В которой старые друзья рассуждают о молодости, а молодые женщины не считают нужным скрывать свои взгляды на жизнь

К Москве Леонид привык на удивление быстро и вскоре уже с недоумением вспоминал о том, что мог жить где-то еще и называтьсвоим домом какое-то другое место, а не особняк на Бульварном кольце с уютным садом за красивой оградой. Прелестная Олеся расстаралась, и оформление документов действительно не заняло много времени. В начале ноября Голубев официально сделался собственником.

Затевать грандиозный ремонт он не стал – не было ни желания, ни необходимости. Во-первых, стремился поскорее перебраться в столицу; во-вторых, все и так было в прекрасном состоянии. Поэтому Леонид ограничился сменой обоев в трех комнатах из четырех да заказал новую каминную решетку Сереже Сластину – талантливому молодому кузнецу из Екатеринбурга, к которому всегда обращался в подобных случаях, – и с энтузиазмом принялся обставлять новое жилище.

Голубеву всегда нравились интерьеры, устремленные в прошлое, а квартира в особняке и не предполагала никакого иного решения. Однако превращать свой дом в подобие музея или антикварного магазина он тоже не собирался – хотелось, чтобы новое место обитания получилось не только красивым, но и удобным. Не желая доверять собственный комфорт чужим людям, Леонид Николаевич отказался от услуг дизайнерских фирм и занялся всем лично, иногда консультируясь у специалистов и поручая многочисленным помощникам только техническую работу – отслеживание доставки, оформление оплаты и тому подобное. А сам штудировал всевозможные каталоги. Целыми днями ездил по мебельным и антикварным салонам, ворочался ночами, раздумывая, как лучше решить проблему освещения в прихожей, и даже специально слетал в Париж только затем, чтобы выбрать в знакомом магазинчике часы для каминной полки. Попутно побывал и в Италии, навестил свою виллу на побережье и проконтролировал строительство еще одного своего любимого детища – красавицы-яхты, звавшейся «Любимая», в честь единственной женщины в его жизни, которую он любил.

Обустройство нового дома отняло немало времени и сил – намного больше, чем он планировал изначально, – но результаты превзошли все ожидания. Московское жилье получилось восхитительным. В квартире сохранялся дух времени, но при этом она стала настоящим жилищем состоятельного холостяка из двадцать первого века. Леонид готов был целыми днями бродить по своему новому пристанищу, то присаживаясь в гостиной на диван с шелковой обивкой; то переходя в столовую, чтобы вновь и вновь любоваться подлинными картинами в тяжелых резных рамах и коллажами из старинных фотографий времен Первой мировой войны, то заглядывать в кухню, где в добротную мебель из натурального дуба была встроена самая современная техника.

Из старого дома в родном городе он привез немногие личные вещи, одежду, библиотеку, которую начала собирать еще бабушка, да любимую коллекцию зонтов. Зонты были маленькой слабостью Голубева. Когда-то он прочел, что сначала они были знаком высокого положения в обществе и только много лет спустя превратились в доступное каждому средство защиты от дождя или солнца. С точки зрения Леонида, этот аксессуар не утратил своего значения и по сей день, став частью имиджа, так же, как часы, обувь или автомобиль. Сам он предпочитал зонты-трости, поскольку считал, что они гораздо надежнее складных и придают шарм и элегантность своему владельцу, но в его обширной коллекции, помимо зонтов-тростей от Jean Paul Goulrier, Ferre, были и «карманные» зонты вплоть до миниатюрных, зонт с шестнадцатью спицами вместо положенных восьми и даже предмет реквизита с «Мосфильма» – зонт, с которым щеголял персонаж Олега Даля в фильме «Не может быть!». Один из лучших экспонатов его коллекции – швейцарский зонт конца девятнадцатого столетия – занял почетное место в специальной подставке как элемент декора прихожей.

Единственное, что сначала смущало Голубева в новом, но быстро ставшем привычным и родным доме, – это старинное зеркало, сыгравшее с ним шутку при осмотре квартиры. Первое время он даже подумывал избавиться от этого антикварного предмета, тем более что комнату, где оно висело, планировалось сделать спальней. Начинать или завершать день воспоминаниями о странной галлюцинации не было никакого желания. Но, к счастью, видения больше не повторялись, а к зеркалу Леонид быстро привык и даже, можно сказать, полюбил его. Во всяком случае, ему нравилось в него смотреться. Известно, что идеальных отражающих поверхностей не бывает – в каждом кроется хоть один, хоть малейший дефект, который, однако, на поверку может обернуться как недостатком, так и достоинством. Скажем, если зеркало искривлено вширь или по диагонали, то отражающиеся в нем предметы приобретают смешные и нелепые очертания. Но ведь оно может также изменять отражение, вытягивая его по вертикали – не слишком, а чуть-чуть, еле заметно, – и тогда люди, глядясь в него, видят себя выше и стройнее, чем они есть на самом деле. Очевидно, какой-то подобный изъян таился и в недрах старинного посеребренного стекла, украшавшего голубевскую новую спальню. Во всяком случае, собственное отражение в нем казалось Леониду как-то лучше и симпатичнее, чем во всех других зеркалах. Пожалуй, даже и моложе, но, конечно же, не на двадцать пять лет, как померещилось тогда.

