Читайте также:
|
РОССИЯ В ОГНЕ
СОДЕРЖАНИЕ
Предисловие автора................... 3
Часть первая
ГОРОД
Глава 1. Чудный день................... 4
Глава 2. Чрезвычайное происшествие............... 6
Глава 3. Господа офицеры.................. 7
Глава 4. Искушение пристава................. 10
Глава 4. Град Казань................... 12
Глава 5. Тяжелое утро................... 14
Глава 6. Радушный прием.................. 17
Глава 7. На защиту Отечества!................ 20
Часть вторая.
ВЕЛИКАЯ ВОЙНА.
Глава 8. Провал плана Шлиффена................ 22
Глава 9. Прибыл для дальнейшего прохождения службы........... 23
Глава 10. Первая кровь.................. 24
Глава 11. На совершение ратных подвигов.............. 27
Глава 12. В Августовских лесах................. 29
Глава 13. Первые итоги войны................. 31
Глава 14. Преподаватель арифметики............... 32
Глава 15. Неожиданный визит................. 33
Глава 16. Твердое решение.................. 34
Глава 17. Победа любым способом................ 36
Глава 18. Страстная ночь.................. 37
Глава 18. Неожиданные встречи................ 39
Глава 19. Холодный лес.................. 41
Глава 20. Снова в строй.................. 44
Глава 21. Поединок................... 46
Глава 22. Крепость Ковно................. 48
Глава 23. Великое отступление................ 49
Глава 24. Гость.................... 51
Глава 25. Тайное совещание................. 54
Глава 26. Брусиловский прорыв................ 56
Глава 27. Танцы над бездной................. 58
Часть третья
БУНТ
Глава 28. «Смерть жандармам!»................ 60
Глава 29. Рассказ и признание Свешина.............. 61
Глава 30. Апрельская жара................. 66
Глава 31. Плоды агитации................. 69
Глава 32. Делегатом на съезд................. 71
Глава 33. Выступление Корнилова................ 73
Глава 34. Приятная встреча................. 75
Глава 35. Переворот.................. 77
Глава 36. Игры в солдатики................. 80
Глава 37. Новые хозяева жизни................ 83
Глава 38. Брестский позор................. 85
Глава 39. Устройство нового мира................ 87
Глава 40. Самостийная Украина................ 89
Глава 41. «Народный союз защиты родины и свободы»........... 91
Часть четвертая
МЕЖДУСОБИЦА
Глава 42. Бурлящая Волга.................. 94
Глава 43. Зигзаги жизни.................. 97
Глава 44. Цареубийство!................. 99
Глава 45. Народная армия................. 101
Глава 46. Печальные вести................. 103
Глава 47. Освобождение Казани................ 104
Глава 48. Шаткое равновесие................. 108
Глава 49. Ответный удар.................. 111
Глава 50. Страстная неделя................. 114
Глава 51. Диктатор поневоле................. 117
Глава 52. Конец войне?................. 120
Глава 53. Неромантическое свидание............... 123
Глава 54. В столичном Омске................. 124
Глава 55. Весенний прорыв................. 128
Глава 56. В красном кольце................. 131
Глава 57. Перелом на Восточном фронте.............. 132 Глава 58. «На Москву!».................. 136
Глава 59. Разгром................... 141
Глава 60. Смерть героев.................. 147
Глава 61. Скорбный путь.................. 152
Документальные фотографии к роману.............. 156
Предисловие автора.
В следующем 2007 году исполняется 90 лет началу событий в нашей стране, которые до сих пор не могут получить однозначную оценку. В 1917 году в Российской империи грянула революция, которая уничтожила старый жизненный уклад царской России, также, затем оказала огромное влияние на весь остальной мир. Автор взял на себя смелость попробовать несколько осмыслить события, произошедшие в России в конце второго десятилетия ХХ века. К сожалению, красная сторона, победившая в гражданской войне, десятилетиями предвзято и искаженно освещала события революции и гражданской войны; белые герои показывались ими, как помещики и капиталисты, стремившиеся в народной крови утопить революцию, чтобы снова возродить монархию. Вся трагичность ситуации в России была в том, что к 1917 году сторонников монархии в стране уже почти не оставалось.
Тогда из-за чего же разгорелась братоубийственная гражданская война?! И чего же так страстно желали люди, оказавшиеся в рядах белого движения?! Чем жили, о чем мечтали простые наши соотечественники, жившие в неспокойное время во втором десятилетии ХХ века?
Надеюсь, что некоторые ответы вы найдете в этой книге. Я заранее извиняюсь за возможные исторические неточности. Во-первых, их происхождение объясняется тем, одни и те же события, в различных источниках рассказываются по-разному. Во-вторых, я мог допустить некоторые ошибки в жизнеописании реальных исторических персонажей, так как, чтобы донести до читателя исторический фон описываемого времени приходилось несколько упрощать кое-какие происходившие события.
Итак, приглашаю вас перечитать пожелтевшие страницы Великой российской трагедии, обильно политые кровью, и призадуматься: «Почему же так произошло?!».
Часть первая
ГОРОД
«Сей город, бесспорно, первый
в России после Москвы…»
(Екатерина II о Казани)
«О Казань, ты как светильник
На горе горишь в ночи,
Словно свечи – минареты,
Колокольни, каланчи!
Ярко светишь ты уездам
Захолустным и глухим,
Возвышаясь горделиво
Путь указываешь им!»
(Габдулла Тукай)
Глава 1. Чудный день.
День 28 июня 1914 г. в Казани выдался на редкость удачным. Ярко светило солнце, но несмотря на это погода была не жаркой, но и не холодной. В саду, называемом Черное озеро – в любимом месте прогулок горожан, было как всегда людно. Тень с ветвистых деревьев падала и покрывала территорию сада. К тому же, несильный ветер, дувший с Казанки, приносил свежесть и прохладу. Нарядно одетая публика гуляла, сидела на скамейках в уютно разбитых скверах, среди цветов и зелени. В этой части города находились богатые особняки, дворянские и купеческие клубы, театр, торговые дома и пассажи, фешенебельные номера и гостиницы с роскошными ресторанами.
На одной из скамеек сидели аккуратно одетый молодой человек и девица, по облику которой, ее можно было принять за девушку из обеспеченной семьи. По виду молодого человека можно было принять за студента старших курсов. Его костюм был явно не новый, но чистый и тщательно выглаженный; стоптанные туфли также были аккуратно начищены. Еле заметный пушок только начинал пробиваться на его щеках. Щеки юноши вообще пылали алым цветом – было видно, что он испытывает некоторую неловкость, даже смущение при общении с дамой. В то же время его глаза блестели, и внимательно смотрели на собеседницу. Если бы на него взглянуть внимательно, то многие бы предположили, что он влюблен. Весь вид молодого человека говорил о том, что он счастлив до невозможности. Да и вспомним себя в юности: много ли нам было нужно, чтобы быть счастливым лет в двадцать. Его собеседница была одета в чудное белое платье с кружевами, которое же, конечно, ее нисколько не полнило, а даже, наоборот, освежало. На голове девушки была кокетливая шляпка с узорами из розочек, на изящных ножках были модные туфельки, в руках она держала воздушный, словно игрушечный зонтик. Девушка что-то горячо и громко рассказывала и доказывала молодому человеку. Он же ее внимательно слушал, словно боялся пропустить хотя бы одно слово, но в тоже время казалось, что его приводит в исступление не то, что она ему говорит, а сам вид этой девушки.
