пытаемся убедить своих читателей в том, что эти люди находятся среди нас, намереваемся беззаботно отхлебнуть чая и услышать истории, рассказываемые где-то поблизости.
Если думать об этом в подобном ключе, то ремесло историка будет выглядеть почти как дадаизм. Удивительно, по факт: мертвые мертвы. Как мы можем реально услышать то, что они говорят? Откуда, это заблуждение, что сказанное и написанное ими было сказано и написано для нас? Тем не менее, мы постоянно считаем, что это именно так. Лучше нам от этого или хуже, но мы персонализируем прошлое. Мертвые становятся нашими. И мы расстраиваемся, становимся беспокойными, когда излюбленные нами истории об умерших воспринимаются и пересказываются другими людьми иначе.
Я рассказываю нижеследующую историю о Карле Густаве Юнге в атмосфере подобного раздражения.
"Колыбель качается над бездной,- писал Владимир Набоков в начале своей автобиографии, — и здравый смысл говорит нам, что наше существование не более чем краткий разряд искры между двумя вечностями тьмы". Но в случае с биографией, когда предметом является некто отличный от нас самих, часто имеет место обратная ситуация. Нам кажется, что мы видим освещенный путь событий, ведущих нас к рождению индивида и с всеведением слепого бога предсказывающих, что случилось потом. Часто историк или биограф с разочарованием обнаруживает, что дугу между рождением и смертью покрывает тень. Часто бывают утрачены (или намеренно сфальсифицированы самим героем истории или его близкими) сведения, необходимые для правильного вычисления траектории. И. конечно же, для того, чтобы рассказать правильную историю мы всегда хотим знать, почему А привело к В, а не к С.
Я могу с уверенностью утверждать, что Карл Густав Юнг родился 26 июля 1875 года, а умер б июня 1961. Рожденный близ Базеля (Швейцария), в течение последних шестидесяти лет своей жизни он жил и работал (и умер) неподалеку от берегов Цюрихского озера. Нам известны даты многих из его путешествий за границу, публикаций, публичных лекций, а также незначительное количество иных фактуальных данных. У нас есть письма, которые он посылал Зигмунду Фрейду и получал от него; соответственно, мы имеем весьма полезное сообщение о внутренних и внешних проблемах в период с 1907 по 1913 год. Мы можем принять во внимание два опубликованных тома писем, написанных Юнгом начиная с тридцать первого года его жизни и вплоть до самой смерти, изданных с трудом и подобранных из его наследия таким образом, чтобы представить его в благоприятном свете. У нас есть двадцать с лишним томов его "Собрания сочинений" (Collected Works), а также опубликованные записи некоторых из семинаров, которыми он руководил. Как ученый, психиатр и психоаналитик он обрел мировое признание еще не достигнув сорокалетнего возраста, а ныне он считается наиболее знаменитым человеком из числа тех, кого когда-либо давала миру Швейцария. Его лицо украшает швейцарские почтовые марки.
В этом пункте след очевидности стирается. При внимательном рассмотрении мы приходим к неожиданному заключению: нам очень мало известно об историческом Юнге, особенно о первых шестидесяти годах его жизни (до 1936 г.). Большей частью юнговская жизнь остается тайной.
Книга, которую вы держите перед собой, не является биографией Карла Густава Юнга. Я искренне сомневаюсь в том, что подлинная и исчерпывающая биография всей жизни Юнга будет написана в обозримом будущем. Для этого потребовалось бы, чтобы владельцы юнговского наследия сделали доступными для исследователей все материалы — частные дневники Юнга, все отправленные и полученные им письма, знаменитую "Красную книгу" с изображениями его видений и записями бесед с мертвыми2, и, конечно же, все личные бумаги и письма его жены и сотрудницы Эммы Юнг, которая, хотя многие это и забывают, вне зависимости от своего мужа имела интересную и полнокровную жизнь. Всего что мы знаем об Эмме Юнг едва ли хватило бы для того, чтобы заполнить две или три страницы текста, и все останется неизменным до тех пор, пока ее личные бумаги не станут доступными для специалистов. Семья Юнга также должна была бы открыть доступ ко всем тем дневникам или бумагам сотрудницы и любовницы Юнга, Антонии Вольф, которые могут находиться в архивах, равно как и к документам, принадлежащим компаньону Юнга ранней поры И.Я.Хонеггеру, на которые юнговские наследники по закону не имеют никаких нрав. Как мы увидим, бумаги Хопеггера имеют первостепенное значение для вынесения суждений относительно характера Юнга и его интеллектуальной честности3. К сожалению, ныне здравствующие члены семьи Юнга, а также распорядители его наследства не проявили особого интереса к возможности внести лепту в историческое исследование".