Словом, с квартирой все получилось отлично. А вот с прелестным риелтором возникли небольшие проблемы. Как только все документы были оформлены, Голубев сразу же пригласил Олесю отметить это событие в одном из своих любимых ресторанов за Окружной дорогой – Russian style. Девушка охотно приняла приглашение и весь вечер была совершенно очаровательна. Леонид улыбался, шутил, слушал ее милый голос и смех, а про себя просчитывал возможные варианты будущего по оптимистическому, пессимистическому и реалистическому сценарию. Но вышло совсем не так. После чудесного ужина он, как галантный кавалер, доставил свою даму до самого подъезда – Олеся жила в одном из «сталинских» домов на проспекте Мира. У парадного, зажатого между ярко освещенных зеркальных витрин модных магазинов, прозвучал традиционный вопрос о приглашении на кофе. В ответ девушка огорошила его заявлением:

– Леонид Николаевич, хочу вас предупредить. Конечно, я могу пригласить вас подняться, но при этом вы действительно получитетолько кофе. Я не из тех, кого привлекают встречи «на разочек». У меня есть друг, который меня вполне устраивает, и менять постоянные отношения я буду только на другие постоянные отношения, которые устроят меня еще больше.

В первый момент Голубев чуть руками не развел от изумления. Даже покосился на свое отражение в витрине, словно хотел призвать его в союзники. Ну разве можно в столь юном возрасте быть такой расчетливой и прагматичной, если не сказать – циничной! Позже, поразмыслив, он пришел к выводу, что Олеся, пожалуй, права. В наше время молодая красивая женщина иначе не проживет, а если и проживет, то уж, во всяком случае, многого не добьется.

И все-таки душу тут же принялся подтачивать изнутри противный червячок сомнения. «Это она так с тобой говорит, потому что ты для нее богатый старик. Был бы перед ней молодой и смазливый парень, пусть не на новом Rolls Roys'e, а на разбитой Audi и с зарплатой две паршивых штуки в месяц, она запела бы совсем по-другому… Сама бы на шею повесилась! А ты в свои пятьдесят семь ни на что другое не годишься, кроме как выкачивать из тебя деньги и подарки, а за спиной хихикать с молодым любовником над твоими неудачами в постели…»

Леониду ничего не оставалось, как галантно поцеловать девушке ручку, еще раз поблагодарить за прекрасный вечер, усесться в свой автомобиль и в сопровождении охраны умчаться подальше от этого подъезда и зеркальных витрин. Надо сказать, что с женщинами он привык быть честным, а постоянная подруга, тоже довольно молодая, у него уже имелась. С Инной, известной фотомоделью, регулярно появлявшейся на страницах глянцевых журналов, он познакомился четыре года назад во время очередного визита в Москву на какой-то светской тусовке. Тогда ему и в голову не могло прийти, что эта случайная встреча что-то повлечет за собой, но Инна, видимо, решила иначе. Почти каждый раз, когда Леонид оказывался в столице, на его пути так или иначе оказывалась зеленоглазая шатенка с крупным чувственным ртом. Однажды они очутились рядом за столом на торжественном обеде в честь юбилея бизнес-партнера Голубева. Леонид что-то рассказывал ей, жестикулируя, и девушка вдруг завладела его ладонью.

– Какая у вас интересная рука! – сказала она, рассматривая линии.

– Вы умеете гадать? – улыбнулся Голубев. В хиромантию, гороскопы, спиритизм и прочую мистическую чушь он никогда не верил.

– Да, я даже специально этому училась… У вас очень странная фигура на ладони, я такой никогда ни у кого не встречала – круги на бугре луны.

– Что это за бугор луны? – поинтересовался он из вежливости. Девушка указала изящным пальчиком на холмик в основании ладони, с противоположной стороны от большого пальца.

– Вот он. У вас он очень развит – это говорит о том, что вы человек целомудренный и чистый сердцем, склонны к мечтательности и сентиментальности.

– Гм!.. – недоверчиво хмыкнул Леонид.

– Но вот эти круги… Очень, очень странная фигура. Точно годовые кольца на стволе дерева. Надо посчитать, может, их число соответствует количеству прожитых вами лет?

У Голубева не было никакого желания развивать эту тему в разговоре с молодой и очень привлекательной собеседницей.

