Глава 5. Мило улыбающаяся стюардесса приветствовала его теплым и мягким голосом.

Мило улыбающаяся стюардесса приветствовала его теплым и мягким голосом.

— Добро пожаловать на борт, мистер Грейсон. Меня зовут Эллин.

Он не узнал ее, она могла быть из новеньких; он не часто пользовался шаттлом корпорации. У Эллин были необычайные зеленые глаза — скорее всего искусственного цвета, — и длинные, блестящие золотистые волосы — вероятно крашеные. На вид ей нельзя было дать больше двадцати, хотя, конечно, о ее истинном возрасте можно было только догадываться.

— Рад вас видеть, Эллин, — ответил он, слегка наклоняя голову. Он понимал, что пялится на нее с глупой улыбкой. Его всегда сводили с ума блондинки.

— Мы задержимся еще на несколько минут, — сообщила она, принимая у него дипломат, — но ваша каюта готова. Пожалуйста, следуйте за мной. Вы сможете расположиться, пока пилот проводит последние предполетные проверки.

Следуя за ней по узким коридорам к VIP-каюте в хвостовой части корабля, он с удовольствием рассматривал ее фигуру.

— Я надеюсь, вам тут понравится, — произнесла она, остановившись перед каютой и придерживая дверь, чтобы он мог войти.

Комната, в которой он оказался, совершенно не походила на простые, зачастую заполненные людьми, каюты военных кораблей. Не была она похожа и на обычные спальные отсеки пассажирских лайнеров дальнего следования. Здесь была роскошная кровать, современный видеоэкран, отдельные душ и ванна, бар, а также почти все прочие мыслимые удобства, так что эта каюта, пожалуй, не уступала номерам самых дорогих отелей.

— Мы прибудем к Академии Гриссома примерно через восемь часов, мистер Грейсон, — продолжала Эллин, ставя его кейс в угол. — Вам что-нибудь принести до старта?

— Я, наверное, просто отдохну, — сказал он. У него раскалывалась голова, и каждый сустав отдавался болью при движении — обычные последствия приема красного песка. — Разбудите меня за час до прибытия.

— Конечно, мистер Грейсон, — ответила она, а затем развернулась и вышла, закрыв за собой дверь.

Он стал раздеваться и неожиданно обнаружил, как сильно вспотел. Когда он расстегивал пуговицы рубашки, его левая рука слегка дрожала, но он даже и не думал о том, чтобы надышаться. Он никогда не допустит, чтобы Джиллиан видела его под кайфом. Раздевшись догола, он рухнул на кровать, будучи не в состоянии заползти под мягкие шелковые простыни.

Раздалось низкое гудение — это пилот запустил двигатели. Грейсон мог и сам сесть за штурвал, конечно же… он все еще помнил, как управляться с кораблем, подобным этому. Но Церберам требовалось, чтобы сейчас он играл другую роль. В данный момент он являлся одним из высокопоставленных руководителей Корд-Хислоп, аэрокосмической корпорации с Элизиума, производящей небольшие космические корабли. Это прикрытие позволяло ему путешествовать по всей галактике на частных судах, не привлекая к себе внимания, а также объясняло то, каким образом он смог внести существенное пожертвование в пользу дирекции Академии Гриссома, чтобы Джиллиан приняли в Проект Восхождение.

Те дни, когда он играл роль частного пилота у разных политиков, давно остались в прошлом. Теперь уже он сам наслаждался роскошными каютами и услугами личной стюардессы. Призрак всегда заботился о тех, кто угодил ему.

Бьюсь об заклад, Менно тоже так думал. Как раз перед тем, как Пэл убил его.

Грейсон сел на кровати. Его мысли вернулись к недавнему визиту Пэла. Может, его старый друг все-таки рассказал Призраку о красном песке? Церберы не станут сидеть, сложа руки, если почувствуют, что его пристрастие угрожает миссии.

На самом ли деле Эллин простая стюардесса? Тысячи людей работали на Корд-Хислоп, даже не подозревая, что корпорацию на самом деле контролирует теневая полувоенная группировка. Вряд ли кто-то в самой компании — или где-либо еще, если уж на то пошло, — вообще знал о существовании «Цербера». Но на всех ступенях корпоративной лестницы, на различных постах и должностях находились десятки агентов Призрака. Может, Эллин одна из них? Может, она прямо сейчас стоит за дверью, выжидая момента, когда сможет воткнуть нож для льда ему в шею? Точно так же, как он поступил с Кео.

Он скатился с постели и натянул на себя махровый банный халат, висевший на стене, и затем нажал кнопку вызова. Секунду спустя послышался легкий стук в дверь. Грейсон колебался мгновение, а затем протянул руку к панели управления дверью. Он с трудом поборол в себе желание отскочить назад, когда дверь начала открываться.

