ГЛАВА 14. Ночью я почти не спала

Ночью я почти не спала. Ворочалась, дергалась, проваливалась в забытье, но ненадолго. Тревожили меня и частые посещения Кэри медсестрой. Рентгеновские снимки и анализы вроде бы особого беспокойства не внушали, но меня не было с ним, когда он, будучи в худшем состоянии, сюда угодил, и меня не покидало ощущение, что сейчас я должна быть с ним, спит он или не спит.

Незадолго до шести утра я встала, взяла свой планшет и беспроводную клавиатуру и отправилась в больничный кафетерий взбодриться кофе. Там, пристроившись за столом, я собралась написать Гидеону письмо. В последние дни мы практически не контактировали, и сейчас письмо виделось мне единственным способом донести до него мои мысли. А постоянный и откровенный диалог был жизненно необходим, если мы, конечно, собирались оставаться парой.

Пригубив кофе, я принялась печатать, начав с благодарности за прошедшие выходные, которые так много для меня значили. Я поделилась мыслями о том, что, по моему мнению, в эти дни наши отношения существенно продвинулись вперед, что, однако заставляло еще болезненнее переживать последующий откат…

— Ева. Какая приятная неожиданность.

Повернув голову, я увидела доктора Терренса Лукаса, стоявшего с такой же одноразовой кофейной чашкой, как и у меня. Одет он был по-рабочему, в брюках и белом халате.

— Привет, — откликнулась я, надеясь скрыть свою настороженность.

— Не против, если я к вам подсяду?

— Ничуть.

Глядя, как он присаживается радом со мной, я вспомнила нашу первую встречу. Голова доктора была совершенно седой, что лишь подчеркивало свежесть и гладкость привлекательного лица. Глаза необычного зеленого оттенка светились умом, улыбка была одновременно чарующей и внушающей доверие. Подозреваю, что он пользовался немалой популярностью у своих пациентов — и их матерей.

— Надо думать, случилось что-то особенное, если вы находитесь в часы, не предназначенные для приема посетителей, — заметил он.

— Здесь лежит мой сосед по квартире.

Делиться дополнительной информацией у меня желания не было, но доктор на этом не остановился.

— Стало быть, Гидеон Кросс пустил в ход свои деньги и добился для вас исключения. — Он покачал головой и отпил кофе. — И вы ему благодарны. Но чего это будет вам стоить.

Я откинулась назад. Меня задело предположение, будто за великодушием Гидеона таятся некие корыстные мотивы.

— Почему вы так настроены друг против друга?

Его глаза утратили мягкость.

— Он нанес обиду очень близкому мне человеку.

— Вашей жене. Он мне рассказывал. — Как мне показалось, его это изумило. — Но ведь не с этого все началось, верно? Это был результат.

— Вы знаете, что он сделал, и все же остаетесь с ним? — Лукас оперся локтями о стол. — То же самое он проделывает с вами. Вы выглядите утомленной и угнетенной. Это, знаете ли, часть его игры. Уж он-то умеет очаровать женщину, восхищаясь ею так, словно дышать без нее не в силах. А потом внезапно оказывается, что он и вида ее не выносит.

Это описание с такой болезненной точностью соответствовало моей нынешней ситуации, что у меня участилось сердцебиение.

Лукас внимательно посмотрел на меня, и его рот скривился в насмешливой, понимающей улыбке.

— То, о чем я говорю, вам самой известно, и не понаслышке. О вы рассчитываете, что он вас оценит, а на самом деле он будет забавляться, пока вы не наскучите ему.

— Что произошло между вами? — снова спросила я, понимая, что ключ именно в этом.

— Гидеон Кросс — самовлюбленный психопат, — продолжил доктор, словно и не расслышал моего вопроса. — Думаю, он женоненавистник. Он использует свои деньги, чтобы соблазнять женщин, и презирает их за то, что они настолько мелочны, что находят его богатство привлекательным. Он использует секс для контроля, и вы никогда не можете знать, в каком настроении его застанете. Это часть замысла. Когда вы заранее готовите себя к худшему, то испытываете прилив облегчения, если сталкиваетесь с чем-то хоть чуточку лучшим.

— Вы его не знаете, — ровно ответила я, отказываясь клевать на наживку. — И ваша жена тоже.

— Так же как и вы. — Он откинулся на стуле и отпил кофе, выглядя невозмутимым, а я лишь пыталась казаться такой. — Да и никто другой. Он большой мастер по части манипуляций и лжи. Не стоит недооценивать его. Он извращенный, опасный человек, способный почти на все.