– А больше ничего на моей руке не привлекло вашего внимания? – быстро спросил он.

– Привлекло. И очень меня огорчило.

– Вот как? Что же это?

– Ваше обручальное кольцо… Впрочем, что я говорю?.. Такой потрясающий мужчина, конечно, не может быть свободен…

А дальше все вышло как-то само собой.

Торжество они покинули вместе, Голубев, разумеется, вызвался отвезти девушку домой, потом предложил заглянуть к нему, и она согласилась. В постели Инна подкупила Леонида тем, что, как это называется у современных дамочек, сразу брала инициативу в свои руки, тем самым изначально избавляя его от страха перед возможной неудачей. С опытной, раскрепощенной и чувственной партнершей (хотя он и подозревал иногда, что ее чувственность больше наиграна, нежели искренна) он ощущал себя вполне комфортно. Приехав в столицу, он обязательно в первые же дни звонил Инне и, если та оказывалась в городе, проводил в ее обществе часть «командировочных» вечеров. Они вместе ходили в рестораны, на модные премьеры и светские тусовки, потом ехали к Голубеву, в гостиницу или на квартиру, которую он снимал. Но, как бы ни было поздно, Инна старалась никогда не оставаться у него до утра, а всегда уезжала через несколько часов, объясняя это тем, что не любит просыпаться где-либо вне собственного дома – ведь только там у нее есть все необходимое, чтобы привести себя в порядок. Голубев не возражал – такое положение вещей его вполне устраивало. Это ведь только для молодых слово «ночь» имеет характерный сексуальный привкус, с годами же темное время суток хочется посвятить прежде всего отдыху, полноценному сну в просторной и удобной кровати. А для «интима» прекрасно можно найти и другое время.

Хотя Инна ни разу не позволила себе пойти дальше тонких намеков, Леонид догадывался, что она мечтает о большем. Конечно, находясь рядом с Голубевым, девушка как сыр в масле каталась. Обзавелась шикарной квартирой в элитной новостройке, уже в третий раз сменила автомобиль, активно пользовалась связями и знакомствами своего покровителя для устройства собственной карьеры – а уж о таких мелочах, как шубки и драгоценности, можно было даже не вспоминать. И все-таки ее не устраивал статус московской любовницы крупного промышленника, ей хотелось стать его официальной подругой, а еще лучше – законной женой. Однако Леонид не торопился делать предложение. Он отлично отдавал себе отчет, что за человек его приятельница. Инна была женщиной яркой и уверенной в себе, появиться с такой в обществе было совсем не стыдно. Но вот что касается пресловутого «для души»… Здесь все оказалось совсем не так гладко. И, как ни странно, причина крылась отнюдь не в разнице возрастов, просто у них не совпадали жизненные ценности. Это выяснилось во время их первого и единственного совместного отпуска. Сначала они очень долго выбирали место, поскольку никак не могли найти вариант, который устроил бы обоих. Инна рвалась на Сейшелы, Мальдивы или, на худой конец, на Ибицу, Леонидом же двигало любопытство, жажда новых впечатлений. Если бы врачи позволили, он занялся бы дайвингом – всегда мечтал опуститься на дно океана, посетил бы дебри Амазонки, пустыню Сахару или даже Антарктиду, но, увы! Об экстремальном отдыхе и экзотических странах не могло быть и речи, нужно было выбирать место с мягким климатом. В итоге остановились на турне по Греции и островам – Голубев, много бывавший в Европе, увидеть родину Гомера и Олимпийских игр до той поры пока не удосужился. Инна сначала морщила носик, утверждая, что в Грецию ездят только рыночные торговки, но после завлекательного рассказа менеджера турагентства о разработанной специально для них персональной программе и, главное, обозначения стоимости предстоящей поездки милостиво согласилась.

Три недели, проведенные вместе, недвусмысленно дали понять Леониду, что с Инной они не пара. Он рвался все объездить и осмотреть, заказал все возможные экскурсии, плюс норовил побывать повсюду самостоятельно – она бы с удовольствием провела все дни в отеле у бассейна, попивая диетический фруктовый коктейль и нежась в лучах южного солнца. Голубев до беспамятства гонял гидов, интересовался страной, знакомился с бытом местных жителей, стремился посещать музеи, театры, церкви, питаться в ресторанах национальной кухни и заглянуть чуть не в каждую кофейню. Инна разглядывала античные памятники с выражением обязанности, от пеших экскурсий быстро уставала, в еде отдавала предпочтение только знакомым блюдам, а из местных достопримечательностей ее привлекали лишь магазины.

