Я нежилась с закрытыми глазами, приникнув спиной к груди Гидеона и прислушиваясь к плеску воды, в то время как его руки неспешно скользили по моему телу. Сначала он вымыл волосы, потом и всю меня, нежа и балуя. Как бы исправляя то, что проделывал со мной прошлой ночью, чтобы добиться от меня признания правды — правды, которую он и так знал, но считал нужным заставить и меня увидеть и признать ее.
Как, откуда он мог так хорошо меня знать… лучше, чем я знала себя сама?
У меня вырвался глубокий вздох. Я ждала, когда он спросит меня про Бретта, ведь я тоже знала Гидеона.
— Прежде всего, скажи, с ним все в порядке?
Последовала пауза, потом он ответил:
— Опасных повреждений нет. А тебя заботит, есть или нет?
— Разумеется, заботит.
Я услышала, как заскрипели его зубы.
— Я хочу узнать о нем, — натянуто произнес он.
— Нет.
— Ева…
— Не надо говорить со мной таким тоном, Гидеон. Я и так пытаюсь быть для тебя открытой книгой, в то время как ты свои секреты придерживаешь при себе.
Моя голова отклонилась в сторону, так что щека оказалась прижатой к мокрой груди.
— Если я могу получить от тебя только твое тело, ладно, так тому и быть. Но я в ответ не могу дать больше
— Ты имеешь в виду не «не могу», а «не хочу». Давай будем…
— Не могу!
Я отстранилась и повернулась к нему лицом:
— Посмотри, что со мной происходит. Вчера я уязвила тебя. Хотя сама не отдавала себе в этом отчета, потому что меня гложет чувство обиды даже тогда, когда я пытаюсь убедить себя, что в состоянии жить со всеми твоими умолчаниями.
Выпрямившись в сидячем положении, он раскинул руки:
— Да я широко открыт перед тобою, Ева. Тебя послушать, так можно подумать, будто ты вовсе меня не знаешь… что, кроме секса, у нас нет ничего общего… тогда как на самом деле ты знаешь меня, как никто другой.
— Поговорим лучше о том, чего я не знаю. Почему ты владеешь такой большой долей в «Видал рекорде»? Почему на дух не переносишь семейный дом? Что за раздор у тебя с доктором Терренсом Лукасом? Куда ты отравился в ту ночь, когда мне приснился кошмарный сон? Что таится за твоими ночными кошмарами? Почему…
— Хватит! — рявкнул он, запустив руки в мокрые волосы.
— Ты должен бы знать, что можешь рассказать мне все, — мягко произнесла я, видя его мучительную внутреннюю борьбу.
— Могу? — Его взгляд пронзил меня насквозь. — Тебе недостаточно того, что есть? Сколько еще дерьма я должен выкалить на тебя, чтобы ты пустилась наутек сломя голову?
Взявшись руками за края ванны, я откинулась назад, и закрыла глаза.
— Ну и ладно. Будем просто трахающейся парочкой, посещающей для успокоения раз в неделю терапевта. Приятно это узнать.
— Я ее оттрахал, — заявил он. — Тебе легче?
Я дернулась так, что из ванны выплеснулась вода. Желудок мой скрутило узлом.
— Ты оттрахал Коринн?
— Нет, черт побери! — Его лицо побагровело. — Жену Лукаса.
— О… — Я припомнила ее фотографию, найденную через поисковик Google. — Она же рыжая, — вырвалось у меня.
— В Энн меня привлекло именно ее отношение к Лукасу.
Я нахмурилась, сбитая с толку.
— Погоди, ты рассорился с доктором Лукасом до того, как переспал с его женой? Или из-за этого?
Гидеон оперся локтем о край ванны и потер лицо.
— Он отвратил меня от моей семьи. Я отплатил ему тем же.
— Разбил их семью?
— Я имел дело с ней, — хрипло вздохнул он. — Она обратилась ко мне в связи с какой-то благотворительной акцией. Мне и дела до нее не было, пока я не узнал, кто она. Поскольку для меня было очевидно, что Лукаса это убьет, а она явно была не против, я ее трахнул. Думал, на этом все и кончится, но на другой день она позвонила. Чтобы он, узнав об этом, мучился еще больше, я пошел ей навстречу. Ну а когда она дозрела до того, чтобы бросить его ради меня, отослал ее к мужу
Я уставилась на него, отмечая вызов и смущение одновременно. Он мог бы проделать это снова, но все равно стыдился содеянного.
