Урук-хей

Пиппин лежал в темном и беспокойном сне: ему казалось, что он слышит собственный голос, эхом отдающийся в темном туннеле: Фродо, Фродо. Но вместо Фродо из тени на него смотрели сотни отвратительных орочьих физиономий, сотни отвратительных рук со всех сторон хватали его. Где же Мерри?

Он пришел в себя. Холодный ветер дул ему в лицо. Он лежал на спине. Наступал вечер, и небо над ним темнело. Он повернулся и обнаружил, что сон мало чем хуже пробуждения. Руки и ноги у него были крепко связаны. Рядом с ним с бледным лицом и грязной повязкой на лбу лежал Мерри. А вокруг них стояло и сидело множество орков.

Медленно в голове Пиппина всплыло воспоминание, отделяясь от сна. Конечно: он и Мерри побежали в лес. Что случилось с ними потом? Почему они так побежали, не спросив старого Бродяжника? Они бежали с криками – он не мог вспомнить, далеко и долго ли это продолжалось. И неожиданно они столкнулись с большим отрядом орков. Те закричали, и тут из-за деревьев выбежало еще множество орков. Они с Мерри выхватили свои ножи, но, орки и не желали с ними сражаться, а старались захватить их, даже когда Мерри ножом ударил нескольких орков по рукам и ногам. Добрый старый Мерри!

Потом из-за деревьев выбежал Боромир, он убил много орков, остальные бежали. Но убежали они недалеко, тут же вернулись и начали вновь. На этот раз их было не менее сотни, некоторые из них очень большие, и они пустил дождь стрел – все в Боромира. Боромир затрубил в свой большой рог так, что лес зазвенел, и вначале орки растерялись и отступили; но когда не послышалось никакого ответа, кроме эха, они напали еще более яростно. Больше Пиппин ничего не помнил. Последнее его воспоминание – прислонившийся к дереву Боромир, весь утыканный стрелами; затем наступила тьма.

– Вероятно, меня ударили по голове, – сказал он сам себе. – Сильно ли ранен бедный Мерри? Что произошло с Боромиром? Почему орки не убили нас? Где мы и куда направляемся?

Ни на один вопрос не было ответа. Он чувствовал холод и боль. «Хотел бы я, чтоб Гэндальф не переубедил Элронда, и мы не пошли бы, – подумал он. – Что хорошего от меня в этом путешествии? Я лишь помеха – пассажир, даже багаж. А теперь меня украли, и я багаж для орков. Надеюсь, что Бродяжник или кто-нибудь придет и освободит нас! Но могу ли я надеяться на это? Не нарушат ли это наши планы?»

Он попытался освободиться. Один из орков, сидящий рядом, засмеялся и сказал что-то товарищу на своем отвратительном языке.

– Отдыхай, пока можешь, маленький дурак! – сказал он Пиппину на общем языке, который в его устах был почти так же отвратителен. – Отдыхай, пока можешь! Вскоре мы дадим работу твоим ногам. Ты соскучишься об отдыхе, пока мы не вернемся домой.

– Если бы была моя воля, ты пожалел бы что не умер, – сказал другой. – Я заставил бы тебя попищать, жалкая крыса. – Он склонился над Пиппином, приблизив свои желтые клыки к его лицу. В руке он держал черный нож с длинным зазубренным лезвием. Лежи спокойно, или я тебя ткну этим, – прошипел он. – Не привлекай к себе внимания, а не то я могу забыть о приказе. Будь прокляты изенгардцы! Углук у багрони сыл пуджут Саруман – голб бубхош скай, – он произнес длинную гневную речь на своем языке; постепенно его речь замерла среди бормотанья и фырканья.

Испуганный, Пиппин лежал тихо, хотя боль в руках и ногах его росла, а камни врезались ему в спину. Чтобы отвлечься, он внимательно вслушивался в происходящее вокруг. Слышалось множество голосов, и в речи орков звучали ненависть и гнев: начиналось что-то вроде ссоры, которая становилась все более горячей.

К своему удивлению, Пиппин обнаружил, что понимает большую часть сказанного: большинство гоблинов использовало общий язык. Очевидно, здесь присутствовали члены двух или трех совершенно различных племен, и они сами не понимали языков друг друга. Гневные споры касались того, что делать дальше: куда направиться и что делать с пленниками.

– Нет времени убить их должным образом, – сказал один.

– Этому не поможешь, – ответил другой. – Но почему бы не убить их быстро и прямо сейчас? Они помеха для нас, а мы торопимся. Наступает вечер, и нам нужно идти.

– Приказ, – сказал третий голос, похожий на низкое рычание. – Убейте всех, кроме невысокликов. Их следует доставить живыми и как можно быстрее. Таков приказ, полученный мной.

– Для чего они нужны? – спросило сразу несколько голосов. – Почему живыми?

– Я слышал, что у одного из них есть что-то очень нужное для войны, какой-то злой заговор или еще что. Во всяком случае они оба должны быть допрошены.

– Это все, что ты знаешь? Почему бы не обыскать их самим и не найти то, что нужно? Мы можем найти и использовать это для себя.

