Глава вторая. Время дежа вю

Время – слово, частота употребления которого людьми в повседневности обратно пропорциональна степени осмысленности, с которой его используют. Между тем, мало найдется слов в языке, которые бы обладали такой глубиной и загадочностью. Под словом "время" кроется понятие, смысл которого неоднозначен и многомерен, к тому же он менялся на протяжении человеческой истории. В представлениях людей менялось восприятие, как отдельных свойств времени, так и его самого, до неузнаваемости. Например, сегодня общеупотребительное понятие о времени как о последовательном течении дискретных моментов "теперь", было непонятно человеку, жившему в Х в. до н.э. Понятие о времени менялось, менялось и сознание воспринимающих его людей. Более того, были времена, когда понятия времени как такового не существовало. Время, следовательно, возникло, как и множество других категорий человеческого бытия и мышления, которыми сегодня определяется человек в своем существовании. Время возникло для человека и эволюционировало вместе с изменяющимся в процессе истории сознанием человека.

Время интересовало мыслящих людей издревле, или, можно сказать иначе, интерес ко времени говорил о том, что человек мыслит. На протяжении истории человека интересовала проблема времени, которая в зависимости от эпохи формулировалась по-разному. Вот только некоторые из этих формулировок: существует ли время? что такое время? как соотносятся время и душа? как соотносятся время и вечность? что такое настоящее, прошлое и будущее? делимо ли время? необратимо ли время?

В этой части работы в изложении появляется важный термин: экзистенциальное время. Прежде всего, скажем, что экзистенциальное время означает внутреннее, понимаемое из человека и для человека время. Постановка проблемы именно об экзистенциальном времени обоснованна опытом магистрального философского направления XX в. – экзистенциализмом. Здесь следует сказать немного о самом направлении. Это течение стало определяющим духом эпохи. Не только среди философов известны имена С. Кьеркегора, Ф. Ницше, Н. Бердяева, М. Хайлеггера К. Ясперса, Ж. П. Сартра, Г. Марселя, – всех их и многих других в той или иной мере причисляют либо к экзистенциалистам, либо к их предтечам. Сартр в своей обобщающей статье "Экзистенциализм – это гуманизм" классифицирует экзистенциалистов следующим образом: "Существуют две разновидности экзистенциалистов: во-первых, это христианские экзистенциалисты, к которым я отношу Ясперса и исповедующего католицизм Габриеля Марселя; и, во-вторых, экзистенциалисты-атеисты, к которым относятся Хайдеггер и французские экзистенциалисты, в том числе и я сам. Тех и других объединяет лишь убеждение в том, что существование предшествует сущности, или, если хотите, что нужно исходить из субъекта"[17].

Таким образом, у экзистенциалистов есть определенные общие принципы, они ставят во главу исследования самого человека, а не отвлеченные от жизни спекуляции. Экзистенциализм, это учение о свободе человека. Для экзистенциалиста существование предшествует познанию, или если угодно, познание не отделено от существования, познание и есть существование. Человека нельзя отделить от его существования в мире.

Целью этой части работы является исследование отношения человека ко времени. Экзистенциальный аспект здесь значит, что любое время сначала понимается человеком и для человека, и лишь затем может быть вынесено из него посредством абстракции в качестве универсального или физического времени.