Мы имеем, однако, посмертно опубликованную "автобиографию", известную как "Воспоминания, Сновидения, Размышления" (далее — MDR), считающуюся честным заявлением самого Юнга относительно своей собственной жизни. Это так лишь отчасти. Исследователь Алан Элмс был первым, кто документально показал, что данная книга является скорее не автобиографией, а конгломератом материалов, блестяще соединенных Аниэлой Яффе (ассистенткой Юнга в его поздние годы) при огромной поддержке со стороны американского издательства "Пантеон", выпустившего английский перевод еще до того как появился немецкий вариант4. Юнг написал первоначальный план первых трех глав, а затем еще одной, носящей название "Поздние мысли", в которой он размышлял о жизни и смерти, но они не предназначались для того, чтобы быть первыми главами автобиографии, хотя именно к подобной мысли должен был вести этот том в напечатанном виде. Более того, вопреки личным пожеланиям Юнга, его слова в этих главах были изменены в угоду тому его имиджу, которому отдавали предпочтение его семья и ученики. Яффе взяла юнговскую собственную долю, конспекты его поздних лекций, свои личные записи бесед с ним, изложила этот материал от первого лица и преподнесла его ни о чем не подозревающей публике в качестве автобиографии. Естественно, нелестный материал был выброшен, включая даже обычного рода факты, ожидаемые в биографии или автобиографии, так что в конце получилась необычная история об экстраординарном индивиде, каким-то образом прожившим вне времени и ускользнувшим от истории.
Юнг такой, каким он изображен в MDR, - это ясновидящий мудрец, чудесный труженик, богочеловек, достигший своего апофеоза благодаря своей встрече с мертвыми и с Богом. Это моралистическая сказка о мистической эволюции, о том, как его жизнь становится иллюстрацией к его собственным теориям, героической сагой о человеке, прошедшем "индивидуацию", пережившем ужасное столкновение с потусторонними существами (архетипами) из трансцендентной реальности (коллективного бессознательного). К несчастью, с момента их первой публикации в 1962 г. MDR служили основой для всех последующих "биографий" Юнга. До недавнего времени истинность этой привилегированной версии юнговского "мифа" не подвергалась сомнению. Имеется огромное сопротивление по отношению к изменению мифа, означавшему бы вовлечение Юнга во время и пространство, возвращение его в германский культурный контекст и унизительный спуск из мифопоэзиса в историю.
Истиной ли, ложью ли, но MDR стали одним из основных духовных документов двадцатого столетия. В качестве истории юнговского духовного перерождения, эта книга вызывает благоговение и надежду у своих читателей, преображая их миры. Это могущественная книга, и я помню как она озадачила меня в семнадцатилетнем возрасте — после первого из ставших затем регулярными прочтений. Как я понял из последующих критических прочтений Юнга и изучения его жизни, MDR и их подражатели на самом деле затемнили историю о Юнге, который сам по себе куда более интересен (а временами и ужасно порочен) ввиду своей человечности, а отнюдь не богоподобности.
В данной книге у меня нет желания диагностировать Юнга или продолжать традицию его идеализации в качестве бого-человека. И для составителей житий святых и для убийц имеется достаточно работы. На нижеследующих страницах под руководством голосов умерших, обращавшихся ко мне во время чтения рассыпавшихся в моих руках писем и дневников из разбросанных по Соединенным Штатам и Европе архивов (некоторые из этих текстов представлены здесь впервые), я попытаюсь восполнить некоторые утраченные главы из истории жизни Юнга.