– Очень интересное замечание, – фыркнул голос, более мягкий, но и более злобный, чем остальные. – Я могу доложить об этом… Пленников нельзя обыскивать или грабить – таков приказ, полученный мной.

– И мной тоже, – сказал глубокий голос. – Живыми и в том виде, в каком захвачены – не грабить. Это приказ.

– Но мы его не получали, – сказал один из прежних голосов. – Мы пришли из Мории убивать и мстить за своих. Я хочу убить, а потом вернуться назад на север.

– Возвращайся, – сказал насмешливый голос. – Я Углук. Я здесь командую. Я возвращаюсь в Изенгард кратчайшей дорогой.

– Разве Саруман – хозяин великого глаза, – спросил злобный голос. – Мы должны немедленно вернуться в Лугбург.

– Если бы можно было переправиться через реку, мы могли бы вернуться, – сказал другой голос. – Но нас слишком мало, чтобы пробиться к мостам.

– Я переправился через реку, – сказал злой голос. – А крылатый назгул ждет нас севернее на восточном берегу…

– Может быть, может быть! Значит, вы убежите с нашими пленниками и получите всю плату и награды в Лугбурге, а мы останемся здесь, пешие в стране лошадей?.. Нет, мы должны идти вместе. Эти земли опасны, полны бунтовщиков и разбойников.

– Ага, значит, мы должны идти вместе, – насмехался Углук. – Я не доверяю тебе, маленькая свинья. Ты ничего не знаешь, кроме своего хлева. По мне, вы хоть все убежите. Мы бойцы Урук-хей! Мы убили великого воина. Мы захватили пленников. Мы слуги Сарумана мудрого, Белой Руки. Рука даст нам мясо человека для еды. Мы пришли из Изенгарда и вернемся туда, а вы пойдете по тому пути, который мы выберем. Я Углук. Я сказал все.

– Ты сказал достаточно, Углук, – сказал злобный голос. – Интересно, как к этому отнесутся в Лугбурге? Там могут решить, что плечи Углука нужно освободить от пустой головы. Могут спросить, откуда пришли эти странные идеи. На самом ли деле они исходят от Сарумана? И о чем он думает, сидя в своей берлоге под грязным белым знаком? Они согласятся со мной, с Гришнаком, своим верным посланником. И я, Гришнак, говорю так: Саруман глупец, грязный предательский глупец. Но великий глаз знает о нем.

Много громких возгласов на языке орков ответило ему, послышался звон оружия. Пиппин осторожно повернулся, стараясь увидеть, что происходит. Его охрана присоединилась к схватке. В полумгле он увидел большого черного орка, вероятно, Углука, стоявшего лицом к лицу с Гришнаком, низкорослым кривоногим существом, широкоплечим, с длинными руками, свисающими почти до земли. Вокруг них стояло множество орков меньшего роста. Пиппин предположил, что они с севера. Они обнажили свои мечи и ножи, но не решались нападать на Углука.

Углук крикнул и побежало много других орков такого же роста, как и он. Затем Углук, без всякого предупреждения прыгнул вперед и двумя короткими ударами срубил головы двух своих противников. Гришнак отступил и исчез в тени. Остальные побежали, а один, переступая через лежащего Мерри, споткнулся и с проклятием упал на него. Но этим он, вероятно, спас свою жизнь, потому что Углук перепрыгнул через него и уложил другого орка своим коротким мечом. Это был желтозубый охранник. Тело его упало на Пиппина, и руки его все еще сжимали длинный зазубренный нож.

– Бросайте оружие! – закричал Углук. – И больше не говорите глупостей. Отсюда мы идем прямо на запад. Отсюда вниз по склонам и вновь вдоль реки к лесу. И будем идти день и ночь. Ясно?

– Если этому уроду понадобится хоть еще немного времени, чтобы захватить контроль над бандой, у меня есть шанс, – подумал Пиппин. Надежда проснулась в нем. Конец черного ножа уперся ему в руку и скользнул к запястью. Он почувствовал, как ручеек крови стекает по руке, почувствовал холодное прикосновение стали к коже.

Орки готовы были тронуться в путь, но некоторые из северян по-прежнему проявляли недовольство, и Изенгардцы убили еще двоих, прежде чем остальные покорились. Было много ругани и суматохи. На какое-то время Пиппин остался без охраны. Ноги его были крепко связаны, но руки только перехвачены веревками у запястий перед ним. Он мог двигать ими вместе, хотя веревка и была стянута прочно. Он отодвинул мертвого орка в сторону, потом, стараясь даже не дышать, начал тереть веревку о лезвие ножа. Лезвие было острым, а мертвая рука крепко держала его. Веревка перерезана! Пиппин быстро придал ей прежний вид свободными петлями она обвивалась теперь вокруг его рук. Потом он лег и лежал спокойно.

– Поднимите пленников! – закричал Углук, добавив. – Не пытайтесь что-либо сделать с ними! Если они не будут живы, когда мы вернемся, кто-нибудь еще лишится жизни.

