Бендукидзе Каха

Родился 20 апреля 1956 года в Тбилиси.

В 1977 году окончил биологический факультет Тбилисского государственного университета, в 1980 году – аспирантуру Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова. В 1985 году переехал в Москву и возглавил лабораторию в Институте биотехнологии.

В 1988 году начал предпринимательскую деятельность, создав объединение «Биопроцесс». В 1996 году создал компанию тяжелого машиностроения «Объединенные машиностроительные заводы» (ОМЗ) и стал ее председателем совета директоров и генеральным директором.

Одновременно был вице‑президентом Российского союза промышленников и предпринимателей (РСПП), возглавляя комитет по налогам и бюджетной политике.

В феврале 2004 года ушел в отставку с поста генерального директора ОМЗ. 1 июня вернулся в Тбилиси и стал министром экономики Грузии. В августе–декабре 2004 года стал министром экономического развития, после чего перешел на должность государственного министра по координации реформ. С 30 января 2008 года по 7 февраля 2009 года был главой канцелярии правительства Грузии.

Вот как он сам вспоминает предысторию:

В феврале 2004 года я ушел в отставку с поста генерального директора ОМЗ. Еще оставались дела, но ежедневно принимать решения уже не приходилось. Стал больше внимания уделять Высшей школе экономики[34]. Размышлял, чем бы заняться. Планировал в мае–июне поехать во Францию, в Испанию – приглядеть какой‑нибудь домик с видом на море, смотрел каталоги. И тут мне позвонил Аркадий Вольский[35]. Говорит: надо в Грузию поехать. Я отвечаю: да у меня другие планы. Он свое: ну надо, понимаешь, как же мы без тебя? Все едем. Саакашвили пригласил, Путин одобрил. Все подготовлено, у нас чартер заказан, я тебя прошу, без тебя как‑то неудобно.

Я до этого в Грузию почти не ездил. Почему? Потому, что электричества в стране не было, с водой постоянные перебои, как‑то не устроено все… Родственники и друзья ко мне приезжали.

Ладно, думаю, поеду. Хотя и город пыльный, и дороги в ужасном состоянии, и света нет, но чувствую, что‑то изменилось. Проходит симпозиум[36], и один из участников [Георгий Барамидзе], который тогда был министром внутренних дел, говорит: все, в Грузии организованного криминала не будет. «Крыши» не будет. Государство – это и есть «крыша». Я думаю: вот молодец! Да еще если это и сделают!..

И вдруг раздается звонок от руководителя администрации президента: президент хотел бы встретиться с вами, услышать ваше мнение о том, что происходит в экономике. Встречаемся. Саакашвили спрашивает:

– Как вам наша экономическая программа?

Тут надо заметить, что на симпозиуме выступал также министр экономики, хороший парень, но у него программа была как у кота Леопольда: и приватизировать чуть‑чуть будем, и укреплять госпредприятия, чтобы они лучше стали, – тут подправим и там подправим…

– Программа хорошая, – говорю, – но для другой страны, не для Грузии.

– А вообще, что для экономики нужно?

– Хорошая судебная система, стабильные законы, – и все будет хорошо.

– Ну, судебная система – это не так просто, – отвечает Саакашвили, – я этим занимался, когда был министром юстиции. Это на многие годы! А что касается экономической программы, мне тоже кажется, что у нас ее нет, все очень медленно, и я недоволен, что реформы не проводятся. Вам надо поговорить с премьером.

Встречаемся с премьером Зурабом Жванией. Беседуем часа четыре, обсуждаем, в чем специфика Грузии. Я объясняю, что, с моей точки зрения, раз маленькая страна, то она должна быть еще более открытой, потому что реально может стать торговым центром, а вот индустриализовать ее будет сложно, хотя этому и не надо мешать.

– А что вы можете предложить? – интересуется премьер.

– Могу назвать некоторых людей, известных реформаторов из других стран, – отвечаю, – мы можем с какой‑то периодичностью собираться, давать вам советы.

– Да, советы – хорошо, а вот ежедневно – кто должен?

– Ну, знаете, Министерство экономики, на мой взгляд, и не нужно особо. Главное, чтобы был человек, который понимает, что такое свобода.

– Есть у меня такой на примете, но… – задумчиво говорит премьер и тут же спрашивает: – А вы сами не хотите быть министром?

– Не думал, – отвечаю.

– А если я вам предложу?

Я секунд десять–пятнадцать подумал:

– Ну, могу и я.

– Вот и замечательно! Пойдемте к президенту.

На следующий день встречаемся.

Я по ходу разговора замечаю: «Мне вообще‑то нужно некоторое время, чтобы свои дела закончить. Полтора‑два месяца у меня есть?» – «Какие полтора‑два месяца! – удивляется президент. – Ну, полтора‑два дня – я еще могу понять!..» – «Ой, – говорю, – а как же?..» – «Поздно уже, – отвечает, – надо работать!»

Сейчас понятно, что Революция роз в ноябре 2003 года была лишь началом. Действительной же революцией стал выбор путей и методов построения новой страны. Ведь не исключены были и другие варианты.

Бывший посол Грузии в России Эроси Кицмаришвили, основатель оппозиционного во времена Шеварднадзе телеканала «Рустави‑2», занимавший в течение года после революции пост президента Торгово‑промышленной палаты Грузии и ушедший в оппозицию нынешнему грузинскому руководству, так описывает свои предпочтения по развитию страны:

Я был одним из лидеров [революции], но оказался в тени – я не претендовал на публичное положение. Я иначе видел ситуацию, чем те, кто оказался у власти.