Отойдя от стиля (но не от сути) моих предыдущих исследований по Юнгу, я написал этот том как своего рода нарративную историю. Составление истории в подобном стиле очень похоже на написание романа о людях и событиях, хорошо нам известных и которые мы можем подтвердить — "мертвых фактах", как называет' их историк Симон Шама. Однако в отличие от большинства нарративных историй, это не пересказ всей юнговской жизни и карьеры, а наоборот — ряд историй, выходящих за рамки официальной истории. Из этих эпизодов формируется альтернативный миф о развитии Карла Густава Юнга. В центре юнговской жизни — и в этом плане он неизменно прозрачен — всегда была одержимость экзистенциальными вопросами со всеми этими смыслами и бессмысленностями жизни, мистериями, сакральными вещами. Рассмотренные самим Юнгом как укорененные в вечных потоках и представленные в таком виде многими авторами его "автобиографии", его переживания в MDR — это скорее не откровение, а затемнение. Человек сам по себе, исторический характер его духовности, укорененность его идей в германской культурной почве — все это ускользает из поля зрения.
Многие сталкиваются с Юнгом в рамках определенною духовного сообщества и некоторые рассматривают личный миф К. Г. Юнга в MDR как современное евангелие, содержащее керигму нового завета. Подобным читателям я скажу: вы можете рассматривать книгу, которую в настоящий момент держите в своих руках, как апокриф. Однако это апокриф историка, и раскрытые на этих страницах тайны относятся скорее к истории, нежели к мистерии.
Эту историю рассказать не легко. В определенном плане Карл Юнг, которого я открыл, не так уж сильно отличается от Карла Юнга в MDR: историческая очевидность убедила меня в том, что Юнг сам верил в то, что он является религиозным пророком, наделенным необычайными силами. Я также уверен, что несмотря на наличие множества профессиональных масок (врач, психотерапевт и общественный критик), он сознательно посвятил свою жизнь поощрению развития религиозного сообщества, центром которого была его личность и его учение. Таков был его призыв и многие из самых ранних последователей, окружавших его в Цюрихе в годы Первой мировой войны, пошли за ним потому, что верили, что он был "новым светом", харизматическим пророком новой эры. В последующие годы, после изучения античных мистериальных культов и алхимии, Юнг открыто заявлял многим людям, что он и те, кто следуют его методам, призваны стать искупителями Бога. "Он говорил о своей миссии", — сказал Ойген Бёлер, швейцарский ученый, близко знавший Юнга с 1955 г. — "Он рассматривал свою жизнь как миссию, как служение функции сделать Бога сознательным. Ему надлежало помочь Богу сделать себя сознательным, причем не для нашего блага, а для блага самого Бога"5. Я уверен, что в этом сердцевина того, что представлял из себя Юнг. Большинство людей, считающих себя юнгианцами, не будут против этого возражать, а многие открыто признают свое участие в подобной мистерии. Лишь у тех, кто обеспокоен тем, как это отразится на восприятии публикой их мирской профессиональной принадлежности, которую они тотемически связали с именем Юнга, будут серьезные оговорки.
Я отважусь продолжить спор с помощью дополнительного наблюдения. После многих лет осмысления значительности юнговского воздействия на культуру и духовный ландшафт двадцатого столетия я пришел к заключению, что как личность он стоит в одном ряду с римским императором Юлианом Отступником (4 в. н.э.), расшатавшим ортодоксальное христианство и восстановившим эллинистический политеизм в западной цивилизации. Я осознаю, что это достаточно рискованное утверждение, свидетельствующее о дерзости историка, не устоявшего перед фантазией стать демиургом. Тем не менее, я уверен, что благодаря разнообразным историческим и технологическим факторам (среди которых наиболее важными являются средства массовой информации) Юнг преуспел там, где Юлиан потерпел поражение. В течение первых шестидесяти лет своей жизни (т.е. того периода его "тайной жизни", который в наибольшей степени утрачен для истории) Юнг был открыто враждебен по отношению к иудео-христианской ортодоксии, в особенности к иудаизму и Римскому католицизму. В то же самое время был практически полностью разрушен патриархальный монотеизм ортодоксальной иудео-христианской веры. Мы все чаще видим как протестанты, католики и иудеи, заполняя этот вакуум, принимают альтернативные, синкретические системы веры, которые часто обнаруживают свою основу в юнгианских "психологических" теориях.
