Вступление в землю ханаанскую

17. А Иаков пошел в Сюкоф и построил себе жилище, и принадлежащим к дому его поставил шатры. От сего дано имя месту Сюкоф. 18. Наконец, Иаков, возвращаясь из Падан–Арама, в мире пришел в город Сихем, который находился в земле Ханаанской, и расположился против города. 19. Часть же земли, на которой он поставил шатер свой, он купил из рук Эммора, отца Сихемова, за сто монет. 20. И поставил там жертвенник, и назвал его: Бог крепкий, Бог Израилев.

Жилище. Буквально с еврейского — дом. Но по состоянию, в котором находился Иаков, невероятно, чтобы то было твердое и неподвижное здание, какое ныне обыкновенно разумеют под именем дома.

Принадлежащим к дому его. То есть семейству, пастухам и прочим рабам. Сие означает здесь слово ПЗрХЭ, а не скот, который на востоке всегда держат под открытым небом.

Сюкоф. Значит шатры. Город (Ис. Нав. XIII. 27). Из имени Сюкоф сделался впоследствии Скифополь.

В мире Dt?\y (XXXIV. 21) пришел в город Сихем. То есть прибыл благополучно, не потревожен сонмищем Исава; или здрав от болезни, полученной во время борьбы с Богом; или вообще здрав и невредим возвратился в землю Ханаанскую так, как просил Бога, отходя из нее. Семьдесят перевели: пришел в Салим, город Сикимский. Но город, в который теперь приходит Иаков, везде называется Сихемом и нигде Салимом (Быт. XXXV. 4. XXXVII. 12). Салим, упоминаемый у Иоанна (III. 23), лежал далеко от Сихема.

За сто монет. Слово DOIVDp кесита употреблено, кроме сего, в двух только местах св. книг (Ис. Нав. XXIV. 32. Иов. XLII. 11). В текстах семидесяти, халдейском, сирском, арабском, Акилы, Симмаха, Феодотиона и Вульгаты ему соответствуют слова агнец или агница. Новейшие противополагают сему, что во множестве мест св. книг, где, без сомнения, говорится об овцах, слово кесита никогда не употребляется; что писатели Талмуда и все почти толкователи еврейские принимают оное за название монеты; что во времена Иакова купля производилась уже не меною, а некоторым родом хотя несовершенно обработанной монеты (Быт. XXIII. 16. XIII. 25». XLVII. 16); что дар Иову от братии по одной агнице был бы очень скудный и без мужеского пола не полный; что на Сирском N*TOO1p костро и на арабском pMVJOp кастарон значит монетчика, и соответствуют слову кесита, или же сие может произведено быть от еврейского \Э\Ур истина.

И назвал его: Бог крепкий, Бог Израилев. То есть алтарь, посвященный Богу всемощному, Богу, соделавшему Иакова Израилем и от Израиля покланяемому (см. подобное имя Исх. XVII. 15).

Рассматривая некоторые приключения Иакова в Месопотамии, Блаженный Августин ^[42] замечает, что Св. Писание не входило бы в столь мелкие, по–видимому, подробности, если бы не заключалось в них нечто великое и таинственное, соответственно общему правилу веры, открытому апостолом Павлом, по которому всю историю Отцов Ветхого Завета составляют образы (1 Кор. X. 6. 11).

К уразумению таинства, заключающегося в истории путешествия Иаковлева, пролагает путь тот же апостол, когда трем странствованиям Патриархов Авраама, Исаака и Иакова совокупно дает одно знаменование — странствования к отечеству небесному (Евр. XI. 9–16).

Главная разность между странствованием Авраама и странствованием Иакова состоит в том, что первое начинается от земли Халдейской и Месопотамии, а оканчивается в земле обетованной; напротив, последнее начинается от земли обетованной, продолжается в Месопотамии, но также имеет целью обетованную землю. Итак, если странствование Авраама знаменует шествие от состояния природы к состоянию благодати, от рода земного к рождению небесному, от плотского союза с миром к духовному общению с Богом, то странствованию Иакова соответствует хождение сына благодати между сынами природы, человека духовного и внутреннего в области мира и плоти, куда он по необходимости должен исходить, не теряя, впрочем, из виду отечества небесного.

Иаков, угрожаемый Исавом, уединен и нищ исходит из земли обетованной, дабы вне ее неутомимым трудом приобретать и плоды обетования, и безопасность от раздраженного брата; подобно сему обновляемый во Христе человек, во внутренности боримый человеком ветхим, желающим удержать свое первенство, да исходит во внешнюю жизнь трудническую; преданием своей плоти постоянному подвигу он приведет себя в безопасность от страстей и похотей, воюющих на душу и угрожающих ей духовною смертью, и терпением стяжет сокровище упования.

Иаков исходит из земли обетования в ветхое отечество предков своих для преходящего подвига, но не возвращается в оное для пребывания; так искренно единожды отрешившийся от мира, исходит в него своею деятельностью, но не возвращается пристрастием.

Сон Иакова в Вефиле, по изъяснению Григория Великого (Moral. L. V, с. 22), есть образ даруемого Богом мира, в котором душа, упразднясь от смятения страстей, почиет так, что может сказать с оною невестою: «Я сплю, а сердце мое бдит (Песн. V. 2). Я сплю вне, и все земное, меня окружающее, вменяю за призрак и мечту; но бодрствую внутрь и берегусь, чтобы не воздремать пред лицем Божиим».