— Ну, скажи что-нибудь, — потребовал он.
— Она думала, что ты ее любишь?
— Ни хрена! Одно дело трахать чужую жену, а другое — пудрить ей мозги. Я ничего ей не обещал.
Через нее я трахал Лукаса и не думал, что это повредит ей. Иначе не дал бы всему зайти так далеко.
— Гидеон… — Я вздохнула и покачала головой.
— Что? — ощетинился он. — Почему ты произносишь мое имя вот так?
— Да потому, что трудно поверить в подобную тупость, проявленную столь смышленым малым. Ты всерьез хочешь сказать, будто регулярно спал с женщиной, но никак не ожидал, что она в тебя влюбится?
— Господи! — Он со стоном откинул голову. — Только не все сначала! — Но затем резко выпрямился. — Ага, стало быть, таково твое мнение? Ты все еще думаешь, ангел мой, что для женщин я прямо-таки дар Божий. Ну что ж, для меня же лучше, если ты веришь, будто я лучшее, что может тебе достаться.
Я плеснула в него водой. То, как он обошелся с собственной привлекательностью, тоже являлось зеркальным отражением моего поведения. Мы оба знали, в чем наша сила, и умели использовать свои активы. Однако не могли видеть, что именно делает нас для кого-то настолько уникальными, чтобы пробудить настоящую любовь.
Гидеон подался вперед и поймал меня за руки:
— Ну а теперь расскажи, что за долбаная история была у тебя с Бреттом Клайном.
— Ты не рассказал мне, чем тебя достал доктор Лукас.
— Нет, рассказал.
— Без подробностей, — настаивала я.
— Сейчас твоя очередь. Исповедуйся.
Мне потребовалось немало времени, чтобы найти нужные слова. Ни одному парню не понравится рассказ о том, какой отпадной шлюхой была его подруга. Однако Гидеон ждал терпеливо. Упорно. И я знала, что он просто не выпустит меня из ванны, пока не услышит рассказ про Бретта.
— Я для него была не более чем подстилкой для траха. — торопливо призналась я, желая проскочить эту тему побыстрее, — и я терпела это, принимала это, поскольку в тот период моей жизни секс был для меня единственным, что позволяло почувствовать себя любимой.
— Ева, он написал про тебя любовную песню.
Я отвела взгляд.
— Ну конечно, правда не сравнится с балладой, верно?
— Ты любила его?
— Я… Нет.
Гидеон выдохнул так резко, словно до сего момента сидел затаив дыхание.
— Меня привлекал и он сам, и его песни, но это было весьма поверхностно. Я его никогда толком не знала.
Все тело Гидеона ощутимо расслабилось.
— Он был частью… периода? Верно?
Кивнув, я попыталась высвободить руки, желая заодно как-то избавиться от чувства стыда. Вовсе не обвиняя при этом ни Бретта, ни других парней, появлявшихся в ту пору в моей жизни. Если мне и следовало кого-то в чем-то винить, то только себя.
— Иди сюда.
Обняв за талию, Гидеон притянул меня ближе и снова прижал к груди. Его объятия были самым восхитительным ощущением в мире. Его руки успокаивающе поглаживали меня по спине.
— Врать не стану. Я бы хотел вышибить все дерьмо из каждого, кто к тебе прикасался, и тебе лучше держать их от меня подальше, но ничто в твоем прошлом не способно изменить мои чувства к тебе. Да и сам я, Бог свидетель, не святой.
— Как бы мне хотелось от всего этого избавиться, — прошептала я. — Терпеть не могу вспоминать ту девчонку, которой тогда была.
Он пристроил подбородок мне на макушку:
— Уж я-то врубаюсь. Сам, сколько ни торчал под душем после секса с Энн, никогда не чувствовал себя отмывшимся начисто.
Я крепко обвила руками его талию, подбадривая и успокаивая его. И получая в ответ то же самое.
***
Белый шелковый халат, обнаруженный мной в шкафу, был великолепен, с мягчайшей ворсистой каймой и серебряной вышивкой по манжетам. Все было бы чудесно, только вот, похоже, во всем доме это был единственный предназначавшийся для меня предмет одежды. Глядя, как Гидеон натягивает пару черных домашних брюк, я подергала за шнурок.
