Старый инженер

Мне стыдно, что я не могу вспомнить его фамилию, довольно небезызвестную в нашем кругу, помню только, что она была чисто украинской, заковыристой. Пусть его родственники меня простят. Когда он приехал к нам на завод в командировку, ему уже было далеко за 70, он работал консультантом в каком-то институте и приехал к нам опробовать свои идеи по определению оптимальных параметров печи. Помню, что я к этим идеям отнесся скептически, поскольку они не совпадали с моими, кроме того, по своему образованию и опыту работы он был инженер-электрик, а не инженер-электрометаллург, хотя, как вы увидите ниже, вся его жизнь была связана с ферросплавными (руднотермическими) печами. Тем не менее, как-то вечером я пошел к нему в гостиницу, чтобы и о его работе поговорить и старика развлечь. За рюмочкой, слово за слово, я в конце концов раскрутил его на воспоминания, поскольку, повторю, его идеи виделись мне неправильными, а углубляться с ним в спор мне не хотелось. И вот тут он рассказал мне о вещах, которые в те годы замалчивались, а сегодня считаются неинтересными. Его рассказ я помню хорошо, поскольку потом много раз его рассказывал в разных компаниях инженеров, поэтому думаю, что и вам его перескажу без особых искажений.

Он окончил институт где-то в середине 30-х и был направлен на Запорожский завод ферросплавов, а здесь быстро отличился, поскольку тогдашний нарком (министр) тяжелой промышленности СССР С. Орджоникидзе пригласил его жену в Москву на слет жен передовиков производства, а самого его наградил велосипедом. (Кстати, когда его призвали на кратковременные сборы в территориальные войска (были такие), то форму не выдавали, более того, призвали его в армию вместе с велосипедом.)

Днепрогэс был на ту пору гордостью советской энергетики, и для использования электроэнергии, вырабатываемой этой электростанцией, в Запорожье были построены энергоемкие производства — ферросплавный и алюминиевый заводы — первенцы отечественной качественной металлургии. И к началу войны этот инженер стал главным энергетиком Запорожского ферросплавного завода.

После поражения наших войск под Киевом немцы стремительным броском вышли к Запорожью, захватив его правый берег и остров Хортицу. В городе началась паника. Надо отдать должное инженерам Днепрогэса — они так изящно вывели станцию из строя, что этим потом восхищался и министр вооружений гитлеровской Германии Шпеер. Взрывчатки не оказалось, поэтому инженеры Днепрогэса максимально открыли подачу воды на турбины, развили на генераторах максимальные обороты, а затем отключили подачу масла в систему смазки турбин и генераторов. Подшипники расплавились, и немцы потом так и не успели станцию восстановить.

Дирекция Запорожского ферросплавного получила приказ из горкома и НКВД немедленно взорвать завод, но чем? Никакой взрывчатки на заводе не было. Тогда директор и остальное начальство бросилось из города удирать, приказав главному энергетику завод сжечь. Издевательство этого приказа было в том, что, как я уже упоминал, специфика ферросплавного производства такова, что плавильные цеха как раз и строятся так, чтобы они не горели. А поскольку начальству нужен был бензин, чтобы уехать от Запорожья как можно дальше, то для исполнения приказа этому инженеру и бензина оставили всего одну бочку. Увидев, что начальство удирает, с завода сбежали и все рабочие, и очень скоро инженер остался на заводе один с бочкой бензина и приказом, за невыполнение которого мог последовать расстрел.

Тут надо понять, что сами по себе ферросплавные печи состоят из довольно простых металлических конструкций, изготовить которые можно довольно легко — было бы из чего. Самым ценным оборудованием печей являются печные трансформаторы — это изделия в несколько десятков тонн весом, изготавливаемые на специализированных заводах. Большую ценность представляли также большое количество медных элементов конструкции печи, кабели, мостовые краны цехов и многое другое, но чтобы вывести завод из строя в тех условиях сжатого времени, нужно было попробовать сжечь хотя бы трансформаторы. Если б Днепрогэс работал, и была электроэнергия, то для электрика сжечь трансформатор (расплавить его обмотки) — это пара пустяков, но электроэнергии не было.