Молодого человека звали Андрей Николаевич Зубов. Он меньше месяца назад окончил Казанский Университет, факультет математики. Андрей Николаевич был выходцем из разночинцев. Его отец Николай Зубов в 90-х годах ХlХ столетия ушел из деревни, бросив землю, которая уже не давала прокормиться, и поступил рабочим на железную дорогу. Так как он был мужиком непьющим, ему удалось за годы упорного труда стать железнодорожным мастером. Понимая, что сына его ждет такая же судьба рабочей лошади, Зубов постарался дать сыну в детстве, хотя - бы какое - то образование, насколько возможно было в его скромных финансовых возможностях. Мальчишка оказался на редкость смышленым, и жалко было оставлять начатое образование. Но обучение в Университете стоило приличных денег, которых, конечно же, не было у простого железнодорожного мастера. Так бы и осталась несбывшейся мечтой эта затея, если бы случай не свел Николая Зубова с Фрол Никитичем Свешиным с владельцем шести пароходов на Волге, купцом 1-й гильдии и щедрым меценатом. Фрол Никитич после того, как Зубов обратился к нему, решил сам посмотреть на отрока. Оставшись довольным осмотром, он дал денег на обучение сначала в гимназии, а потом в Университете и назначил Андрею свою личную стипендию. Интересные, наполненные событиями годы быстро пролетели. Андрей не тратил свое время на студенческие забавы, усердно посещал занятия и сдавал экзамены. Наконец, в июне 1914 г. получил диплом и осенью должен был приступить к преподаванию математики в мужской гимназии. Кроме Андрея, в семье Зубовых была дочь Маша. Остальные дети умерли в младенчестве, так как в те времена детская смертность была очень большая (что тем не менее не мешала населению увеличиваться).
Итак, образование о котором раньше приходилось только мечтать, – получено. Диплом в кармане, дальнейшее место службы известно. Рядом сидит прекрасная девушка. Что еще нужно в двадцать два года для счастья?! Ведь именно столько лет было Андрею Николаевичу, когда мы познакомились с нашим героем.
Девушка рядом с молодым человеком была Татьяна Александровна Бузыкина, дочь купца 2-й гильдии, владельца мельниц, маслобоен, дельца, твердо стоящего на своих ногах. Александр Бузыкин – выходец из крестьян, хотя и родился уже через два года после отмены крепостного права, с детства видел только крайнюю нужду и упорный труд. И этот же упорный труд, природная смекалка выдвинули его с малоземельных крестьян, полностью зависимого от своей общины, в преуспевающего купца 2-й гильдии, уважаемого горожанина Казани. Таким образом, Александр Бузыкин, сам хлебнувший горя и нужду в течение своей жизни, решил полностью оградить дочь от житейских невзгод и дать лучшее образование как «для благородных девиц». Татьяна Александровна к девятнадцати годам получила современное образование, проживала в отцовском двухэтажном особняке, читала «умные книжки»; чашечку из которой она попила кофейку - она не мыла; мягкую постельку ей также стелила и убирала за ней горничная. Если нужно - можно всегда одеться по последней моде в лучших городских магазинчиках на ул. Проломная. Что еще нужно молодой, красивой девушке? Живи и радуйся, благодари любимого папеньку и Бога за свою счастливую жизнь. А была ли она счастлива? Вот тут и выясняется, что прелестная Татьяна Александровна была глубоко несчастна!!! «Почему же?» - спросите вы. Что не хватает человеку в жизни, у которого, в принципе, есть все необходимое, даже, я бы сказал, больше. Конечно, ее отец был не Ротшильд, но, тем не менее, Татьяна Александровна жила на всем готовом, окруженная заботами любящего отца. Правда, мать Татьяны умерла, когда девочке было лет шесть, и отец второй раз не стал жениться, а себя всего посвятил подрастающей дочери и своему успешно развивающему делу.
Дело в том, что, несмотря на такой образ жизни, Татьяна Александровна мало того, что получила прекрасное современное образование, она еще и много читала. Читала же в основном модную в то время среди молодежи литературу, где рассказывалось о смысле человеческой жизни и как достичь счастья для всего человечества. Вот девушка, будучи человеком образованным и мыслящим, задумалась: «А зачем же я живу, какую пользу могу лично я принести для счастья всего человечества?!»
Не взирая на неодобрение отца, Татьяна Александровна поступила на курсы медицинских сестер, усердно ходила на занятия. Правда она смогла только окончить только теоретическую часть. Когда группа курсисток пришла в больницу и им начали показывать как делаются уколы и перевязки живым людям, состоящим из плоти и крови, то Татьяне Александровне сделалось дурно, и она упала в обморок при виде перевязки на правой руке грязноватого дурно пахнущего мужичка. Курсы были позорно брошены. Отец хитро посмеивался в аккуратно постриженную бородку. Жизнь была кончена!!! Что она еще сможет в этой жизни?! Татьяна Александровна из-за этого испытывала сильные душевные муки, но молодость она и тем замечательна, что горести быстро забываются.
А с Андреем Николаевичем же Татьяна Александровна познакомилась в публичной библиотеке, где Андрей Николаевич брал книги для подготовки к выпускным экзаменам, а она пришла обменять очередную книгу, чтобы все-таки понять, что она может сделать для внесения своего вклада в дело построения счастливого будущего для человечества. Увидев количество книг в руках интеллигентного вида молодого человека, девушка решила, что встретила родственную душу и решила с ним познакомиться, чтобы узнать его точку зрения. Конечно же, в приличном обществе не то, чтобы даже не принято, а наоборот считается дурным тоном даме самой (о ужас!!!) знакомиться с молодым человеком. Но наша Татьяна Александровна как-никак относила себя к передовой части общества и решила встать выше каких-то там предрассудков общества; тем более, как упоминалась выше, ее сильно интересовал вопрос о всеобщем счастье всего человечества. Да и наверное многих из нас интересовал этот вопрос лет эдак в двадцать…
Вначале Андрей Николаевич остолбенел буквально в смысле этого слова – очень уж необычная была ситуация, да и барышня нисколько не была похожа на «из гулящих», а даже наоборот, судя по одежде принадлежала к «благородным» слоям уважаемого общества. Несколько фраз, пара улыбок – много ли надо в молодости для того, чтобы завязалось вначале знакомство, а потом отношения похожие на дружбу. Несмотря на сильное, я бы сказал даже, нездоровое любопытство Татьяны Александровны, Андрей Николаевич не смог сколько-нибудь просветить девушку в интересующем ее вопросе.
И между ними установились несколько странные отношения: они подолгу вместе гуляли; Татьяна Александровна обычно рассказывала про свои душевные переживания, а Андрей Николаевич, сам обычно, говоривший мало, ее внимательно слушал. Зубов постепенно влюблялся, сам не замечая этого. Потому что порой сладкий яд любви сам проникает в человека, часто против воли и осознания самого человека, особенно в молодые годы. Но только не подумайте, что молодой человек думать забыл о важных предстоящих выпускных экзаменах, сдать которые и получить свой заветный диплом были целью его долгих лет, и также наказом его отца. Напротив, эта любовь к прекрасной девушке давала такие мощные силы, которые так были необходимы для последнего рывка.
После прогулок, Андрей Николаевич вечерами и ночами сидел за книгами, мало спал, готовился. А последние экзамены в Университете были поистине жестокими, профессора так заваливали студентов всевозможными вопросами, что некоторые студенты от напряжения при подготовке трогались умом, хотя ради справедливости заметим, что такое случалось чрезвычайно редко, чаще всего не сдавшие оставались на следующие года, превращаясь в так называемых «вечных студентов». Позволить себе превращаться в вечного студента Андрей Николаевич никак не мог – этим бы убил своего отца, нужно было бы потом как-то жить весь этот год, и перед покровителем Фрол Никитичем (дай Бог ему долгие лета жизни) необходимо было отчитаться. Наконец, все экзамены остались позади, на руки получен долгожданный диплом, Фрол Никитич похлопотал, чтобы взяли «Андрейку» преподавателем арифметики в городскую мужскую гимназию.
Этим днем Андрей Николаевич и Татьяна Александровна, как и обычно, некоторое время гуляли по центральной части города, затем, когда барышня немного устала, сели отдохнуть на скамейку в саду на Черном озере. Татьяна Николаевна горячо рассказывала, а Андрей Николаевич внимательно слушал.