Я помещаю термин "психологических" в кавычки потому, что уверен (и доказываю в этой книге), что эта маска была создана Юнгом преднамеренно и отчасти лживо - для того, чтобы сделать свое собственное магическое, политеистическое и языческое мировоззрение более привлекательным для секуляризированного мира, склонного признавать лишь те идеи, которые, как кажется, имеют оттенок научности. Я делаю это утверждение относительно Юнга не будучи ни христианином, ни иудеем, ни мусульманином (ни даже фрейдистом). Я считаю, что с позиций истории религии Юнг и юн-гизм являются примечательными феноменами — вот и все6. Нет ничего удивительного в том, что юнговский политеизм и предельно некритичный релятивизм сделали его прекрасным источником цитирования для нового поколения постмодернистских литературных критиков и классицистов.
Очевидность, а таковой предостаточно, разоблачает в Юнге абсолютно сознательного ересиарха, во многом похожего на Юлиана Отступника, с которым Юнг, как он сам считал, был посвящен в мистическое братство в традициях четвертого века. Как и Юлиан, Юнг в течении многих лет представлялся как христианин, но приватно практиковал язычество. Кроме того, даже в последние годы жизни он рассматривал иудео-христианскую ортодоксию в качестве своего личного врага и врага жизни как таковой. Р.Халл, основной переводчик юнговского "Собрания сочинений" на английский язык, выразил возмущение тем, как юнговская семья и Аниэла Яффе удалили или смягчили такое большое количество открытых высказываний Юнга "относительно христианской теологии" в его рукописных материалах для MDR. Халл, хорошо знавший Юнга в его последние годы, сказал: "Я абсолютно уверен, что все живое и творческое пришло к нему из глубин его языческого бессознательного"7.
Тем не менее, какой бы ни была установка многих учеников Юнга и его близких, практически все исследования, посвященные ему и его работам, не заметили ту историческую емкость, в которой подверглась дистилляции его амальгама идей относительно языческой античности, а именно - германский культурный контекст его времени, эффектно иллюстрируемый взглядами, которых придерживались уважаемые Юнгом классицисты при рассмотрении места, занимаемого индо-европейскими язычниками и эллинистическими гностиками в рамках эволюции арийской расы.
Это возвращает меня к сомнениям по поводу манеры рассказа истории. Успех нижеследующего повествования полностью зависит от вашей готовности попытаться понять историю Юнга как актера, живущего целиком в категориях такого мира, каким он его знал. Его подход к реальности вписывался в рамки его веры в духовный мир и в способность прямого общения с мертвыми или бестелесными существами мистериального происхождения — скачок веры доступный не для многих. Менее трудно вообразить мир, в котором вера в миф является более важной, чем основанная на фактах история и в котором интуиция и чувства ценятся больше, чем доверие к рациональному мышлению. Те, кто знаком с популярными философиями американского мифолога Джозефа Кемпбелла или Ойгена Дрюермана из Германии поймут эти категории мифического или мистического восприятия. Однако наиболее затруднительная часть этой истории заключается в просьбе к тебе, читатель, сделать морально невозможное: вообразить мир германской культуры рубежа веков (fin-dc-siccle German Kultur), т.е. мир, в котором еще не существуют слова "Гитлер", "Нацист" и "Холокост", в котором духовность сплавлена с кровью, почвой и солнцем, в котором Арийский Христос может искать апостолов и искренне обещать спасение своим искупителям.