— Почему у тебя есть одежда, а у меня только халат?
Он взглянул на меня сквозь упавшую на лоб черную прядь:
— Может, потому, что все это организовал я?
— Демон.
— Просто мне так легче откликаться на твои ненасытные сексуальные запросы.
— Мои ненасытные сексуальные запросы? — Я направилась в ванную, чтобы снять полотенце с головы. — Помнится, прошлой ночью я кое-кого просто умоляла оставить меня в покое. Или это уже утром было, после всенощного бдения?
Он заполнил собой дверной проем за моей спиной:
— Погоди, нынешней ночью ты тоже взмолишься. А пока я пойду сварю кофе.
По отражению в зеркале я проследила за тем, как он повернулся, и заметила у него на боку, там, где его невозможно было увидеть раньше, наливавшийся синевой кровоподтек.
— Гидеон! У тебя синяк. Дай посмотрю.
— Со мной все в порядке. — Прежде чем я успела его остановить, он уже спускался по лестнице. — Не задерживайся.
Охваченная чувством вины, таким, что хоть плачь, я принялась дрожащими руками расчесывать редким гребнем мокрые волосы. В ванной было полно привычных для меня туалетных принадлежностей, что лишний раз подтверждало внимательность и предусмотрительность Гидеона, ну а заодно подчеркивало мои недостатки. Я превращала его жизнь черт знает во что. После того, что он уже перенес, ему только не хватало разбираться с моими закидонами.
Спустившись по лестнице на этаж, я вдруг почувствовала, что не могу вот так взять и присоединиться к Гидеону на кухне. Мне потребовалась минута, чтобы внутренне собраться и напустить на себя довольный вид. Не хватало только испортить выходные еще и ему.
Я вышла на террасу, и на меня тут же обрушился рев прибоя. Окатило солеными брызгами, подол моего халата затрепетал на обдававшем меня бодрящей прохладой ветру.
Глубоко вздохнув, я взялась руками за перила и закрыла глаза, пытаясь обрести покой. Главной моей проблемой являлась я сама, и мне вовсе не улыбалось напрягать Гидеона тем, чего он все равно не мог изменить. Только я сама могла сделать себя сильнее и нуждалась в этом, если хотела, чтобы он был счастлив и обрел то, чего так отчаянно от меня добивался.
Услышав, как позади меня отворилась дверь, я глубоко вздохнула и, изобразив на лице улыбку, повернулась к Гидеону, который держал в руке две дымящиеся чашки — одну с черным кофе, а другую с молоком со сливками. Я знала, что он приготовлен в полном соответствии с моим вкусом, поскольку Гидеон точно знал, что мне нравится. И не потому, что я ему говорила, а потому, что не обходил вниманием ничего, что могло иметь ко мне отношение.
— Кончай самоедством заниматься, — строго заявил он, ставя чашки на ограждение.
Я вздохнула. Ну конечно, нечего было и пытаться скрыть свое настроение за напускной улыбкой. Он видел меня насквозь.
Гидеон взял мое лицо в ладони и в упор посмотрел на меня:
— Все прошло и осталось позади. Забудь.
Я потянулась пальцами к тому месту, где видела синяк.
— Этому нужно было случиться, — отрывисто произнес он. — Нет, помолчи и послушай меня. Я полагал, будто понимаю твои чувства насчет Коринн, и, честно признаюсь, считал, что в этом отношении ты неправа. Но на самом деле не врубался. Я был эгоцентричным идиотом.
— Я действительно была неправа. Ненавидела ее до умопомрачения. Подумать о ней не могла, чтобы не зайтись от злости.
— Сейчас до меня это дошло. А раньше не доходило. — Его рот печально скривился. — Подчас для пользы дела меня нужно как следует встряхнуть. К счастью, ты всегда была сильна по части привлечения моего внимания.
— Не пытайся отшутиться, Гидеон. Из-за меня ты мог основательно пострадать.
Я попыталась отвернуться, но он поймал меня за талию.
— Я и так серьезно пострадал из-за тебя. Увидеть тебя в объятиях другого парня, целующей его… — Его глаза потемнели и налились гневом. — Это выпотрошило меня, Ева. Вывернуло наизнанку, заставив изойти кровью. Я надрал ему задницу в целях самообороны.
