Водные процедуры.

Стоило только двери за нами закрыться, как меня быстро и довольно грубо прижали к стене. Я сразу прикрыл глаза, надеясь, что у Матвея, наконец, сдали нервы, и сейчас он, спустя целый месяц воздержания, хотя бы поцелует меня, но, кажется, у него были совершенно другие планы.

- Вадим, дай мне тебя нарисовать, - внизу живота сразу умерли все бабочки, а с губ слетел разочарованный вздох. Я открыл глаза и со скептизмом посмотрел на парня. – Пожалуйста? – добавил он, видно думая, что я жду от него этого волшебного слова.

- Нарисовать? – парень кивнул. – Меня? – снова кивок. – Ладно, вот только обязательно было прижимать меня к стенке, так томно шептать моё имя и сейчас так соблазнительно сжимать мои запястья?

Пока я это говорил, я внимательно смотрел в зелёные глаза, которые с каждым моим словом становились больше. Когда же я договорил, он с удивлением уставился на свои руки, крепко сжимающие мои тощие запястья и, смутившись, тут же отпустил их.

- Я тебя так соблазняю, - последовал ответ.

- Да? – я тихо фыркнул. – Знаешь, очень соблазнительно обламывать всё фразой «дай мне тебя нарисовать». Ведь если бы ты не…

Договорить мне не дали, а заткнули лёгким поцелуем. Всего лишь прикосновение губ, но настолько приятное и сладкое, что хочется раствориться в нём, хочется почувствовать большее, хочется углубить. Но Матвей мне этого не дал, а мгновенно отстранился на несколько сантиметров и спрятал свои руки за спину.

- Так лучше?

- НЕТ! – закричал я, разозлённый из-за того, что всё так быстро закончилось. – Не лучше.

- Что же, каждому своё… - парень сделал шаг вперёд, слегка касаясь пальцами моего лица. – Мне теперь полагается рисунок, - сказав это, он снова отступил назад, спрятав руку за спину, принимая ровную осанку.

И долго он собирается меня так мучить? Изводить своими мимолётными прикосновениями ко мне? Такое чувство, что он знает о моих чувствах и вот так специально издевается надо мной. Дразнит легким поцелуем, а потом делает шаг назад. Меня одного пугают эти шаги назад? Ведь в один момент из-за них мы можем вернуться к первому дню знакомства, и тогда он снова может начать меня бить. Хех, только мои синяки нормально зажили.

- Вадим, - что-то в лице Матвея на секунду изменилось, в его глазах словно блеснули слёзы. Наверное, мне показалось. Наверное. – Я…знаешь… - скажи, прошу, скажи хоть что-нибудь. – Ты не мог бы позировать мне полуобнажённым?

- Чё? – именно «чё?», так как другой интонации я просто не смог подобрать. Как он мог меня так обломать? Я уже решил, что он признается мне в любви, скажет, что не может жить и тогда мы занялись бы сексом на всю ночь. А он… как он может ломать мои за секунду возникшие планы?

- Рисовать? – перед моим носом неожиданно появилась огромная чёрная сумка.

- Конечно, - немного раздраженно, снял пятками кроссовки и пнул их как можно дальше. Послышалось кошачье шипение – видимо, я случайно попал в Диего. Извини!

Я ввалился в комнату и скинул с себя тёплую куртку, бросив её на кровать – потом уберу, сейчас я хочу в душ, снять напряжение, о котором Матвей вряд ли сейчас подозревает. Схватил первое попавшееся на глаза полотенце и ввалился в ванную комнату. Душ – то, что нужно. Душ! Холодная вода быстро привела меня в чувство, но даже после того, как меня начала мучить дрожь, я не мог переключить кран. Боялся, что как только включу тёплую воду, снова потеряю контроль, захочу к Матвею, захочу его тело. А вдруг я не смогу остановиться? Вдруг потеряю контроль, и он обо всём узнает? Я не хочу этого! Не хочу ничего менять – уж лучше пусть играет, чем снова ненавидит.

Я выключил воду и, надев трусы на мокрое тело и завернувшись с головой в огромное махровое полотенце, сел на край ванной. Все-таки, наверное, я перестарался с холодной водой, так как дрожь наотрез отказывалась проходить.
В дверь несильно постучались, и в ванную зашел Матвей. Чёрт, я забыл закрыть дверь. Идиот!

- Что? – спросил я, поднимая на него усталый взгляд.