Орк схватил Пиппина, как мешок, и потащил лицом вниз. Другой так же схватил Мерри. Рука орка, как лапа хищника, железной хваткой сжимала руку Пиппина, когти вонзились в его тело. Он закрыл глаза и снова погрузился в беспамятство.

Неожиданно его снова бросили на каменистую почву. Была ночь, но серп луны уже почти исчез на западе. Они находились на каменном краю утеса, который, казалось, выдавался из моря бледного тумана. Поблизости раздавался звук падающей воды.

– Разведчики наконец вернулись, – проговорил рядом с ним орк.

– Ну, что вы обнаружили? – прорычал голос Углука.

– Только одинокого всадника, да и тот двигался к западу. Сейчас все спокойно.

– Сейчас? А надолго ли? Глупцы. Вы должны были убить его. Он поднимет тревогу. И проклятые лошадники уже к утру будут здесь. Нам нужно уходить вдвое быстрее.

Тень склонилась над Пиппином. Это был Углук.

– Садись, – сказал Углук. – Мои парни устали тащить тебя. Мы начнем спуск, и ты должен идти сам. Не кричи и не пытайся бежать. У нас есть средства заплатить тебе за такие попытки; эти средства не понравятся тебе, хотя и не уменьшат твоей ценности для хозяина.

Он разрезал веревку на ногах Пиппина и, схватив его за волосы, поставил на ноги. Пиппин упал, но Углук снова ухватил его за волосы. Несколько орков засмеялись. Углук сунул Пиппину в зубы горлышко фляжки и вылил ему в рот немного жидкости: и Пиппин почувствовал, как пламя проникает в него. Боль в руках и ногах исчезла. Он мог стоять.

– Теперь другой! – сказал Углук. Пиппин видел, как он подошел к Мерри, который лежал поблизости, и пнул его. Мерри застонал. Грубо схватив его, Углук придал ему сидячее положение и сорвал повязку с головы. Потом смазал рану какой-то темной мазью из маленького деревянного ящичка. Мерри закричал и дико забился.

Орки начали хлопать в ладоши и улюлюкать.

– Не может выдержать его лечения, – насмехались они. – Сам не понимает, что для него хорошо. Ай! Как мы потом повеселимся.

Но в данный момент Углук не желал веселиться. Ему нужна была скорость, и он хотел поставить на ноги своих невольных спутников. Он лечил Мерри по методу орков, и его лечение действовало быстро. Заставив Мерри глотнуть из фляжки, он перерезал его веревки на ногах и поставил на ноги. Мерри стоял, он был бледен и угрюм, но держался вызывающе. Рана на лбу не была опасна, но ему суждено было сохранить шрам до конца дней своих.

– Привет, Пиппин! – сказал он. – Ты тоже участвуешь в этой маленькой экспедиции? Когда же мы получим ужин и постель?

– Придержи язык! – сказал Углук. – Не разговаривайте с друг другом! Обо всех ваших выходках я расскажу, и хозяин сумеет расплатиться с вами. Вы получите и постель, и ужин: ваши животы не сумеют его переварить.

Отряд орков начал спускаться по узкому ущелью, ведущему на туманную равнину. Мерри и Пиппин, разделенные двумя десятками орков, спускались вместе с ними. На дне они ступили на траву и сердца хоббитов дрогнули.

– Теперь прямо! – крикнул Углук. – На запад и немного на север.

– Но что мы будем делать на восходе солнца? – спросил один из северян.

– Продолжим идти, – ответил Углук. – А что вы думали? Сидеть на траве и ждать, когда белокожие присоединятся к нашему пикнику.

– Но мы не можем идти при солнечном свете.

– Сможете, если я пойду за вами, – сказал Углук. – Двигайтесь! Или никогда больше не увидите свои любимые норы! Клянусь белой рукой! Что толку посылать в дорогу горных личинок, лишь наполовину обученных. Идите, разрази вас гром!

Отряд продолжал путь. Гоблины шли в беспорядке, перебраниваясь и ссорясь; но шли они с большой скоростью. Каждого хоббита сторожили трое охранников. Пиппин шел далеко сзади, в конце линии. Он размышлял долго ли он сможет выдержать такую скорость: с самого утра он ничего не ел. У одного из охранников был хлыст. Но пока орочий напиток продолжал действовать, Пиппин шел, продолжая размышлять.

Снова и снова перед его глазами возникало худощавое лицо Бродяжника, склонившегося к темному следу. Но что может разглядеть даже опытный следопыт в общем следе отряда орков? Маленькие следы Пиппина и Мерри были затоптаны многочисленными подкованными железом сапогами.

Они прошли около мили от утеса, и тут местность стала спускаться в глубокую низину, где почва была мягкой и влажной… Здесь лежал туман, тускло отражая последние лучи луны. Темные фигуры орков впереди расплывались и становились невидимыми.

– Эй! Стойте! – закричал Углук сзади.

Пиппину неожиданно пришла в голову мысль, и он тут же начал действовать. Свернув вправо и увернувшись от рук охранников, он нырнул в туман. Упав он распростерся на траве.

– Стойте! – закричал Углук.

На мгновение воцарилась суматоха. Пиппин вскочил и побежал. Но орки гнались за ним. Неожиданно справа от него и немного впереди появились еще фигуры.

