Коринфский ордер

А. Габричевский

5 =

ч> о С =1

В прошлой лекции я вам дал об­щую характеристику ионического ор­дера в пределах греческой классиче­ской архитектуры. Сегодня мне предстоит перейти к третьему орде­ру, имеющему чрезвычайно важное значение, а именно к коринфскому.

Коринфский ордер в классиче­ской Греции, т. е. до IV в. до н. э., не привел еще к новой системе в архитектуре. Даже Витрувий, жив­ший, как вы знаете, в I в. до н. э., характеризует в своем трактате ко­ринфский ордер как отличающийся от ионического только своей капи­телью, т. е. он указывает на то, что и колонна, и база, и весь антабле­мент в коринфском ордере те же са­мые, что и в ионическом.

Это говорит о том, что коринф­ский ордер как целая система, оп­ределяющая образ постройки, сло­жился не в классическую греческую эпоху, а позднее. Тем не менее уже в Греции в классическую эпоху, т. е. до IV в. включительно, мы имеем отдельные примеры коринф­ской капители. Эти примеры очень немногочисленны, тем не менее ка­кой-то новый принцип мышления, новый принцип выразительности и новые пластические возможности наметились для этого третьего ор­дера еще в греческую классическую эпоху. Рекомендую вам прочитать у Витрувия миф о возникновении это­го ордера. Вот его краткое содер­жание. Умерла девушка. Ее похо­ронили и на могилу поставили кор-

зину, в которую положили игрушки и другие ее любимые предметы. Корзину, чтобы ее содержание не расхитили, покрыли кирпичной пли­той. Случилось так, что корзину ус­тановили на растении — аканфе, и когда юноша, возлюбленный этой де­вушки, пришел через некоторое вре­мя на ее могилу, он увидел, что вок­руг корзины разрослись листья акан-фа, и те листья, которые подошли к плите, покрывавшей корзину, изог­нулись под тяжестью этой плиты.

Этот миф чрезвычайно харак­терен, так как указывает на живое, органическое содержание, которое вкладывалось в формы коринфского ордера. Сейчас вы на улице на каж­дом шагу можете увидеть коринф­ский ордер, но в очень редких слу­чаях обнаружите ту органичность роста листьев по отношению к лежа­щей на них нагрузке, о которой рас­сказывает Витрувий.

В процессе создания элементов ордера греки очень многое заимство­вали у народов, живших на восто­ке и юге, с которыми они так или иначе были связаны. Форма коринф­ской капители тоже по существу не была выдумана греками. Историю возникновения коринфской капители можно проследить далеко за пре­делами классической античной Греции.

Как вы знаете, капитель — го­лова колонны — является перехо­дом от ствола к нагрузке на опо­ры. Этот переход от тяжести к опо-

ре выражается в истории всей архи­тектуры двумя профилями, с кото­рыми вы уже отчасти знакомы. Один выражает более легкую, более активную форму поддержки, его мы называем «гуськом», другой, который характеризует большее напряже­ние,—„каблучком" и полувалом. Если взять все развитие капители как пластической формы, которая выражает передачу нагрузки, то можно увидеть оба эти типа. Вы увидите, что дорическая капитель целиком построена на этом прин­ципе. Абака лежит на четвертом вале — на эхине, который может иметь самые различные профили, но сущность которого заключается именно в этом. А другой тип, более легкий, который закрепился в слова­ре позднейших систем ордеров, как „гусек", тоже имеет очень древнее происхождение. Вот эта форма под­держки и легла в основу коринф­ской капители. Уже в Египте имел­ся целый ряд образцов такой коло-колообразной формы капители, кото­рую можно проследить на протяже­нии всей истории архитектуры. Эту форму греки, по-видимому, в V в. и переработали в новый тип — ко­ринфской капители.