Уже Августин Блаженный (354 – 430 гг.) на стыке эпох – античной и средневековой – вплотную подошел к пониманию времени как специфической черте жизни души. Мы не будем здесь вдаваться в тонкости учения Августина о "Граде Божьем", ибо нас интересует конкретный аспект его экспликаций, а именно связанный с экзистенциальностью времени. Разработку концепции времени Августин начинает с постановки вопроса: "Что же такое время? Кто смог бы объяснить это просто и кратко? Кто смог бы постичь мысленно, чтобы ясно об этом рассказать? О чем, однако, упоминаем мы в разговоре, как о совсем привычном и знакомом, как не о времени? И когда мы говорим о нем, мы, конечно, понимаем, что это такое, и когда о нем говорит кто-то другой, мы тоже понимаем его слова. Что же такое время? Если никто меня об этом не спрашивает, я знаю, что такое время; если бы я захотел объяснить спрашивающему – нет, не знаю. Настаиваю, однако, на том, что твердо знаю: если бы ничего не происходило, не было бы прошлого времени; если бы ничто не происходило, не было бы будущего времени. И если бы настоящее всегда оставалось настоящим и не уходило в прошлое, то это было бы уже не время, а вечность; настоящее оказывается временем только потому, что оно уходит в прошлое. Как же мы говорим, что оно есть, если причина его возникновения в том, что его не будет! Разве мы ошибемся, сказав, что время существует только потому, что оно стремится исчезнуть?".[18] Итак, первое, что бросается в глаза, когда мы озабочиваемся временем, это то, что для расхожего повседневного употребления время понятно и неинтересно, но лишь мы начинаем к нему приглядываться, как оно ускользает от нас: "Если никто меня об этом не спрашивает, я знаю, что такое время; если бы я захотел объяснить спрашивающему – нет, не знаю".[19] Из этой простой и понятной на первый взгляд фразы Августина можно извлечь нетривиальную задачу, попробуем приглядеться к ней пристальней. В ней человеческое сознание подразделяется на два уровня: дорефлексивный и рефлексивный. Первому уровню соответствует "если никто меня об этом не спрашивает, я знаю, что такое время"; второй уровень: "если бы я захотел объяснить спрашивающему – нет, не знаю". Получается, что время заключено в дорефлексивном когито, или в допредикативном сознании, то есть в актах сознания, образующих поток сознания. Это сущностное отношение времени к дорефлексивному когито было отмечено уже Гуссерлем, а затем воспринято Сартром, а Хайдеггер применительно к его общедоступности пишет так: "Мы ощутим его присутствие во всяком простом, достаточно свободном от предрассудков осмыслении сущего в его данности и подручной близости".[20] Таким образом, мы видим, что время у древнегреческих философов тесно переплетается с концепциями времени у экзистенциалистов.