— Ваше упорное нежелание объяснить, что настроило его против вас, заставляет предположить, что виноваты все же вы.

— Не торопитесь с заключениями. Есть вещи, которые я не вправе обсуждать.

— Удобная позиция.

— Ева, — вздохнул он, — я вам не враг, а Кросс не нуждается ни в ком, чтобы вести свои бои. Вы, конечно, не обязаны мне верить. Признаться, как мне это ни горько, я сам едва ли поверил бы, окажись на вашем месте. Но вы красивая, смышленая молодая женщина.

В последнее время я себя таковой не чувствовала, но считала, что должна разобраться в этом. Или просто уйти.

— Попробуйте отступить на шаг, — продолжил он, — и, как бы с расстояния, присмотреться к тому, что он с вами делает, что вы чувствуете относительно себя самой с тех пор, как связались с ним, и действительно ли вы удовлетворены существующими отношениями. И выводы сделаете сами.

Послышался звуковой сигнал, и он вытащил из кармана смартфон.

— Ну вот, мой последний пациент как раз вступил в мир. — Лукас поднялся на ноги и, взглянув на меня, коснулся рукой моего плеча. И я рад за вас.

Я проводила его взглядом до выхода из кафетерия, а потом обмякла на стуле, обессиленная, измученная и растерянная. Взгляд машинально переместился к уснувшему экрану планшета. На то, чтобы закончить письмо, у меня просто не хватало энергии. В конечном счете я собралась и стала ждать Энгуса.

***

— Как насчет китайской кухни?

Оторвав взгляд от разложенных на моем столе версий рекламного оформления голубичного кофе, я взглянула в теплые карие глаза моего босса и только сейчас сообразила, что сегодня среда — день, в который я, как правило, обедала с ним и Стивеном.

На миг мне пришло в голову отговориться и перекусить на рабочем месте, чтобы не огорчать Гидеона, но я тут же отбросила эту вздорную мыслишку. Так или иначе, но я пыталась зажить в Нью-Йорке новой, полноценной жизнью, что включало в себя обзаведение друзьями и наличие планов, не ограничивавшихся рамками тех отношений, что имелись у меня с Гидеоном.

— Никогда не против китайской кухни, — прозвучал мой ответ.

Первый раз мы с Марком и Стивеном подкрепились вместе здесь, в офисе, и как раз китайскими готовыми блюдами, когда заработались допоздна и Стивен нагрянул, чтобы нас накормить.

В полдень мы с Марком вышли из здания, и я решительно отказалась признать свою вину в том, что не желаю лишать себя такого удовольствия. Стивен ждал нас в ресторане, сидя за круглым столиком с лакированной вращающейся серединой.

— Всем привет. — Он заключил меня в медвежьи объятия, после чего пододвинул мне стул, а когда все сели, присмотревшись, заметил: — У тебя усталый вид.

Я решила, что уж если каждый встречный тыкает меня в это носом, то видок у меня и вправду дерьмовый.

— Да вот, неделька выдалась еще та.

Подошла официантка, и Стивен заказал закуску «димсам» и те же самые блюда, которые мы ели в тот вечер на работе: цыпленка кунг-пао и говядину с брокколи.

Когда мы остались одни, он сказал:

— Я не знал, что парень, с которым ты вместе живешь, — гей. Ты нам об этом говорила?

— На самом деле он бисексуал, — ответила я, сообразив, что или сам Стивен, или кто-то из его знакомых мог видеть статью в газете, которую показывал мне Кэри. — Как-то к слову не пришлось. Не думала, что это имеет значение.

— Как его самочувствие? — спросил Марк с искрение озабоченным видом.

— Теперь лучше. Возможно, сегодня его уже переведут домой.

Этот вопрос изводил меня с утра. Гидеон не звонил, и у меня не было никакой информации на сей счет.

— Если потребуется помощь, только дай знать, — уже серьезно заявил Стивен. — Мы всегда к твоим услугам.

— Спасибо. Это не было выходкой на почве ненависти к геям, — пояснила я. — Понятия не имею, почему репортер пришел к подобному выводу. Вообще-то, я привыкла относиться к журналистам с уважением, но, похоже, нынче лишь очень немногие из них серьезно готовят материалы, а пишущих объективно среди них еще меньше.