Итак, в основе коринфской ка­пители лежит колокол или корзина. Еще в египетских образцах путем применения плоского рисунка эта капитель истолкована в формах рас­тительного мира. На некоторых ка­пителях в Египте имеется такой

узор: два ряда широких листьев, затем, постепенно облегчаясь, идут более узкие листья, которые сильнее изгибаются под большой нагрузкой. Египтяне дали и другой вариант, который еще ближе к коринфской капители: над этим нижним рядом листьев они чередовали еще более крупные, которые явно заворачива­лись под тяжестью. Таким образом получились стоячие волюты, о кото­рых мы уже говорили прошлый раз.

Следовательно, греки в данном случае, как и в других ордерах, очень многое заимствовали с восто­ка. Но так или иначе коринфская капитель почти в завершенном виде появляется в конце V века. Витру-вий рассказывает, что создателем ее был Калимах, видевший ту сцену, о которой я говорил, и на основе ее создавший свою капитель. Калимах был не только архитектором, но, как большинство в то время, скуль­птором и живописцем. Кроме того, он был из Коринфа, а Коринф из­давна славился своей металлической техникой чеканки и литья, и неко­торые исследователи в том завер­шенном виде, в котором появилась капитель в V в., усматривают вли­яние техники обработки металлов. Очень возможно, что на окончатель­ную редакцию коринфской капите­ли (IV—V вв.) имели влияние ме­таллические изделия, но, конечно, дело не в этом. Нам интересен конструктивный принцип этой коло-колообразной, облегченной формы поддержки. Уже в V в. в Греции имелся ряд примеров такой ко­ринфской капители. Причем прин­цип по существу остается тот же. Например, в храме в Бассах, кото­рый вам, вероятно, знаком, довольно большая абака поддерживается на колоколе, и колокол, как всегда впоследствии, членится на три ря­да листьев. В Бассах мы имеем еще очень своеобразное отношение этих трех рядов. Внизу расположен ряд низких, приземистых листьев, а в верхней части колокола — третий ряд листьев, из которых вырастает этот завиток, называемый иногда усиками, иногда «шляхтером», и от этого завитка иногда ответвляются большие ростки, которые встречаются на середине капители и несут обык­новенно цветок или листик. Вот первичная схема греческой коринф­ской капители, которая имеется в храме Аполлона в Бассах.

Характерным для всей грече­ской обработки этой системы укра­шения является то, что именно вни­зу даны сильные, прочные элемен­ты, а кверху все облегчается. Затем в греческих примерах всегда видно, как естественно эти боковые, еще бо­лее легкие ростки отклоняются от главного. Изучая в этом семестре Рим, мы сможем наблюдать, как греческие приемы постепенно изме­няются, грубеют и систематизиру­ются. Характерная черта греческой трактовки этой колоколообразной капители заключается в том, что в ней всегда чувствуются объем ко­локола, явное разграничение коло­кола и его украшений. В римскую эпоху, а тем более в эпоху упад­ка — в средние века — часто мож­но заметить, что колокол вовсе про­падает за этой массой листьев. Листья вырабатываются прямо из куска камня, и мастер не чувству­ет этой основы.

При проектировании таких форм всегда нужно помнить о кон­структивной роли этой колоколооб­разной капители. Я очень рекомендую посмотреть на капитель памятника Лизистрата в Афинах, в которой очень ясно чувствуется ее проис­хождение от металлических форм. Памятник маленький, капитель сде­лана из очень жесткой породы. По­этому мастер мог трактовать ее дей­ствительно как настоящий скульп­тор. Если присмотреться, то увидите, как капитель замечательно тракто­вана, и обнаружите в ней все те черты, о которых я говорил. В ней под растительной оболочкой вы чувствуете колокол.