Еще более очевидной для нас предстанет связь между рассуждениями Августина и экзистенциальным временем в аспекте единства трех временных экстазов. Данное единство Хайдеггер формулирует как: "Взаимное протяжение наступающего, осуществившегося и настоящего".[21] А вот как об этом пишет Августин: "Разве не правдиво признание души моей, признающейся Тебе, что она измеряет время? Да, Господи Боже мой, я измеряю и не знаю, что измеряю. Я измеряю движение тела временем. И разве я не измеряю само время? Когда я измеряю, как долго движется тело и как долго проходит оно путь оттуда сюда, что я измеряю, как не время, в течение которого тело движется? А само время чем мне измерять? Более длинное более коротким, подобно тому, как мы вымеряем балку локтем?… Что же я, Господи, измеряю, говоря или неопределенно: "это время длиннее того", или определенно: "оно вдвое больше того". Что я измеряю время, это я знаю, но я не могу измерить будущего, ибо его еще нет; не могу измерить настоящего, потому что в нем нет длительности, не могу измерить прошлого, потому что его уже нет. Что же я измеряю? Время, которое проходит, но еще не прошло? Так я и говорил".[22] Да, именно: "Время, которое проходит, но еще не прошло", – есть единство прошлого, настоящего и будущего в сознании человека. Душа измеряет сущее посредством времени. Но чем измерять само время в душе? Видимо для времени нет другой меры, кроме самого же времени. Августина заботит мимолетность времени, его преходящесть, заботит то, как существует прошлое и будущее, если первого уже нет, а второго – еще нет: "Если и будущее и прошлое существуют, я хочу знать, где они. Если мне еще не по силам это знание, то все же я знаю, что где бы они ни были, они там не прошлое и будущее, а настоящее. Если и там будущее есть будущее, то его там еще нет; если прошлое и там прошлое, его там уже нет. Где бы, следовательно, они ни были, каковы бы ни были, они существуют только как настоящее. И правдиво рассказывая о прошлом, люди извлекают из памяти не сами события – они прошли, – а слова, подсказанные образами их: прошлые события, затронув наши чувства, запечатлели в душе словно следы свои. Детства моего, например, уже нет, оно в прошлом, которого уже нет, но когда я о нем думаю и рассказываю, то вижу образ его в настоящем, ибо он до сих пор жив в памяти моей. Не по сходной ли причине предсказывают будущее? По образам, уже существующим, предчувствуют то, чего еще нет? Признаюсь, Господи, не знаю этого. В точности, однако, знаю, что мы обычно предварительно обдумываем будущие действия наши, и это предварительное обдумывание происходит в настоящем, самого же действия, заранее обдуманного, еще нет: оно в будущем. Когда мы приступим к нему и начнем осуществлять предварительно обдуманное, тогда только действие и возникает, ибо тогда оно уже не в будущем, а в настоящем".[23] Все эти вопросы рассматриваются в экзистенциальном дискурсе и конструируются у Хайдеггера в экстатическое единство трех временных измерений. Другое высказывание Августина в еще большей степени делает его предтечей феноменологии Гуссерля: "В тебе, душа моя, измеряю я время. Впечатление от проходящего мимо остается в тебе, и его-то, сейчас существующее, я измеряю, а не то, что прошло и его оставило".[24] Этот отрывок есть указание на то, что рефлексия имеет дело не с вещами мира, а с феноменами в сознании посредством ретенции. Данное положение является одним из основных в феноменологии Гуссерля, которое он детально описывает в первой книге своих " Идей",[25] и феномены сознания конструируются темпорализуясь: "В первой книге "Идей к чистой феноменологии и феноменологической философии" (1913) Гуссерль отождествляет феноменологическую сферу со сферой сконструированной временности".[26] Вот как сам Гуссерль оценивает искания Августина: "Анализ (о)сознания времени – давний крест дескриптивной психологии и теории познания. Первым, кто глубоко ощутил огромные трудности, которые заключены здесь и кто бился над ними, доходя почти до отчаяния, был Августин. Главы 14-28 книги XI "Исповеди" даже сейчас должны быть основательно проштудированы каждым, кто занимается проблемой времени. Ибо гордое знанием Новое время не может здесь похвалиться блистательными достижениями или значительно более важными результатами, чем этот великий мыслитель, столь ревностно сражавшийся с этой проблемой".[27] Как уже было сказано, Августин мыслит время именно в единстве трех его измерений и эти измерения живут именно в душе человека: "Теперь ясно становится для меня, что ни будущего, ни прошедшего не существует и что неточно выражаются о трех временах, когда говорят: прошедшее, настоящее и будущее; а было бы точнее, кажется, выражаться так: настоящее прошедшего, настоящее будущего. Только в душе нашей есть соответствующие тому три формы восприятия, а не где-нибудь вне (т. е. не в предметной действительности). Так, для настоящего прошедших предметов есть у нас память или воспоминание (memoria); для настоящего настоящих предметов есть у нас взгляд, воззрение, созерцание (intuitus), а для настоящего будущих предметов есть у нас чаяние, упование, надежда (expectatio). Говоря таким образом, я не затрудняюсь в понимании тройственности времени, оно становится тогда для меня ясным, и я признаю его тройственность".[28] И еще: "Как расходуется будущее, которого еще нет, или прошлое, которого уже нет, если не через душу, какова и есть причина факта, что эти три состояния существуют? Ведь именно душа надеется, имеет намерения, вспоминает: то, что она ждала, посредством ее намерений и действий, становится материалом воспоминаний. Никто не может отрицать, что настоящее лишено протяженности, ведь его бег – лишь мгновение. Не так уж длительно и ожидание, ведь то, что должно быть настоящим, ускоряет и приближает пока отсутствующее. Не так длительно и будущее, которого нет, как его ожидание. Прошлое, еще менее реально, совсем не так продолжительно, как воспоминание о нем".[29] Мы не зря приводим здесь столько обильных цитат из Августина, ибо они даже не нуждаются в комментарии, потому что уже исходя из проблемного поля, которое мы очертили на протяжении нашего исследования можно понять те достижения в осознании времени, на которые мы будем опираться дальше. Выраженные в размышлениях Августина интерпретации времени и его прямого отношения к внутреннему миру человека предуготовляют для нас знакомство с собственно экзистенциальной концепцией времени.

Дата добавления: 2015-08-13