— О господи! — выдохнула я, опустошенная его беспощадной честностью. — Гидеон.
— Я сам себе противен из-за того, что не проявил большего понимания в связи с Коринн. Если поцелуй мог заставить меня почувствовать себя так… — Он крепко обнял меня: одна рука обхватила бедра, а другая — затылок. Я угодила в плен. — Если ты обманешь меня, — хрипло выдавил он, — это меня убьет.
Повернув голову, я прижалась губами к его шее.
— Этот дурацкий поцелуй ничего не значил. Меньше чем ничего.
Взяв меня за волосы, он отвел мою голову назад.
— Ты не понимаешь, Ева, что значат для меня твои поцелуи. Для тебя вот так подарить один и назвать его дурацким… — Не закончив фразу, Гидеон наклонился к моему рту, мягко, нежно, поглаживая кончиком языка нижнюю губу.
Я открыла рот, и наши языки встретились, а потом язык Гидеона стал проникать в мой рот все чаще, пробуждая закипающее желание.
Потянувшись вверх, я запустила пальцы в его мокрую шевелюру и приподнялась на цыпочки, чтобы усилить поцелуй, а когда он всосал в себя мой язык, застонала, тяжело привалившись к нему. Его губы шевелились вплотную с моими, становясь все более влажными и жаркими. Мы прямо-таки поедали друг друга, заводясь все сильнее, буквально трахались ртами, используя губы, языки и легкие укусы. Я задыхалась от нараставшего желания, из горла вырывались похотливые стоны.
Каждый его поцелуй был настоящим даром. Он вкладывал в него все: силу, страсть, голод, любовь. Не придерживал ничего, все отдавая, все демонстрируя.
Его мощные мышцы напряглись, шелковистая кожа разгорячилась, язык все глубже проникал мне в рот, встречаясь с моим, участившееся дыхание мешалось с моим, наполняя мне легкие. Все мои чувства были переполнены им, его запахом. Меняя угол наклона головы, я старалась усилить взаимные проникновения, лизать глубже, сосать сильнее. Меня одолевала жажда. Я так сильно его желала.
Его руки неустанно двигались вверх-вниз по моей спине. Он застонал, и моя половая щель, отзываясь на это, напряглась. Потянув за пояс халата, он развязал его, распахнул и схватил меня за голые бедра, одновременно ухватив нижнюю губу зубами и поглаживая языком. Я застонала, желая большего.
Вне зависимости от того, как бы ни были мы близки. всегда казалось, что этой близости недостаточно.
Гидеон подтянул меня к себе за ягодицы, и его торчащий, словно стержень из раскаленной стали, член обжег мой живот сквозь тонкий шелк его штанов. Отпустив губу, он снова проник своим пытливым бархатным языком в мой рот, наполнив меня нетерпением и желанием.
Он мощно содрогнулся, бедра заходили ходуном, пальцы впились в мой зад, губы, соприкасавшиеся с моими, извергли дрожащий стон. Я ощутила, как задергался между нами его член, а потом по моей коже растеклась горячая жидкость. Он кончил с мучительным стоном, намочив разделявший нас шелк.
Я вскрикнула, болезненно тая, безумно возбужденная пониманием того, что смогла заставить его утратить контроль над собой всего лишь поцелуем.
Его хватка ослабла, бока ходили ходуном от тяжелого дыхания.
— Твои поцелуи принадлежат мне.
— Да, Гидеон…
Этот, пожалуй самый эротический, момент в моей жизни потряс меня до глубины души, заставив полностью раскрыться.
Он опустился на колени и языком довел меня до судорожного оргазма.
***
Мы приняли душ, после чего, несмотря на утро, прикорнули. Было так сладко снова заснуть с ним рядом положив голову, как на подушку, ему на грудь, обхватив рукой его твердый как камень живот и переплетясь с ним ногами. Проснулись мы вскоре после полудня, и я ощутила страшный голод. Вместе мы поспешили вниз, на кухню, ультрамодернистское оснащение и убранство которой пришлось мне по вкусу. Двери из дымчатого стекла прекрасно сочетались с гранитом и темным прочным деревом. Вдобавок кладовка была полна продуктов, так что не было никакой надобности покидать дом.