- Я хочу спросить об этом тебя, - парень зашел в небольшое помещение, которое кажется было пропитано холодом, из-за того, что оно сконструировано из плитки. Матвей сел около моих ног и положил руки ко мне на коленки, заглядывая в глаза. – Что с тобой?

- Всё нормально, - почему же я вру? Ведь так хочу сказать, что люблю его. Так хочу прижать к себе, поцеловать.

- Мне снова тебя ударить?

Я отрицательно покачал головой и смущенно уставился в другую сторону. Матвей поднялся с пола, немного потоптался на месте и открыл какой-то шкафчик… он, кажется, что-то достал оттуда, так как после этого я почувствовал влагу на лице. Медленно повернул голову. Зря я это сделал, так как мне в лицо снова чем-то брызнули.

- Что… - знаете о таких брызгалках для растений? Кажется, такой меня обрызгивали. О ужас, я растение! – Что ты делаешь?

На секунду парень опустил своё «оружие» и посмотрел на меня с удивлением:

- Ну, бить я тебя не хочу, а учить манерам как-то надо. Вот, привыкай! – и снова мне в лицо Матвей брызнул холодной водой.

Не думая больше ни секунды, я схватил лейку от душа и направил её на парня.

- Нет-нет-нет, - на лице парня появилось недоверие. – Ты не посмеешь!

Я улыбнулся и включил ледяную воду.

- Посмею!

- Придурок!

- Аналогично!

Парень кинулся ко мне, перехватить моё «оружие», но не согласный так просто отступать я приставил её к самому его лицу. Матвей схватил меня за запястье и с силой дёрнул в другую сторону, из-за чего вода теперь лилась на меня.

Ледяная вода!

- Холодно! – так как лейка до сих пор была направлена в мою сторону, мне в рот попало довольно много хлорированной воды. Матвей, заметив это, отключил её, я начал громко кашлять. - Идиот!

- Ты начал!

- Нет, ты!

Мы припирались так минут десять, совершенно уже даже не понимая из-за чего спорим, и когда силы закончились мы, молча, перешли в спальню. Я уселся на пол, облокотившись о постель, и накинул на плечи белое одеяло. Ужасно клонило в сон, но тихий вскрик Матвея меня сразу же заставил открыть глаза:

- Да ты идеален, так и сиди, - и он умчался в другую комнату, возвращаясь с той самой сумкой. Неужели он и вправду решил меня рисовать? – Посиди так пару часиков!

Я, кажется, хотел спать? Как я просижу в такой позе несколько часов? Хотя, наверное, зря я беспокоился, так как под пристальным взглядом Матвея, я ни на секунду не мог закрыть глаза.

Парень уселся, так же как и я, на пол и начал быстро рисовать. Было слышно, как шуршит карандаш, оставляя на ровной белой поверхности листа тёмные линии. Матвей изредка внимательно всматривался в моё лицо или кидал на тело мимолётные взгляды. Стоило мне только пошевелиться, как он начинал прикрикивать на меня. Строгий художник. Но через пару часов, как он и говорил, мои мучения оказались оправданы, так как когда я посмотрел на рисунок, то усомнился в том, что это я. Хотя это был не я, слишком красивый, слишком совершенный.

- Художники видят всё по другому, - шепнул мне Матвей, когда увидел моё удивление.

- Ты видишь меня таким? – против воли поинтересовался я, после чего внимательно посмотрел в глаза парня. Неужели он видит меня настолько красивым? Или же это просто его задумка?

- Да, для меня ты такой.

Он вышел из комнаты, а я продолжал рассматривать рисунок, на котором был изображен полуголый парень. Его глаза блестели жизнью, а на губах была слабая улыбка, из-за чего на щеках появлялись ямочки. С вьющихся волос капала кристально чистая вода – даже на карандашном рисунке это было видно. Но больше меня поразило то, что на моей руке он нарисовал ленту. Черную и длинную, словно бинт, обмотанную вокруг моего левого запястья. Видно, он всё-таки приврал, так как ленту я снял перед душем, но на протяжении этих двух месяцев я ни разу её не снимал помимо ванной. Я не мог расстаться с ней, так же как и с её хозяином.