После классической греческой эпохи наступает эпоха эллинизма. В эту эпоху греческая культура да­леко распространилась за пределы Греции благодаря завоеваниям Алек­сандра Македонского. Она распро­странилась на ближайшие азиат­ские территории и на весь бассейн Средиземного моря. Здесь благода­ря соприкосновению с Востоком строгость выработанных в классиче­скую эпоху типов постепенно начи­нает утрачиваться. Границы между ионическим и дорическим ордерами начинают стираться. Крупные стро­ительные задачи, которые надлежа­ло разрешить зодчим, оформление больших площадей, где было очень много ордерных элементов — все это привело к смешению основных ордерных схем, выработанных в V в. Как в области языка, где на­чиная с V в. мы наблюдаем обра­зование общегреческого языка, в ко­тором сглаживаются диалектические различия, так и в области ордерной системы архитекторы начинают пользоваться ей чрезвычайно сво­бодно, соблюдая только основные конструктивные и выразительные свойства. Посмотрите на любой ин­терьер помпейского дома: в формах его капителей, антаблементов вы увидите смешанное применение тех различных форм, которые в класси­ческой Греции были связаны только с определенными образами храмов. Здесь этого нет. Отдельными эле­ментами целого комплекса пользу­ются очень свободно. Поэтому во всей эпохе эллинизма нельзя уста­новить строгой разницы между от­дельными ордерами. Только когда на фоне эллинизма стала образовы­ваться мировая Римская держава, которая начала вырабатывать свой новый архитектурный язык, воспри­няв все богатство архитектурных форм классики и эллинизма, тогда в Риме стал вырабатываться свой ка­нон, создаваться новые типы орде­ров. Таким образом, на базе грече­ского наследия вырабатываются но­вые типы ордеров, и здесь-то ко­ринфский вариант делается господ­ствующим. В то время как в клас­сической Греции дорика, затем ионика были господствующими ти­пами, в римскую эпоху для больших монументальных задач строительст­ва коринфский ордер является наи­более подходящим и наиболее вы­разительным. Поэтому, говоря о де­талях коринфского ордера, мы есте­ственно перейдем на почву Рима.

Как и на предыдущих лекциях, когда я говорил об ионическом и дорическом ордерах, бегло пройдем по основным его элементам. Начнем снизу. База коринфского ордера уже

полностью зафиксировалась. Вы пом­ните, насколько разнообразна была ионическая база в классической Греции. Были тысячи вариантов, и только исследователи сгруппирова­ли их в два типа — малоазиатский и аттический. Не то в Риме. Здесь благодаря склонности римской куль­туры к порядку, государственности, регламентации, точности появляют­ся элементы более строгой харак­теристики. Для коринфского ордера и почти для всех римских ордеров можно сказать, что единственной яв­ляется база аттического типа, т. е. с двумя валами между скоцией. Эта аттическая база является об­щепринятым типом, и в коринфском ордере она всецело господствует.

Ствол колонны коринфского ор­дера трактуется как у ионического: 24 каннелюры с дорожками между ними, причем если в греческой архи­тектуре имелось большое разнооб­разие в трактовке каннелюр — целый ряд различных кривых,— то в рим­ской архитектуре каннелюры прибли­жаются по своим очертаниям к ли­нии окружности и приобретают бо­лее сухой, канонический характер.

Основное, что было разработано римскими архитекторами в коринф­ском ордере, это капитель. Из тех самых различных, опять-таки очень индивидуальных форм коринфской капители, которые наблюдаются в классической Греции, в Риме посте­пенно начинает создаваться типиче­ская форма с колонной, наверху за­канчивающейся астрагалом. На астра­гале помещается колокол. Витрувий рекомендует делить колокол на три равных части для того, чтобы по­лучить три ряда листьев, которые размещаются вокруг. Первый ряд листьев, затем второй ряд. Из него вырастает третий, который превра­щается в усики или завитки, от ко­торых в середине идут два ответ­вления, сходящиеся в центре. В центре помещается розетка и вы­ше — абака.

Такова схема коринфской капи­тели, которая зафиксирована окон­чательно в римской архитектуре.

В плане абака имеет вогнутые края. Это первый пример, потому что все абаки в предыдущих орде­рах были прямоугольные.