Поленившись готовить, мы сделали сэндвичи и отправились с ними в гостиную, где устроились, скрестив ноги, на диване друг напротив друга.
Я уже умяла половину угощения, когда поймала на себе насмешливый взгляд Гидеона.
— Что? — спросила я, не переставая жевать.
— Арнольдо прав. Смотреть, как ты лопаешь, — сплошной кайф.
— Помолчи!
Его ухмылка сделалась еще шире. Он выглядел таким счастливым и беззаботным, что мне едва не стало больно.
— Как ты нашел это место? — поинтересовалась я. — Или его Скотт нашел?
— Моя собственная заслуга. — Он отправил в рот шепотку картофельных чипсов и облизал соль с губ, что я нашла чертовски сексуальным. — Мне хотелось забрать тебя куда-нибудь на остров, где бы никто нас не потревожил. Ну а этот дом практически тот же самый остров, если не считать времени на дорогу. Сначала я планировал лететь сюда самолетом.
Не переставая жевать, я задумалась, вспоминая долгую поездку. Конечно, история была еще та, совершенно сумасшедшая, однако было нечто волнующее в том, что он решил полностью переиначить свое расписание лишь для того, чтобы часами трахать меня до бесчувствия, используя мою потребность в нем, чтобы заставить взглянуть в лицо правде, от которой я внутренне отгораживалась. Стоит только представить себе все раздражение и ярость, породившие этот план…
— У тебя на лице выражение изголодавшейся самочки, — заметил он. — И ты называла меня сексуальным демоном.
— Прошу прощения.
— Можешь не извиняться.
Мысленно вернувшись к более ранним событиям, я заметила:
— Наверное, Арнольдо теперь думает обо мне плохо.
Гидеон выгнул темную бровь:
— Ну ты даешь! Вид изголодавшейся самочки, а думает при этом, оказывается, об Арнольдо. Мне что, нужно и ему задницу надрать?
— Нет, черт возьми! Я об этом заговорила, чтобы отвлечь нас обоих от секса, ну и вообще, нужно же это прояснить.
— Я с ним поговорю.
— Думаю, это стоило бы сделать мне.
Голубые глаза Гидеона уставились на меня с удивлением.
— И что бы ты ему сказала?
— Что он прав. Я тебя не заслуживаю и надурила выше крыши. Но я безумно тебя люблю и хотела бы получить шанс доказать вам обоим, что я именно то, что тебе нужно.
— Ангел, да если бы я нуждался в тебе еще больше, то просто не смог бы функционировать. — Он поднес мою руку к губам, чтобы поцеловать кончики пальцев. — И мне дела нет до того, что там думает кто-то еще. Мы уловили собственный ритм, и это работает на нас.
— Точно ли это работает на тебя? — Я взяла с кофейного столика бутылку холодного чая и отпила глоток. — Я знаю, что это тебя опустошает. Ты вообще думаешь о том, что это слишком сильно и слишком болезненно?
— Ты ведь понимаешь, на какие мысли наводят оба эти слова, верно?
— О господи! — Я залилась смехом. — Ты ужасен.
Его глаза сверкнули удивлением.
— Обычно ты говоришь нечто иное.
Покачав головой, я вернулась к еде.
— Я лучше буду ругаться с тобой, ангел, чем смеяться с кем-нибудь другим.
«Господи».
Мне потребовалась минута, чтобы прожевать и проглотить последний кусок.
— Знаешь… я безумно тебя люблю.
— Да, знаю, — улыбнулся он.
***
После того как мы помыли посуду, я бросила губку в раковину и объявила:
— Мне нужно позвонить папе, я всегда разговариваю с ним по субботам.
— Увы, это невозможно, — покачал головой Гидеон. — Придется подождать до понедельника.
— Как? Почему?
Он взялся руками за кухонный прилавок по обе стороны от меня.
— Нет телефонов.
— Ты что, серьезно? А как насчет твоего сотового!
Свой я оставила дома перед тем, как поехать на концерт, потому что, во-первых, мне некуда было его засунуть, а во-вторых, я не собиралась им пользоваться.
— Он едет обратно в Нью-Йорк в лимузине. И Интернета здесь тоже нет. Еще до нашего приезда я распорядился убрать модемы и телефоны.
Я просто онемела. При его высочайшем уровне полномочий и ответственности изолировать себя от внешних контактов на все выходные казалось… невероятным.