— Да уж, жить под их постоянным прицелом очень непросто, — сказал Стивен, пожимая мою руку. Он мог казаться легкомысленным, ветреным шутником, но под этой личиной таился человек с добрым, отзывчивым сердцем. — Но, похоже, от этого никуда не денешься, особенно если водишься с рок-звездами да миллиардерами.

— Стивен, — нахмурившись, укорил его Марк.

Я фыркнула, наморщив нос:

— Наверняка тебе Шауна наплела.

— Она, кто же еще, — подтвердил Стивен. — Меньшее, что она могла сделать, после того как не пригласила меня на концерт. Но не беспокойся, она не сплетница. Всем подряд рассказывать не побежит.

Я кивнула. Особого беспокойства насчет Шауны у меня не было, хотя несколько смущало то, что мой босс тоже слышал о том, как я, встречаясь с одним мужчиной, целовалась с другим.

— Ничего страшного, если Кросс отведает, каково на вкус его собственное лекарство, — пробормотал Стивен.

Я смутилась. Марк сочувственно посмотрел на меня. Похоже, они черпали сведения не только из газеты гомосексуального сообщества и вполне могли видеть в Интернете снимки Гидеона с Коринн. Я почувствовала, что отчаянно краснею.

— Уж он у меня отведает, — пробормотала я. — Я ему это лекарство в глотку засуну.

Брови Стивена поползли вверх, после чего он рассмеялся и похлопал меня по руке:

— Задай ему, девочка.

***

Едва я успела вернуться в офис, как зазвонил рабочий телефон.

— Офис Марка Гэррити, говорит Ева…

— Почему, черт возьми, тебе так трудно поступать как велено? — резко спросил Гидеон.

Я села, глядя на подаренные им фотографии. Снимки, на которых мы выглядели счастливыми и влюбленными.

— Ева?

— Гидеон, чего ты от меня хочешь? — тихо спросила я.

Последовало недолгое молчание, после чего он выдохнул:

— Кэри перевезут к тебе на квартиру сегодня днем, под присмотр врача и персональной медсестры. К твоему возвращению он уже должен быть дома.

— Спасибо. — Снова воцарилось молчание, но он не отключался, и в конце концов я спросила: — Это все?

Вопрос имел двойной смысл, хотя у меня не было уверенности в том, что он его уловил. Или хотя бы попытался.

— Энгус отвезет тебя домой.

Пальцы мои сжали трубку.

— До свидания, Гидеон. — Я отключила телефон и вернулась к работе.

***

Дома я первым делом бросилась к Кэри. Его кровать сдвинули и поставили вертикально к стене, чтобы освободить место для медицинской койки. Когда я вошла, Кэри спал, сиделка, устроившись в новом кресле с откидной спинкой, читала электронную книгу. Та самая, которую я видела в первую ночь в больнице, симпатичная, с экзотической внешностью, и которая с трудом оторвала взгляд от Гидеона.

Мне стало интересно: когда он договорился с ней — если, конечно, он делал это сам, а не через кого-то, — она дала согласие ради денег, ради красивых глаз Гидеона или ради того и другого.

Впрочем, на самом деле я была слишком измотана собственными проблемами, чтобы думать еще о чем-то. Быть может, чувства некоторых людей способны вынести любое испытание, но моя любовь была хрупкой. Она нуждалась в том, чтобы ее холили и лелеяли.

Я долго стояла под горячим душем, а потом завалилась в постель, положила на колени планшет и попыталась продолжить начатое в больнице письмо к Гидеону, желая изложить свои соображения и замечания четко и внятно, так, чтобы облегчить для него понимание моей реакции на те или иные его слова и поступки. Чтобы он мог оценить их с моей точки зрения.

Только вот на все это у меня не хватило энергии.

Вместо этого я написала:

Не стану ничего придумывать, потому что если займусь этим, то закончу мольбой. К тому же если ты не знаешь меня достаточно хорошо, чтобы понять, какую боль мне причиняешь, то письмом наши проблемы не решить.

Я отчаянно нуждаюсь в тебе. Я несчастна без тебя. Я думаю о выходных, проведенных вместе, и сделала бы все на свете, только чтобы опять вот так же заполучить тебя. Но вместо этого, ты проводишь время с НЕЙ, тогда как я вот уже четвертую ночь остаюсь одна, без тебя.

Даже зная, что ты был с ней, я готова приползти к тебе на коленях и молить хоть о чем-нибудь. О прикосновении. О поцелуе. Об одном ласковом слове. Вот до какой слабости ты меня довел.