На пороге стояла Эллин, вооруженная лишь своей обворожительной улыбкой и игривой осанкой.

— Вам что-нибудь нужно, мистер Грейсон?

— Мой костюм… не могли бы вы почистить и погладить его?

— Конечно, сэр.

Она шагнула внутрь и принялась четкими, уверенными движениям собирать его разбросанную одежду. В ней ощущалось что-то необычное, некий профессионализм, который мог быть признаком особой военной подготовки… или же это просто было частью ее работы. Он осторожно посматривал на нее в надежде увидеть, что она исподтишка наблюдает за ним. Если она работала на «Цербер», то ее должны были проинструктировать внимательно следить за своим пассажиром.

Эллин поднялась и повернулась к нему, держа в руках кипу одежды. Четко отрепетированная улыбка сползла с ее лица, и Грейсон понял, что он все еще пристально разглядывает ее. Он тряхнул головой, чтобы прогнать мрачные мысли.

— Прошу прощения. Я задумался.

Улыбка вновь заиграла на ее губах, но в глазах читалась тревога.

— Вы хотите еще чего-нибудь, мистер Грейсон?

Он почувствовал легчайшее колебание в ее голосе. Либо она просто напуганная девочка-стюардесса, либо очень, очень хорошо притворяется таковой, за этой мыслью мгновенно последовала другая. Ты становишься параноиком из-за красного песка.

— Благодарю, Эллин. Больше ничего не нужно.

Когда он отступил в сторону, чтобы дать ей пройти, на ее лице появилось совершенно определенное выражение облегчения. Оказавшись за порогом, она поколебалась мгновение, а затем повернулась к нему лицом.

— Вы… вы все еще хотите, чтобы я разбудила вас за час до прибытия?

— Было бы неплохо, — резко произнес он, закрывая дверь перед ее носом, чтобы она не успела разглядеть, как его щеки заливает краска смущения.

Соберись, приказал он себе, сбрасывая халат и падая обратно на кровать. Прекрати шарахаться от теней. Это задание слишком важно, его нельзя запороть.

Звук двигателей изменился. Лежа на спине, уставившись в потолок, он почувствовал легкое давление, прижимающее его к матрасу. Корабль поднимался в небо, преодолевая гравитацию и сопротивление атмосферы, перед тем как устремиться к звездам. Комната, которая до этого казалась такой жаркой, внезапно сделалась очень холодной. Он задрожал и заполз под одеяла.

Искусственное поле эффекта массы, создаваемое внутри корпуса корабля, ослабляло турбулентность и силу тяготения планеты во время их взлета, но инстинкты пилота все-таки позволяли ему чувствовать движение. Это было знакомое, успокаивающее чувство. Оно убаюкивало, и через несколько минут он погрузился в сон.

«У нас для тебя новое задание», — произнес Призрак, и Грейсон понял, что ему снится еще один сон.

Они были в квартире Грейсона одни… если не считать безмятежно спящего на руках Призрака младенца.

«Я впечатлен твоей работой на Элдфелл-Эшланд. Я знаю, что это была трудная миссия».

«Я сделал это во имя высшей цели», — ответил он.

Даже если бы он и захотел, он не смог бы больше ничего добавить к этому. Тогда он свято верил в их дело, верил всей душой. И по-прежнему продолжал верить, хотя какой-то частью сознания, которая не спала, он понимал, что все не так просто, как казалось тогда.

«На этот раз у меня для тебя особое задание, — сказал Призрак, передавая ему ребенка. — Она биотик».

Грейсон взял девочку на руки. Она была теплой и мягкой и оказалась легче, чем он думал. Побеспокоенная движением, она открыла глаза и начала плакать. Грейсон нежно успокоил ее, покачивая на руках. Ее веки сомкнулись, и она снова уснула.

Судя по ее возрасту, он ни сколько не сомневался насчет того, каким образом она попала под действие нулевого элемента.

«Ты будешь работать на Корд-Хислоп. Это будет твоим прикрытием, — сообщил ему Призрак. — Начнешь с продаж, но в течение следующих лет дорастешь до руководства. Мы хотим, чтобы ты воспитал эту девочку как свою собственную дочь».

«Кто будет моим напарником?»

«Никто. Твоя жена умерла при родах дочери. С тех пор ты больше не женился».

Грейсону стало интересно, что случилось с настоящими родителями девочки, но ему хватало ума не задавать подобных вопросов.

«Понимаешь ли ты, насколько важно это задание? — спросил Призрак. — Понимаешь ли, что в конечном итоге могут значить биотики для человечества?»

Грейсон кивнул. Он верил в то, что делает. Он верил в «Цербер».

«Нам пришлось преодолеть многие трудности, чтобы найти эту девочку. Она особенная. Мы хотим, чтобы она уважала тебя, верила тебе. Обращайся с ней так, будто она твоя плоть и кровь».