«Убежать не удастся! – подумал Пиппин. – Но надеюсь я оставил достаточно ясные следы на влажной земле».

В него вцепились две большие руки, он упал, отцепляя брошь с плаща. Тут же его схватили несколько длинных рук с жестокими когтями.

«Здесь она будет лежать до конца времен, – подумал Пиппин, – не знаю, зачем я сделал это. Если остальным удалось спастись, они, вероятно, пошли вслед за Фродо».

Хлыст обернулся вокруг его ног, он с трудом сдержал крик.

– Довольно! – крикнул Углук, подбегая. – Он еще должен идти. Пусть бегут оба. Используйте кнут только как напоминание… Но это еще не все, – добавил он, поворачиваясь к Пиппину. – Я не забуду. Расплата лишь откладывается.

Ни Мерри, ни Пиппин не могли вспомнить большей части путешествия. Кошмары и злая реальность смешались в их представлении… Они шли, стараясь не терять из виду темного следа, время от времени подгоняемые хлыстами. Если они останавливались или спотыкались, их хватали и некоторое время тащили.

Тепло орочьего напитка исчезло. Пиппин снова ощутил холод и боль. Неожиданно он упал лицом в траву. Жесткие руки с рвущими когтями ухватили и подняли его. Его снова понесли, как мешок, и тьма сомкнулась над ним: он не мог сказать была ли это темнота второй ночи или тьма в его глазах.

Смутно слышал он многочисленные голоса орков: по-видимому они требовали остановки. Что-то кричал Углук. Пиппин почувствовал, что летит на землю; коснувшись ее, он почти тут же уснул. Но ненадолго спасся он от боли: вскоре он вновь почувствовал на себе жесткие руки. Его долго толкали и трясли, наконец тьма отступила, он снова оказался в реальном мире и увидел, что уже утро. Выкрикивая приказы орк грубо швырнул Пиппина на траву.

Пиппин полежал немного, борясь с отчаянием. Голова у него кружилась: по теплу в теле он предположил, что ему дали еще глоток орочьего напитка. Над ним наклонился орк и бросил ему кусок хлеба и полоску сушеного мяса. Пиппин с жадностью свел черствый серый хлеб, но мяса не стал есть. Он был голоден, не настолько, чтобы есть мясо, брошенное ему орком: он не смел подумать, чье это может быть мясо.

Он сел и огляделся. Мерри был поблизости. Они сидели на берегу быстрой узкой реки. Впереди виднелись горы; высокий пик отражал первые лучи солнца. Перед горами виднелись темные леса.

Слышалось множество криков и споров: и казалось, вот-вот снова вспыхнет ссора между северными и изенгардскими орками. Одни указывали на юг, другие на восток.

– Хорошо, – сказал Углук. – Предоставьте это мне. Пусть боевые урук-хей, как обычно, выполнят всю работу. Если боитесь белокожих, бегите! Бегите! Вон леса! – Он указал вперед. – Идите туда! Это ваша лучшая надежда. Убирайтесь! И побыстрее, пока я не срубил еще несколько голов, чтобы добавить разума остальным.

Было еще много споров, ругани и проклятий, после чего большая часть северян бросилась вдоль реки по направлению к горам. Хоббиты остались с изенгардцами – угрюмыми смуглыми орками, которых было не меньше восьмидесяти, косоглазыми, с короткими широколезвенными мечами. Лишь несколько наиболее храбрых северян осталось с ними.

– По крайней мере разделались с Гришнаком, – сказал Углук.

Многие изенгардцы тоже с тревогой поглядывали на юг.

– Я знаю, – ухмыльнулся Углук. – Проклятые лошадники учуяли нас. Это твоя вина, Снага. Тебе и другим разведчикам следовало бы отрубить уши. Но мы бойцы, мы поедим лошадиного мяса, а может, и чего-либо получше.

В этот момент Пиппин увидел, что кто-то из орков указывает на восток. С этого направления доносились хриплые крики. И вот снова появился Гришнак, а за его спиной несколько десятков длинноруких и кривоногих орков. На их щитах был нарисован красный глаз. Углук пошел им навстречу.

– Значит вы вернулись? – спросил он. – Подумали немного?

– Я вернулся, чтобы проследить за выполнением приказа и чтобы пленники были в безопасности, – ответил Гришнак.

– Неужели? – усмехнулся Углук. – Напрасные усилия. Я сам прослежу за выполнением приказа. А еще для чего ты вернулся? И ты убежал второпях. Забыл что-нибудь.

– Я забыл дурака, – фыркнул Гришнак. – Но с ним осталось несколько крепких парней, которых мне жаль. Я знал, он заведет их в беду. Я пришел помочь им.

– Великолепно! – засмеялся Углук. – Но если у тебя нет мужества для борьбы, ты выбрал неверный путь. Твоя дорога в Лугбург. Белокожие приближаются. Что случилось с твоим драгоценным назгулом? Или под ним подстрелили другую лошадь? Если ты привел его с собой, это может оказаться полезным. Или он ни на что ни способен?