Глава 2. Чрезвычайное происшествие.
- Представляете, Андрей Николаевич, меня папенька совсем не понимает! Я рассказываю про то, о чем в книгах пишут, спрашиваю какое у человека предназначение в жизни. А он только вздыхает и за голову хватается. Говорит, что у меня дурь в голове. У бабы он говорит (извиняюсь за выражение, Андрей Николаевич) одно предназначение: замуж выйти, детей нарожать, мужа ублажать…
При этих словах Андрей Николаевич покрылся густым румянцем, кашлянул пару раз.
- Вчера Андрей Николаевич, мой драгоценный папенька приехал из купеческого клуба в десять часов, еле на ногах стоит, говорит: «Дай я тебя поцелую, доченька моя». Чуть не задохнулась от запаха, я ему: «Пустите меня. Спать ложитесь лучше, папенька!» А он мне заявил: «Замуж надо тебе доченька, целыми днями кручусь, верчусь, ночи не сплю. Случись что со мной - кому все это достанется? Ведь, несмотря на свои книжки ничего в этой жизни не понимаешь. Кто позаботится о тебе сердечной, моей ненаглядной. Все растащат прощелыги-приказчики, только смотрят что где урвать пока хозяина нет. Хорошо я их всех знаю, сам раньше таким был. Давай, детушка, познакомлю тебя с сыном какого-нибудь купца уважаемого из города нашего, а то из Самары, а хошь из самой Москвы?!»
Тут Андрей Николаевич вздохнул очень тяжело и представил Татьяну Александровну рядом с каким-нибудь розовощеким здоровым молодым купцом, и еще раз тяжело вздохнул. «Детушка» продолжала:
- Говорит мне папенька: «Ты у меня девка справная». Фу как пошло! «Теахтр сходите, на лодках покатаетесь, а потом вам совет да любовь. А в мои времена то было: придут за девушкой сваты, а отец с матерью согласятся, выдали девку замуж за парня, которого она, может, и знать-то не знает. А в наше время развели, придумали «любовь». Вольности там какие-то. Строгости на тебя нет, вот и лезет тебе в голову дурь всякая».
Андрей Николаевич вздохнул в третий раз, причем тяжелее, чем в два предыдущих раза.
- И что вы думаете, я ответила ему на это? Я сказала, что если ты хочешь, чтобы я руки на себя наложила, то зови своих женихов. Отравлюсь я лучше, чем выходить замуж за купчину толстомордого. Я никогда не выйду замуж! Мне вообще становится противно, когда я представлю, что делают наедине мужчина с женщиной.
При последних словах молодой человек снова густо покраснел.
- И расплакался мой папенька. «Христос с тобой» говорит. Обнял меня и успокаивает…
Тут недалеко от них вдруг произошло совершенно неслыханное происшествие. Дело в том, что рядом уже некоторое время доносился какой-то пьяный разговор. Двое молодых лет двадцати – двадцати двух, хорошо подвыпивших офицера в чине прапорщика в парадных мундирах, зачем-то перегородили дорогу двум женщинам, судя по одежде татаркам, и что-то им говорили. Одна из них, уже в годах, махала рукой на офицеров и говорила: «Кит, шайтан!»[1], а другая в яркой национальной одежде, которая не скрывала тонкой, изящной талии, совсем завернулась в свой длинный платок и испуганно смотрела на происходящее. Затем к ним быстро подошел высокий молодой человек в изящном темном костюме, из-под которого выглядывала крахмально белая сорочка, аккуратный галстук, в татарском головном уборе, и сильно ударил кулаком одного из офицеров по лицу.
Офицер от удара сел на мостовую, какое-то время сидел и ничего не понимая, смотрел на татарина и вытирал ладонью стекающую кровь со своей губы. Второй офицер начал помогать ему вставать, дергая его за локоть. Вдруг неожиданно первый офицер вскочил на ноги, выдернул саблю из ножен и, держа ее в согнутой правой руке крикнул: «Зарублю гада!». Пожилая татарка издала пронзительный истошный долгий крик: «А-а-а!». Татарин спокойно стоял напротив офицера с саблей и смотрел ему прямо в глаза. Второй офицер вцепился рукой в локоть товарищу и успокаивал его, говоря ему что-то на ухо. Раздались трели свистков городовых, вдалеке уже виднелись бегущие полицейские. Через пару минут, на месте происшествия показался полицейский пристав с тремя городовыми:
- Прошу сохранять спокойствие, господа! Что здесь произошло?
Пожилая татарка на своем языке что-то объясняла приставу, которого она безошибочно приняла за старшего среди полицейских. Офицер с разбитым лицом, который уже вложил свою саблю в ножны и молодой татарин, стоявший напротив него, молчали, однако очень красноречиво смотрели друг на друга. Неподалеку стала собираться любопытная публика, для которой именно сейчас стали интересны происходящие события.
- Понятно, - сказал пристав, - порядок нарушаем! Попрошу всех пройти в участок. И вас тоже молодой человек с дамой, просим пройти с нами! – обратился он с «просьбой», от которой конечно, было невозможно отказаться, к Андрею Николаевичу и Татьяне Александровне, которые все это время сидели на скамейке и уже внимательно наблюдали за происходящим.
Вся эта «случайная компания» направилась в ближайшую полицейскую часть. Впереди шли двое полицейских, за ними двое офицеров, один из которых уже достал платок и приложил его к щеке. За ними молодой татарин, задумчиво смотревший себе под ноги. Следом шли две татарки, пожилая за что-то ругала молодую, время от времени грозя кулаком в сторону офицеров: «Эх, шайтан!». После них следовали Андрей Николаевич и Татьяна Александровна, она говорила приставу: «Это произвол! Вы не имеете права!» Андрей Николаевич как мог ее успокаивал. Эту группу людей замыкали пристав с третьим городовым, который говорил спокойно: «Ступайте, ступайте. Там разберемся».
Это необычное шествие, конечно же, не могло не заинтересовать скучающих горожан на улице. Кто-то сделал предположение: «Облава была. Поймали. Политических ведут». Какой-то торговец сказал: «Так их. Нечаво супротив царя бунтовать». Какой-то плохо одетый студентик, стоящий на углу улицы негромко крикнул: «Всех не переловите!». На это пристав сразу отреагировал: «Кто это там выступает?! Подойди-ка сюда!» Студента сразу сдуло за угол. Так что, пока участники шествия добрались до полицейского участка, им пришлось испытать много неприятных минут.
Глава 3. Господа офицеры.
Разрешите, уважаемый читатель, немного объяснить: почему же вдруг произошло это безобразное происшествие. Несколько часов раньше в одиннадцать часов утра в центре города на ул. Проломной собралась маленькая группа молодых офицеров. Дело в том, что вчера на плацу Казанского военного пехотного юнкерского училища, юнкерам, окончившим обучение, объявили о присвоении первого офицерского чина – прапорщика. Начальник училища полковник Назанский сказал торжественную речь бывшим своим ученикам:
- Поздравляю вас, господа офицеры! (По рядам бывших юнкеров прокатилось: «У-р-а!!!»). Сегодня у вас наступил великий день, который вы так долго ждали. Сегодня Отечество оказывает вам большое доверие и дает в руки меч с тем, чтобы когда возникнет необходимость, и опасность нависнет над Отечеством, вы смогли защитить его. Чтобы вы защитили его даже ценою своей собственной жизни. Потому что для истинного воина, патриота и сына своей страны нет более достойной смерти, чем смерть на боевом посту при защите своей Родины! Наши отцы и деды своим собственным примером показали нам как нужно крепко стоять за Веру, Царя и Отечество и мужественно поражать врага оружием, которое нам доверила наша Отчизна! Не посрамим память наших отцов и дедов, которые смотрят на вас. Итак, будьте всегда готовы отдать жизнь за Веру, Царя и Отечество!»
