Принятие

Я уже не молод. В руке все те же три гвоздики в простом прозрачном букете. Я иду все по тому же парку, все к той же скамье. На часах все так же без пятнадцати шесть. Зима. Смеркается. Вторник.

Я уже не молод, мне все тяжелее писать и думать, ходить, опорожняться, читать, чистить зубы, смотреть, слышать, говорить, спать, жить, желать, работать, покупать, сидеть, стоять, есть, пить, чихать. Я не помню почти ничего. Свой день рождения, какое сегодня число, кто президент и почему всего его ненавидят. В своей памяти я могу наскрести лишь одно четкое и бесспорное воспоминание. В своих дряблых членах я нахожу силы лишь ради одного дела. Остальное выходит у меня как-то само собой, по воле инстинкта. Рефлексы поддерживают в моем старом теле едва теплый уголек моей жизни. Вот уже тридцать четыре года минуло. С тех пор волосы с макушки выпали, кожа покрылась плотной сеткой морщин, глаза потухли, а разум помутнел.

О, нет, я не состарился внезапно. Я стар уже очень давно, сколько себя помню, я всегда был стар. Детство? А было ли оно? Мне кажется, словно я не был тем ребенком, тем маленьким Билли, любившим прятаться под столом и читать книжки. Нет, это не я хлестал себя по лицу ладонями, чтобы не заплакать, потому что отец ругался, когда я плакал. Не я прожил эту долгую, ужасно долгую жизнь. У меня нет таких воспоминаний. Максимум, на что я могу рассчитывать, – это тягостное, скрипучее припоминание сюжета какого-то очень старого черно-белого фильма. В этом фильме маленький Билли любил учиться, но ненавидел школу. Читал комиксы, изучал насекомых, катался на велосипеде, разбивал коленки, играл в прятки, дрался, заполучил свой первый поцелуй от самой популярной девочки в классе, получал только хорошие отметки.

О, нет, не я, но кто-то. Этот кто-то не горевал, не находился в унынии и вялом отчаянии все время бодрствования, перебиваясь лишь на кошмары во сне. Билли умел жить, умел принимать и давать, умел понимать и сострадать, умел любить и прощать. Ох, он имел популярность среди прекрасного пола. Юность его шла насыщенно.

Перейдя в старшие классы, он встретил ее. В этих ваших романтических новеллах проходу нет от лирического образа Той женщины. Этакой прекрасной леди, в которую невозможно не влюбиться. Мне хотелось бы думать, что мальчик из старого фильма не ударился в подобные банальности. Он, кажется, умел разбираться в людях. Так любил он говорить, цитируя одну из своих любимых детских книжек: “Вы красивые - но пустые. Ради вас не хочется умереть”. А посему типичная красотка с несколькокилограммовым набором косметики вместо пары книг в сумке не могла его заинтересовать. Кажется, я потерял нить мысли. Начну, пожалуй, сначала.

Перейдя в старшие классы, он встретил ее. Странное дело, но, как оказалось, Билли и Клементина (именно так звали девушку) учились в одной школе с первого класса, а он ее не замечал. Складывается такое ощущение, что она попала в его слепую зону.

В тот день, когда он увидел ее по-настоящему, он полюбил. Полюбил самое звучание ее имени. Полюбил ее походку, ее волосы, ее смех, ее слезы, ее руки, ее голос, ее глаза. Если бы вы увидели эти глаза, вы бы тоже их полюбили. Они поражали своей неестественно яркой синевой, а большими были, что твои блюдца. Его поражала ее жизнерадостность, непринужденность и легкость в движении и жестах. Стоит ли говорить, как она была красива? Как же ее внутренний мир, который так важен для юного Билли, спросите вы. А я вам отвечу – он у нее был, и был он столь же прекрасен, сколь и она сама. В подробности вдаваться я не хочу.