На ранних ступенях развития архитектуры, особенно в Греции, листья капители (о чем повествует Витрувий) имели форму аканфа, т. е. сухого остролистого растения. Чем больше римская архитектура стремилась к сильным эффектам све­тотени, тем мягче и пышнее делают­ся эти формы. Листья аканфа заме­няются листьями оливы, более мяг­кими, с более мелкими членениями и иногда дубовыми листьями. Связь завитков с основным завитком -угловым, на котором лежит абака, приобретает все более и более схе­матический характер. Некоторая неправильность и живость сопряже­ния этих веток, которые были в греческой архитектуре, постепенно пропадают. Уже Витрувий рекомен­дует строго делить капитель на три-части. Но строгого разделения на три элемента не получалось. Как раз во взаимоотношениях и харак­тере этих трех элементов сказалось разное понимание роста в греческой архитектуре и в римской. В грече­ской очевидно резкое противопостав­ление мощной нижней листвы и

ажурной верхней, т. е. облегчение вверху. В римской, наоборот, диффе­ренциация этажей начинает сглажи­ваться. Тонкое чувство членений и роста начинает постепенно пропа­дать. Если с этой точки зрения проследить целый ряд капителей, вы сразу почувствуете это различие. Но основное различие между греческим и римским мышле­нием проявилось в характере верхних частей коринфского орде­ра — в антаблементе. Коринфский антаблемент, созданный римской архитектурой, отражает основные черты всей римской архитектуры. В его строении особенно сказался римский дух.

Греческий антаблемент весь целиком строился на облегчении кверху. Это противопоставление нагрузки и опоры, тяжести и поддер­живающих частей греками всегда разрешалось гармонично. Отдельные элементы настолько легко и свобод­но играли как будто бы незначи­тельную роль. В римской архитек­туре наблюдается большое утяжеле­ние верхних членений, а в самом карнизе очень богатое развитие под­держивающих частей. Это объясня­ется совершенно иным отношением римлян к тектонике. В то время как грек всегда разрешает конфликт между тяжестью и ростом в пользу роста, римлянину хочется показать, что для того, чтобы поднять огром­ную тяжесть, необходимы огромные усилия, как будто бы римлянин прежде всего хочет произвести на зрителя впечатление силы. Весь римский карниз построен на этом. В каждой части он старается под­черкнуть ее несущую функцию, что­бы показать, какую колоссальную силу нужно приложить, чтобы про­тивостоять действию верхнего груза.

В римской конструкции огром­ное развитие получила стена, а в связи с этим и арка, которая явля­лась господствующей конструктив­ной формой; и очень возможно, что этот интерес к нагруженности, к большому развитию нагружающих частей передался и на ордер.

Нужно сказать, что коринфские колонны большей частью поддержи­вали карниз ионического типа, т. е. тот карниз с зубчиками, с довольно скромной выносной плитой, о кото­ром мы говорили. Римляне значи­тельно развили схему карниза, вве­дя в нее элементы дорического и ионического ордеров. Они создали коринфский карниз, которого в клас­сической Греции не было, но в Риме он делается каноническим и получает очень широкое применение.

Для того чтобы рассмотреть типический римский карниз, нам придется разбить его на основные элементы. Сразу видно, что вся верхняя часть играет главную, пре­обладающую роль в римской архи­тектуре. Отчасти это объясняется тем, что римские здания были ог­ромных масштабов. Поэтому есте­ственно, что выносная часть рас­сматривается снизу и должна полу­чить горизонтальное развитие.

Римский архитрав имеет очень развитое венчание в форме доволь­но крупного каблучка с полочкой, которая большей частью бывает покрыта богатой порезкой. Затем между всеми тремя поясами архи­трава имеется сильно развитая про­межуточная часть, большей частью

украшенная орнаментом — шнуром перлов. Характерно, что при члене­нии этих трех поясов римляне под­черкивают увеличение кверху: ниж­ний пояс меньше, второй — боль­ше, третий — еще больше.

Кроме того, нужно отметить еще одно интересное явление. Если в ионическом ордере вертикали вы­носной плиты имели часто некото­рый наклон, создающий выступ верхней части, то в римской архитек­туре наблюдается обратное — каж­дый пояс архитрава спрофилирован с некоторым завалом. Здесь рим­ский зодчий как будто бы не толь­ко не борется с перспективным сок­ращением, но хочет его подчеркнуть сильнее.

