Книга тридцать седьмая

Разнородные суждения эллинов о римской политике по поводу торжества римлян над Персеем и над Карфагеном; защита римлян автором (1). Появление псевдо-Филиппа в Македонии и вести о его первых победах (2). Манилий просил ахейцев прислать Полибия в Лилибей (3). Объяснения автора касательно его имени в сочинении (4). Превратность судьбы Калликрата и Ликорта (5). Посольство к Прусию из самых жалких римлян (6). Порочность Прусия (7). Мусей в Македонии (8). Суждение автора о судьбе и божествах, как о виновниках событий (9). Выдающиеся достоинства Масанассы (10).

1. Суждения эллинов о достоинствах римской политики....По поводу карфагенян, когда римляне одолели их в войне¹, и по поводу псевдо-Филиппа высказывались в Элладе многочисленные суждения, сначала о карфагенянах, потом о псевдо-Филиппе. Расправа с карфагенянами вызывала противоречивые мнения и неодинаковую оценку. Так, одни одобряли поведение римлян и называли принятые ими меры мудрыми и для владычества их полезными. Ибо они уничтожили грозившую им постоянно опасность и истребили государство, которое неоднократно оспаривало у них первенствующее положение, могло бы и теперь еще при благоприятных обстоятельствах вступить в борьбу с ними, тем самым обеспечили владычество за родным городом, что и свидетельствует о высоком уме и дальновидности народа². Другие возражали на это, уверяя, что не ради таких целей приобрели римляне господство над миром, что мало-помалу они совратились во властолюбие афинян и лакедемонян, и хотя действуют не так стремительно, как эти народы, но, по всей видимости, придут к тому же концу. В самом деле, раньше, продолжают возражатели, римляне воевали с кем бы то ни было до тех пор, пока противник не побежден и не пришел к сознанию, что необходимо подчиняться римлянам и исполнять их волю. Теперь войною с Персеем они открыли новый образ действий, когда уничтожили до основания³ македонское царство, а в наши дни увенчали его уничтожением Карфагена. Невзирая на то, что за карфагенянами не было какой-либо непростительной вины, римляне приняли относительно их непоправимо⁴ жестокие меры, при всей готовности карфагенян исполнить всякое требование, подчиниться всякому приказанию их. Далее, по мнению третьих, римляне во всех отношениях были народом доблестным⁵. Особенность их и вместе предмет их гордости составляло то, что они ведут войны бесхитростным, честным способом, не прибегая ни к ночным нападениям, ни к засадам; что они гнушаются всего, что сопряжено бывает с обманом и хитростью; что они признают достойными себя только такие битвы, о которых противник предуведомлен заранее, и которые ведутся открыто. Теперь, наоборот, поведение их с карфагенянами исполнено было обмана и хитрости, когда они одно за другим предлагали ряд условий и тут же замалчивали другие, пока наконец не отняли у противника всякой надежды на помощь союзников⁶. Это скорее лукавый образ действий⁷ единовластителя, а не доблестное поведение римлян, которое, собственно говоря, близко подходило к нечестию и вероломству. Находились, впрочем, люди, которые возражали и на это. Если бы римляне, говорили они, поступали таким образом, именно: то предъявляя свои требования одно за другим открыто, то мало-помалу их раскрывая⁸, раньше, чем карфагеняне предоставили себя их усмотрению, то подобные укоризны были бы вполне ими заслужены. Жалобы римлян, оправдания их. Если же карфагеняне сами отдали себя усмотрению римлян, так что сии последние получили право решать их участь по собственному разумению, и потом, пользуясь своим правом так, как было им угодно, отдавали приказания и предъявляли требования, установленные сенатом, то деяний их вовсе нельзя приравнивать ни к нечестию, ни к вероломству, ни к насилию⁹. Из трех видов преступлений, здесь упомянутых, нет ни единого, под который поведение римлян подходило бы. Так, нечестие — грех против богов, родителей или умерших, вероломство — нарушение клятвы и писанного договора, насилие — деяние, противное законам и обычаям. В настоящем случае римляне не повинны ни в одном из этих преступлений, ибо они не погрешили ни против богов, ни против родителей или умерших, не нарушили клятвы или договора, напротив, сами еще обвиняли карфагенян в клятвопреступлении. Равным образом не нарушали они закона или обычая, остались верны данному отдельным личностям слову. Карфагеняне добровольно уступили право распоряжаться ими по своему усмотрению, и римляне принуждали их к повиновению силою, когда те отказывались исполнить их требования.

2. Вот как обсуждались отношения римлян и карфагенян. Что касается псевдо-Филиппа¹⁰, то первые известия о нем казались невероятными. В Македонию явился некий Филипп, как бы с неба упавший; он не робел не только перед македонянами, но и перед римлянами, хотя не имел ни малейшего основания рассчитывать на успех своего предприятия. В самом деле, известно было, что подлинный Филипп кончил жизнь в Альбе, в Италии, на восемнадцатом году от роду, два года спустя после смерти Персея¹¹. Когда через три-четыре месяца разнесся слух о победе псевдо-Филиппа над македонянами в битве по ту сторону Стримона в Одомантике¹², кое-кто поверил молве, но большинство продолжало не доверять. Когда немного спустя опять пришла весть о его победе над македонянами уже по сю сторону Стримона, а также о переходе во власть его всей Македонии, когда фессалийцы обратились с письмом и через послов к ахейцам с просьбою о помощи¹³, так как и им стала угрожать опасность, случившееся представилось поразительной неожиданностью. Таково было настроение эллинов по поводу этих событий (Сокращение ватиканское).