В любви иногда так случается, что все выходит само собой. Может быть, дело в природном магнетизме, не знаю, но Билли и Клементина с самого первого свидания не отходили друг от друга ни на минуту, любое расставание казалось им чем-то совершенно противоестественным, нелогичным и просто абсурдным. Если так можно сказать о двух людях, любящих друг друга, то я скажу – они стали единым целым. Словно одним человеком. Но это совсем не умаляло значение и роль каждого из них, совсем наоборот. Вместе они были куда сильнее, умнее, находчивее и удачливее, чем поодиночке.

- Я люблю тебя, - шептал он ей.

- А я люблю тебя сильнее, - вторила она. И так могло продолжаться до бесконечности, пока звезды не озарят небо мягким ненавязчивым светом, пока их не заменит солнце и цикл повторится вновь. В этой игре не было неудачников.

Последующие дни слились в один длинный (но не такой длинный, как хотелось бы) сон. Билли и Клементина выросли, поступили в университет, устроились на работу, но любить друг друга не переставали. Да, все верно, это один из тех крайне редко встречающихся случаев, когда любовь рождается на школьной скамье, а кончается двойной могилой на кладбище. Или урнами над камином, кому как больше нравится. Вы уж простите, что я так сразу, без обиняков. Жизнь есть жизнь, а после нее идет смерть, хотите вы этого или нет. И иногда старуха-смерть приходит куда раньше, чем ты ее ожидал. Я всегда встречал свою жену с работы на этой самой лавочке с простым прозрачным букетом гвоздик и тот самый день не стал исключением. Я пришел…

- Простите. С кем вы разговариваете?

- А?

- Извините, вы… здесь никого. Вы не поможете мне, я потерялась?

Пока я вам рассказывал эту историю про маленького Билли и его Клементину, передо мной неожиданно возникла молодая особа. Она была одета в длинное черное, как ее волосы, пальто, а что было на ногах, я не приметил. Она была мне незнакома, впрочем, как и все люди, что я встречаю на улицах. Мне показалось, что она выглядит обеспокоенно. Хотя особого внимания я не нее все равно не обращал, так как был погружен в свои мысли.

- Простите, - повторила она, – вы не подскажите, как мне отсюда пройти к вокзалу? Мне пытались объяснить в аэропорту, но я совсем заблудилась минут десять назад. Мне ничего не говорили про этот парк. Где он находится – рядом с вокзалом?

Несмотря на умоляющий тон, я оставался глух к ее просьбам. Вот уже тридцать четыре года прошло, как я последний раз ввязался в беседу с незнакомыми людьми. Я не хотел, чтобы что-нибудь изменилось, все должно было оставаться именно таким, как было до…

- Ладно, раз вы не хотите мне помогать, я буду следовать за каким-нибудь путеводным маяком. До свидания.

Не прошла она и пяти шагов, как услышала мой голос и обернулась на него.

- Стойте! – закричал я, - подождите. Что… что вы только что сказали?

- Я сказала, что мне придется следовать за путеводным маяком, если уж вы не хотите мне помогать.

- Где вы слышали эту фразу? Про путеводный маяк?

- Я сама ее придумала, - гордо и смущенно заявила девушка.

- Так любит говорить моя жена. Она постоянно эту фразу… кхм.

- А где она сейчас? Вы ждете ее?

- Она… она умерла. Но можно сказать и так, я жду ее. Или жду чего-то, что объединит нас вновь.

- Вы ждете смерти?

- Может быть. Если только она способна вернуть мне мою жену, то в таком случае я встречу ее с распростертыми объятиями.

- Нельзя же просто сидеть на лавочке с этими гвоздиками и ждать смерти!

- А что еще мне остается? Я стар и никому не нужен. Мой сын давно вырос и забыл обо мне, друзей у меня нет. Мне не с кем что-то делать, вот я и сижу здесь и жду.

- Что, просто так сидите и ждете?

- Сижу и жду. И не вам меня судить, вы еще слишком молоды!

- А я и не сужу. Вы здесь часто сидите и ждете?

- Каждый будний день с семнадцати сорока пяти до семи часов.

- А по выходным?

- По выходным не сижу.