«Я сделаю это», — пообещал он.

Тогда он принес клятву, не осознавая, какие на самом деле последствия она повлечет. Если бы он знал истинную цену своих слов, он, возможно, не стал бы отвечать столь поспешно… хотя, в конце концов, он дал бы тот же самый ответ.

Девочка начала тихонько ворчать. Грейсон зачарованно уставился на ее сморщенную мордашку.

«Ты не будешь одинок, — заверил его Призрак. — У нас есть профессионалы в этой области. Они проследят, чтобы она прошла соответствующее обучение».

Грейсон неотрывно смотрел, как девочка шевелится во сне: она поднимала сжатые в кулачки ручки и выводила ими маленькие круги в воздухе.

Призрак развернулся к двери.

«У нее есть имя?» — спросил Грейсон, не поднимая головы.

«У отца есть право дать имя собственной дочери», — произнес Призрак и захлопнул за собой дверь.

Грейсон проснулся, и, как обычно, в его ушах все еще звенел хлопок двери из его сна.

— Свет. Слабый, — выкрикнул он, и лампы, стоящие по бокам кровати, засветились тусклым светом, отбрасывая темные тени на всю комнату. Прошел лишь один час. До Академии оставалось еще семь часов полета.

Он выбрался из постели и надел халат, а затем достал свой дипломат. Подойдя к небольшому столу в углу комнаты, он положил на него дипломат, а затем сел на стоящий рядом стул и набрал шифр на замке. Через мгновение герметичный кейс открылся с легким шелестом.

Внутри лежало несколько документов, в основном контракты и отчеты о продажах. Это были ничего не значащие пустышки, но они помогали ему притворяться одним из руководителей Корд-Хислоп. Грейсон вытащил их наружу и бросил на пол, затем поднял фальшивое дно и взглянул на то, что лежало под ним. Не обращая внимания на пузырек, который дал ему Пэл — это не понадобится ему, пока он не встретится с Джиллиан, — он достал маленький целлофановый пакетик красного песка.

Грейсон задался вопросом, много ли знал о девочке Призрак на самом деле в ту ночь, когда отдал ему Джиллиан. Знал ли он о ее умственном состоянии? Знал ли он о том, что в один прекрасный день Альянс запустит программу, подобную Проекту Восхождение? Отдал ли он ребенка Грейсону, полностью осознавая, что однажды прикажет ему отдать ее?

Он открыл пакетик и осторожно отсыпал маленькую горку мелкого порошка. Достаточно, чтобы справиться с ломкой и не более того. Кроме того, у него будет уйма времени, чтобы прийти в себя до того как они достигнут Академии.

Поначалу ему было легко. Джиллиан росла, как и все прочие маленькие девочки. Каждый месяц к ней приезжали специалисты Церберов: брали анализы крови и показания альфа-волн, проверяли ее здоровье, рефлексы и развитие. Но даже несмотря на всех этих докторов, Джиллиан оставалась здоровым, счастливым ребенком.

Признаки ее необычности стали проявляться где-то между тремя и четырьмя годами. Неизвестное диссоциативное расстройство, как сказали ему эксперты. Легко обнаружить, но сложно лечить. Тем не менее, они пытались лечить — подвергали ее различным видам лекарственной и поведенческой терапии. Но все их попытки не увенчались успехом. С каждым годом она становилась все более отстраненной, все больше замыкалась в себе, в своем собственном сознании.

Растущая эмоциональная отчужденность между ними должна была по идее помочь Грейсону легче пережить тот момент, когда Церберы решили отдать ее в Проект Восхождение. Но этого не случилось.

У Грейсона было мало привязанностей, за исключением его преданности делу «Цербера» и любви к дочери. И то, и другое было неразрывно связано между собой. После того как Джиллиан передали на его попечение, он отошел от выполнения регулярных миссий, чтобы полностью сосредоточиться на воспитании дочери. Забота о беспомощном младенце заполнила пустоту его жизни. А со временем, по мере того как она росла и на его глазах превращалась и младенца в прекрасную, умную девочку, она стала центром его жизни… именно так, как и хотел Призрак.

А потом, два года назад, они приказали ему отдать ее.

Он плотно закрыл пакетик и надежно спрятал его под фальшивым дном дипломата. Затем поднялся, прошел в ванную и вернулся оттуда с лезвием бритвы. При помощи лезвия он разделил горку красного песка на две длинные тонкие полоски.

Призрак хотел, чтобы Джиллиан вошла в Проект Восхождение, чтобы Церберы смогли проводить свои собственные исследования с использованием передовых технологий Альянса. А все, чего желал Призрак, он получал.