Но, конечно, главная причина была не в этом. Общая атмосфера, улыбки и радушие местных жителей, теплый климат, море, диковинные южные растения, витавший в воздухе дух таинственной и прекрасной античности – все это настроило Леонида на сентиментально-романтический лад. Ему хотелось долгих ночных прогулок по пляжу под ласковый шелест волн, интересных, а может быть, даже и задушевных разговоров, понимания и тепла. Но очень скоро Голубев осознал, что выбрал для этого совсем не подходящего компаньона. Его воспоминания или рассуждения не вызывали никакого отклика. Инна не перебивала его, но почти каждый раз, рассказывая что-то, Леонид чувствовал, что мысли ее где-то далеко. Он замолкал, оборвав на полуслове очередную историю о любимом Заводе или изложение пришедшей в голову идеи насчет геополитики, и она тут же принималась щебетать о чем-то своем.

Однажды, во время очередной «романтической» прогулки под луной, Голубев спросил свою спутницу:

– Ты могла бы максимально честно ответить на вопрос, который я тебе сейчас задам?

Девушка удивленно взглянула на него:

– Что такое?

– Просто обещай мне.

– Ну хорошо, я постараюсь.

– Скажи, Инна, как ты ко мне относишься?

Разумеется, он менее всего ожидал, что подружка кинется к нему на шею с горячими поцелуями и еще более жаркими признаниями в любви. Подобных слов, похоже, вообще не было в ее лексиконе, если, конечно, речь не шла о драгоценных камнях или продукции известных фирм. Ему было просто интересно, что она скажет, точнее, как сформулирует свой ответ.

Инна на миг задумалась, машинально накручивая на палец прядь волос.

– Ну-у… Если уж совсем честно… Я вижу в тебе опору. И воплощение своих планов на будущее. Ты – состоятельный, известный, нежадный и нетребовательный. Почти идеальный вариант для такой девушки, как я.

Помолчала, и, спохватившись, добавила:

– Разумеется, я отношусь к тебе очень хорошо. Ты такой милый…

После того отпуска Леонид даже подумывал, не расстаться ли ему с Инной, но решил, что делать этого не стоит. Во всем, что не касалось работы и бизнеса, он всегда стремился избегать конфликтов, особенно с женщинами, с которыми всегда старался вести себя как можно более вежливо и деликатно, так как с юности относился к ним точно к существам с другой планеты – восхитительным, но совершенно непонятным и непредсказуемым. К тому же несмотря на все, как выражался друг Жора, «запятые», как подруга Инна Леонида вполне устраивала. За четыре года он успел привыкнуть к ней, и менять ее на другую, которую еще нужно было изучать и к которой необходимо было приспосабливаться, не было никакого желания. И кроме того, у его Инессы, как он ее иногда называл, хоть ей это и не очень нравилось, было одно неоспоримое качество, за которое он готов был простить ей абсолютно все. Она никогда не напоминала ему о его возрасте, никак не подчеркивала разницу в годах и совсем не подавала поводов для ревности.

Решению Леонида о переезде в Москву Инна обрадовалась несказанно. Горела желанием помочь сначала в выборе жилья, потом в ремонте и обустройстве, подсовывала каталоги и визитки, рвалась вместе съездить по магазинам, но Голубев каждый раз мягко отклонял ее предложения. Хотелось сделать все самому, участие в этом процессе другого человека было бы для него вторжением в его собственный мир. Ему удалось несколько охладить пыл подруги и даже уговорить ее подождать с визитами на Бульварное кольцо до того момента, когда квартира будет полностью обставлена. Но, как только это случилось, Инна тут же примчалась, долго ходила по комнатам, осматривала, хвалила его вкус, но несколько раз не смогла удержаться от замечаний.

– Мне кажется, было бы лучше отодвинуть туалетный столик чуть подальше от кровати. Так хуже видны его резные ножки, да и рисунок на покрывале теряется…

– Нет уж, извини, дорогая, – с улыбкой отвечал Голубев, – но столик будет стоять так, как мне это удобно.

Инна кивнула и, поняв, что разумнее будет перевести разговор на другую тему, принялась восхищаться старинным зеркалом.

– Какая красивая рама! Сразу видно, что это антиквариат, сейчас не делают ничего похожего. И знаешь что? Мне кажется, это зеркало меня стройнит, я в нем как будто еще выше и тоньше… Нет, правда, что ты улыбаешься? Потрясающее зеркало, как жаль, что у меня нет такого! Думаю, если бы я каждый раз с утра смотрелась в него, у меня целый день было бы хорошее настроение!

– Обидно, что я не могу тебе его подарить. – Леонид постучал костяшками пальцев по раме. – Оно наглухо вмонтировано в стену.

– А может, мне почаще оставаться у тебя до утра? А? Как ты думаешь? – поинтересовалась она, продолжая вертеться перед зеркалом и бросая через него кокетливые взгляды на Голубева.