Назови своё желание! (POV Матвея)

Знаешь, я устал каждую секунду отдёргивать от тебя руку, устал, каждый раз, глядя в твои глаза, видеть там желание, при этом отказывать себе в удовольствии целовать твои губы, лицо, тело. Я устал, ты же меня понимаешь, да? Прекрасно вижу по глазам, что да, понимаешь, но почему же тогда ты просто не можешь попросить меня не отходить от тебя, когда я делаю шаг вперёд? Неужели боишься, как и я, отказа? Думаешь, как и я, что стоит нам только зайти дальше обычного, как все наша идиллия обычной жизни в секунду рухнет? Честно, я тоже так думаю, но мне так надоела эта однообразная жизнь, что у меня нет сил сдерживаться – я хочу тебя, хочу прижать к себе и не отпускать до самого конца… конца жизни, света, который обещают в этом году, да хоть до конца вечности! Хочешь, я буду твоим даже в раю, аду, другой жизни? Наверное, я успею надоесть тебе даже за год семейной жизни, да и что тебе может дать студент-гей? Ты же, наверное, хочешь обзавестись настоящей семьёй – женой, детьми, - хочешь нормальной жизни, где на тебя не будут косо смотреть, когда ты будешь идти по улице, держась за руку со мной. Но я не смогу тебе это дать, но можно я буду держать тебя в своих объятьях всё то время, что ты выделил мне. Сколько, месяц, да? Мне этого вряд ли хватит, но я постараюсь после этого тебя забыть… если ты не влюбишься в меня.

Ты ложишься рядом со мной на кровать, но сразу же отодвигаешься на самый край, накрываясь с головой одеялом. Бурчишь что-то ворчливо, но не могу ничего расслышать. Слишком тихо. Подкрадываюсь к тебе, медленно приподнимаю край одеяла – боюсь, что ты будешь против, но кажется даже этого не замечаешь, поэтому плюю на всё и залезаю к тебе и прижимаю к себе. Если остался месяц, я хочу провести его с тобой не потеряв и секунды. Я и так всё то время, что ты жил у меня – кстати, почему? – не позволял себе этого, боялся. Но знаешь, я устал бояться. Устал отталкивать тебя.

- Матвей? – ты удивлён моим поведением? Я тоже, но я так не хочу тебя сейчас отпускать. – Матвей? – не отвечаю, лишь сильнее прижимаюсь к твоей спине, обнимаю.

Ты даже не сопротивляешься, просто лежишь так со мной несколько минут, которые по-моему проходят слишком быстро, а потом отстраняешься и поворачиваешься, чем вызываешь у меня недовольство – не хочу и на секунду тебя отпускать из объятий, но, кажется, ты даже и не планировал уходить от меня, так как твои губы тянутся к моему лицу и целуют в висок. Приятно, даже слишком. Хочу стонать только от этого.

Твоя рука проводит по моей щеке тыльной стороной ладони, останавливаясь пальцами у губ. Смотришь мне в глаза, будто просишь разрешения на поцелуй, но я не могу кивнуть, так увлечен глубиной твоего взгляда, его жизнью. Видно, ты сам делаешь для себя какие-то выводы и медленно тянешься ко мне. Зачем ты дразнишь меня своей медлительностью? Неужели понимаешь мои чувства и просто издеваешься? Понимаешь, что я не могу даже двинуться из-за твоего взгляда и специально делаешь всё настолько медленно?

Наконец, легко касаешься языком моих губ, всё ещё внимательно глядя в глаза. Я даже не могу закрыть их во время поцелуя, не хочу. Отстраняешься. Мстишь мне за всё, да? Не можешь простить мне те шаги назад. Которые я сам ненавидел настолько, что готов был убить самого себя, лишь бы остаться рядом с тобой, не отпускать тебя из своих объятий, держать возле себя.

Не могу сдерживаться, сам чуть придвигаюсь к тебе и целую. Ты не отвечаешь. Тебя словно нет. Смотрю на тебя, а по твоим щекам скатываются слёзы. Холодные слёзы. Только сейчас замечаю, что ты дрожишь.

- Вадим? – я боюсь, мне страшно видеть твои слёзы, но ты отрицательно мотаешь головой и прячёшь своё лицо у меня на груди.

Почему ты плачешь? Я сделал тебе настолько больно своими необдуманными и эгоистичными действиями? Так, хочешь, я прекращу? Хочешь, уйду настолько далеко, что ты больше не узнаешь обо мне? Хочешь?

Ты прижимаешься ко мне, словно ребёнок, и тихо всхлипываешь.

- Я боюсь… - слышу я и неосознанно прижимаю тебя к себе рукой. - Боюсь…

- Чего? – через некоторое время спрашиваю я, но ты, не поднимая головы, отвечаешь коротким «ничего».