По рядам бывших юнкеров прогремело троекратное: «У-р-а-а-а!!! У-р-а-а-а!!! У-р-а-а-а!!!» Затем после присяги императору, вечером в Офицерском собрании был бал. Молодые офицеры в парадной форме с новыми блестящими погонами кружились в танце с нарядными барышнями в сверкающих бальных платьях. Было выпито море шампанского, такое же бывает раз в жизни, черт возьми. Танцы продолжались до четырех утра, затем публика начала расходиться.
Группа офицеров договорилась встретиться утром, ну как же утром господа – утро уже наступило, пардон - через несколько часов, на центральной улице города – ул. Проломной. Душе так хотелось продолжения праздника. А вы спросите, что мешало сейчас же продолжить праздник? Позвольте, господа, а как же долг чести – проводить дам до дома? Да и мало ли какие там дела, как будто вы сами никогда не были молоды, господа?!
Итак, около одиннадцати часов возле маленького ресторанчика «Жако» собралось семь молодых прапорщиков. Трое товарищей не пришло, но ничего страшного – видимо возникли неотложные дела или сон сморил молодых людей. Семеро юных офицеров, вчерашние мальчики еще, расселись в уютном отдельном номере ресторана. Половой подошел и спросил: «Чего желают господа офицеры?» Получив в ответ: «Водочки и чего-нибудь закусить: буженины там, холодной телятины, ну ты сам посмотри там, голубчик». Половой записал заказ в мятую тетрадь, сделал головой поклон «господам офицерам» и удалился выполнять заказ. Мы, конечно, не будем судить строго этих юношей, хотя «водочка» в одиннадцать часов утра, да еще после бессонной ночи… Но согласитесь, такое же случается раз в жизни, да и сколько можно пить шампанское, право?
Нужно ли говорить, что после нескольких часов веселой пирушки, во время которой произносились легкомысленные юношеские шуточки, делились мечтами и планами на будущее, молодые люди изрядно напились. Офицеры решили выйти на улицу, чтобы пройтись и подышать свежим воздухом. Они расплатились с половым, высыпали из ресторанчика и пошли просто гулять по улице, не имея определенных планов и намерений. Офицеры шли по уличной мостовой, внимательно осматривая вокруг себя, прохожих, дам, витрины магазинов, ресторанчиков, трактиров и парикмахерских. Идущие им навстречу прохожие заранее обходили от греха подальше эмоционально возбужденных и нетрезвых молодых офицеров; городовой, стоявший на углу, отвернулся от них и стал что-то внимательно изучать на витрине магазинчика дамских шляпок.
Когда офицеры дошли до начала ул. Проломной, то одному из них пришла гениальная мысль (так показалось ему) как можно провести время. Он предложил пойти в один из домов терпимости на ул. Дегтярной, которая в то время пользовалась славой улицы «красных фонарей». Там можно было посидеть в обществе хм… дам, поговорить, выпить, и, между прочим, еще по-другому приятно провести время. Скоро всем дадут назначение в разные полки, черт знает куда, может к хохлам в Малороссию, может к чухонские болота на севере, и не приведи Господь, к китайцам на Дальний Восток. В Казани или же в Казанской губернии останутся только дети именитых и богатых родителей.
Вначале предложение было подвергнуто сомнению, но затем почти все согласились: теперь же можно не таясь туда ходить – они уже не юнкера там какие-то или кадеты. Только у двоих вдруг появились неотложные дела. Дело было в том, что не нравственные ценности не позволяли им туда идти, а причина была до банальности проста – не было денег. Ну не могли же господа офицеры идти в третьеразрядное заведение, где час с женщиной стоил 1 рублей или даже 50 копеек, они же не какие то там студентики или матросы. Нет, ниже второразрядного заведения, где час удовольствия стоил 2 рубля «господам офицерам» нельзя опускаться. Нам сейчас конечно трудно сказать: дорого это или нет, но судите сами: в полках, где предстояло начать служить этим младшим офицерам, жалование их составило бы около 45 рублей.
Итак, пять прапорщиков пошли в сторону ул. Дегтярной, где мы их и оставим (ну поймите, дело то интимное). А двое их товарищей пошли неспешным прогулочным шагом в сторону общественного сада на Черном озере. И вот пока они медленно туда шагают позвольте мне более подробно рассказать об этих двух молодых людях.
Один из них носил звучное имя Роман Германович фон Бакен, был родом из поволжских немцев. Его предок Людвиг Ульдрих фон Бакен переселился из Германию в Россию еще при Екатерине Великой, которая покровительствовала немцам, так как сама была немкой. За верную службу при дворе ему были пожалованы поместья на Волжских берегах. В Казани тогда проживало довольно большое количество немцев, и в городе имелась даже своя – немецкая лютеранская церковь. Но потомки Людвига Ульдриха фон Бакены почему то утратили свою характерную немецкую бережливость, транжирили свои имения, которые потихоньку уменьшались. При деде Романа случилась великая реформа 1861 г., когда крестьянам дали волю; семья окончательно потеряли свои «вишневые сады», а его отцу пришлось поступить на службу мелким чиновником в городской телеграф. А в жизнь семьи вернулась давно забытая национальная немецкая черта – бережливость. После окончания гимназии, Роман выдержал экзамены в юнкерское пехотное училище, после которого его ждала карьера военного, почетная и уважаемая в обществе во все времена. Если бы у Романа Германовича каким-то чудом оказались 2 – 3 руб. и он с товарищами пошел бы в дом терпимости и истратил бы там все эти деньги, и отец каким-то образом узнал бы про это, то его точно хватил бы удар.
Второй был Иван Васильевич Антонов, сын отставного прапорщика, который сам вышел в офицеры из крестьян. Стоп, скажите вы: как это офицер может выйти из крестьян, пусть уже тогда и из свободных? Ведь получение первого офицерского чина уже делало обладателя чина личным дворянином. И в офицерах служили как раз представители дворянства, оплот царского престола. Но все же возможности для этого были: например, прослужить безупречно солдатом в течение 10 лет и быть представленным к первому офицерскому чину. Конечно, случалось это редко, но тем не менее было. А солдат в основном призывали из крестьян. Васька Антонов только женился, меньше года прожил со своей женой, как пришли рекруты в село. Недолюбливал Ваську староста, против общины не попрешь, вот и пришлось парню, оставить брюхатую бабу и идти тянуть солдатскую лямку. Куда только судьба не бросала солдата, чьих только унтер-офицерских и офицерских кулаков не пришлось «попробовать». Когда шел десятый годок службы, на Дальнем Востоке началась война с япошками. Полк Василия Антонова перебросили в Китай в армию генерала А. Н. Куропаткина. Кровопролитные сражения одни за другими оканчивались отступлениями русских войск. В сражении под Мукденом в феврале 1905 г., где русская армия потеряла более трети своего состава и начала опять отступать. В бою Василий подхватил раненого поручика и понес его на себе, чтобы командир роты не оказался в японском плену. Когда Антонов с ношей уже почти добежал до своих, он, тоже, получил серьезное ранение от шальной японской пули. После выздоровления, он комиссией был признан инвалидом, за проявленную храбрость произведен в прапорщики и отправлен в отставку с назначением пенсии. Вернулся Василий в село, а там жена в крик, Ванька здоровый лоб смотрит на батьку, как баран на новые ворота, еще трехлетний Степа испуганно прячется за мамин подол (плод жаркой любви, когда Василий четыре года назад приезжал в короткий отпуск). Отдал Василий Ваньку в школу, порол по субботам, чтобы усерднее занимался науками. После того как Ванька несколько лет с грехом пополам проучился в школе, Василий Антонов поехал в Казань, нашел знакомых по армии (тоже отставных офицеров) и устроил Ваньку в Казанское военное училище. Почти всю свою мизерную пенсию тратил на обучение сына в училище, а самого - земля прокормит. И вот Ванька, которой давно ли по деревне бегал и шмыгал носом полных соплей, закончил училище и надел младшие офицерские погоны.
