Обзор пути

На скале, вздымавшейся над моей головой, наполовину скрытый нависающим уступом, стоял Уил, уперев руки в бока и широко улыбаясь. Его фигура была какой-то странно нечеткой, но когда я прищурился и сосредоточил внимание, я смог разглядеть его лицо более ясно.

— Я знал, что ты обязательно придешь, — проговорил он, осторожно спустившись с уступа и спрыгнув на валун рядом со мной. — Я ждал тебя. — Не могу поверить, что это ты, — отозвался я. — Что с тобой случилось, когда ты исчез там, в Перу? Где ты был все это время?

Вместо ответа он жестом предложил мне сесть и сам уселся на камень рядом со мной.

—Я тебе все объясню, — заметил он, — но сначала я хотел бы узнать, что было с тобой. Что привело тебя сюда, в эту долину?

Я подробно и не торопясь рассказал ему об исчезновении Чарлин, о странной карте долины и о своей встрече с Дэвидом. Уил захотел узнать поподробнее, что именно поведал Дэвид, и я как можно точнее пересказал ему наш разговор с ним.

Затем Уил наклонился ко мне:

—Наверное, он говорил тебе, что Десятое пророчество посвящено постижению духовного возрождения на Земле в свете иных измерений?

— Да, верно, — согласился я. — И что же, это правда? Уил на минуту-другую задумался, а затем спросил:

—А что с тобой было после того, как ты оказался здесь, в долине?

—Мне сразу же начали являться всевозможные образы, — отвечал я. — Некоторые из них относились к прошлым историческим эпохам, но здесь, у озера, видения вернулись ко мне с новой силой. Я вновь ясно увидел и скалы, и водопад, и даже то, что меня здесь кто-то ждет, хотя тогда я еще и не подозревал, что это будешь ты.

—А какова была твоя собственная роль в этой сцене?

—Да ничего особенного. Я просто шел куда-то и созерцал.

—Значит, это была картина твоего будущего. Я покосился на него:

—Не думаю... сомневаюсь.

— Первая часть Десятого пророчества, как уже сказал тебе Дэвид, посвящена более полному постижению интуиции. В первых восьми человек воспринимает интуицию как нечто мимолетное, как оклик “внутреннего голоса”. Но по мере того как мы ближе знакомимся с этим явлением, нам удается яснее представить себе природу подсказок интуиции... Вспомни, что произошло тогда в Перу. Разве не интуиция открыла тебе картины того, что должно было произойти, видимые образы тебя самого и других в неком конкретном месте, образы людей, занятых разными делами? Разве не она привела тебя туда? Разве не благодаря ей ты узнал, когда именно тебе надо отправиться к Селестинским развалинам?

Здесь, в долине, все время происходит то же самое. Ты воспринял мысленный образ потенциального события — твоего прихода к этим водопадам и встречи с кем-то — и сумел воплотить совпадение в жизнь: ты нашел это место и встретил меня. Если бы ты просто проигнорировал этот образ или потерял веру в то, что тебе удастся отыскать водопады, ты упустил бы синхронистичность, и твоя жизнь так и осталась бы не слишком-то интересной. Но ты принял образ всерьез; ты удержал его в сознании.

— Помнится, Дэвид упоминал о том, что надо уметь управлять интуицией, — проговорил я.

Уил кивнул.

— А как же насчет других видений, — опять спросил я, — о сценах из прошлого? И как же быть с животными и птицами? Не говорится ли о них в Десятом пророчестве? Кстати, а ты сам видел Манускрипт?