Однако в каждом трансформаторе было с десяток, если не несколько десятков тонн трансформаторного масла, а это, в принципе, топливо. Инженер открыл на одном из трансформаторов вентили и стал сливать масло в приямок под ним, а оттуда по кабельным канавам масло затекло и под остальные трансформаторы цеха. Затем поверх масла слил бочку бензина. Надо было бы слить масло со всех трансформаторов, но ему было страшно — в городе уже шла стрельба. Поэтому он зажег метлу и ею поджег бензин в одной из кабельных канав. Бензин вспыхнул, и огонь быстро распространился по всем канавам, чего недоучел инженер, поскольку теперь он оказался посреди цеха, со всех сторон окруженный выбивающимся из кабельных канав пламенем. Ничего не оставалось — он разогнался и начал перепрыгивать через эти костры, а выскочив из цеха, бросился уходить из Запорожья, догоняя остальных рабочих и работников.

Навстречу шли подразделения и части Красной Армии, а на каком-то расстоянии от города, навстречу колонне беженцев выскочил легковой автомобиль, из которого вышел тогдашний нарком (министр) черной металлургии СССР Тевосян, как мне помнится из рассказа, с маузером в руке. Тевосян приказал всем работникам черной металлургии вернуться в Запорожье и начать демонтаж и эвакуацию оборудования металлургических заводов города. Причем предупредил, что кто не вернется, того он расстреляет на месте. За Тевосяном с грузовых машин сбрасывали катушки с кабелем — на Запорожье из Донбасса подавалась электроэнергия.

Вернулись. Заводское начальство на машинах проскочило Тевосяна и убежало далеко, посему этот инженер возглавил демонтаж завода. То, что он не слил масло с остальных трансформаторов, оказалось для них спасением — они не сгорели, сгорел всего один — тот, что был без масла. Из Донбасса подали напряжение переменного тока, а мостовые краны работали на постоянном. Уже не помню, в чем там было техническая проблема, но этот инженер собрал и соединил вместе в единую схему сварочные трансформаторы с выпрямителями и через них запитал краны, без которых демонтировать завод было невозможно.

Наши войска сбили немцев с левого берега, но Хортица осталась в руках немцев, и они оттуда обстреливали из минометов все, что шевелилось на левом берегу. Поэтому пришлось днем все оборудование развинчивать, а ночью подгонять вагоны и кранами их грузить. Инженер собрал все более-менее ценное оборудование, все двигатели, смотал весь кабель, все медные провода. Более того, он выяснил, что «цветники» (работники цветной металлургии) бросили Запорожский алюминиевый совершенно нетронутым, посему он перешел на алюминиевый завод и оттуда отгрузил в Новокузнецк (куда шла эвакуация Запорожского ферросплавного) все ценное — медь, электрооборудование и т. д. Он работал, пока немцы вновь не ворвались на левый берег, в результате он не успел забежать домой за вещами и ушел из города в чем был. Но зато в Новокузнецк на строящийся ферросплавный завод из Запорожья прибыло 79 вагонов отправленных им грузов.

Он добрался до Москвы, до наркомата черной металлургии, но наркомат уже был в эвакуации, оставленный в здании дежурный приказал ему ехать в Новокузнецк. Инженер пошел на вокзал, но на тот день билеты были только в жестких вагонах, а он неимоверно устал, посему взял билет в спальный вагон на следующий день. А когда назавтра его поезд отъехал от Москвы, то вскоре на насыпи они увидели пассажиров вчерашнего поезда — немецкая авиация его разбомбила, и их тела еще не были захоронены.