Таков обыкновенно римский ар­хитрав—увеличение кверху, а не книзу, увеличение тяжести. Затем очень характерно то, что для каж­дого элемента дается еще одна под­держивающая деталь, которая под­черкивает нагрузку.

Идущий вслед за архитравом фриз бывает различных видов и часто покрывается узором. Для не­го характерна ярко выраженная пластика. Часто наблюдаются вы­пуклые формы, сделанные для то­го, чтобы подчеркнуть динамику, контраст между нагрузкой и опо­рой.

Карниз гораздо сложнее, чем в других ордерах. В верхней части имеет обычную симу, но сима эта очень сильно развита и поэтому нуждается в поддержке. От симы идет каблучок с полочкой, который ее поддерживает. Затем — вынос­ная плита, которая благодаря чрез­вычайному разнообразию окружаю­щих элементов начинает терять в римском карнизе свое главенствую­щее значение. Это выносная плита, но она теряет свое решающее кон­структивное значение. Она еще раз поддерживается каблучком и затем в типичном коринфском ордере сис­темой консолей, которые в профиле имеют форму валюты. Эти консоли часто называются модульонами. Мо-дульны, которые имеют форму ба­лясины, по существу не что иное, как развитые мутулы дорического ордера. Римские и эллинические зод­чие использовали этот мотив как новый, ярко выраженный поддержи­вающий элемент.

Но этого римскому зодчему ма­ло. Всю эту систему он поддержи­вает еще четвертым валом, по большей части украшенным ионика­ми, и переходит к форме, заимст­вованной из ионического ордера, к зубчикам, которые здесь потеряли свое конструктивное значение, а утилизируются как новый декора­тивный элемент. И только после этого мы имеем переход к фризу.

Как видите, этот колоссально развитый карниз, в котором грани­цы между его основными элемента­ми часто даже стираются, выража­ет основные черты римской идеоло­гии, о которой я говорил. Зубчики иногда опускаются, иногда тракту­ются гладко, но во всех случаях этот карниз делается типичной фор­мой почти для всей римской архи­тектуры. Вы можете найти в рим­ской архитектуре колонны любого ордера, поддерживающие такой карниз. В римской и эллинической архитектуре такой строгой связи между карнизом и -отдельными эле-

ментами ордера уже нет. Логика сохранилась в отношении основных элементов антаблемента, но строгая связь того или иного лада с дан­ной колонной, с данным карнизом в эпоху Рима и эллинизма утра­тилась. В том же Колизее можно встретить дорический ордер, над ко­торым карниз примерно такого ти­па, хотя дорический ордер более строгий. Но большая подробная разработка поддерживающих частей имеется налицо во всех римских ор­дерах, независимо от того, какую колонну выбрали для данного зда­ния.

Таким образом в Риме господ­ствующую роль играет коринфский ордер, причем главное в нем -антаблемент и капитель. Наряду с коринфским ордером продолжают существовать и другие ордера, но все они преобразовываются и транс­формируются в новые варианты.

Вместо греческого классического дорического ордера в Риме выраба­тывается особый тип, сохранивший­ся до нас, главным образом, в ор­дерных аркадах театра Марцелла, Колизея и т. д. и имеющий, по-ви­димому, своим истоком ту систему, которую Витрувий называет тоскан­ским ордером. Это был какой-то очень древний вариант дорического ордера, рассчитанный, видимо, главным образом, на деревянное пе­рекрытие и имевший очень широкую расстановку колонн. Так его харак­теризуют Витрувий и все теорети­ки возрождения и по расстановке колонн относят к типу ареа-стиля.