Так мы, молча, лежим, прижимаясь друг к другу, твоя спина периодически вздрагивает, но я глажу тебя по ней и ты успокаиваешься. Через некоторое время все звуки умолкают, и мне кажется, что ты спишь, но когда твоя рука сжимает мою ладонь, ты тихо заговариваешь:

- Ты выиграл спор, - хочу спросить, что значат твои слова, но ты поднимаешь голову и сам отвечаешь на мой немой вопрос. – Я люблю тебя.

Что ты сказал? Неужели те слова, которые я думал, что могу услышать только во сне и мечтах? Ты шутишь, да? Скажи, что шутишь, в это легче поверить, чем в тобой сказанные слова. Прошу, просто скажи правду!

- По условию моей игры если бы я выиграл, то я мог бы загадать одно любое желание. Думаю, что раз ты тоже решил поспорить, то тоже имеешь возможность на одно из желаний, - почему-то я готов верить даже в то, что ты меня ненавидишь, готов принять то, что не хочешь видеть. Но почему я не могу сказать и слова? Почему молчу? – Думаю, что ты не хочешь после этого меня даже знать…

Пытаешься встать с кровати и уйти из комнаты, и только тут я прихожу в себя – хватаю тебя за руку и чтобы полностью отрезать тебе путь отступления сажусь на тебя сверху, опираясь на колени сбоку, чтобы тебе не было больно. Хватаю твоё лицо и целую. Целую так сильно, чтобы ты не смел больше сказать и слова об уходе… не сейчас, не тогда когда ты признался, что любишь меня. Почему же я не заметил этого раньше? Неужели я настолько боялся обнадёжить себя, что не замечал этого? А ведь сейчас, вспоминая всё прожитое, я точно могу сказать, что это любовь. Чистая, как та, капающая с твоих волос вода, когда я рисовал тебя.

Моя рука сама по себе нащупывает у тебя на запястье чёрную шелковую ленту, и, заполучив этим действием поддержку, я беру твою ладонь в свою, переплетая наши пальцы - больше никогда не отпущу, хочу держать тебя за руку всегда.
Я на секунду отстраняюсь и смотрю на тебя растерянного, ничего не понимающего:

- Я хочу тебя, потому что люблю, - ты моргаешь, словно не понимаешь мною сказанные слова. – Я люблю тебя! – почему я кричу? Почему не могу сделать голос тише? – Тебя! Только тебя!

Ты смотришь на меня непонимающими глазами, и я уже начинаю волноваться, что ты так и останешься неподвижным, словно мраморная холодная статуя. Но ты теплый, живой. Хочется прикасаться к тебе, почувствовать мягкость твоей кожи. Провожу ладонью по твоему телу, медленно, чтобы прочувствовать каждый миллиметр, хочу дотронуться ею до твоего лица, но ты, ожив, перехватываешь её и прижимаешь мою ладонь к своим губам.

- Так я выиграл спор? – ты не кричишь как я, а наоборот говоришь тихо, шепчешь. – Я влюбил тебя в себя?

- Уже давно, - говорю тебе в губы. – Слишком давно.

- Значит, сегодня ты не сделаешь шаг назад?

- Ни за что, - целую тебя, наконец, без толики страха. Сегодня не до него. Теперь мы с тобой будем вместе. Навсегда. И пусть это навсегда будет вечным, я же обещал тебе, что буду твоим даже в следующей жизни, потому что я не хочу тебя отпускать.

Ты зарываешь свою руку в мои волосы, другую я до сих пор сжимаю в своей ладони, и прижимаешь меня настолько близко, что мне кажется, что между нами не остаётся расстояния… только ненужная ткань твоей рубашки, которая рвётся с такой легкостью. Пуговицы летят в разные стороны, а ты уже стонешь в мои губы. Тебе хорошо только от поцелуев, Вадим?

Вадим? Почему я ни разу не пробовал шептать твоё имя тебе на ухо? Это приносит такое колоссальное удовольствие, что я не могу остановиться. Можно мне не останавливаться, Вадим?

- Вадим, - шепчу на ухо, прикусывая мочку. Ты стонешь и выгибаешься, кажется этим движением прося большего. Я и сам уже не могу сдерживаться.
Целуя в губы, рукой начинаю тебя медленно растягивать, пытаясь причинить тебе минимальную боль. Ты же потерпишь её, да? Я помню, даже спустя месяц, как ты сладостно стонал в прошлый раз, когда я двигался в тебе. Сладостно. Ты же вытерпишь боль ради этого, да?

Спускаюсь от губ к шее, прикусываю слегка кожу, чтобы снова попробовать её на вкус. По-моему, она стала за всё время только слаще.