Таких разных по воспитанию и, как говорят сейчас, по происхождению (бывшего барина и бывшего мужика) людей объединила простая проблема отсутствия денег. И они шли так же в общественный сад просто так, без всякой цели – просто душе хотелось продолжения праздника. И тут Роман Германович фон Бакен увидел впереди двух идущих женщин татарок в длинных нарядных национальных платках. Одна из них была пожилая уродливая старуха, напомнившая Роману Бабу-Ягу из русских сказок, а вторая напротив юная девушка, даже можно сказать девочка красоты необычайной. Несмотря на длинную одежду до пят, взору открывался стройный, даже тонкий стан девушки, белая кожа на лице и на кистях рук, длинные черненькие реснички, карие влажные глаза и алые губы. Он представил себе восточную красавицу из сказок Шахерезады. И Роман задумался: какого же цвета у нее могут быть волосы?
Пока он об этом раздумывал, получилось так, что он со своим товарищем перегородили дорогу идущим навстречу женщинам. Женщины попытались их обойти слева, Роман шагнул вправо, и они оказались у него перед самым носом. Татарки потеряли дар речи, только с непониманием и со страхом смотрели на пьяного офицера. Тут офицер выдохнул перегар и сказал: «Уважаемая мадмуазель, разрешите с вами познакомиться. У вас такие чудные глаза». Конечно, будь он в трезвом уме, он ни за что не позволил бы так себя вести. Иван Антонов только стоял рядом и ни черта не мог понять, что нужно этому немцу от женщин магометанок. Тут неожиданно пожилая татарка стала громко кричать и махать рукой на Романа: «Кит, кит, шайтан!» А молодая практически полностью завернулась в свой цветастый платок, из которого торчали только ее испуганные глаза.
Пока Роман соображал, что делать дальше и глупо повторял: «Пардон, пардон, мадам», откуда - то справа выскочил молодой здоровой татарин в щегольском темном костюме и, ни слова не говоря, сильно ударил его кулаком в лицо. И Роман Германович фон Бакен не удержался на ногах, упал и уселся на мостовой. Из разбитой губы потекла кровь, он ее машинально вытер. Иван Антонов стал дергать товарища за локоть, желая ему помочь встать на ноги. И тут до Романа дошел смысл происходящего, что он, потомок славных фон Бакенов, сидит на мостовой посреди сада и является посмешищем для окружающих. Древняя благородная кровь вскипела, ударила ему в голову. Роман резко вскочил на ноги, лицо его злобно исказилось, он выдернул саблю из ножен и, держа ее в руке, крикнул: «Зарублю, гада». Ладно, Иван перехватил руку, а то непременно зарубил бы. А наглый татарин стоит напротив – даже бровью не шевельнет, в глаза презрительно смотрит. А тут эта старая карга как истошно завопит: «А-а-а!», как – будто он ее собрался рубить! Тут конечно, полиция свистит, городовые со всех сторон сбегаются - как – никак центр города да еще средь бела дня. Так что скандал получился изрядный, на славу и к удовольствию окружающих зрителей.
А дальше читатель сам помнит, что скандал закончился небольшим моционом в ближайшую полицейскую часть.
Глава 4. Искушение пристава.
Молодая татарочка Зульфия Юнусова, которая гуляла в сопровождении пожилой служанки Зухры, была дочерью уважаемого Закир-хазрата[2]. Зульфие исполнилось только семнадцать лет, она еще была не замужем, и по сути еще оставалась ребенком – совсем недавно перестала играть в куклы. Закир-хазрат был муллой одной из мечетей в Казани. Кроме Зульфии, у него было еще трое старших сыновей. В день, когда происходили события, Закир-хазрат ушел из дома по делам, следом Зульфия уговорила служанку Зухру сходить по магазинам в русской части города. Ничего особенного там Зульфие нужно не было, но, как известно, женщине нравится сам процесс поиска чего-нибудь в магазинах. Юная девушка и служанка ходили по различным магазинам, рассматривали ткани, одежду, ювелирные украшения. К середине дня Зульфия уговорила еще Зухру погулять по саду на Черном озере, которое как известно, было любимым местом для прогулки горожан.
Не успели они туда прийти, как к Зульфие начали приставать сильно пьяный русский молодой офицер, а его товарищ стоял рядом. Русский язык обе татарки понимали не очень хорошо, но чувствовали, что намерения у офицера скорее всего нехорошие. Да и какие они могут быть у изрядно пьяного мужчины, пристающего к молоденькой девушке. Тогда Зухра начала махать рукой в сторону офицера и кричать: «Кит, шайтан!». Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы на помощь не пришел молодой татарин, который сразу ударил кулаком обидчика девушки.
Ибрагим Сулейманов – здоровый татарин, молодой красавец (именно так звали нашего героя, который так неосмотрительно ударил Романа) был сыном богатого татарского купца-коннозаводчика Гусмана Сулейманова, который поставлял прекрасных лошадей для казенных конюшен. Ибрагиму было только двадцать лет, он обучался в новометодном джадидистиском медресе «Мухамаммадия». В медресе кроме ислама большинство дисциплин были светскими: арифметика, география, логика, геометрия, всеобщая история и история России, русский язык, восточные языки, психология, педагогика, этика, медицина, юриспруденция и другие предметы. Так что, молодой человек получал довольно качественное современное образование. Семья Сулеймановых жила в Закабанье в двухэтажном большом комфортном доме. У Ибрагима были старший брат Арслан, который учился в Турции и сестра Альфия, которая была уже замужем и проживала с мужем в Оренбурге. Как младший сын, который к тому же еще проживал с родителями, Ибрагим был любимым сыном у родителей. В силу этого был немного избалованным, даже ни сколько избалованным, а мог выкинуть что-то неожиданное, что приводило в изумление окружающих, а тем более родителей.
В тот день Ибрагим возвращался с занятий в приподнятом настроении. На улице стояла прекрасная погода, что он решил погулять пешком в саду. Чтобы добраться до сада, Ибрагим также не стал брать извозчика, а добрался пешком. И тут он увидел, что какие-то два пьяных кафира[3] пристают к добропорядочной молодой девушке, шедшей в сопровождении служанки, а один из них даже, кажется, пытается сорвать с нее платок. «Кафир» тянет руки к девушке, из-за этого пожилая служанка на него начала кричать, а девушка стала испуганно еще сильнее заворачиваться в свой цветастый длинный платок. Хотя вокруг везде люди, все делают вид, что ничего не происходит. А прямо напротив сидит студент со своей барышней и даже не смотрит на то, что творится у него прямо под носом. Еще несколько секунд и девушка будет навсегда опозорена: не только не выйдет ни за кого замуж, а даже не будет иметь права жить в доме своего отца. Нужно спешить и быстрее прийти девушке на помощь, ведь сам Аллах велит помогать слабым и тем кто в беде.
Конечно, не стоило не разобравшись в ситуации и не попытавшись словами усовестить обидчика, бить его сразу кулаком. Ведь иногда то, что мы делаем, потом может отразиться не только на нас и наших окружающих. Но что сделаешь, удар был нанесен и только всемилостивый Аллах остановил руку разъяренного кафира с саблей. А потом сбежались городовые, и теперь всех ведут в зиндан[4]. На справедливый суд надежды нет – ворон ворону глаз не выклюнет.
Придя в полицейскую часть, пристав решил: так как публика попалась «благородная», то нужно разбираться по горячим следам. Офицеров и молодого татарина посадили в камеры, это особенно необходимо было для молодых офицеров – чтобы они быстрее пришли в себя. Пристав Семен Петрович Пружинин был лет сорока пяти, прослужил более десятка лет в армии, а после получения ранения в русско-японской войне поступил на службу в полицию. На своем веку повидал он уже немало, и его трудно было чем удивить. Пристав отвечал за всю организацию полицейской службы на участке: расстановку постов, графики дежурств, проведение занятий с городовыми, первичный розыск по совершенным преступлениям, арест преступников, допрос их сразу после задержания. В его обязанности входили надзор за поведением публики в общественных местах и «пресечение праздных разговоров о высоких особах».