…А ведь была очень позитивная реакция, связанная и с политическими, и с экономическими составляющими грузино‑российских отношений. Во время первого визита в Россию в феврале [2004 года] на встречу с новоизбранным Саакашвили пришли 60 процентов всех российских олигархов: и [Анатолий] Чубайс, и [Владимир] Потанин, и [Олег] Дерипаска, и [Владимир] Евтушенков, и многие другие. То есть были большие деньги.

Мое видение было эволюционное. Я человек из бизнеса, знаю проблему экономики, но эмпирично. Не будучи теоретиком, я рассчитывал, что мы пригласим теоретиков, крупных ученых, которые будут заниматься этими делами, создавать системы.

Эта концепция подразумевала введение пятилетних перспектив, создание кризисного кабинета, который, как рельсы, как шпалы, стал бы основой для движения экономики. А потом эти люди должны были уйти с «полным парашютом», чтобы спокойно себе обеспечивать будущее и не стремиться в политику. Вот это был системный подход, и его были готовы поддерживать доноры. Кстати, я даже начал переговоры с Егором Гайдаром».

В итоге, по словам Кицмаришвили, его политические партнеры посчитали, что он для них представляет какую‑то опасность, и определяющим стал именно приход Бендукидзе.

Казалось бы, Бендукидзе пришел оттуда же, из среды «российских олигархов», но его идеология была крайне либеральной: он считал, что государству надо освободиться от тех функций, которые не обязательно должны быть государственными и с которыми оно плохо справляется. Лежава отмечает, что подобная идеология даже «стала модной», превратившись в некую «микроконъюнктуру власти»: «благодаря действиям этих людей в обществе в целом начала меняться парадигма».

«Человек есть мера всех вещей. Поэтому в основе нашего подхода к реформам – стремление поставить человека в центре изменяющегося мира, не мешать ему изменять этот мир и самостоятельно принимать решения»[37], – уверен Бендукидзе.

С неэффективностью государства, отражавшейся хотя бы в том, что бюджет всей Грузии был меньше бюджета компании Бендукидзе[38], новый министр экономики начал бороться, используя самые радикальные инструменты, чем быстро снискал себе в правительстве прозвище Бульдозер.

Михаил Иашвили, который в 2004–2008 годах занимался подбором кадров в аппарат Бендукидзе, вспоминает:

Каха – человек, который способен пробить любую государственную стену. Помимо того, что он имеет привычку думать головой, причем неплохо, у него очень сильный характер. Более того, властный характер, жесткий характер. Понимаете, сами по себе талантливые люди, способные осуществлять реформы, конечно, нужны. Но нужен кто‑то, кто их посадит в самые ключевые точки и в какой‑то мере убережет от попытки их уничтожить – они же мешают вполне определенным, достаточно сильным фигурам.

СМИ часто называют Бендукидзе серым кардиналом. Сначала министр экономики, затем государственный министр по координации реформ, после – глава Государственной канцелярии: при любом статусе, даже и после отставки с государственной службы ему отводят роль человека, способного влиять на государственную политику.

Последовательный критик нынешней власти Владимир Папава – министр экономики в 1994–2000 годах – даже придумал специальный термин «бендуки», которым уничижительно характеризовал команду Бендукидзе как «серую» и «безликую» массу: «Это люди, которые переняли образ мысли Бендукидзе. У них нет своих собственных принципов»[39].

Я знакома со многими «бендуками»[40], которые с радостью сами себя так называют и даже создали специальную группу в социальной сети Facebook[41], куда, кстати, присоединяются и те, кто никогда не работал непосредственно с Бендукидзе, но кто ощущает себя приверженцем этой идеологии, этого образа жизни.

Амбициозные, трудолюбивые молодые люди из команды Бендукидзе вызывают уважение за решительность, желание и умение сделать жизнь лучше, не останавливаться на достигнутом, притом что очень многого уже удалось добиться.

Государство поставило перед собой цель улучшить качество жизни – перемены бросаются в глаза любому, кто видел Грузию до 2003 года. В домах появился свет, по всей стране прокладывают современные дороги, обновляются целые города. Поставило задачу упростить любые отношения населения с чиновниками – и уже достигнута такая легкость взаимодействия с госорганами, которая порой поражает, особенно соседей по постсоветскому пространству.

За считаные минуты (в буквальном смысле!) можно получить визу при въезде в страну (для жителей более чем шестидесяти стран она не требуется вообще), сделать паспорт, необходимый для поездок за границу, или внутреннее удостоверение личности, оформить сделку о покупке машины, зарегистрироваться в качестве индивидуального предпринимателя, обзавестись справкой о владении собственностью.

За пять лет было инициировано более семидесяти реформ. По словам нынешнего министра финансов Болгарии Симеона Дьянкова – создателя рейтинга Всемирного банка Doing Business, ни одной другой стране, кроме Грузии, за последние пятьдесят лет не удалось провести такие глубокие и такие быстрые реформы в различных областях[42]. Что‑то подобное, по оценкам USAID, происходило в Сингапуре в 1960‑х, Южной Корее в 1970‑х, Ирландии в 1980‑х, Эстонии в 1990‑х и Словакии в 1998–2002 годах.

Реформы в Грузии можно рассматривать по‑разному. Я извлекла из них три урока «бендуномики», которые, безусловно, не исчерпывают список методов, примененных новым грузинским руководством, но в целом формируют основу для всех дальнейших изменений в этой стране.

Дата добавления: 2015-08-09