Грейсон знал, что он никак не смог бы повлиять на судьбу, но все же, ему оказалось тяжело расстаться с ней. Целых десять лет она была неотъемлемой частью его жизни. Он привык видеть ее по утрам и укрывать одеялом по вечерам. Ему не хватало этого. Ему не хватало тех редких моментов, когда исчезали невидимые стены, которые отделяли ее от окружающего мира, и она проявляла истинную любовь и привязанность к нему. Но, как и любой другой отец, он должен был ставить ее благополучие выше своего собственного.

Занятия шли на пользу Джиллиан. Ученые Академии сумели раздвинуть границы биотики. Они достигли таких успехов, о которых Церберы могли только мечтать, и только в Академии Джиллиан могла как следует приспособиться к новым революционным био-усилителям L4.

Отправив свою дочь в Академию, он, тем самым, послужил высшей цели. Для «Цербера» это было лучшим способом узнать пределы возможностей людей-биотиков — мощного оружия, которое однажды понадобится им в неизбежной борьбе за возвышение Земли и человечества над прочими инопланетными расами. Джиллиан должна была сыграть свою роль в планах Призрака, также как и сам Грейсон. И он надеялся, что придет день, когда люди станут смотреть на его дочь как на героя всего человечества.

Грейсон понимал все это. Он принимал это. Также как он принимал и тот факт, что теперь он является не более чем посредником, передаточным звеном, позволяющим исследователям «Цербера» получать доступ к Джиллиан в любое время, когда они того пожелают. К сожалению, понимание нисколько не помогало ему пережить это.

Если бы на то была его воля, он навещал бы ее каждую неделю. Но он знал, что Джиллиан тяжело переносила частые визиты. Ей требовалась стабильность в жизни — она плохо справлялась с неожиданностями и сюрпризами. Поэтому он держался от нее подальше и изо всех сил старался не думать о ней. Это помогало ему побороть одиночество, превращало постоянную горечь разлуки в тупую боль, прячущуюся где-то на задворках мыслей.

Однако иногда он ничего не мог с собой поделать и начинал думать о ней — как сейчас. Зная, что скоро увидит ее, он начинал остро осознавать, как трудно ему будет снова расстаться с ней, когда закончится встреча. В такие минуты он не мог ослабить свою боль. Во всяком случае, самостоятельно.

Наклонившись вперед, Грейсон поднес левую ноздрю к одной из дорожек красного песка и вдохнул его. Затем он сменил ноздрю и вдохнул оставшуюся дорожку. Порошок обжег носоглотку, на глазах выступили слезы. Выпрямившись на стуле, он сморгнул слезы и схватился руками за подлокотники кресла, сжав их с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Он почувствовал, как колотится его сердце — тяжело и медленно: бум… бум… бум. Всего три удара потребовалось, чтобы волна эйфории захлестнула его.

В течение нескольких следующих минут он несся на этой волне наслаждения, закрыв глаза и раскачивая головой взад-вперед. Время от времени в его горле возникал тихий невнятный стон чистого удовольствия.

Первый кайф начал быстро пропадать, но он поборол в себе желание принять еще одну дозу. Он чувствовал, что страх, паранойя и одиночество прячутся в темных уголках его сознания, что они все еще там, просто на время заглушены теплым сиянием наркотика.

Грейсон открыл глаза, отмечая про себя, что всё в комнате приобрело розоватый оттенок. Это было одним из побочных эффектов красного песка… но не самым значительным.

Тихо посмеиваясь, он откинулся на спинку стула, покачнулся назад, балансируя на двух задних ножках. Его глаза пробегали по комнате, ища подходящую цель, и, наконец, остановились на документах, которые он разбросал по полу.

Стараясь не опрокинуться на стуле, он протянул левую руку и покрутил пальцами. Бумаги зашуршали, будто на них подул легкий ветерок. Он попытался сосредоточиться — это всегда было нелегко, когда он плавал в красных облаках. Через мгновение он ударил рукой по пустому воздуху, и листы бумаги подскочили с пола и завертелись по всей комнате.

Он держал их в воздухе столько, сколько мог. Его временные биотические способности, вызванные наркотиком, заставляли бумагу кружиться в воздухе, словно листья перед бурей.

К тому времени, как Эллин постучала в дверь семь часов спустя, Грейсон уже был трезв. Он поспал пару часов, принял душ и побрился, убрал комнату, убедившись, что не оставил ни малейших следов красного песка.

— До прибытия остался один час, мистер Грейсон, — напомнила она, отдавая ему вычищенный и выглаженный костюм.

Он с благодарным кивком принял его и закрыл дверь. Оставшись опять в одиночестве, он еще раз проверил, не оставил ли каких-нибудь следов.

В этом и заключается различие между просто зависимым человеком и наркоманом, напомнил он себе, начав одеваться. Когда он застегивал пуговицы рубашки, его руки больше не дрожали. И тому и другому требуется доза, но зависимый все еще пытается скрыть свое пристрастие.

Дата добавления: 2015-08-09