Положить камень в возглавие, продолжает тот же учитель, значит утвердиться во Христе. Между тем как полагающие главу на земле блуждают в темных и суетных мечтаниях, утвержденный во Христе полагает, как говорит Пророк, в сердце своем восхождения (Пс. LXXXIII. 6) или степени добродетелей, по которым его помыслы и чувствования непрестанно восходят в любви Божественной и непрестанно нисходят в смирении.

Иаков встретился с Рахилью на том же месте, где прежде раб Авраамов с Ревеккою, но Ревекка подала рабу воду, а Рахиль получила ее от Иакова. Разность сия соответствует тому, что Ревекка и Иаков имели в себе дар Божий, воду живую (Ин. IV. 10), ибо имели в себе Христа, долженствовавшего родиться от них, и потому могли отверзать источник благодати и другим жаждущим правды и спасения.

В Лии, болезненной очами, страждущей среди самих благословений супружества, коей само имя означает труд или утруждение телесное или душевное, представлены трудности духовной жизни, или, словом, крест; в Рахили, доброзрачной и возлюбленной, изображены сладости внутреннего состояния, как то: теплая молитва, созерцание, восхищения, видения. И сие можно рассматривать частью в самих лицах Лии и Рахили, частью в отношении их к Иакову.

Обручение и супружество иногда изображает союз духовного человека с духовными качествами, например, премудростью (Притч. VI. 4. Прем. VIII. 2). Посему Лия и Рахиль в супружестве Иакова изображают собою крест и услаждения духовные, поскольку они совокупно или чредою посещают человека духовного в мире и с ним сочетаваются в сердце и любви его.

Иаков предпочитает Лии Рахиль и за нее соглашается быть рабом в доме Лавана; так, человек, еще не искусившийся, предпочитает кресту сладости духовные и тогда только находит легкими подвиги и самоуничижение, когда имеет в виду сию награду. Но Лия есть старая сестра Рахили, и крест в духовном возрасте выше услаждений созерцания.

Вместо Рахили, пристрастно вожделенной, Иаков получает Лию: так благодатное Провидение подвергает искушаемого человека горестной, но спасительной нечаянности. Когда он чрезмерно прилепляется ко внутренним услаждениям, ища в них не Бога, но себя, они вземлются неприметно, и крест является на их месте.

Иаков думал, что сочетался с Рахилью, но настало утро, и оказалось, что это Лия. Так, в день озарения ума, по большей части, любят Рахиль — ищут духовных утешений; в ноше преданной Богу веры не отвергают креста, успокаиваются с ним и даже не узнают его.

Лия не красна, но многочадна; Рахиль доброзрачна, но неплодна. Крест горек, но питает душу и обогащает ее плодами духовными; услаждение приходит и преходит, оставляя только чувствование лишения.

Чтоб иметь плод, Рахиль прибегает к помощи рабыни. Так душа бесплодная в услаждениях созерцания обращается ко внешним служебным делам любви, чтобы наполнить свое чувствование лишения.

Но наконец Рахиль рождает Иосифа. И нежные души в конце своего течения приносят плод во святыню, сладостный, но не столь обильный, как те, которые более ведутся крестным путем.

Впрочем, Рахиль не прежде плодоносна, как почувствовав нужду в Лии, примирясь с нею и пожертвовав ей своим преимуществом. Так и созерцательная жизнь приносит плод не иначе, как познав цену креста и вступив с ним в союз, в готовности пожертвовать ему своими сладостями.

Чем более Иаков служит Лавану, тем более страждет от его корыстолюбия и зависти. Так и человек Божий, благодетельствующий миру.

Десять крат Лаван изменяет и похищает награду Иакова, но столько же крат Бог Сам воздает ему. Так видимые потери в мире невидимо возвращаются в Боге, если Ему единому, как Иаков, поручаем мы правду нашу.

Но единое решительное средство безопасности Иакова от Лавана есть бегство. Так и от мира.

Однако Иаков не прежде совсем оставляет Лавана, как по внушению от Бога. Так и те, которые не суть от мира, суть в мире, доколе не узрят мановения Божия, повелевающего совершенно расторгнуть все узы его.

Рахиль и Лия последуют Иакову в бегстве от Лавана и возвращении в страну обетования. Так и действуя в мире, и удаляясь от него, и исходя во внешнее, и возвращаясь во внутреннее, человек всегда имеет близ себя и скорби креста, и сладости созерцания; или еще ближе во время бегства и удаления. Ибо должно опасаться, чтобы Лаван не разлучил Иакова и от Лии, и от Рахили, то есть мир препятствует и плодам креста, и утешениям созерцания.

Лаван преследует Иакова и раздражается на него за похищение своих идолов. Так и мир гонит своих беглецов за похищение своих идолов, за боготворимые в нем страсти, которые оные низлагают и попирают.

Иаков обезоруживает Лавана тем, что сей не обретает у него своих идолов. Так, бегущий от мира безопасен от козней его своим бесстрастием.

Простясь с Лаваном, Иаков видит Ангелов. Оставивший мир вступает в союз с миром вышним.

Приближаясь к отечеству, Иаков страшится, как опаснейшего врага, своего брата, но своею осторожностью, молитвою, пожертвованиями, смирением и прозорливым от общения его уклонением без брани остается его победителем. Таковыми же оружиями, особенно крепкою, до изнеможения плоти, молитвою духа, внутренне возмогает человек новый над ветхим и непоколебимо утверждается во благодати и обетовании.

Дата добавления: 2015-08-13