– Ты же сама говорила, что не можешь провести ни одного утра в разлуке со своими фенами, лосьонами и тониками, – напомнил он.

– Мы могли бы купить сюда все необходимое.

Леонид усмехнулся про себя. Ну да, конечно, этого следовало ожидать. Раз образовалась квартира, в ней должна завестись и хозяйка. Не поселиться, а именно завестись, постепенно заполняя территорию своими вещами, переставляя столики и устанавливая свои порядки…

«Ну почему я так этому противлюсь? – подумал он. – В мои-то годы, с моим-то здоровьем, после всех этих приступов, гораздо лучше иметь рядом какого-то человека. Будет хотя бы разговаривать с тобой, и не потому, что это его работа… А я, словно молодой парень, зубами держусь за свою свободу. Будто мне и правда тридцать лет…»

Он покосился на свое отражение, которое глядело на него с легкой и, как показалось Голубеву, заговорщицкой улыбкой.

– Кстати, мы так и не решили, куда поедем сегодня ужинать, – громко сказал Леонид. – Кажется, ты говорила о каком-то местечке на Арбате, где мы с тобой еще не были?

Инна была девушкой понятливой, и вопрос о покупке фенов и кремов в квартиру на Бульварном кольце больше не поднимался. Они продолжали встречаться точно так же, как до переезда Леонида, разве что чуть чаще.

Перебираясь в столицу, Голубев думал, что вынужден будет мотаться в родной город на Завод с той же регулярностью, с которой раньше приезжал в Москву. Но выяснилось, что в этом нет необходимости. За долгие годы процесс уже был настолько отлажен, что им прекрасно можно было руководить, как теперь в шутку называл это Леонид, «из центра». Его заместители, тщательно подобранные и проверенные, были толковыми ребятами, да и значительную часть подразделений своего холдинга Голубев давно перевел в столицу. Леонид регулярно бывал в московском офисе, но с радостью чувствовал, что уже не испытывает такой зависимости от работы, как раньше. У него вдруг, впервые в жизни, появилось свободное время. Точнее сказать: появилось время, свободное от работы. Уж что-что, а скучать было некогда. В столице, в отличие от родного провинциального города, всегда находилось чем заняться, здесь постоянно что-то происходило, куда-то срочно нужно было ехать, что-то делать, с кем-то встречаться… Для Голубева началась та самая круговерть, то самое бурное течение жизни, к которым он всегда так стремился. На что хотел – на то и налетел, как говаривала его покойная бабушка.

Голубев как раз приходил в себя после успешно закончившихся важных переговоров с индийцами в своем новом кабинете – в офисе на семнадцатом этаже престижного бизнес-центра, когда в кармане пиджака зазвучала электронная версия Yellow submarine. Престижная модель Nokia предназначалась для самых близких людей. Кроме секретарей, помощников, заместителей и прочих членов его команды, в записной книжке этого телефона значились только еще два номера.

«Инеска, что ли? – удивился Леонид. – Вроде для нее еще рано…» Но на экране высветилось другое имя.

– Привет рабочему классу! – раздался из трубки сочный бас Жорки. – Ни от чего не отрываю?

– Ты как раз вовремя, – Леонид был очень рад слышать голос старого друга.

– Как делищ-щи? Как вы там живете-можете?

– Да вот, сижу, думаю – что-то с Жоркой давно не виделся…

– Дык, давай пересечемся, какие проблемы! Я все выходные дома, ни одной плановой операции, тьфу-тьфу-тьфу, нет. – Георгий заведовал хирургическим отделением в детской больнице.

Голубев быстро проскролил страницы электронного ежедневника.

– И у меня завтра вся вторая половина дня свободна. Можем вместе пообедать или поужинать. Мне тут Инесса такое симпатичное местечко показала…

– Ленька, ты же знаешь, ну не люблю я этих твоих кабаков! Ни тебе расслабиться, ни прилечь, ни ремень на пузе расстегнуть…

– Тогда давай ко мне! Возьмем вина, закажем еды какой-нибудь вкусной из ресторана… Хочешь – приезжай один, хочешь – с Людмилой.

– Нет, давай уж ты к нам! А то Дашка собралась на выходные нам своих архаровцев подкинуть. А Людмилка уже пироги затеяла…

При упоминании имени жены в его голосе прозвучала особая нежность. После тридцати лет совместной жизни Жора продолжал любить супругу. Ни его горячая южная кровь, ни бытовые неурядицы, ничто другое не охладило этой любви.

– Ладно, уболтал, черт речистый! – улыбнулся Голубев.