Семен Петрович вызвал переводчика, чтобы опросить татарских женщин. Татьяна Александровна продолжала возмущаться: «Какое хамство. Просто возмутительно!». Пристав успокаивал ее: «Тише, тише сударыня. Расскажите по порядку». Услышав ее возмущения, Зухра тоже начала кричать: «Ах, шайтан! Алла сакласын!»[5]. Зубов лишь скорбно вздыхал, и думал о том, чтобы быстрее все закончилось. Он впервые при подобных обстоятельствах попал в полицейскую часть, и хотя он ничего дурного не совершил, все же здесь он себя чувствовал очень неуютно.
Спустя пару часов Семену Петровичу с переводчиком удалось воссоздать примерную картину происшествия. С офицерами понятно: перепились молокососы, протрезвеют - можно отпустить, но сделав, строгое внушение. Ишь, не успели погоны надеть, а уже так бедокурят. А вот с татарином получалось посложнее. С одной стороны ну дал кулаком в рожу, что такого то; но с другой стороны дал то кому - российскому офицеру, да еще при всей публике. Непорядок!!! Тоже молокосос, а сабли не испугался. Вот зарубил бы фон Бакен хренов татарчонка этого, не знаю какой шум был бы, до самой столицы мог дойти. А на чьем участке произошло, на участке пристава Пружинина, куда смотрел, твою мать?! А сейчас журналистам только дай знать, сразу в одно место вцепятся. Пристав посмотрел на икону в углу и перекрестился: «Храни нас всех, Господи Всемилостивый». Ладно, свидетелей, пожалуй, можно отпускать.
Тут Семену Петровичу доложили, что к нему просится какой-то татарский купец.
- Скажи: занят я.
Дежурный сказал, кашляя в кулачок:
- Ваше высокоблагородие, отец задержанного - Гусман Сулейманов. Очень просил принять.
Семен Петрович досадливо морщась:
- Ладно, пусть заходит.
В комнату зашел здоровый высокого роста мужчина, лет пятидесяти, одетый в красивую жилетку и брюки, сшитые из дорогой ткани, на ногах блестели модные ботинки.
Лицо Семена Петровича приняло строгое выражение, и он сразу перешел в наступление:
- Совсем обнаглели! Среди бела дня на людей бросаться, да еще на людей в форме. Все, допрыгался! На Сахалин поедет тачку катать. Раньше надо было воспитывать!
Татарский купчина заволновался, засуетился перед начальством:
- Не губи, ваше превосходительство. Маладуй, глупий еще. Младший у меня, лубимый сын. Старая жена узнает – сопсем плохой будет.
Волшебным образом на столе у пристава оказались пятьсот рублей ассигнациями. Семен Петрович сначала посмотрел на плотно закрытую дверь, затем взглянул на портрет государя -императора Николая II, висящий на стене, и вполголоса продолжал:
- Да ты что, шельма, удумал! Ты что, думаешь на базаре своем восточном? Ты что слугу государева купить хочешь?!
- Ваше превосходительство, из уважения перед власть, плохой не думай, темный мы, закон не знаем. Очень прошу, пожалуйста. Сыну помоги, отпусти. Старуха мая сопсем умрет.
Таким же волшебным образом перед приставом на столе оказалось еще пятьсот рублей. Семен Петрович снял фуражку с головы, вытер платком вспотевшее лицо, налил из графина воду в стакан и быстро выпил жадными глотками.
Пристав как полицейский с большим стажем, разделял подношения «на сделки с совестью и сделки с самолюбием». Первые имели явные признаки «лихоимства», поскольку налицо была причинно-следственная связь между получением мзды и действиями должностного лица. Во втором случае такой связи не было. С чисто юридической точки зрения «праздничные деньги», поднесенные офицеру полиции, взяткой не являлись, а считались начальством «глубоко укоренившимся в полиции злом», с которым волей-неволей приходилось мириться. С одной стороны этот случай явно относился к первому случаю, но если судить по совести особого преступления не было – вояки сами нарывались и позорили честь русского офицерства. Жалованье пристава составляло 1 400 рублей в год, плюс 700 рублей «столовых». 2 100 рублей вроде солидная сумма, а если поделить на двенадцать месяцев, то в месяц получалось 175 рублей – не такие уж большие деньги. А тут получить сразу тысячу за раз и почти не нужно нарушать закона.
Семен Петрович спрятал деньги, сочувственно посмотрел на татарского купца и молвил:
- Понимаю. Сам отец – троих воспитываю. Нисколько не ценят отеческих трудов – старший учится в университете на юридическом факультете, а сам стесняется, что у него отец в полиции служит. Скотина – никакой благодарности! Что за время – все с ног на голову переворачивают. Куда Рассея катится?! Ладно, сердце у меня жалостливое. Завтра выпущу – пусть ночью в камере клопов покормит, над поведением своим подумает.
Гусман Сулейманов взглянул на пристава жалостливо, и на столе появилось еще пятьсот руб. ассигнаций:
- Ваше превосходительство, очин прашу. Старуха сопсем плахуй. Отпусти сына, сам накажу.
Пристав совсем взмок, лицо его приняло страдальческое выражение, где отражалась мысленная борьба взять или не взять еще:
- Слушай, мы же уже договорились. Я что у тебя денег прошу?! Сказал же: завтра отпущу – порядок есть порядок.
Однако, татарин положил на стол еще пятьсот руб. и продолжал настаивать:
- Отпусти, сейчас сапсим. Старуха спать не будит. Пожалуйста, отпусти, очин прашу.
Пристав, наконец, решился взять деньги, спрятал их и сказал строго тоном не терпящим возражений:
- Хорошо. Иди на улицу. Жди около входа. Сейчас он выйдет.
Гусман Сулейманов начал кланяться, продвигаясь задом к двери:
- Ой, спасибо. Гаспадин генерал, век благадарить буду, спасиба. Аллах дай здоровья.
Когда татарин вышел из кабинета, Семен Петрович громко позвал дежурного:
- Потапов!
В кабинет забежал молодой полицейский офицер:
- Слушаю, ваше высокоблагородие!
Пристав кашлянул в кулачок и сказал:
- Ты этого татарчонка отпусти, ну, Ибрагимку Сулейманова. Пусть идет к чертям собачьим.
Потапов удивился:
- Как же, даже не допросили. Ведет себя дерзко.
- Да, выпустить. Не до него сейчас. Пусть убирается в свою татарскую слободу, и носа оттуда не показывает.
Потапов щелкнул каблуками:
- Есть, ваше высокоблагородие.
Пристав поморщился, достал из кармана десятку и протянул младшему офицеру.
- Вот тебе, братец, премия тебе за хорошую службу из спецфонда, выпьешь после дежурства.
- Благодарю, ваше высокоблагородие. Разрешите идти.
- Иди. Да, сопляков офицеров выпустим утром - когда протрезвеют. Проведу сам с ними утром воспитательную беседу.
- Есть.
Глава 4. Град Казань.
Город Казань располагался на левом берегу реки Казанка недалеко от впадения ее в Волгу. По почтовому тракту это расстояние составляло около семи верст, а расстояние по прямой линии равнялось трем верстам. Казань являлась центром Казанской губернии - огромного края почти с трехмиллионным населением.
По внешнему облику и бытовому укладу Казань в начале XX столетия была типичным волжским городом, особенно оживленным в весенние и летние месяцы. Бесконечные гужевые обозы с различными грузами и товарами тянулись по дамбам, соединяющим пароходные пристани Устья с городом. Основной путь в центр, к рынкам лежал через главную Проломную улицу. На каждом ее углу были расположены магазины, рестораны, чайные, трактиры, переполненные грузчиками и праздношатающимися людьми. Улица была забита подводами, извозчиками, звенели трамваи, гудела многолюдная толпа, кричали лотошники, шла оживленная торговля на толчке, вещевом рынке "сорочка" около гостиного двора.