- Этот парк совсем запущен. Когда я шла, не встретила ни одной живой души, кроме вас. Здесь всегда так.

- Не знаю, наверное.

- Вы сидите и ждете здесь каждый будний день и не замечали?

- Как-то не замечал.

Словно впервые я посмотрел на то место, куда приношу гвоздики последние тридцать четыре года. Действительно, парк был безлюдным, заброшенным, одиноким, как и я сам. Я словно был смотрителем этого сада безнадеги. И смотрителем безалаберным: – поверг парк в такое запустение.

- Вы в порядке? - спросила девушка, заметив мой отрешенный взгляд.

- Да, - просто ответил я, не смотря в ее сторону.

- Что стало с вашей женой?

- Ее сбила машина неподалеку отсюда. Она умерла на месте, я не был с ней рядом и не держал ее за руку, когда она испустила дух. Я сидел здесь и ждал ее.

- Мне очень жаль. Но почему вы сидите в этом парке каждый будний день?

- Дело в том, - начал я, - что при жизни моей жены, я каждый день встречал ее на этой самой лавочке. Я дарил ей гвоздики в простом прозрачном букете, и мы пешком шли домой, болтая и смеясь. Иногда, когда мы гуляли допоздна и заходили в неизвестные места, она говорила мне, что домой нас выведет путеводный маяк. Так она называла звезды. Вернее, одну звезду. Если бы сейчас было темно, я бы показал вам.

- Ох, это очень красивая и грустная история. Но я так и не поняла, почему вы продолжаете приходить сюда?

- Я вам уже говорил. Я жду ее. Жду свою Клементину. Я не дождался в тот раз, думал, ее задержали на работе (кстати, так и оказалось), и я пошел домой, так как очень устал. О ее гибели я узнал по телефону, мне сообщили из больницы. Она попала в аварию, когда переходила дорогу. Ах, если бы я не ушел тогда, она была бы жива. Клементина всегда так неаккуратно переходила дорогу. Я чувствую, что я в долгу перед ней, понимаете? Я так и не вручил ей последний букет гвоздик. Вот почему я здесь.

- А вам не кажется, что вы поступаете слишком эгоистично? – спросила девушка, и мне ничего не оставалось, кроме как хмыкнуть в ответ, в то время как она продолжала. - Вы столько лет жили в одном сумасшедшем дне, в котором погибла ваша жена, переживая его снова и снова, что совсем забыли, для чего вообще стоит жить. Для чего жила Клементина. Увидь она вас сейчас, она была бы очень расстроена! Вы потеряли свой путеводный маяк и тем самым уничтожаете всю память о своей жене! Да, в тот день вы не вручили ей гвоздики в простом прозрачном букете, но разве вы не делали ее счастливой каждый день до этого? Разве не была бы она благодарна вам за ту жизнь, что вы подарили ей? А теперь вы заставляете себя и ее переживать лишь один – самый худший день. И для чего? Вы должны и можете принять ее смерть. Вы можете принять ее жизнь, такой, какой она была, когда вы оба были счастливы. Тогда вы вновь найдете своей путеводный маяк, который укажет вам путь к Клементине.

Я был поражен столько мудрой речи такой молодой девушки. Это может показаться глупым – день за днем, год за годом сидеть здесь в забытье и вдруг очнуться от слов незнакомки. Может, это и впрямь глупо, но благодаря ей я снова смог вспоминать о моей Клементине в наши лучшие времена. Мое помешательство было разрушено.

- По той улице, там свернете налево и через два квартала окажетесь у вокзала.

- Я тогда пойду. Простите, если нагрубила вам. - Немного помявшись, тихо произнесла девушка.

Я смотрел ей вслед. Она напоминала мне Клементину. Почему-то мне кажется, что у нее были такие же большие синие глаза.

- Подождите. Скажи, как вас зовут?

- Элизабет.

- Спасибо вам, Элизабет.

- Простите, но за что?

- За то, что указали мне, где я потерял свой путеводный маяк.