– Назгул, назгул, – сказал Гришнак, дрожа и облизывая губы, как будто у этого слова был неприятный вкус. – Ты говоришь о том, чего не понимаешь, Углук. Назгул! Ах! Однажды ты пожалеешь, что сказал это. Обезьяна! – выпалил он. – Ты должен знать, что назгул – это зрачок великого глаза. А крылатый назгул, пока еще нет. Он позволит им показаться по эту сторону реки, но не скоро. Они для войны – и для других целей.

– Похоже ты много знаешь, – сказал Углук. – Больше, чем хорошо для тебя, я думаю. Но пусть в Лугбурге думают как да почему. А тем временем урук-хей, как всегда, выполнят грязную работу. Не дрожи здесь! Собери свою толпу! Остальные свиньи убежали в лес. Тебе лучше последовать за ними. Ты не вернешься к Великой Реке живым.

Изенгардцы схватили Мерри и Пиппина и потащили их на спинах. Отряд снова выступил. Они шли час за часом, останавливаясь только для того, чтобы передать хоббитов своим свежим носильщикам. То ли потому что они были быстрее и сильнее, то ли по какому-то плану Гришнака, изенгардцы обогнали вскоре орков из Мордора, и отряд Гришнака сомкнулся сзади. Скоро они начали догонять и ранее ушедших северян. Лес приближался.

Пиппин весь был в синяках, одежда его изорвалась, голова болела; рядом он видел грязные челюсти и волосатые уши несшего его орка. Прямо перед ним были согнутые спины, крепкие толстые ноги, поднимающиеся и опускающиеся: вверх-вниз, вверх-вниз, безостановочно, как будто они были сделаны из проволоки и рога; они отбивали кошмарные секунды бесконечного времени.

В полдень отряд Углука догнал северян. Они тащились в ярких лучах зимнего солнца светившего с бледного холодного неба; их головы были опущены, языки высунуты.

– Личинки! – насмехались изенгардцы. – И вас сварят. Белокожие поймают вас и съедят. Они приближаются!

Крик Гришнака показал, что это была не просто насмешка. Показались всадники, очень быстро приближавшиеся; они были еще очень далеко, но быстро нагоняли орков, надвигаясь, как прилив на песчаный берег.

Изенгардцы побежали с удвоенной скоростью, что удивило Пиппина, который думал, что у них нет больше сил. Солнце садилось за туманные горы: тени потянулись по земле. Солдаты Мордора подняли головы и то же прибавили в скорости. Лес был темным и близким. Они уже миновали несколько одиночных деревьев. Местность начала подниматься все более круто, но орки не останавливались. Углук и Гришнак кричали, подгоняя их и выжимая из них последние силы.

– Они убегут, – подумал Пиппин. Он попытался повернуть голову, чтобы посмотреть назад. Всадники, скакавшие с востока, уже почти нагнали последних орков. Солнце отражалось от их шлемов и копий, сверкало в их светлых развевающихся волосах. Они окружили орков, не давая им рассеяться и тесня их вдоль линии реки.

Пиппин не знал, к какому народу они принадлежат. Он пожалел теперь, что слишком мало узнал в Раздоле, слишком мало внимания обращал на карты; но тогда казалось, что руководство путешествием находится в опытных руках; он не думал, что когда-нибудь будет отрезан от Гэндальфа и от Бродяжника, и даже от Фродо. Все, что он мог припомнить о Рохане, было то, что конь Гэндальфа – Обгоняющий Тень – происходил из этой земли. Это звучало обнадеживающе.

«Но откуда они узнают, что мы не орки? – подумал он. – Не думаю, чтобы они когда-нибудь слышали здесь о хоббитах. Мне следовало бы радоваться тому, что эти орки, по-видимому, будут уничтожены, но я хотел бы спастись сам».

Было весьма похоже, что он и Мерри будут убиты вместе со своими похитителями, и люди Рохана даже не будут подозревать об их присутствии. Некоторые из всадников оказались лучниками, искусно стрелявшими со скачущих лошадей. Они на ходу стреляли в орков, и те начали падать. Орки начали яростно отстреливаться, не осмеливаясь остановиться, но всадники быстро ускакали за пределы досягаемости стрел орков. Так происходило много раз, и однажды стрелы упали среди изенгардцев. Один из них, как раз перед Пиппином, упал и больше не поднялся.

Ночь подошла, а всадники не приближались для битвы. Много орков погибло, но оставалось не менее двух сотен. В сумерках они подошли к холму. Окраины леса были совсем близко, не далее чем в полумиле, но они не могли идти дальше. Всадники окружили их. Небольшой отряд не послушался команды Углука и попытался убежать в лес; потом из всего отряда вернулось лишь трое.

– Ну, вот мы и пришли, – насмехался Гришнак. – Отличное руководство! Надеюсь, что великий Углук поведет нас и дальше.

– Посадите невысокликов! – приказал Углук, не обращая внимания на Гришнака. – Ты, гагдаш, возьмешь еще двоих и будешь их охранять. Их не должны убить, даже если грязные белокожие прорвутся внутрь. Понятно? Пока я жив, они мне нужны. Но они не должны кричать, и их не должны освободить. свяжите им ноги.