Город резко делился на несколько частей. Первая часть города, центральная, была преимущественно с русским населением. Она находилась на плоской клинообразной возвышенности, начинающейся от Арского поля или от Академической слободы и оканчивающейся крутым обрывом у конца кремлевской крепости. С восточной стороны вдоль берега реки Казанки эта возвышенность выдавалась довольно высоким крутым склоном горы, и прорезалась в разных местах более или менее глубокими оврагами. Таким образом, вся высокая центральная часть города была расположена на нескольких холмах. Здесь было множество церквей и колоколен. Эта часть города была сравнительно благоустроена, особенно те улицы, где проживали аристократическая знать и буржуазия. Здесь применялось электрическое освещение, здесь находились богатые особняки, дворянские и купеческие клубы, театр, торговые дома и пассажи, фешенебельные номера и гостиницы с роскошными ресторанами, купеческий бульвар вокруг Кремля. В этой части города располагались городские сады: Черное озеро, Эрмитаж, Панаевский, живописная загородная роща - русская Швейцария.
Другая часть Казани, так называемая Старо-Татарская слобода, была населена в основном татарами. Эта часть города отличалась своеобразным национальным колоритом: мечети, стройные минареты с врезающимися в небо иглами, многолюдные оживленные и шумные татарские базары, особенно Сенной с множеством ашханэ[6], где готовили национальные кушанья, с небольшими приземистыми полутемными лабазами и торговыми лавчонками. Улицы были застроены деревянными домами на высоких каменных цоколях, с резными наличниками. Глухие заборы и ворота ярких цветов украшались затейливым татарским орнаментом. На Московской, Екатерининской и других улицах выделялись "модные" особняки татарской буржуазии и купечества.
В Забулачье обосновывались большей частью мещане, ремесленники. Большинство улиц здесь не имело мостовых. Весной и осенью на них была непроходимая грязь, не было ни электричества, ни водопровода, ни канализации. Дома и улицы освещались керосиновыми лампами и фонарями, жители пользовались водой из грунтовых колодцев и озера Кабан.
Была и третья часть города - рабочие окраины, слободы и слободки, разбросанные вокруг промышленных предприятий, где в темных бараках и избенках, глотая дым и копоть фабрик и заводов, в сильной нужде и в грязи ютились рабочие со своими семьями. Численность рабочих в городе на тот период насчитывала около 20 тыс. человек. Самыми крупными предприятиями в городе являлись стеариново-мыловаренный завод братьев Крестовниковых, текстильные и кожевенные заводы и фабрики Алафузова и Казанский пороховой завод. На этих предприятиях трудился каждый второй рабочий. При официально установленной максимальной продолжительности рабочего дня в 11,5 часов, рабочий день на большинстве предприятий Казани длился 12-14 часов. Однако наиболее дальновидные предприниматели стремились улучшить условия жизни своих рабочих. Так, при заводе Крестовниковых действовали больница, школа для детей. Алафузов пожертвовал средства на строительство зданий женской рудельной школы, больницы для рабочих в Адмиралтейской слободе. Но в силу ряда причин положение рабочих продолжало оставаться тяжелым.
Развитию промышленной и торговой деятельности в крае способствовало открытие в начале 90-х годов ХIХ столетия движение поездов от Москвы до Свияжска и от Казани до Зеленого Дола. В 1913 г. вступил в строй железнодорожный мост через Волгу, построенный к юбилею 300-летия царской династии Романовых, и в честь этого названный Романовским мостом.
С Казанской пристани ежегодно отправлялось до трех тысяч судов с товарами на сумму свыше 10 миллионов рублей. В центральные районы России и за границу Казанская губерния отправляла ежегодно почти 15 миллионов пудов хлеба. Недавно татарские купцы открыли в Казани контору по торговле с Берлином и Лондоном.
Предместьями города являлись деревни Борисково, Горки, Ометьево, Новая Пановка, село Воскресенское.
К описываемым событиям Казань была самым крупным городом Поволжья с населением около 206 тыс. человек. По национальному составу население города было следующим - 70 процентов русских, около 22 процентов татар и около 8 процентов жителей других национальностей.
По социальному составу мещане составляли 37,5% населения, крестьяне - около 23%, военное сословие - 19%, ремесленники - 6%, купцы 4,3%, почетные граждане - 1,3%, дворяне потомственные и личные - по 2,3%. Численность чиновников правительственных учреждений превышала три тысячи человек.
По религиозному признаку православных христиан было около 80 % всего населения, мусульман - около 15 % (менее чем татар, частью уже крещеных); довольно много было старообрядцев. Были в городе также иудеи, католики и протестанты - лютеране.
Во время революции в 1905 г. в Казани, как и по всей России, появились партии: левые, либеральные и правые.
Левые традиционно: социалисты-революционеры (эсеры), социал-демократы: большевики и меньшевики. Здесь кроме центральных партий к ним примыкали местные организации, в том числе и татарские: Хусаин Ямашев, Г. Кулахметов, Ибрагим Ахтямов близкие по взглядам к социал-демократам. К эсерам относились Гаяз Исхаки, Шакир Мухамедьяров.
К либеральным относились конституционные демократы (кадеты) и октябристы. Лидерами местных организаций являлись профессора Казанского университета, а из татар к ним примыкали Юсуф Акчура, Саидгерей Алкин.
На правом фланге находились различные монархические партии и организации, среди которых были и черносотенные организации.
Кроме них появилось много национальных организаций, самое крупное из которых «Союз мусульман», лидеры выше упоминавшиеся Юсуф Акчура, Саидгерей Алкин, близкое по политической программе к партии кадетов, но еще выдвигавшее требование национально – культурной автономии.
«Союз мусульман» также был представлен в Государственной Думе в мусульманской фракции. К работе Государственной Думы отношение в обществе было различное: от восторженных, полных надежд на дальнейшее развитие российского парламентаризма до критически - враждебных оценок. А у большинства народа отношение было просто безразличное. В стихотворении «Государственная Дума» Габдулла Тукай пишет: «Ах ты, Дума, Дума, Дума, мало дела, много шума». В действительности, думская трибуна впервые за многие столетия дала возможность открыто высказываться по наболевшим вопросам страны. Что уже было большим достижением в политической жизни России. Другое дело, что царь Николай II и правительство мало прислушивалось к голосу представительского органа. Так или иначе, думские депутаты активно выступали по животрепещущим вопросам. К примеру, секретарь мусульманской трудовой группы Калимулла Хасанов при выступлении по крестьянскому вопросу показал с трибуны хлеб, которым питались его односельчане, более похожий на глину, перемешанную соломой, уличал власти в бездействии и воровстве. Недовольные его выступлением депутаты-черносотенцы и монархисты начали освистывать Хасанова и кричать: «Убирайся в Турцию со своими татарами». В ответ депутат произнес слова, сделавшие его знаменитым: «Мы родились на этой земле, здесь мы живем и будем жить вместе с русским народом!».
Глава 5. Тяжелое утро.
I
Гусман Сулейманов провел почти бессонную ночь, только немного проспав перед самым утром. Вчерашнее происшествие с сыном никак ему не давало ему покоя. Жалко было даже не денег, хотя деньги были отданы огромные – для кого-то это целое состояние. Гусман понимал, что не так он воспитал сына – избаловал его. Вместо того чтобы вникать в торговые дела – таскается в это «передовое медресе». Говорили же ему люди, что до добра это не доведет, медресе это безбожное. После долгих размышлений и сомнений, Гусман решил отправить Ибрагима к зятю в Оренбург на несколько месяцев, а потом видно будет. А осенью можно будет организовать для него какое-нибудь дело, чтобы не бездельничал и ерундой не занимался. Очень не хотел Гусман расставаться с сыном, и старуха его начала плакать, но что же делать?!