С Георгием Латария они были знакомы чуть не с рождения – еще на одном горшке сидели, как выражался Жорка. Их отцы были лучшими друзьями, бок о бок работали на Заводе, были неразлучны, женились на подругах, и сыновья у них появились почти одновременно – Леня был моложе Жоры всего на полгода, но с детства привык относиться к нему как к старшему. Учились они в разных классах (рожденный в августе, Георгий пошел в школу на год раньше), но вне школы постоянно общались до тех пор, пока не подросли. Тут их дороги разошлись. Отец Леонида, человек способный и очень целеустремленный, сумел пройти путь от простого инженера до главного, и юный Голубев собирался продолжить семейное дело, с детства даже не представляя себе иного будущего. А балагура и всеобщего любимца Жору постоянно кидало из крайности в крайность – то он, насмотревшись кино, собирался идти служить в милицию, то вдруг всерьез увлекался историей и в конце концов, где-то классе в девятом, заявил, что хочет стать врачом, причем учиться будет не где-нибудь, а в Москве. Сначала друзья и родные отнеслись к новой идее Жорки как к очередной блажи – и напрасно. Парень окончил медучилище, потом уехал в столицу и трижды брал штурмом облюбованный институт, работая между вступительными экзаменами санитаром в психиатрической больнице. На третий раз ему повезло. Везло и дальше. После вуза и ординатуры Георгий остался в столице, устроился в неплохую клинику, получил комнату, женился на хорошенькой москвичке Людочке, обзавелся двумя детьми – сыном и дочкой и по сей день был вполне доволен своей судьбой, несмотря на все трудности, кото-рые переживала российская медицина.

Разумеется, что с момента переезда Жоры в Москву друзья стали общаться меньше – Голубев первое время бывал в столице нечасто, а Георгий после смерти родителей и вовсе перестал навещать родной город. Но все-таки старая дружба оказалась сильнее разлук и расстояний. «Выезжая в люди», Леонид каждый раз обязательно встречался со старым приятелем и все эти годы считал Жорку самым родным для себя человеком. Отчасти и решение о переселении в Москву было вызвано желанием почаще слышать рокочущее: «Здор-рово, др-ружище, как делищ-щи?» Никто, кроме Жорки, вот уже лет двадцать не называл его Ленькой. С тех пор как Голубев сделался сначала директором Завода, а потом и главой холдинга, ему стало намного труднее общаться с людьми. Практически все окружающие видели в нем прежде всего «большого человека». И только Жорка ухитрялся вести себя так, будто перед ним был прежний Ленька, без всяких телохранителей, «Роллс-Ройсов», счетов в банках и интервью в аналитических передачах. И Голубев был ему за это очень благодарен.

Латария обитали в небольшой трехкомнатной квартире в Измайлове. Уже на лестнице чувствовался аромат выпечки и слышны были вопли архаровцев – дочка Георгия Дарья ухитрилась произвести на свет двух сыновей с разницей в десять с половиной месяцев, при этом даже в один календарный год. Когда знакомые начинали подшучивать над этим фактом, она только руками разводила: «Очень уж хотелось девочку!» Петька и Федька, кареглазые и носастые – в деда, но белобрысые, как их отец Макс, были похожи словно близнецы и обладали совершенно неукротимым нравом. Голубев их обожал. Он вообще любил детей и всегда мечтал о сыне, которого назвал бы в честь своего отца Колькой. И Валечка, бывшая жена, тоже хотела ребенка, но не получалось, у нее были какие-то проблемы со здоровьем. Впрочем, что уж сейчас об этом вспоминать, дело давнее…

Отобедали по обычаю обильно и очень вкусно – Людмила была потрясающей кулинаркой, такого харчо и таких пирогов, как у нее, не найти было ни в одном, самом лучшем ресторане. Архаровцев, наигравшихся в подаренные Леонидом гоночные автомобили, всеобщими усилиями загнали спать в дальнюю комнату. Бабушка осталась с ними, а старые друзья вернулись в столовую-гостиную, чтобы за бокалом привезенного Голубевым отменного Chateau Margaux неспешно поговорить о своих мужских делах.

– Спину что-то заломило, – пожаловался Леонид, устраиваясь на видавшем виды диване, отказавшемся по причине возраста раскладываться и списанном за это из спальни в большую комнату.

– Ну еще бы, как ты сегодня навозился-то с малолетними бандитами! – усмехнулся Георгий. – Скакал, что твой молодой козлик, я даже испугался за тебя. Сильно прихватило?

– Не, ничего, вроде отпускает… – Голубев осторожно потер поясницу.

– Ясное дело, лет-то нам не по шестнадцать… Стареем… Вот послушай, что на днях от одного орла услышал – хохотал, как сумасшедший: «Старение ты мое старение, крови медленное струение, птица уже не залетает в форточку, девица, как зверь, защищает кофточку…»

– Жорка, ну тебя, не смешно совсем! – перебил, поморщившись, Леонид, которому почему-то сразу вспомнилась Олеся.