Последняя часть приказа была безжалостно выполнена. Но Пиппин обнаружил, что впервые он оказался рядом с Мерри. Орки издавали сильный шум, крича и лязгая оружием, и хоббиты умудрились немного пошептаться.

– Мне это не нравится, – сказал Мерри. – Я вряд ли смог уползти, даже если бы был свободен.

– Лембас! – прошептал Пиппин. – Лембас. У меня есть немного. А у тебя? Мне кажется, что они отобрали у нас только мечи.

– Да, у меня есть сверток в кармане, – ответил Мерри, – но лембас, должно быть, раскрошился на крошки. И я не могу дотянуться ртом до кармана.

– И не нужно. Я… – Но тут свирепый пинок убедил Пиппина в том, что их стражи начеку.

Ночь была холодной и тихой. Вокруг холма, на котором находились орки, горели сторожевые костры – их золотой блеск в темноте образовывал кольцо. Костры находились на пределе досягаемости выстрела из большого лука, но всадники не показывались на фоне огня, и орки потратили много стрел пока Углук не остановил их. Всадники не подавали ни звука. Позже ночью, когда луна вышла из дымки, их изредка можно было увидеть – они двигались за кострами в своем безостановочном патрулировании.

– Они ждут солнца, будь они прокляты! – проворчал один из охранников. – Почему бы не собраться вместе и не прорваться? Хотел бы я знать, о чем думает этот старый Углук.

– Сейчас узнаешь! – выпалил Углук, выступая из темноты. – Ты считаешь, что я вообще не думаю? Разрази тебя гром! Ты хуже всей этой толпы, хуже личинок и обезьян из Лугбурга. Ничего хорошего не выйдет из нападения на них. Их слишком много, они быстры и прикончат нас.

Эти личинки способны лишь на одно: они видят в темноте, как кошки. Но белокожие видят ночью лучше, чем другие люди, так я слышал. И не забудь про лошадей. Говорят, те могут разглядеть даже ночью воздух. Но одной вещи эти всадники не знают: в лесу скрывается Маухур со своими парнями и в любое время они могут выйти оттуда.

Слова Углука, по-видимому, удовлетворили изенгардцев, но другие орки были испуганы и недовольны. Они поставили нескольких часовых, но большинство их лежало на земле, отдыхая в приятной темноте. Снова стало очень темно; луна на западе зашла за толстое облако, и Пиппин не мог разглядеть ничего даже в нескольких футах от себя. Костры не отбрасывали света на вершину холма. Всадники, однако, не собирались ограничиться простым ожиданием рассвета, они не хотели давать врагам отдохнуть. Внезапные крики на восточном склоне холма показали, что там что-то случилось. Несколько человек подъехали ближе, соскочили с лошадей, подкрались к лагерю и, убив нескольких орков, тут же исчезли. Углук с трудом прекратил панику.

Пиппин и Мерри сели. Их охранники – изенгардцы ушли с Углуком. Но если у хоббитов и возникли мысли о бегстве, то они тут же угасли. Длинные волосатые руки схватили их обоих за шеи и свели вместе. В полутьме они увидели большую голову и отвратительное лицо Гришнака; его гнилое дыхание коснулось их щек. Он начал их ощупывать. Пиппин задрожал, когда холодные чужие пальцы скользнули по его спине.

– Ну, мои мальчики! – прошептал Гришнак. – Наслаждаетесь отдыхом? Или нет? Немного неудачное место, может быть: с одной стороны мечи и хлысты, с другой – копья! Маленький народец не должен был вмешиваться в дела, которые слишком велики для него, – его пальцы продолжали шарить. Глаза его горели.

Пиппин внезапно догадался: Гришнак знает о Кольце. Он ищет его, пока Углук занят. Вероятно хочет взять его себе. Холодный страх охватил сердце Пиппина; в тоже время он лихорадочно соображал, как же можно использовать желание Гришнака.

– Не думаю, чтобы вы нашли его так, – прошептал он. – Его не легко найти.

– Найти его? – повторил Гришнак, и его пальцы перестали шарить и ухватили Пиппина за плечо. – Что найти? О чем это ты говоришь, малыш?

Несколько мгновений Пиппин молчал. Потом из глубины его горла вырвалось: «Горлум, Горлум».

– Ничего, моя прелесть, – добавил он.

Хоббиты почувствовали, как сжались пальцы Гришнака. Орк тихо присвистнул.

– Вот он что имел в виду? Очень, очень опасно, мои малыши!

– Возможно, – сказал Мерри, угадавший замысел Пиппина. – Возможно, и не только для нас. Но вы лучше знаете свои дела. Хотите получить его или нет? И что вы нам за него дадите?

– Хочу ли я? Хочу ли я? – как бы в удивлении повторял Гришнак. – Что я дам за него? Что вы имеете в виду?

– Мы имеем в виду, – сказал Пиппин, осторожно выбирая слова, – что обыск во тьме ничего хорошего не даст. Мы можем сберечь вам время и избавить от беспокойства… Но вначале вы должны развязать нам ноги, или мы ничего не сделаем и не скажем.