3. Манилий просил ахейцев прислать Полибия в Лилибей....Когда от Манилия * пришло в Пелопоннес к ахейцам письмо¹⁴, в котором сказано было, что они окажут ему услугу, если постараются отправить в Лилибей¹⁵ мегалопольца Полибия, присутствие коего требуется государственными нуждами, ахейцы постановили исполнить письменную просьбу Манилия и послать Полибия. Мы отложили в сторону все дела и в начале лета отплыли в Лилибей, ибо по многим причинам почитали повиновение римлянам обязательным для себя. По прибытии на Керкиру мы нашли там новое письмо от консулов к керкирянам, уведомлявшее, что карфагеняне выдали уже им всех заложников и что сами готовы покориться им; тогда мы сообразили, что война кончилась, что нет в нас более нужды, и потому отплыли обратно в Пелопоннес (Сокращение ватиканское).

4. Объяснения автора по поводу его имени в сочинении....Не должно удивляться, что для обозначения себя мы пользуемся то нашим собственным именем, то общеупотребительными выражениями, каковы: «по моему мнению», или: «согласно с нами». Дело в том, что мы были причастны ко многим из тех событий, которые будут рассказаны дальше¹⁶, а потому необходимо менять способы выражения о себе, дабы не наскучить читателю непрестанным повторением нашего имени и дабы, с другой стороны, употреблением при всяком случае слов: «я», «через меня» не впасть незаметно в грубый способ изложения. Напротив, пользуясь всеми этими оборотами и употребляя каждый раз наиболее подходящий из них, мы по возможности избегаем неприятного для читателя упоминания о самих себе; противное самой природе человека, оно часто бывает неизбежно за отсутствием иных способов выразить мысль. Нам еще помогало в этом отношении то случайное обстоятельство, что до сих пор, насколько нам известно, никто не назывался таким именем, какое мы носим (там же).

5. Пример превратности судьбы....Когда по какой-то случайности изображения Калликрата очутились в темном месте, а изображения Ликорта согласно первоначальному определению вынесены были днем на солнечный свет, всякий, видевший это, не мог не высказать открыто, что никогда не должно заноситься высоко в счастии во вред ближнему, и должно памятовать, что весьма часто судьба проявляет силу свою в том, что вынуждает терпеть людей от их собственных козней и от их собственных распоряжений¹⁷.

...Врожденной человеку любви к новизне достаточно бывает для того, чтобы произвести какой угодно переворот¹⁸ (там же).

6. Жалкие люди в римском посольстве к Прусию....Римляне отправили послов с целью помешать замыслам Никомеда и удержать Аттала от войны с Прусием¹⁹. В послы были выбраны Марк Лициний, подагрик, совсем не владевший ногами, с ним вместе Авл Манцин, которому упавшая на голову черепица причинила столь сильные повреждения черепа²⁰, что можно только удивляться, как он остался жив, наконец, Луций Маллеол **, который слыл за тупоумнейшего²¹ из римлян. Тогда как поручение требовало быстроты и решимости, выбранные для этого римляне были, казалось, наименее к тому способны. Вот почему Марк Порций Катон, как передают, сказал в сенате, что не только Прусий умрет до прибытия послов, но и Никомед состарится на царском престоле. «В самом деле, возможно ли, чтобы посольство без ног, без головы и без сердца²² поспело вовремя на место, а если бы и поспело, чтобы оно совладало с каким-либо делом» (Сокращение ватиканское).

7. Порочность Прусия....Царь Прусий, с безобразным лицом²³, да и души не лучшей, полчеловека²⁴ на вид, трус и баба в военном деле²⁵. И действительно, он был не только труслив, но и не любил никакого труда и вообще во всех случаях жизни проявлял дряблость души и тела. Если ни один народ не выносит такого рода слабостей в своих царях, то народ вифинский в особенности. Кроме того, Прусий со всею разнузданностью предавался чувственным наслаждениям. Просвещение, философия и связанные с нею занятия были ему совершенно чужды; словом, он не имел ни малейшего представления о доблести, день и ночь проводя как Сарданапал варвар. Поэтому лишь только подчиненный ему народ возымел слабую надежду на освобождение, им овладело неудержимое желание не только избавиться от своего царя, но еще и отмстить ему (О добродетелях и пороках).

8. Мусей в Македонии....Мусей²⁶, местность подле Олимпа, что в Македонии. Полибий в тридцать седьмой книге (Стеф. Визант.).

