Мистер Джером и духи

Милостивый государь!

В связи с тем, что м-р Джером К.Джером уже дважды выступил на Ваших страницах, Вы, быть может, благосклонно позволите мне не отстать от него. По его замечаниям я вижу, что он настроен скептически по отношению к фактам физических явлений Спиритизма. Но из каждого слова его статьи становится ясным, что он никогда не проверял указанных фактов и что, не считая моего собственного краткого изложения сути предмета, которое он прочитал в промежутке между двумя своими статьями, он совершенно не знаком с доказательствами и фактами. При таких обстоятельствах, чего стоит его несогласие во взглядах? Мнение столь умного человека, как он, имеет совсем иной вес, чем мнение первого встречного, если только этот последний не обладает действительным знанием в затронутой области. Выражаясь яснее, внимательно ли г-н Джером прочёл описание лабораторных опытов сэра Вильяма Крукса, данное им самим в период с 1871 по 1873 гг.? Прочёл ли он рассказ об исследованиях профессора Кроуфорда из Белфаста в период с 1915 по 1919 гг., составляющий два тома? Читал ли он о недавних опытах д-ра Жэле, которые были перепроверены и подтверждены сотнею французских учёных, специализирующихся в различных областях знания? Читал ли он труд профессора Шренк-Нотцинга, немецкого исследователя? Видел ли он книги знаменитого профессора Ломброзо и описание его двадцатилетней работы в этой области? Все эти материалы сопровождаются фотографиями. Обвиняет ли он всех этих выдающихся учёных в подделке фотографий, что было бы сделано ими без малейшей личной причины и воистину с реальным риском загубить свою научную репутацию? Если он не справлялся у этих авторитетов, тогда у него нет права так безапелляционно выражать своё отношение и высмеивать тех, кто изучал перечисленные работы. Если же, с другой стороны, он справлялся у этих авторитетов, и попрежнему остался скептиком, то склад его ума выше моего понимания. Мне кажется, что самая глупейшая теория, когда-либо изобретённая в человеческой голове, состоит в том, будто огромное число людей во множестве разных стран могли в течение семидесяти лет изучать этот вопрос, заявлять, что они лично добились вполне определённых и значительных результатов (причём иногда они проделывали свои опыты не в одиночку, но собравшись вместе) – и что всё это, тем не менее, оказалось невообразимым вздором и чьей-то злой шалостью. Может ли кто серьёзно попрежнему придерживаться теории подобной этой? Я наблюдаю, что противники движения всё более и более отходят от неё и начинают придерживаться альтернативной, но весьма противоречивой точки зрения, согласно которой это знание является запретным.

Цитируя несколько небольших примеров аномальных явлений, приводимых в моей книге, м-р Джером полностью их искажает, демонстрируя тем самым ту чрезвычайную неточность и небрежность, которые кажутся характерными для любого полемиста, нападающего на Спиритизм. Например, вспоминая о даме, путём автоматического письма описавшей ужасную катастрофу «Лузитании», м-р Джером замалчивает тот факт, что это писалось ею в тот момент, когда у нас были все основания считать, что катастрофа обошлась без человеческих жертв. В этом, собственно, и заключается суть этой истории. Опять же, описывая мой сон, в котором я говорю о Пьяве, он не упоминает того, что до этого момента я никогда не слышал такого названия и что, когда мною была сделана запись об этом сне, линия фронта там ещё не проходила. В этом, опять же, и заключалась вся соль рассказа. Что же касается довода, будто по факту левитации Хоума не следует доверять свидетельству таких трёх здравомыслящих и добросовестных мужей, как лорд Адайр, лорд Ситон и капитан Уинн, видевших всё это воочию, и только на том основании, что лжесвидетельства стоили жизни мнимым ведьмам в Средние Века, то я с трудом могу поверить, чтобы м-р Джером стал серьёзно поддерживать подобный довод. Кстати сказать, я довольно хорошо знаком с «историей колдовства» и могу заверить, что главной особенностью судебных процессов Средневековья была неграмотность и общая беспристрастность свидетелей, а отнюдь не их лжесвидетельства.

М-р Джером крайне озабочен желанием узнать, чт о есть наша «новая религия». Полагаю, он найдёт нечто очень похожее, если обратится на девятнадцать веков назад и изучит христианство от Христа. Там он прочтёт о точно таких же знаках и чудесах, которые мы называем сегодня «явлениями» или «феноменами»; там он прочтёт о «различении духов», каковое мы называем «ясновидением», и там же узнает о множестве нелепостей и искажений, которые, однако, не смогли помешать новому движению завоевать мир, и именно это, будучи преемником христианства, должен сделать Спиритизм. Однако на сей раз мы должны следить за тем, чтобы священный огонь не загасили формализм и вмешательство материализма. Я согласен с м-ром Джеромом в том, что мы на своём веку стали очевидцами ряда ужасных этапов человеческой истории. В то же время я уверен, во всей мировой истории не было ничего, что можно сравнить с бескорыстием и благородством поведения Британской империи в целом и всех британцев в отдельности – я говорю о том бескорыстии и благородстве, которые мы выказали в течение пяти лет этой страшной мировой войны.* Правда, что наше настоящее и будущее могут не соответствовать столь высокому уровню, но по крайней мере в военное время нация поднялась вся, без исключения, до необычайной степени духовного величия. Сам я вовсе не разделяю той точки зрения, будто Христос был бы способен стоять в стороне и наблюдать жестокость или насилие, не вмешиваясь. Вместо этого я предпочитаю верить, что он был среди нас, что он стал бы первым, кто пошёл на риск принять второе мученичество в защиту справедливости и свободы. Он внёс бы свой вклад в дело изгнания немцев из Бельгии с тою беззаветностью, с какой изгнал торговцев из Храма. Не могу принять бесцветного, бесчувственного, беспомощного прочтения его характера, предлагаемого некоторыми. Однако я уже достаточно сказал и не должен более перегружать Ваших гостеприимных страниц.

* Отдавать должное, так отдавать. Если говорить о бескорыстии в этой войне, то нельзя умолчать и о подвиге России, которая, верная своим союзническим обязательствам, в невыгодных для себя военных условиях, открыла второй фронт и, отвлекши тем на себя основные силы Германии, спасла Францию от окончательного разгрома. Ставки с самого начала были сделаны так, что выиграть в этой войне Россия ничего не могла, а могла лишь потерять. И она потеряла всё, когда в больной, изнурённой мучительной войною стране власть захватили тлетворные микробы – большевики. По своей сути это были полчища трусливых шакалов, дерзнувших всей массою наброситься на быка лишь после того, как он был изранен и обескровлен в ничейной схватке с тигром. Но после того, как он пал под их натиском, он уже не мог рассчитывать на пощаду. Не могла рассчитывать на пощаду и израненная Россия, попавшая в цепкие лапы большевиков. Россия потеряла всё. И когда весь мир сравнительно благоденствовал, она была лобным местом, была Голгофой, на которой распинали человеческий дух и убивали человеческую мысль. Вот цена благородства царской политики. Попрежнему прав Пушкин: в отношении России Европа всегда была столь же невежественна, сколько и неблагодарна. Всё это, впрочем, ни в коей мере не умаляет тех дифирамбов, которые наш автор поёт своему отечеству. (Й.Р.)

Ваш, и прочая,

Артур Конан-Дойль

«Ивнинг стандард»

Дата добавления: 2015-08-09