Утром он позвал сына в свой кабинет для разговора. Гусман начал:
- Ну что, улым[7], скажешь?
Ибрагим опустил голову в пол и молчал. За ночь он понял, что погорячился, осознал в каком опасном положении находился, но в силу своего упрямства не говорил ни слова. Кроме того, Ибрагим понимал какие большие деньги заплатил за него отец в полиции и не знал как исправить последствия своего поступка. В силу своей молодости он не понимал, что своим раскаянием и извинением перед отцом принес бы ему хоть какое-то моральное облегчение.
Гусман сказал:
- Вот что, сынок. Не к добру это твое медресе. Поедешь к мужу Альфии в Оренбург, поживешь там до осени. Я ему все объясню в письме. Сегодня же соберешь вещи, а завтра поедешь.
- Хорошо, папа. – еле буркнул Ибрагим.
В кабинет, медленно хромая, вошел пожилой слуга по прозвищу Гарипжан[8]. Он в молодости на конюшне Сулеймановых упал с лошади, сломал ногу и остался на всю жизнь калекой. Тогда отец Гусмана забрал его прислуживать к себе в дом, так как на конюшне или в деревне он больше не мог работать. Имени его уже никто не помнил, а все звали его Гарипжан.
Слуга сказал:
- Гусман-эфенде, пришел Закир – хазрат с двумя сыновьями, просит вас принять их.
Гусман задумался: «Странно, пришел Закир – хазрат в столь раннее время; что же ему от меня понадобилось так срочно. Неужели ему понадобились деньги? Что он хочет просить: пожертвование или в долг? Ну скорее всего, пожертвование, шайтан бы его забрал со всеми его детьми! Дать или не дать? Вчера только вон сколько ушло на вызволение своего оболтуса. Если не дать, то потом слухи пойдут: такой богатый и уважаемый человек и не дал пожертвование мулле как учит Коран. Нет, не давать нельзя, к сожалению. Так сколько же дать, сколько дать?! Ладно, будет видно в ходе разговора». И еще, Закир – хазрат, безусловно, был человек уважаемый, но ходили про него слухи, что он в приятельских отношениях с одним русским священником, что впрочем, к данному делу отношения большого не имело. Гусман сказал ожидавшему слуге:
- Гарибжан, ну что ты стоишь?! Иди зови их скорее.
Слуга повернулся и, медленно шагая, вышел из комнаты.
Отец сказал сыну:
- Можешь идти в свою комнату.
Ибрагим кивнул: «Хорошо, отец» направился к двери, хотел выйти и встретился нос к носу с Закир – хазратом. Закир – хазрат обратился к хозяину дома:
- Уважаемый, Гусман – эфенде,[9] разрешите своему сыну тоже остаться.
- Хорошо. Если вы просите, то пусть, конечно, остается. Проходите, садитесь, гости дорогие.
Закир – хазрат вошел в кабинет вместе с двумя молодыми людьми – один среднего роста лет двадцати восьми, другой ростом повыше лет двадцати трех, но гости садиться не спешили. Мулла с сыновьями стоял напротив купца, который тоже стоя внимательно ждал, что скажут гости. Наконец Закир – хазрат начал свою речь:
- Я со своими сыновьями Мансуром и Гаязом пришли поблагодарить вас и вашего сына за то, что он вчера защитил честь моей дочери.
- Я благодарю вас уважаемый, Закир – хазрат, что посетили наш дом. Понимаю, за что сына благодарите, а меня за что – меня же там не было.
- Вас в первую очередь уважаемый за то, что воспитали такого сына, который жизнью рискуя, не смотря ни на что, пришел на помощь моей дочери. Теперь я и мои сыновья ваши должники.
«Да, даже не представляете какие! Хорошо, что денег просить не будут! Фу, даже от сердца отлегло. Жалко только - эти деньги вам не предъявишь!» - подумал про себя Гусман, но вслух сказал:
- Да, что вы, уважаемый Закир – хазрат. Он всего лишь выполнил свой долг мусульманина – защитил правоверную девушку от кафира.
- Тем не менее, мы ваши должники до конца жизни.
- Давайте, гости дорогие, садитесь за стол. Сейчас чай попьем. Гарипжан, неси скорее самовар и сладости!
Все расселись за столом в кабинете. Давайте оставим их здесь за столом, где они мило беседуют за пиалой чая, который наливают из горячего самовара.
II
Утро в семье Шакировых – работников стеариново - мыловаренного завода братьев Крестовниковых, началось как и всегда очень рано. Все в рабочем бараке проснулись от протяжно - длинного гудка завода. Старший сын Ахмет – двадцати трехлетний детина открыл глаза и коротко выругался: «Эх, шайтан бы все это забрал!» Его мать, по виду женщина лет пятидесяти, хотя на самом деле ей было только сорок один, Суфия сказала:
- Эх, сынок, не ругайся! Аллах все слышит!
- Он за нищими и бедными смотрит, что они делают и как их наказать! А богатым все можно. А ты тут все пашешь, пашешь на этих баев[10], не разгибая спины, и так до конца жизни, пока ноги не протянешь! А Аллах ничего этого не видит и слышит.
- Тихо ты, дурак! Зато другие за стенкой все слышат и начальству донесут! – прервал спор отец Ахмета - Сабир, мужчина лет сорока семи, который сразу после гудка стал собираться на работу.
- И давай, быстрее пошевеливайся, а то опять на работу опоздаешь. Что у тебя от зарплаты останется после штрафов?! – начал он торопить сына на работу.
- Давай, сынок, собирайся уж! – сказала Суфия и захлебнулась в долгом грудном кашле.
Мужчины стали молча собираться на работу.
Семья Шакировых семнадцать лет назад уехала из своей родной деревни Отары, потому что земля больше не могла прокормить их. Сабир за очень небольшую цену продал свою землю и старый отцовский дом богатому соседу Хамиту. Продал недорого, ниже своей стоимости так как были долги, а вернее, потому что никогда не умел торговаться. Вырученные деньги покрыли долги, немного осталось для того чтобы уехать в Казань и немного там обустроиться. Сабир с женой Суфией поступили на завод братьев Крестовниковых, а маленький Ахмет целыми днями бегал по грязному, пыльному рабочему бараку.
Сабиру нравилось копаться в различных механизмах станков, поэтому вскоре начал работать слесарем – наладчиком станков, а вот его жене пришлось идти работать в самый вонючий – мыловаренный цех завода. С раннего утра до позднего вечера приходилось ей стоять возле чанов, где варились различные компоненты мыла и вдыхать в себя весь этот смрад, который стоял в цеху. И вообще, со стороны казалось, что завод братьев Крестовниковых стоял на краю города как отдельная зловонная яма, как отхожее место в крепком крестьянском хозяйстве. Если кто-либо оказывался по каким-либо делам рядом с заводом, то он старался покинуть быстрее это место, потому что не мог дышать этим воздухом. А какого приходилось здесь работающим?! Дети у Шакировых, когда они стали работать на заводе, почему-то больше не заводились.
Когда Ахмету исполнилось лет двенадцать, то ему тоже нашлась работенка на заводе, хоть трудная, мало оплачиваемая, но все же работа. С семнадцати лет он начал работать в свечном цехе, где пригодилась его сила и умение обращаться со станком. В свечном цехе, в отличие от мыловарного, не стоял такой запах, скользкие полы были все в парафине. Огромным усилием ударная часть станка поднималась, потом с чудовищным грохотом она падала к полу, и из станка выпадали готовые свечи. Этот грохот весь день, как кувалдой бил по голове, что к вечеру начиналась невыносимая головная боль, очень быстро испортился слух.
Дата добавления: 2015-08-09; просмотров: 96 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Тема: Кто он – предприниматель нашего времени? Вектор на RoLa перевозки. | | | ЗАВДАННЯ |