– Ты считаешь? А меня позабавило. – Хозяин ловко откупорил бутылку и разлил вино по бокалам.

– Давай, др-ружище, выпьем! За здоровье! Да что с тобой, чего ты вдруг скис? Так спина разболелась? Может, таблетку дать? А хочешь – мазью разотру, мне всегда помогает?

– Да не спина, – отмахнулся Голубев, ставя на журнальный столик бокал, к которому даже не притронулся. – Понимаешь, я последнее время что-то все думаю, думаю, вспоминаю… Такое чувство, что жизнь прошла мимо, а я еще даже и не начинал жить!

– Неудивительно. Ты же всю дорогу работал – когда тебе было жить? – Георгий с наслаждением смаковал напиток. – Эй, хорошее вино! Умеешь ты выбрать, Ленька!..

– Конечно, прошла она не совсем даром, – задумчиво продолжал Леонид, играя полным бокалом. – Не могу сказать, что мне мучительно больно за бесцельно прожитые годы… Я отдал их своему Делу. Если бы в сутках было тридцать, сорок, сто часов, я бы и их проводил на своем Заводе. Ты ведь не знаешь всего, что мне пришлось пережить, я тебе и половины-то не рассказывал… А время было трудное. Я тогда Завод из руин поднимал, как младенца больного выхаживал. Чего-чего только не было! Конкуренты, враги, разборки с криминалом, сложности с властями, проблемы с сотрудниками, ненависть, предательство… И все-таки я был счастлив!

– Тебе так казалось. – Жора пожал плечами и опустошил свой бокал. – Ты просто не представлял себе ничего другого, никакой другой жизни. Причем не только когда директором стал, а гораздо раньше… Ты давай вино пей, а то я тут хлещу в одинарика!

– Знаешь, такое ощущение, будто во мне живут два разных человека. – Леонид машинально опустошил бокал. – Иногда я чувствую себя отвратительно старым, усталым, нудным и сентиментальным… Но чаще всего, особенно последнее время, после переезда сюда, кажется, что мне лет тридцать. Я еще молод, полон сил, все впереди… Яхту затеял строить… Хочется путешествовать, соблазнять женщин, может, даже с аквалангом нырнуть, всегда об этом мечтал, или хоть на гитаре играть научиться…

– Короче говоря – жить. На полную катушку. Заниматься всем тем, что мы делали, пока ты на своем заводе ишачил, – улыбнулся Георгий и смачно хрустнул яблоком. – А теперь у тебя все упущенное дает о себе знать. Я давно это понял – в жизни обязательно надо пройти через все в свое время. Это как детские болезни, всякие кори с краснухами. Нужно переболеть ими лет до пятнадцати, иначе потом хуже будет. Вот послушай историю. У моей Людки подружка есть, еще с института. В юности страшненькая была, ну и решила, что мальчики и всякая любовь-морковь не для нее, она по-другому будет самореализовываться. Стала грызть гранит науки, чуть зубы не сломала, зато все честь по чести – золотая медаль, красный диплом, аспирантура, кандидатская, докторская, сразу после полтинника членкором стала. Замужем, естественно, никогда не была, к мужикам ближе чем на километр не подходила… А недавно вдруг как гром среди ясного неба! Взяла да и влюбилась на старости лет. Теперь она такие чудеса вытворяет, что то ли смеяться, то ли плакать. Парень бедный, на двадцать лет ее моложе, просто не знает, куда деваться. Она ему звонит и молчит в трубку, караулит у подъезда, записочки пишет, цветочки через фирму присылает…

– Свихнулась, стало быть, на почве стародевичества? – усмехнулся Голубев.

– Так в том-то и дело, что нет! Психиатры проверяли – мозги в полном порядке, никаких патологий не выявлено, просто, выражаясь нормальным человеческим языком, зациклилась. А все почему? Потому что не пережила ничего подобного ни в тринадцать лет, ни в семнадцать. А сейчас компенсирует. Ну, еще по одной! Давай я тебе освежу.

– Выходит, я тоже что-то… компенсирую? – Леонид подставил бокал.

– Выходит, так. Ну, будем.

– Знаешь, Ленька, – проговорил после паузы Георгий, – я вот смотрю на тебя и удивляюсь. Ты вот такой успешный и богатый, да что там богатый, богатейший человек, олигарх практически…

– Ну уж и олигарх! – Голубев сделал глоток, потом второй и отметил, что почти не чувствует вкуса.

– Ну а то! Вон какое дело делаешь, миллиардами ворочаешь, вся страна тебя знает. Казалось бы – такой человек должен настоящим монстром быть, акулой империализма! А в душе все тот же пацан, с которым мы полсотни лет назад на коньках гоняли и в войнушку играли на пустыре за школой. Славный парень и какой-то… Неиспорченный, что ли. Вот скажи, как тебе это удалось?