В Новокузнецке он включился в строительство Кузнецкого завода ферросплавов как главный энергетик, дав очень ценное предложение. Ферросплавные печи на Запорожском ферросплавном были печами Миге — однофазными. Это был уже вчерашний день техники, современными на тот момент были трехфазные печи, вот инженер и предложил строить именно такие печи, поскольку это давало возможность увеличить мощность строящегося завода при том же количестве печей почти вдвое. Но для этого нужны были трехфазные печные трансформаторы, а их в СССР не было, и построить такие трансформаторы было невозможно, поскольку трансформаторный завод тоже остался в Запорожье, и трансформаторной стали не было. И тогда этот инженер предложил перемотать имевшиеся однофазные печные трансформаторы в трехфазные своими силами. Соблазн резко увеличить производство ферросплавов был велик, но и риск был велик — инженер предлагал в условиях строящегося завода сделать то, что можно делать только на специализированном предприятии. Если после его перемотки трансформатор сгорит при включении, то не будет ни вдвое больше ферросплавов, ни сколько-нибудь вообще. Тем не менее, согласие дали, и он начал эту переделку, одновременно руководя как главный энергетик монтажом вообще всего энергетического оборудования завода.

Такие бытовые оценки. Он почти не покидал завод, но ему дали место в общежитии. Пайки были маленькие, но ему в виде премии давали водку, которую он хранил в своей комнате, чтобы в воскресенье обменять ее на продукты. Костюм у него был единственным, поэтому раз в неделю он стирал его в цехе в ведре бензина, чтобы смыть масляные пятна, сушил и более-менее чистым выходил в город. И вот однажды он понес на рынок менять водку, и выяснилось, что в бутылке вода, и его чуть не прибили за обман. Оказывается, его мерзавец-сосед каким-то образом выпивал водку и заливал бутылки водой…

Наконец, к июлю 1942 года первая печь Кузнецкого ферросплавного была готова к пуску. Вообще-то это всегда было очень торжественным случаем, на который съезжалось все начальство и не только заводское, но и областное. А тут инженер уже готов включить печь, а возле нее никого, кроме рабочих. Все начальство сбежало с завода! А вдруг перемотанный трансформатор сгорит при включении? Если ты, начальник или специалист, тут был, то виноват, а если не был, то тоже виноват, но вроде как-то не так — дескать, если бы срочные дела не отозвали, то уж я бы, мудрый руководитель и инженер, аварии не допустил.

Инженер расставил электриков к рубильникам с приказом, чтобы они по его крику немедленно размыкали схему (все же нагрев обмоток трансформатора даже при коротком замыкании требует какого-то времени), и включил масляный выключатель. Трансформатор ровно загудел… Все получилось!

И через полчаса сбежалось все начальство, которое издалека следило за ситуацией, и начало друг друга поздравлять, писать представление к орденам. Но, правда, и этого инженера наградили, причем боевым орденом — «Красной Звезды». А это по меркам 1942 года была очень высокая награда. Достаточно сказать, что мой отец, призванный 23 июня и принявший первый бой уже 28 июня 1941 года, тяжело раненый при обороне Одессы, участник второго этапа Московской битвы, участник Сталинградской битвы, свой первый орден, именно этот — «Красной Звезды» — получил только тогда, когда на Курской дуге в 1943 году поставил минное поле радиоуправляемых фугасов и лично взорвал его под немецкой атакой. Но то, что сделал этот инженер, этого ордена, безусловно, достойно.

Однако я хотел подчеркнуть не только это, я хотел обратить внимание на то, что, как только возникает рискованная ситуация, бюрократы мигом разбегаются с места события, надеясь этим снять с себя ответственность за возможные негативные последствия.

Так случилось и в моем случае с силикобарием.

Для чего наука несколько лет плавила его в полупромышленной печи? Чтобы потом выплавлять его в промышленной. И вот подошло время это сделать, наступил «момент истины» — где оказалась эта наука? Вот то-то!

Дата добавления: 2015-08-18