Эпилог

Чему нас учат нас умирающие люди? Они учат нас жить. Смерть - это ключ к жизни.

Элизабет Кюблер-Росс.

Как часто вы думаете о смерти? Нарушают ли подобные мысли гармонию вашего внутреннего мира? Возможно, они – часть вашего эго, возможно – инородное тело, вредоносный объект, вносящий хаос в ваше бытие. Кого-то одно упоминание о его предстоящей гибели повергает в уныние и панику; кто-то думает, что готов к этому, а кто-то (возможно и такое) готов на самом деле. В то же время большинство людей убеждено, что думать, рассуждать и полемизировать о смерти – значит впустить ее в свою жизнь, что, в свою очередь, деструктивно влияет как на духовное состояние, так и на успешность походов в туалет ради удовлетворения большой нужды. Но это не так, если подойти к вопросу с правильной стороны.

Думать о смерти – не значит умирать. Умираешь от болезни, из-за несчастных случаев, от руки другого человека. Сама идея смерти не в состоянии навредить. Напротив, познавая смерть, мы познаем жизнь. Ведь начинаешь куда сильнее ценить каждую отпущенную тебе минуту, когда твердо знаешь, что рано или поздно, но абсолютно точно и неизбежно все песчинки в песочных часах упадут вниз.

Многих пугает не само явление смерти как прекращение жизни, а то, что последует за ней. Я вам так скажу – за этой гранью нет ничего, и это даже хорошо. Если бы каждый человек на Земле осознавал это в полной мере, то, как мне кажется, вся жестокость, глупость и насилие прекратились раз и навсегда. Хотя с глупостью я завернул – запасы ее у человечества поистине неистощимы. А там, где глупость, там и жестокость. Где жестокость, там насилие. Твою мать.

Так или иначе, принять свою смерть или близкого человека всегда очень непросто. Сначала, как это повелось, мы всегда ищем виновных. Так нам проще, когда кто-то виноват. Тогда с виновника можно что-нибудь и затребовать. Не найдя козла отпущения, мы начинаем замыкаться и отрицать очевидное. Уходим от реальности, формируем вымышленный мир, в котором умирать вовсе не обязательно. Возможно, так лучше. Но если этот мир будет разрушен, в нас просыпается торгаш. Мы уже на многое согласны, все бы отдали, лишь бы отдалить свой последний вздох. Но с кем вести торги-то? Я не знаю. И никто не знает. Некоторые думают, что знают, но они знают еще меньше, чем остальные. Когда ничего не остается, начинается депрессия. Кто-то пьет, кто-то просто сводит счеты с жизнью, чтобы выиграть у старухи с косой очко. Но они все они все равно проигрывают, так или иначе.

Нельзя быть готовым к смерти, даже если тебе под девяносто. Вот сейчас, вам, скажем, сколько лет? Двадцать, тридцать, сорок? Я с уверенностью могу утверждать, что вы не готовы умереть. С той же уверенностью я добавлю, что и через пятьдесят лет ничего не изменится. Однако если найти в себе силы, то можно прийти к гармонии и спокойствию. Такое спокойствие приходит только с мудростью. И что уж я точно знаю, так это то, что умирают в покое только хорошие люди. А значит, далеко не многим из нас это суждено.

Чего уж говорить о том, когда неожиданно, от тяжелой болезни, начинает угасать существо столь же юное, сколь чистое. Как ему достичь гармонии, как обрести покой, как понять, что такое смерть, если еще неизвестно, что такое жизнь? Этот мир несправедлив.

Что происходит в мыслях четырнадцатилетней девочки, лежащей в палате, наполненной писком аппаратуры? Сражение, хаос, мольбы, гниение, смирение? Ищет ли она свой путеводный маяк? Может быть, находит, может быть, даже не знает, где его искать. Мы уже столько с вами прошли, а вопросов все не становится меньше.

На подобные вопросы каждый из нас должен найти ответ самостоятельно.

Анисимов Алексей, 08.04.2014 г.

Дата добавления: 2015-08-13