— Вау! И когда, хотелось бы знать, ты в последний раз исчезал таким образом с лица земли?
— Хмм… похоже, со мной такого еще не бывало.
— Наверняка по меньшей мере с полдюжины людей ошалевают оттого, что не могут решить какой-нибудь вопрос без тебя.
— Пусть сами разбираются, — небрежно пожал он плечом.
Во мне всколыхнулась волна удовольствия.
— Так, получается, ты весь в моем распоряжении?
— Полностью. — Его губы изогнулись в плотоядной улыбке. — И что, ангел мой, ты собираешься со мной делать?
Я, вне себя от счастья, улыбнулась в ответ:
— Уверена, уж что-нибудь, да придумаю.
***
Для начала мы отправились прогуляться по берегу. Я надела пижамные штаны Гидеона, которые закатала и свою белую майку, в которой выглядела отпадно, потому что мой бюстгальтер преспокойно катил обратно в Нью-Йорк за компанию с сотовым телефоном Гидеона.
— Я умер и вознесся на небеса, — заявил он, глядя на мою грудь, в то время как мы шли вдоль кромки воды. — Туда, где все мои самые шальные мечты, самые сумасбродные фантазии полностью сбываются.
Я толкнула его плечом:
— Как тебе удается за один час побывать и лирически настроенным романтиком, и сущим дикарем?
— А это один из моих многочисленных талантов. — Его взгляд снова упал на мои соски, обтянутые тонкой, обдуваемой океанским бризом тканью, и он сжал мою руку с несказанно счастливым вздохом. — Я на небесах, ангел. Не может быть ничего лучше.
Возражений у меня не нашлось. Берег был прекрасен первозданной красотой, чем напоминал мне мужчину, чью руку я держала в своей. Шум прибоя и крики чаек рождали уникальное чувство умиротворения. Вода холодила босые ноги, ветер сдувал волосы на лицо. Я уже очень давно не чувствовала себя так здорово и была благодарна Гидеону за то, что он додумался избавить нас от общества, чтобы дать насладиться друг другом. Лучше всего нам было вместе, когда мы были одни.
— Тебе здесь нравится, — заметил он.
— Всегда любила бывать у воды. Мамин второй муж имел дом у озера. Помню, прогуливаясь вот так, как сейчас, по берегу с ней, думала, что когда-нибудь куплю и себе нечто подобное.
Он выпустил мою руку и обнял меня за плечи:
— Ну, давай так и сделаем. Как насчет этого места? Тебе нравится?
Я смотрела на него, любуясь тем, как ветер ерошит его волосы.
— Он продается?
Гидеон перевел взгляд на тянувшуюся перед нами береговую полосу.
— Все продается, только за правильную цену.
— А тебе нравится?
— Интерьер, на мой взгляд, холодноват, со всей этой белизной, хотя главная спальня — это да, то, что надо. А остальное мы можем переделать. Больше приспособить под нас.
— Нас, — задумчиво повторила я, гадая, что бы это могло быть. Он любил свои апартаменты с их старинной элегантностью, но чувствовал себя достаточно уютно и у меня, в современной обстановке. Соединить это… — Покупка совместной собственности — серьезный шаг.
— Неизбежный шаг, — поправил меня Гидеон. — Ты ведь сама сказала доктору Петерсену, что неудача неприемлема.
— Да, сказала.
Некоторое время мы шли в молчании. Я пыталась осмыслить свои чувства относительно намерения Гидеона связать нас покрепче, а заодно и понять, почему он решил, будто лучше всего для этого подходит совместная собственность.
— Короче, я правильно понимаю, что тебе здесь тоже нравится?
— Мне нравится берег. — Он отбросил волосы с лица. — Сохранился снимок, где мы с отцом строим на берегу замок из песка.
Просто чудо, что мне как-то удалось не запнуться. Гидеон был настолько скуп на информацию о своем прошлом, что услышать хоть что-то было настоящим потрясением.
— Вот бы взглянуть.
— Он у матери. — Мы прошли еще несколько шагов, и Гидеон добавил: — Я получу его для тебя.
— Я пойду с тобой.
Он не объяснил пока почему, но как-то сказал мне, что дом Видалов для него сущий кошмар. И я подозревала, что именно оттуда произрастали корни его парасомнии.