9. Суждения автора о судьбе и божествах как причинах событий....Порицая людей, которые величают судьбу или рок виновниками общенародных событий или превратностей отдельных лиц²⁷, Полибий говорит так: «Я желаю теперь высказаться по сему предмету, насколько государственная история это допускает. Действительно, в тех затруднительных случаях, когда по слабости человеческой нельзя или трудно распознать причину, там можно отнести ее к божеству или судьбе: например, продолжительные, необычайно²⁸ обильные ливни и дожди, с другой стороны жара и холода, вследствие их бесплодие, точно так же продолжительная чума и другие подобные бедствия, причины коих нелегко отыскать. Вот почему в такого рода затруднительных случаях мы не без основания примыкаем к верованиям народа, стараемся молитвами и жертвами умилостивить божество, посылаем вопросить богов, что нам говорить или делать для того, чтобы улучшить наше положение или устранить одолевающие, нас бедствия. Напротив, не следует, мне кажется, привлекать божество к объяснению таких случаев, когда есть возможность разыскать, отчего или благодаря чему произошло случившееся. Я разумею, например, следующее: в наше время всю Элладу постигло бесплодие женщин и вообще убыль населения, так что города обезлюдели, пошли неурожаи, хотя мы и не имели ни войн непрерывных, ни ужасов чумы. Итак, если бы кто посоветовал нам обратиться к богам с вопросом, какие речи или действия могут сделать город наш многолюднее и счастливее, то разве подобный советчик не показался бы нам глупцом, ибо причина бедствия очевидна, и устранение ее в нашей власти». Дело в том, что люди испортились, стали тщеславны, любостяжательны и изнеженны, не хотят заключать браков, а если и женятся, то не хотят вскармливать прижитых детей, разве одного-двух из числа очень многих, чтобы этим способом оставить их богатыми и воспитать в роскоши; отсюда-то в короткое время и выросло зло. Ибо ясно и неизбежно, что при одном или двух детях, если одно похитит война или болезнь, дома пустеют, и как у пчел ульи, так точно у народов города постепенно приходят в упадок и бессилие. В этих случаях нет нужды вопрошать божество, каким способом избавиться нам от такого бедствия. Действительно, первый встречный сумеет сказать, что лучше всего нам самим исправить собственные наклонности или по меньшей мере законом обязать родителей вскармливать своих детей, так что в гадателях или чудесных знамениях здесь нет нужды. То же самое имеет силу и по отношению к частным случаям. Даже и тогда, когда невозможно или трудно найти причину, следует старательно искать ее. К числу таких происшествий принадлежит и поведение македонян. Важные и многочисленные услуги оказали им римляне: государство их освободили от произвола самовластных правителей и от тягости налогов, состояние рабства заменили свободой²⁹. С другой стороны, отдельные граждане избавлены были от тяжких <...> кровавых междоусобиц <...>³⁰ сражаясь против римлян за Деметрия, потом за Персея, отдали победить себя: зато доказали мужество и одержали победу над римлянами, когда сражались под начальством негодяя за его царское достоинство. Кто не станет в тупик перед подобным явлением! В самом деле, трудно найти ему объяснение. Вот почему можно не без основания усматривать в подобном расположении македонян божеское наказание, гнев божий, посетивший всех их. Из следующего это будет ясно (Сокращение ватиканское).

10. Выдающиеся достоинства царя Масанассы....Масанасса³¹, царь ливийских нумидян, был достойнейшим и счастливейшим из царей нашего времени; он царствовал шестьдесят лет с лишним, обладая прекраснейшим здоровьем и дожил до глубочайшей старости: ему было тогда девяносто лет от роду. Над всеми современниками он выдавался телесной силой³². Так, когда бывало нужно, Масанасса простаивал на ногах целый день не трогаясь с места³³ и столько же времени просиживал без устали на месте не вставая, мог непрерывно день и ночь провести верхом на лошади. Образчиком³⁴ его телесной крепости служит следующее: умирая на девяностом году от рождения, Масанасса оставлял четырехлетнего сына, по имени Стембан³⁵, которого после этого усыновил Микипса; кроме Стембана, у него было еще четыре сына. Благодаря взаимному расположению детей Масанасса во всю жизнь не знал каких бы то ни было козней против своей власти, никаких домашних раздоров.

Но вот важнейшее и чудеснейшее из его деяний: до него вся Нумидия была бесплодна и по своим природным свойствам почиталась непригодной к обработке; он первый и единственный из царей доказал, что эта страна не менее всякой другой способна к произрастанию всех полевых и садовых плодов³⁶, каждому из сыновей предоставив возделанное весьма плодоносное поле в десять тысяч плефров³⁷ *. Посему, когда Масанасса умер, можно было с полным основанием превозносить его за эти заслуги. Три дня спустя после кончины царя Сципион³⁸ явился в Кирту и все мудро устроил.

По словам Полибия, Масанасса умер девяноста лет от роду оставив после себя четырехлетнего сына, а незадолго до смерти одержал победу в большом сражении над карфагенянами; на следующий день видели, как он перед своей палаткой ел черный хлеб, и тем, кто удивлялся по этому поводу, он говорил, что делает это <...>³⁹ (О добродетелях и пороках).

Дата добавления: 2015-08-13