Я сама себе противна, такая, как я есть. Мне противно то, что я так в тебе нуждаюсь. То, что так тобой одержима.

Ненавижу себя за то, что люблю тебя.

Ева

Я озаглавила письмо «Неотредактированные мысли» и отослала.

***

— Не бойся.

Эти два слова разбудили меня в полнейшей темноте. Кровать прогнулась под весом Гидеона, севшего рядом со мной. Его руки шарили по моему телу, точнее, по разделявшему нас одеялу, своего рода кокону или барьеру, позволившему мне осознать происходящее без испуга. Приятный, мгновенно узнаваемый аромат его мыла и шампуня, смешанный с запахом его тела, успокаивал меня так же, как и его голос.

— Ангел. — Он припал губами к моим губам.

Я коснулась пальцами его груди и ощутила голую кожу. Он застонал, привстал, изогнувшись надо мной, и, не прерывая страстного поцелуя, сорвал и отбросил в сторону разделявшее нас одеяло, а потом навалился на меня нагим жарким телом. Губы его скользнули вниз, к моей шее, руки задрали сорочку, чтобы добраться до грудей, а потом он схватил и втянул в рот сосок. Опираясь одной рукой о постель, другую он засунул мне между ног.

Ладонь легла на мою промежность, пальцы сквозь атлас трусиков нащупали половую щель, в то время как зубы слегка покусывали затвердевший и набухший под его губами и языком сосок.

— Гидеон!

Слезы струились по моим вискам, оградительное оцепенение, охватившее меня поначалу, растаяло, оставив меня беззащитной. Без него я увядала, окружающий мир терял свою живость, тело страдало от разлуки. Почувствовать его рядом… Ощутить его прикосновения… Это было подобно живительному дождю после губительной засухи. Моя душа широко раскрылась, чтобы вобрать его в себя.

Я так сильно его любила.

Щекоча волосами мою кожу, он скользнул открытым ртом в выемку между грудей, глубоко вдыхая, втягивая в себя мой запах. Потом его губы схватили другой сосок, а его палец проник в половую щель, и она сжалась.

Гидеон заскользил вниз по моему телу, вылизывая и покусывая его, прокладывая дорожку через живот. Плечами он широко раздвинув мне ноги, так что его жаркое дыхание обдало увлажнившиеся половые губы. Он прижался носом к намокшему атласу и со стоном принюхался.

— Ева, как же я по тебе изголодался!

Нетерпеливыми пальцами Гидеон сдвинул в сторону мои трусики, раздвинул большими пальцами края щели и принялся вылизывать пульсирующий клитор. Я с криком выгнула дугой спину, воспринимая все с болезненно-отчетливой остротой, несмотря на полную темноту.

Склонив голову, он припал к моей дрожащей открытой щели, доводя меня до восторженного исступления.

— Боже! — Я извивалась в пароксизме наслаждения, мое влагалище сжималось и разжималось, ощущая первые признаки приближавшегося оргазма.

Наконец я кончила, яростно и буро, покрывшись потом, отчаянно задыхаясь. Но его губы и язык не покинули моей дрожащей промежности: он буквально поедал меня, и против этого я была совершенно бессильна. Плоть между моих ног, набухшая, увлажнившаяся, откликалась на его голод обостренной чувствительностью. Потребовалось не так много времени, чтобы я, вцепившись в простыни, кончила снова.

Мои глаза были открыты, и хотя в темноте ничего не было видно, я чувствовала, как он сорвал с меня белье, навалился сверху, и мощная головка его члена раздвинула мои половые губы. Потом с животным рыком он впихнул член глубже. Я вскрикнула, потрясенная и возбужденная его агрессией.

Подавшись назад, Гидеон схватил меня за бедра и приподнял, разворачивая под нужным ему углом, а потом навалился снова, глубоко впихивая член и одновременно прижимая меня к себе, натягивая на него встречным движением, пока не засадил так, что я охнула от боли. Мои половые губы, широко раздвинувшиеся, чтобы впустить в себя огромный пенис, сжались у самого его основания. Я приняла его в себя полностью, до последнего дюйма, желая и любя. Ведь последние дни лоно мое изнывало от пустоты и одиночества.

Прорычав мое имя, Гидеон кончил, выпустив жаркую, густую струю. Его семя, вспучившись, стало просачиваться наружу, потому что в заполненном членом влагалище для него просто не оставалось места. Он неистово дрожал, исходя потом, орошая меня.