– Мои дорогие маленькие глупцы, – просвистел Гришнак, – все, что вы имеете и знаете, будет у вас взято в должное время – все! Вы захотите знать как можно больше, чтобы удовлетворить спрашивающего, и весьма скоро. Не будем торопиться на допрос. О, не будем! Как вы думаете, для чего вам сохранили жизнь. Пожалуйста, дорогие малыши, поверьте мне: мы это сделали не из-за доброты. Это даже не ошибка Углука.

– Этому легко поверить, – сказал Мерри. – Но вы еще не доставили добычу домой. И учитывая происходящее, не похоже, чтобы вам это легко удалось. И если мы придем в Изенгард, великий Гришнак не получит ничего: Саруман возьмет все, что найдет. Если вы хотите получить что-либо для себя, сейчас время действовать.

Гришнак начал терять спокойствие. Имя Сарумана, казалось, особенно разгневало его. Время проходило, и суматоха в лагере затихала. Углук и изенгардцы могли вернуться каждую минуту.

– У вас есть оно? – выпалил Гришнак.

– Горлум, Горлум! – сказал Пиппин.

– Развяжите мне ноги, – сказал Мерри.

Они чувствовали, что орк дрожит от сдерживаемой ярости.

– Будь вы прокляты, грязные маленькие паразиты! – со свистом прошептал он. – Развязать вам ноги? Я развяжу все суставы в ваших телах. Думаете, я не смогу обыскать вас до костей? Я разрублю вас на дрожащие куски. Мне не нужна помощь ваших ног, чтобы увести вас – и забрать вас себе.

Неожиданно он схватил их. Сила его для иных рук была ужасна: он сжал хоббитов под мышками, зажав в то же время их рты ладонями. Потом, низко наклонившись, двинулся вперед. Он шел быстро и тихо, пока не добрался до края холма. Здесь, выбрав щель между осаждающими, он, как злая тень скользнул в ночь вниз по склону, направляясь к вытекающей из леса реке. В этом направлении было широкое пространство с одним костром.

Пройдя дюжину ярдов, он остановился, всматриваясь и вслушиваясь. Ничего не было видно и слышно. Он продолжал медленно идти, согнувшись почти вдвое. Потом снова остановился, как бы собираясь сделать рывок. В этот момент справа от него появилась темная фигура всадника, и фыркнула лошадь. Человек крикнул.

Гришнак упал, прикрыв собой хоббитов; потом вытащил свой меч. Несомненно, он хотел убить своих пленников, чтоб не дать их освободить. Меч его сверкнул во тьме. Но тут же из тьмы со свистом прилетела стрела; направленная искусным лучником или судьбой, она пробила правую руку орка. Он выронил меч и закричал. Послышался топот копыт. Гришнак побежал, но копье догнало его и пробило насквозь. Он издал отвратительный дрожащий крик и замер.

Хоббиты прижимались к земле так, где их оставил Гришнак. На помощь товарищу прискакал другой всадник. То ли из-за особой остроты зрения, то ли из-за другого чувства его лошадь легко перепрыгнула через хоббитов, но сам всадник не заметил их, лежащих в эльфийских плащах и боявшихся пошевелиться.

Наконец Мерри шевельнулся и тихо прошептал:

– Чем дальше тем лучше, но как нам избежать копья?

Ответ пришел почти немедленно. Крики Гришнака встревожили орков. По воплям и проклятьям на вершине хоббиты догадались, что их исчезновение обнаружено: Углук, вероятно, разбил еще несколько голов. Неожиданно справа из-за кольца костров от леса, донеслись крики орков. Очевидно, Маухур напал на осаждающих. Слышался топот копыт. Всадники приблизились к вершине, рискуя получить орочью стрелу, но желая предотвратить вылазку; часть отряда поскакала навстречу вышедшим из леса оркам. Неожиданно Мерри и Пиппин поняли, что находятся за пределами кольца костров – между ними и спасеньем ничего не стояло.

– Если бы наши руки и ноги были свободны, мы могли бы уйти, – сказал Мерри. – Но я не могу дотянуться до узлов и перекусить их зубами.

– И не старайся, – ответил Пиппин. – Я все пытаюсь сказать тебе: мои руки не связаны, петли – одна видимость. Но вначале нужно съесть немного лембаса.

Он сбросил веревку с рук и вытащил сверток. Лепешки были разбиты, но, к счастью, оставались в завертке из листьев. Каждый из хоббитов съел по два или три куска. И вкус лембаса напомнил им прекрасные лица, и смех, и хорошую пищу спокойных дней, теперь уже ушедших далеко в прошлое. Некоторое время они задумчиво ели, сидя во тьме и не обращая внимания на крики и звуки близкой схватки. Пиппин первый вернулся к действительности.

– Мы должны уходить, – сказал он. – Подожди немного.

Меч Гришнака лежал рядом, но он был слишком тяжел; поэтому Пиппин подполз и обыскал тело орка, вытащил из ножен длинный острый нож. Потом он быстро перерезал веревки на своих и Мерри ногах.

– Пошли! – сказал он. – Согревшись немного, мы, может, сумеем стоять и ходить а пока лучше начать ползком.