Ты снова стонешь, когда я провожу языком по твоему животу, и из-за этого я больше не могу сдерживаться. Вытаскиваю пальцы и заменяю их собой, не выдерживаю и вхожу чересчур быстро. Ты вскрикиваешь, но, кажется, тут же испытываешь как-то удовольствие и обвиваешь меня ногами, заставляя этим войти глубже. Ты мазохист? Я, видно, тоже, так как испытываю неимоверное удовольствие от того, что ты изо всех сил царапаешь мою спину… до крови. Сам чуть не стону от этого, но чтобы не выдать себя, начинаю покрывать твоё лицо прерывистыми поцелуями.

- Люблю. Люблю. Люблю, - шепчу словно фанатик.

Чуть ускоряю темп, и ты начинаешь тихо постанывать. Кажется, пытаешься сдержаться, прикусывая нижнюю губу, но это выходит у тебя плохо.

- Люблю тебя, - повторяешь за мной и притягиваешь к себе, чтобы в очередной раз прикусить мою губу, так как твоя уже вся в кровоточащих ранках.

Моя рука всё это время сжимает твою, где на запястье надета лента. Пусть она будет там всегда, в знак того, что моё сердце, так же как и она, твоё.

Тревожный звонок телефона будит меня и я, целуя тебя в висок и тихо вылезая из тёплой постели, иду на кухню. Как я и ожидал, звонил отец. Остался всё таким же эгоистом – звонит тогда, когда удобно ему, а не мне.

- Да? – голос хрипит из-за того, чем мы занимались всего лишь несколько часов назад.

- Матвей, как дела? Как учёба? Жизнь? – отзывается приторно-сладкий голос на другой линии, который я ненавижу больше всего.

- Нормально, - отвечаю я просто на все вопросы сразу. Рот мой неосознанно раскрывается в зевке – спать хочется ужасно, а точнее хочется спать, прижимая тебя к себе, но раз позвонил отец, назревает что-то страшное. Не удивлюсь если конец света – по-другому он бы ни за что не позвонил бы. – Что случилось?

- А что должно произойти? – кажется, отца и вправду удивляет мой неожиданно грубый вопрос, но он тут же начинает говорить более серьёзно, из-за чего в его голосе пропадает весь «сахар». – Кира не берёт трубку, не хочет разговаривать со мной. Я волнуюсь за неё, как она?

Конечно же, как отец может позвонить мне только из-за меня? Он беспокоится только о своей любимой дочке, которую просто обожает. Наверное, это и есть та причина, почему я так пренебрежительно отношусь к своей сестре. Я её люблю, но, как и других людей, презираю. Только тебя, Вадим, я смог признать.

- Отлично, - опускаюсь на стул и закидываю голову за спинку. – Живёт в своё удовольствие в собственной квартире, купленной за деньги, которые ты дал ей для учёбы. Ходит на дополнительные курсы, чтобы самостоятельно поступить в институт.

- Как так самостоятельно? - слышно, как отец тяжело выдохнул. – Почему она не живёт с тобой?

Кажется, его совсем не волновало то, что его деньги были спущены на квартиру, его не интересовали такие мелочи, как материальные средства. Напыщенный старый индюк!

- Она хотела самостоятельной жизни, вот она и старается добиться всего с нуля.

Послышался смешок, который сразу же был искусно спрятан за кашлем.

- Завтра перешлю деньги на твою учёбу, - голос стих, но через секунду последовал более грустный. – Извини, что сломал тебе жизнь. Но твоя мечта стать мультипликатором была настолько детской, что я не мог позволить тебе отдаться ей всецело. Ты хоть представляешь, как сложно найти работу в этой специальности, а сколько мороки… а деньги? Ты не смог бы прокормить семью. Ты понимаешь о чём я говорю?

- Да, - моя мечта? Как давно я уже забыл о ней?

- Надеюсь, ты отстриг те белые волосы, которые нарастил перед отъездом наперекор мне?

Я дёргаю себя за белую прядь и против воли улыбаюсь.

- Нет.

- Как же иначе, - слышится искренний звонкий смех. – Ладно. Пока, сынок. Я люблю тебя.

Я не говоря ни слова, сбрасываю вызов - если бы я позволил ответить, то перестал бы ненавидеть папу.

Иду в комнату, ложусь на кровать и обнимаю тебя. Ты на секунду открываешь глаза, но я целую тебя в висок, и ты засыпаешь.

Я меняюсь, как и ты.

Дата добавления: 2015-08-13