Сделав резкий жест рукой, словно желая отмахнуться от моего вопроса, Уил отвечал:

— Во-первых, позволь мне рассказать о моем собственном опыте пребывания в ином измерении, которое я назвал бы Посмершием. Когда мне еще там, в Перу, удалось повысить свой уровень энергетики, в то время как вы все пережили страх и утратили свои вибрации, я оказался в мире невероятной красоты и четкости зримых образов. В сущности, я остался на том же месте, где и был, но все вокруг меня преобразилось до неузнаваемости. Мир стал сияющим и светящимся, таким, что я не в силах описать это. Долгое время я бродил в этом фантастическом мире, достигнув еще более высокого уровня вибраций, а затем обнаружил нечто еще более поразительное. Оказалось, что я могу по собственной воле перенестись в любую точку на нашей планете, стоит только мне мысленно представить ее. И я отправился в странствия в дальние края, о которых только мог вспомнить, пытаясь найти вас с Джулией и всех остальных, но мне нигде не удавалось отыскать вас.

Наконец я обнаружил в себе еще одну удивительную способность. Мысленно представив себе пустоту, я мог, покинув нашу Землю, перенестись в сферу чистых идей. Там я мог творить все, что пожелаю, стоило мне только представить это. Я создавал океаны и горы, живописные панорамы и долины, образы людей, наделенных всеми теми качествами, о которых я мечтал, всевозможные предметы... И любое из моих созданий представлялось столь же реальным, как и прочие явления на Земле.

В конце концов я понял, что такой искусственно сотворенный мир абсолютно нереален. Безграничное творчество не принесло мне внутреннего удовлетворения. И тогда я вернулся домой, на нашу планету, и задумался о том, что бы я хотел исполнить на ней. В тот момент я уже вновь обрел достаточную материальную плотность, чтобы беседовать с людьми, достигшими высокого уровня сознания. Я опять мог есть и спать, хотя не испытывал в этом никакой потребности. Наконец я понял, что забыл и утратил волнующее ощущение причастности к совпадениям. Став летучим, словно ветер, я посчитал было, что сохраняю внутреннюю причастность ко всему происходящему, но на самом деле, став слишком управляемым, я утратил чувство пути. На таком уровне вибраций очень легко сбиться с пути, ибо слишком велик соблазн взять и сотворить все по собственному усмотрению.

— И что же было дальше? — с нетерпением спросил я.

— Я постарался сосредоточиться, стремясь восстановить связь с Божественной энергией, подобно тому как мы, люди, обычно это делаем. И это и впрямь подействовало: уровень моих вибраций повысился еще больше, и я начал вновь улавливать голос интуиции. И тогда перед мои мысленным взором предстал ты.

— И чем же я был занят?

— Даже не помню, видение было слишком смутным. Но как только я вспомнил об интуиции и мысленно обратился к ней, я сразу же перенесся в некую новую сферу Посмертия, где мог видеть другие души и даже целые группы душ, и хотя я пока что не мог разговаривать с ними, я тем не менее почувствовал, что могу воспринимать их мысли и знания.

— А они, случайно, не открыли тебе Десятое пророчество? — спросил я.

Он тяжело вздохнул и посмотрел на меня так, словно вдруг услышал гром с ясного неба.

— Нет. Десятое пророчество никогда не было записано...

— Что-о? А разве оно не было составной частью Манускрипта?

— Нет.

— А оно вообще существует?

Еще бы; разумеется, существует. Правда, пока что за пределами земного измерения. Это Пророчество еще не явлено в материальном плане. Знание о нем существует только в Посмертии. И лишь тогда, когда на Земле появится достаточно тех, кто способен воспринять его откровение на интуитивном уровне, оно получит конкретную определенность в сознании людей, и кто-нибудь сумеет записать его. То же самое было и с первыми девятью пророчествами. В сущности, это удел всех духовных текстов, в том числе и самых знаменитых священных книг. Пророчество всегда поначалу возникает в Посмертии и лишь впоследствии обретает достаточную определенность в материальном измерении, что позволяет некоторым избранникам воспринять его и записать в виде некоего текста. Вот почему такие писания именуются боговдохновенными.

— Значит, именно поэтому до сих пор никому не удается воспринять Десятое пророчество?

Уил немного смутился.