Они поползли. Трава была глубокой и пружинящей, и это помогло им, но дело казалось долгим и медленным. Они сделали большой крюк, чтобы обогнуть костер, и поползли вперед, пока не добрались до берега реки, журчащей во тьме между крутыми берегами. Тут они оглянулись.

Шум затих. Очевидно, Маухур со своими «парнями» был убит или отогнан. Всадники вернулись к своему молчаливому зловещему дежурству. Оно не должно было длиться долго. Ночь подходила к концу. На востоке, где небо не было затянуто облаками, оно начало бледнеть.

– Мы должны уйти в укрытие, – сказал Пиппин, – иначе нас увидят. Нас не очень утешит, если всадники обнаружат, что мы не орки, после того, как убьют нас. – Он встал и попробовал шагнуть. – Веревки врезались как проволока, но теперь ноги уже согрелись. Я могу идти. А ты, Мерри?

Мерри встал.

– Да, – сказал он, – я тоже могу. Лембас оживит кого угодно! Он гораздо приятнее, чем этот орочьий напиток. Интересно, из чего он делается, этот напиток. Пожалуй, лучше и не знать. Попьем воды и смоем все мысли о нем.

– Не здесь, тут слишком крутой берег, – ответил Пиппин. – Идем вперед.

Они медленно пошли вдоль реки. За ними светлел восток. По дороге они сравнивали свои впечатления, говоря еле слышно в хоббитской манере о том, что произошло с ними после пленения. Ни один слушатель не догадался бы из их слов, что они жестоко страдали и пережили смертельную опасность, без всякой надежды идя на пытки и смерть. Даже сейчас, они хорошо это понимали, у них почти нет надежды снова найти друзей или безопасность.

– Ты действовал отлично, мастер Тук, – сказал Мерри. – Заслужил целую главу в книге старого Бильбо, если только у меня будет возможность рассказать об этом ему. Хорошая работа: особенно догадка о намерениях этого волосатого злодея и игра с ним. Но я думаю, найдет ли кто наш след и увидит ли твою брошь. Мне не хотелось бы потерять свою, но я надеюсь, что твоя послужит доброму делу.

– Приходится чистить башмаки, чтобы сравняться с тобой. Кузен Брендизайк все время идет впереди. Но вряд ли он знает, где мы находимся. Я вспоминаю кое-что узнанное в Раздоле. Мы идем на запад вдоль Энтвоша. Широкий конец туманных гор перед нами, а еще ближе – лес Фэнгорн.

Темные очертания леса возвышались перед ними. Казалось, ночь, уползая от надвигающегося дня, стремилась найти убежище под сводами больших деревьев.

– Веди вперед, мастер Брендизайк! – сказал Пиппин. – Или веди назад. Нас предупреждали о Фэнгорне. Ты не забыл об этом?

– Нет, – ответил Мерри, – все же кажется мне лучше, чем возвращение в самый центр битвы.

Он пошел вперед под огромные ветви. Деревья казались необыкновенно старыми. И длинные бороды лишайника свисали с них, раскачиваясь на ветру. Оказавшись в тени, хоббиты оглянулись на склон холма – маленькие таинственные фигурки, в тусклом свете выглядевшие детьми эльфов в глубине дикого леса и с удивлением глядевшие на первый день.

Далеко над Великой Рекой, над коричневыми землями, во многих лигах отсюда, начинался день, красный как пламя. Гром боевых рогов приветствовал его. Всадники Рохана неожиданно ожили. Снова послышался звук рога, ему ответили другие.

Мерри и Пиппин слышали далеко разносившееся в холодном воздухе ржание боевых конец и пение многих людей. Над краем мира огненной аркой поднялся край солнца. С громкими криками всадники поскакали, солнце сверкало на их кольчугах и копьях. И орки тоже закричали и принялись пускать оставшиеся у них стрелы. Хоббиты видели, как упало несколько всадников, но их линия неудержимо двигалась на вершину холма и захлестнула ее. Орки разбежались, а всадники гонялись за ними по одиночке и приканчивали бегущих. Но один отряд орков, держась вместе, упорно пробивался к лесу. Прямо по склону он приближался к скрывающимся в лесу наблюдателям. Казалось несомненным, что оркам удастся уйти: они смяли трех преградивших им дорогу всадников.

– Мы смотрели слишком долго, – промолвил Мерри. – Это Углук! Я не хочу снова встретиться с ним.

Хоббиты повернулись и двинулись вглубь леса.

Так получилось, что они не видели последней схватки, когда Углука догнали и заставили принять бой на самом краю Фэнгорна. Тут он и был убит Эомером, третьим Маршалом Марки, который спешился и сражался с ним на мечах. А на широком поле всадники охотились за немногими уцелевшими орками.

Потом они похоронили своих павших товарищей и спели им хвалебную песнь, разожгли большой костер и развеяли пепел своих врагов. Так кончился этот набег, и ни одна новость о нем не достигла ни Мордора, ни Изенгарда, но дым погребения поднялся высоко в небо и был замечен многими внимательными глазами.

Дата добавления: 2015-08-13