— Для тебя, Ева! — прохрипел он. — Каждая капля.

Резко выдернув член, он перевернул меня на живот и рванул бедра вверх. Я схватилась за изголовье, прижавшись мокрым лицом к подушке в ожидании того, что он засадит снова, и задрожала, когда мои ягодицы обдало его дыханием. А уж когда его язык возбуждающе заскользил по краям задней щели, неистово задергалась. Из горла вырывались прерывистые, бессвязные звуки.

«Я не играю в анальные игры, Ева». Мне вспомнились эти слова, когда тугое кольцо мышц расслабилось, беспомощно откликаясь на возбуждающие деликатные прикосновения. В нашей постели были только мы. Ничто не могло коснуться нас, пока мы прикасались друг к другу.

Гидеон жадно схватил меня руками за ягодицы и раздвинул их. Я была полностью открыта для него, целиком доступна его темному вожделению.

— Ох!

Его язык проник в меня, заставив все тело отчаянно задергаться. Я задыхалась, в то время как он владел мною, бесстыдно и безудержно.

— Ах… Боже!

Я подалась навстречу его рту, отдавая себя ему. Этот акт близости был яростным, диким, почти невыносимым. Желание разрывало меня, кожа горела как в лихорадке, грудь сотрясали рыдания, которые я не могла сдержать.

Запустив руку под меня, он принялся растирать и массировать мой возбужденный клитор, доводя в то же время до безумия своим языком. Вызревший во мне оргазм подхлестнуло осознание того, что для него более не существует ограничений, связанных с моим телом. Он мог делать все, что заблагорассудиться: обладать им, использовать его, наслаждаться им. Зарывшись лицом в подушку, я закричала и кончила так бурно, что не устояла на коленях и плюхнулась плашмя на постель.

Гидеон лег сверху, раздвинув коленом мои ноги и накрыв меня своим скользким от пота телом. Оказавшись на мне, он снова впихнул в меня свой член, одновременно сцепившись со мной пальцами, прижимая к кровати мои руки. Я вся взмокла, мощные толчки следовали один за другим.

— Как я истосковался по тебе, — прохрипел он. — Я несчастен без тебя.

Я напряглась:

— Не насмехайся надо мной.

— До чего же ты мне нужна. — Он зарылся носом мне в волосы, теперь трахая меня медленно, без натуги. — Я просто одержим тобой. Почему ты не можешь мне поверить?

Я зажмурилась, но горючие слезы все равно просачивались наружу.

— Я не понимаю тебя. Ты разрываешь меня на части.

Он повернул голову, и его зубы впились в мое плечо. Болезненный рык сотряс его грудь, и я почувствовала, как он кончает: член дернулся, накачивая меня обжигающей спермой. Челюсти разжались. Он тяжело дышал, бедра продолжали подрагивать.

— Твое письмо выпотрошило меня.

— Ты не разговариваешь со мной… Не слушаешь меня…

— Я не могу, — простонал он, стиснув меня так, что я вся была в его власти. — Просто… просто так должно быть. Так надо.

— Гидеон, я так жить не могу.

— Ева, меня это тоже ранит. Убивает меня. Разве ты этого не видишь?

— Нет! — выкрикнула я. Подушка под моей щекой была мокрой от слез.

— Тогда брось все эти размышления и просто почувствуй. Почувствуй меня!

Ночь слилась в один расплывчатый кадр. Я отыгрывалась на нем жадными руками и губами, кусая, царапая покрытую потом кожу, заставляя его шипеть от боли и наслаждения.

Его похоть была неистовой и неутолимой, его вожделение окрашивалось отчаянием, пугавшим меня, потому что за ним мерещилась безнадежность. Это ощущалось как прощание.

— Мне нужна твоя любовь, — шептал он, касаясь губами моей кожи. — Нужна ты.

На мне не было места, избежавшего его прикосновений, он постоянно находился во мне: или его член, или пальцы, или язык.

Соски мои горели после его отсосов, влагалище дрожало, натертое мощными толчками, кожу исколола щетина на его щеках и подбородке, челюсти ныли, так надрывно я сосала его толстый член. Последним, что мне запомнилось, было то, как он пристроился ко мне сзади, заполнив меня в очередной раз. Оба мы изнемогали, дошли до крайности, но не имели сил остановиться.

— Не покидай! — молила его я, поклявшись, что не сделаю этого сама.

Когда меня разбудил будильник, он исчез.

Дата добавления: 2015-08-09