1 Vladimir Nabokov, Speak, Memory: An Autobiography Revisited (New York: Vintage, 1967 11951]), 19.

2 Фотографии фантастических картин, изображающих видения Юнга, появились в двух крупноформатных альбомах: Aniela Jaffe, ed., С. G.Jung: Bild itnd Wort (Olten, Switz.: Walter-Verlag, 1977), опубликованном в Соединенных Штатах как C.G.Jung: Word and Image, ed. Aniela Jaffe, trans. Krishna Winston (Princeton: Princeton University Press, 1979), a также Gerhard Wehr, An Illustrated Biography of C.G.Jung, trans. Michael Kohn (Boston: Shambhala, 1989). См. дополнительный материал в: Aniela Jaffe, "The Creative Phases in Jung's life", Spring (1972): 162-90. Немецкое издание юнговской автобиографии включает заключительное утверждение, добавленное Юнгом в "Красную книгу" осенью 1959 (ETG, 387).

3 Многократные письменные требования допустить меня к бумагам Хо-неггера, посланные в Цюрих к покойному К.А.Майсру (которому Юнг передал свои бумаги), к Францу Юнгу (единственному сыну Юнга) и к Беат Глаус. (директору юпговских архивов при Fidgenossischte Teeh-nische Hochschule Bibliothek в Цюрихе), все остались без ответа — история хорошо знакомая любому специалисту, попытавшемуся произвести биографическое исследование по Юнгу. Краткую сводку тех материалов, которые могли бы быть доступны см. в: Beat Glaus, "Autog-raphen und Manuskripten zur IiTII- uncl zur Wissenschaftsgeschichtc: Aus den wissenschaftshistorischen Sammlung dcr HTH-Bibliothek Zurich", Gesnerus 39 (1982): 4437-42. Мои собственные безуспешные попытки получить доступ к хонеггеровским бумагам обобщены в следующих газетных статьях: Jessica Marshall, "In the Name of the Father", Lingua Franca, May/June 1995, 15; Dinitia Smith, "Scholar Who Says Jung Lied Is at War with Descendants", Chicago Tribune, June 4, 1995; Ben Macin-tyre, "Harvard Scholar Says Jung was Fraud", The Times (London), June 5, 1995, и колонке зарубежных новостей; Hella Boschmann, ":Liignerdes Jahrhunderts' US-ForscherentlarvtC.G.JungalsFalscherseinereigenenThe-orie", Die Welt (Hamburg), June 8, 1995; Domink Wichmann, "Dreiste Mogelpackung", Sitddeutsche Zeitung (Munich), Aug. 26/27, 1995, V2/34; Martin Stingelin, "Mithras auf der Couch-Geheimnis der lirde: Das Unbewusste als antikes Mysterium", Frankfurter Allgemeine Zeitung, July 19, 1995, N5; Scott Heller, "Fare-up over Jung: Dispute Involves an Author, a University Press, and a Psychoanalyst's Heirs", Chronicle of Higher Education, June 16, 1995, 1()li, а также мое ответное письмо "Controversy over Jung", Chronicle of [Uglier Education, Sept. 15, 1995, B6; Jose Luiz Silva, "Uma religiao moderna: Psic.ologo ataca ideia de inconsciente coletivo em "O Culto de Jung", Folha de Sao Paulo (Sao Paulo, Brazil), May 26, 1996; Claudia Figueiredo, "A velha nova era de Carl Gustav Jung", Jornal de Brazil (Rio de Janeiro), May 28, 1996. 7, 8, 9, 11, 14 и 15 августа 1995 г. Svenska Dagbladet (Stockholm) опубликовала обширный анализ и обсуждение моей работы в серии статей под общим названием "Jungkulten". После того как в октябре 1995 г. я прочитал в Стокгольме серию лекций, в Svenska Dagbladet появились следующие статьи: Peter Ostman, "Jungkult liar blivit. releigum", Oct. 24, 1995; Kay Glans, "Under Strccket: Sokandet cf'ter C.G.Jung i histori-en", Nov.10, 1995; Kay Glans, '"Jungs teori en seglivad invt'" Den ame-rikanske idenhistorikcn Richard Noll till frontalangrepp mot jungianis-men", Nov. 11, 1995.

4 Alan Elms, "The Auntification of C.G.Jung", гл. 4 из его Uncovering Lives: The Uneasy Alliance of Biography and Psychology (New York: Oxford University Press, 1994), 51-70. В этой главе имеется грустный анекдот об Аниэле Яффе, верно (а нередко даже самоотверженно) служившей Юнгу и его памяти в течение десятилетий. Хотя на самом деле именно Яффе написала большую часть MDR, когда Элмс посетил ее в 1991 г. в ее цюрихской квартире, она рассказала ему, что семья Юнга "неоднократно пыталась снять запись о ее заслуге с титульного листа и лишить ее гонораров, требуемых ею за соавторство в написании автобиографии" (54).

5 Eugen Bohler interview, May 1970, JBA, 5.

6 Хотя моя книга "Юнговский культ" является интеллектуальной историей, написанной с позиции истории науки и истории медицины, тем не менее она привлекла внимание людей, интересующихся Юнгом с религиозных позиций и вызвала реакцию со стороны римско-католического сообщества в Соединенных Штатах. См. следующие статьи в The Wan deter (общенациональный католический еженедельник), написанные Полом Ликудисом: "The Jung Cult... The Church's Greatest Threat Since Julian the Apostate", Dec. 29, 1994, 1, (i; "Jung Replaces Jesus in Catholic Spirituality," Jan. 5, 1995, 1, 6; "Jungians Relieve Traditional Catholics Impede 'Keneval'", Jan. 5, 1995, 7.

7 K.F.C.Hull interview, May 25, 1971, JBA, 16-18.

Часть первая ВОЗНИКНОВЕНИЕ

-

§ 1. Внутренняя отчизна

§ 2. Вызывая духов

§ 3. Скрытые воспоминания

§ 4. Религию может сменить только религия

Дата добавления: 2015-08-13