– Понятия не имею, – пожал плечами Леонид. – Наверное, ты прав – все оттого, что я, кроме работы, ничего другого в жизни и не видел.

– Ну, наконец-то ты это понял. Дружище, за такое дело надо выпить!.. Работа – это здорово, конечно, я это понимаю, как и ты, наверное, без своей больницы, будь она неладна, на другой же день загнусь, про пенсию и слышать не хочу… – продолжал Георгий, наполовину опустошив свой бокал. – Но у нормального мужика должно быть и что-то еще. Другие интересы, женщины, хобби, футбол, в конце концов!.. Но прежде всего, я думаю, семья. Я, пока молодой был, даже представить себе не мог, насколько это, оказывается, важно. Ты же знаешь, дважды от Людмилки чуть не ушел. А сейчас жить без нее не могу. Без нее, без Дашки с Димкой, без архаровцев этих…

– И что ты, как врач, посоветуешь? – поинтересовался Голубев. – Раз мне не так повезло в жизни?

– Начать жить. ЖИТЬ, понимаешь?

– Не поздно ли начинать! – горько усмехнулся Леонид. – Когда завтра уже на свалку пора?

– Ну знаешь! – басовито возмутился Жорка. – Такое чувство, что я не с ровесником разговариваю, а со стариком столетним. В наши годы люди еще о-го-го! Карьеру вовсю делают, женятся, любовниц молодых заводят, детей рожают…

– Смеешься, что ли? Какие дети в пятьдесят семь лет?

– Очень умные, это даже наукой доказано. У восьмидесяти процентов детей, рожденных от зрелых отцов, уровень интеллекта значительно выше среднего. Ты же всегда хотел сына Кольку! Вот возьми сейчас – и обзаведись наследником. Пусть подрастает где-нибудь продолжатель рода. А ты будешь ему помогать, навещать, когда есть время и желание, привяжешься – вот тебе и смысл жизни.

– Нет, Жорка, я так не могу. Воспитание не то. Я убежден, что дети должны расти в полноценной семье, с обоими родителями…

– Так заведи семью, кто ж тебе не дает? А что? Хоть с той же Инной своей. По-моему, она спит и видит тебя под венец повести.

– Нет, Инна не по этой части, – покачал головой Голубев. – Дети, пеленки, бутылочки, бессонные ночи не для нее. Да и не хочу я на ней жениться, если честно. Не тот она человек. Конечно, я встречаюсь с ней, хожу на всякие тусовки, где лучше появиться не одному, а с яркой спутницей. Она красива, умеет себя подать. По-своему я даже привязан к Инне. Но жениться… Нет уж.

– Ну так другую найди. Можно подумать, это проблема для такого орла, как ты. Да за тебя замуж любая побежит, еще бы, сам Леонид Голубев на нее внимание обратил!

Леонид покачал головой и грустно рассмеялся:

– Нет, Жорик, поздно мне уже семьей обзаводиться. Надо было все делать вовремя, вот как ты, например.

– Тогда политикой займись! – Георгий опять потянулся к бутылке. – Уж для этого-то грязного дела пятьдесят семь – самый возраст!

– Сил нет, дружище. Элементарных физических сил, здоровья…

– Чудны дела твои, Господи! – усмехнулся Жора после паузы. – Вот сидит передо мной сам Леонид Голубев – и жалуется на жизнь. Ты, которому чуть ли не вся страна завидует! Да с тобой любой бы поменялся судьбами, просто так, не глядя! Такие деньги…

– А мне иногда кажется, что никаких денег мне не надо. Тоже с кем-нибудь поменялся бы, кто не так богат, зато молод и здоров…

Снова возникла пауза. Они молча допили вино.

– Помнишь, когда мы совсем маленькими были, нам твоя бабушка Тамара сказку рассказывала про молодильные яблоки? – проговорил Леонид. – Я последнее время часто эту сказку вспоминаю… Вот бы съесть такое яблочко – и разом стать молодым!..

Георгий усмехнулся:

– Ну, эликсира молодости ученые, конечно, еще не изобрели… Но – думаю, что для тебя это не новость, – медицина сейчас быстро развивается и буквально творит чудеса. Ты человек небедный, можешь себе позволить всякие омолаживающие процедуры. Где-то у меня была визитка одного орла, у него целая клиника, которая такими делами занимается, где-то на Третьяковке… Найти телефон?

– Можно попробовать, – пожал плечами Леонид. – Вот только поможет ли?

– Поможет, – заверил Жора. – Говорят, если чего-то очень сильно захотеть, то это у тебя обязательно будет. Тебе ли об этом рассказывать!

– Здесь не тот случай…

– Как знать, – подмигнул Георгий и разлил по бокалам остатки Chateau Margaux.

Дата добавления: 2015-08-13