Грудь Гидеона всколыхнулась от глубокого вздоха.
— Я могу получить ее курьером.
— Ладно.
Я повернулась, чтобы поцеловать сбитые костяшка его лежавшей на моем плече руки.
— Но мое предложение остается в силе.
— Что ты думаешь о моей матери? — неожиданно спросил он.
— Она очень красива. Чрезвычайно элегантна. Кажется доброжелательной. — Глядя на него, я видела Элизабет Видал с ее иссиня-черными волосами и ошеломляюще голубыми глазами. — И похоже, очень сильно тебя любит. Это читается в ее взгляде.
— Она не любила меня достаточно, — буркнул он, глядя перед собой.
Я резко выдохнула. Не зная, что стояло за его мучительными кошмарами, я в свое время даже предположила, что она чересчур его любила, и узнать, что это не так, было для меня своего рода облегчением. То, что его отец покончил с собой, было ужасно уже само по себе, и чувствовать себя преданным еще и матерью было бы слишком тяжело, может быть настолько, что у него недостало сил от этого оправиться.
— Достаточно — это сколько, Гидеон?
Его челюсть напряглась, грудь приподнялась в глубоком вздохе.
— Она не верила мне.
Резко остановившись, я развернулась к нему лицом:
— Ты рассказал ей о том, что с тобой случилось? Ты рассказал, а она тебе не поверила?
Он уставился куда-то поверх моей головы.
— Сейчас это уже не имеет значения. Дело давнее.
— Чушь. Еще как имеет. Огромное значение. — Я разозлилась на него. И на то, что мать не исполнила свой долг и не защитила свое дитя. И на то, что это дитя было Гидеоном. — Держу пари, это тоже до сих пор чертовски тебя изводит.
— Ты на себя взгляни. Кого это чертовски изводит, так это тебя. Не надо мне было ничего говорить, — посмотрев на меня, произнес он.
— Тебе надо было рассказать мне все раньше.
Его напрягшиеся плечи расслабились, губы печально скривились.
— Я ничего тебе не говорил.
— Гидеон.
— И ты, конечно же, веришь мне, ангел мой. Ты спала со мной в одной постели.
— Я. ТЕБЕ. ВЕРЮ.
Его лицо на какое-то мгновение исказилось мукой, а затем он по-медвежьи подхватил меня на руки.
Я обвила ногами его талию, а руками плечи и повторила:
— Я тебе верю.
***
Когда мы вернулись в дом, Гидеон сходил на кухню и открыл бутылку вина. Я тем временем просмотрела книжные полки в гостиной и улыбнулась, обнаружив первую книгу из серии, о которой я ему говорила, потому что именно оттуда позаимствовала прозвище Ас.
Мы развалились на диване. Я читала ему вслух, а он рассеянно поигрывал моими волосами. После нашей прогулки Гидеон пребывал в задумчивом настроении, мысли его витали где-то далеко. За пару последних дней мы оба преподнесли друг другу немало тем для размышления.
Когда начался прилив, волны и правда стали закатываться под дом: ошеломляющее зрелище. Мы вышли на террасу посмотреть, как наше жилище превратилось в остров посреди пенящейся воды.
— Давай поджарим зефир с шоколадом — сказала я, перегнувшись через ограду, в то время как Гидеон придерживал меня сзади. — На этом переносном очаге.
Он ухватил меня зубами за мочку уха и прошептал:
— Это то, что надо. Хочу слизать с твоего тела расплавленный шоколад.
— Да сколько хочешь, — поддразнила я его. — А не обожжешься?
— Нет, если все делать правильно.
Я повернулась к нему, а он приподнял меня, посадил на широкие перила, сделал шаг вперед, чтобы оказаться у меня между ног, и обнял меня за бедра. Смеркалось, вокруг царило удивительное умиротворение, и мы упивались им. Я взъерошивала его волосы, соперничая в этом с вечерним бризом.
— А с Айерленд ты вообще разговаривал? — поинтересовалась я, вспомнив его сестру по матери, такую же красавицу.
Я познакомилась с ней в особняке Видалов и с ходу поняла, что она жадно ловит любые сведения о своем старшем брате.
— Нет.
— А как смотришь на то, чтобы пригласить ее на обед, когда ко мне папа приедет?