Тут никаких точных правил ус­тановить нельзя, но скажу, что как и средний дорический тип, который сохранился в римской архитектуре, он имеет базу. Дорика получает базу опять-таки ионического ордера: Колонны большей частью не канне-лированные, а гладкие. Капитель трактуется совершенно иначе. Как правило, дорическая капитель рим­ского типа имеет чрезвычайно раз­витую абаку, которая имеет раз­витое венчание в виде каблучка с полочкой. Эхин зато сводится на нет: либо совсем прямой и узкий, либо имеет изгиб. Ремешки, харак­терные для классической Греции, на­чинают истолковываться как несу­щие части, очень часто трактуются в виде каблучков. Дорическая ко­лонна римского типа имеет еще, как правило, астрагал. Характерно, что дорическая капитель трактует­ся как вся система карниза. Сильно развитая абака вместе с венчающей частью производит впечатление выносной плиты карниза, а весь эхин трактуется как поддерживаю­щая часть. Между формами капи­тели и карнизными формами уста­навливается очень большое родство.

Необходимо еще остановиться на одном ордере, который в эпоху Возрождения был выделен в осо­бый тип — композитный или слож­ный, но в Риме являлся лишь ва­риантом коринфского. Создается и новый вариант капители, который являлся свидетельством универсализ­ма римской культуры. Римская ре­лигия в эпоху императоров включи­ла в себя религии всех покоренных народов, которые сочетались самым причудливым образом. Нечто ана­логичное представляет собой и ком­позитная капитель — яркий памят­ник римского синкретизма.

Имя Александра Георгиевича Габричевского украшало наш журнал на протяжении всего 1989 года. Публикации его работ выполнены по машинописным оригиналам к стенограммам, хранящимся у О. С. Северцовой, которая предоставила их любезно редакции. Из богатейшего сох­раненного ею архива Габричевского мы отобрали для читателей серию лекций о классической ордерной систе­ме в ее греческом варианте, предпослав им статью, яв­ляющую некое теоретическое введение в архитектуру.

Лекции по истории древнегреческой архитектуры читались Габричевским неоднократно до Великой Отече­ственной войны и после нее в Московском университете, Архитектурном институте, Всесоюзной академии архитек­туры и (с 1938 г.) в Академии архитектуры СССР аспи­рантам Основного факультета и Факультета архитектур­ного усовершенствования. Публикуемая нами серия лек­ций посвящена истории и анализу древнегреческих ор­деров и заканчивается в данном номере журнала статьей о коринфском ордере.

Копий публикуемых стенограмм нет, места чтения лекций частично датированы. Сохранившиеся даты (они охватывают март 1945 г.), концентрированность курса (лекции проводились дважды в неделю), содержание кур­са, излагающего не полную историю древнегреческой архитектуры, но лишь историю и анализ ордерной систе­мы, а главное — ссылка на проектные задания на тему

«каркас» и «стена», которые слушателям предстояло вы­полнить в текущем полугодии (№ 2, с. 81) позволяют заключить, что данные лекции читались в Архитектурном институте (а не в Академии архитектуры, как предложи­ла Е. Николаева, № 2, с. 85, примечание 1).

Именно в это время И. В. Жолтовский, художествен­ный руководитель института, учредил кафедру и курс «Введения в архитектуру», назначением которого было обучение студентов архитектурной графике, а во втором учебном году — первичным представлениям, лежащим в основе архитектуры, создаваемой с помощью либо каркасной, либо стеновой тектонической системы.

А. Г. Габричевскому подлежало дать студентам пред­ставление об обеих этих системах на высших, наиболее разработанных исторических образцах, для чего и читал­ся курс об ордерах Древней Греции, а затем об архи­тектуре Возрождения (стенограммы не сохранились). О чтении соответствующих лекций в 1945—47 гг. Габри­чевским и непосредственной связи курса истории и тео­рии архитектуры с курсом проектирования свидетель­ствует, в частности, Ю. Д. Хрипунов), работавший на кафере Введения в архитектуру и слушавший лекции Александра Георгиевича.

Мы предполагаем опубликовать в будущем еще не­сколько лекций Габричевского, которые подготавливают­ся к печати.

Дата добавления: 2015-08-18