Гидеон, склонив голову набок, посмотрел на меня:
— Ты хочешь пригласить семнадцатилетнюю девчонку на обед со мной и твоим отцом?
— Нет, я хочу, чтобы твои родные познакомились с моими.
— Да она со скуки помрет.
— Ты-то откуда знаешь? — с вызовом спросила я. — Да и в любом случае, думаю, что твоя сестра тебя боготворит. А потому уверена: если ты будешь обращать на нее внимание, она будет в полном восторге.
— Ева, — вздохнул он с нескрываемым раздражением, — ну будь ты реалисткой. Я не имею даже отдаленного представления о том, как развлекать несовершеннолетнюю девицу.
— Айерленд не какая-нибудь девица, она…
— Да какая разница! — сердито нахмурился он.
И тут до меня дошло.
— Да ты же ее боишься.
— Давай, давай… — проворчал он.
— Да-да. Она пугает тебя.
И я сомневалась, что это как-либо связано с возрастом его сестры или с ее полом.
— Да что на тебя накатило?! — возмутился он. — Прицепилась к Айерленд. Оставь ее в покое.
— Гидеон, она — это вся твоя семья.
Мне очень хотелось, чтобы Гидеон и Айерленд сблизились. Его сводный брат Кристофер был порядочной сволочью, мать же не заслуживала того, чтобы Гидеон был частью ее жизни.
— У меня есть ты!
— Совсем ребенок, — вздохнула я и поплотнее обвила его ногами. — Да, ты заполучил меня. Но в твоей жизни есть место и для других близких, любящих тебя людей.
— Ничего она меня не любит, — буркнул он. — Она меня не знает.
— Думаю, ты неправ, но если и так, она полюбит тебя, когда узнает. Поэтому позволь ей узнать себя.
— Ну, хватит. Давай вернемся к разговору насчет зефира с шоколадом.
Я пыталась воздействовать на него, буравя взглядом, но все было без толку. Раз уж он решил, что предмет разговора утомляет, его было не переупрямить. И я ре-шила пойти в обход:
— Стало быть, о зефире с шоколадом поговорить хочешь, Ас? — Я облизала губы кончиком языка. — Ох уж этот липкий, тягучий шоколад на наших пальцах.
Глаза Гидеона сузились.
Я пробежалась растопыренными пальцами по его плечам и груди.
— Я могла бы согласиться на то, чтобы дать тебе размазать этот шоколад по мне. Но могла бы и на то, чтобы часть его размазать по тебе.
Его брови выгнулись дугой.
— Снова пытаешься подкупить меня через секс?
— Разве я сказала что-то подобное? — заморгала я с видом оскорбленной невинности. — Не припоминаю. Тебе не послышалось?
— Эго подразумевалось. Так что давай не темнить. — Его голос сделался опасно низким, глаза потемнели, рука, скользнув под майку, накрыла мою грудь. — Я приглашу Айерленд на обед с твоим отцом, потому что это порадует тебя, а значит, и меня.
— Спасибо, — едва выдохнула я, так как он уже начал ритмично сдавливать и покручивать мой сосок, заставляя меня постанывать от удовольствия.
— При этом с плавленым шоколадом и твоим телом я буду вытворять все, что вздумается, потому что это доставит удовольствие мне и доставит удовольствие тебе. Я скажу когда, я скажу как. Повтори.
— Ты скажешь… — Я охнула, потому что его губы, поверх рифленого хлопка, сомкнулись на моем соске. — О господи…
Он слегка укусил меня за сосок.
— Закончи.
— Ты скажешь когда. Ты скажешь как.
— Ангел мой, есть вещи, относительно которых ты можешь торговаться, но твое тело и секс не предмет торга.
Мои руки вцепились ему в волосы, непроизвольно я на непрекращающейся дурманящее посасывание моего чувствительного соска. Я уже давно оставила попытки понять, почему мне хотелось подчиняться ему. Просто хотелось.
— А о чем еще я могла бы поторговаться? Все и так твое.
— Твое время и внимание — вот два твоих рычага воздействия. Ради них я готов на все.
Меня пробрала дрожь.
— Я уже мокрая для тебя, — шепотом произнесла я. Гидеон, со мной на руках, отошел от перил.
— Это потому, что я так тебя хочу.
Дата добавления: 2015-08-09; просмотров: 43 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| ГЛАВА 10 | | | ГЛАВА 12 |