—Даже не знаю. Той группе душ, с которой я общался там, оно, вероятно, уже известно, но я пока что не знаю этого наверняка. Мой уровень энергетики еще недостаточно высок для этого. Видимо, все дело в том страхе, который возникает в культуре, переходящей от плоского материального бытия к преображенной, духовной картине мира.

—Что же, по-твоему, Десятое пророчество уже готово открыться людям? — спросил я.

—Да, именно. Некоторые группы душ уже видят его приближение, и наш мир шаг за шагом познает его, приобщаясь к более высокому видению, исходящему от Посмертия. Однако таких душ должно быть гораздо больше, чтобы они смогли преодолеть страх и воспринять это пророчество, подобно первым девяти.

—А тебе известно, чему посвящена вторая часть Десятого?

—Да, особенно если вспомнить, что знание первых девяти явно недостаточно. Мы должны понять, как лучше воплощать это предназначение. Это понимание является результатом осознания особых связей, существующих между материальным измерением и Посмертием. Нам предстоит осознать процесс рождения и понять, откуда мы приходим в мир; это великая задача, которую человечество пытается решить на протяжении всей своей истории.

Тут меня внезапно осенила неожиданная мысль.

— Подожди минутку. Быть может, тебе удалось увидеть экземпляр Девятого пророчества? Что сказано в нем о Десятом?

Уил опять наклонился ко мне.

— Там сказано, что первые девять пророчеств описывают принцип духовной эволюции как на личном, так и на коллективном уровне, но реальное использование этих пророчеств, умение жить в соответствии с ними и исполнение своего предназначения требуют более полного осознания этого процесса, то есть знания Десятого пророчества. Именно это пророчество покажет вам реальность духовного преображения Земли не только с точки зрения земного измерения, но и с точки зрения Посмертия. Далее. Там сказано, что мы должны более ясно сознавать, почему эти измерения составляют единое целое и почему люди должны выполнить свою историческую задачу, и такое осознание, усвоенное культурой, со временем принесет желанные плоды. Упоминается там и о страхе; там говорится, что в то самое время, когда новое духовное пробуждение получит широкое распространение, в качестве реакции на него произойдет поляризация взглядов, которая найдет выход в оппозиции страха, стремящейся взять будущее под свой контроль с помощью новейших достижений науки и техники — достижений еще более опасных, чем ядерное оружие, — превосходящих все прежние открытия. Десятое пророчество и посвящено решению проблемы такой поляризации. — Он внезапно умолк и кивнул на восток: — Слышишь?

Я прислушался, но не смог расслышать ничего, кроме грохота водопада.

—Что именно? — переспросил я.

—Этот гул.

—Я уже слышал его. И что же это такое?

—Не могу точно сказать. Однако такой же гул слышен и там, в других измерениях. Души, которые я встречал там, весьма обеспокоены им.

Пока Уил говорил это, перед моим мысленным взором возникло лицо Чарлин.

— И что же, ты считаешь, что он как-то связан с этими новейшими технологиями? — обескуражено спросил я.

Уил ничего не ответил. Я заметил, что на лице его появилось странное, отсутствующее выражение.

—У подруги, которую ты ищешь, — неожиданно спросил он, — светлые волосы? И большие глаза... и открытый, пытливый взгляд, не так ли?

—Да, так и есть, — отозвался я.

—Я только что видел ее лицо.

Я с удивлением произнес:

—Я тоже.

—Что же нам делать? — встревожено спросил я. Уил придвинулся вплотную ко мне и опять коснулся ладонью моей поясницы.

—Мы должны участвовать в сотворении образов, посылаемых нам твоей подругой.

—А может, управлять ими?

—Да, именно, — согласился Уил. — Как я уже сказал, на более высоком уровне мы учимся распознавать интуицию и доверять ей. Нам всем хотелось бы, чтобы совпадения повторялись как можно чаще, но для большинства из нас осознание этого является полной неожиданностью, ибо нас окружают реалии культуры, по-прежнему оперирующей устарелым скептицизмом. В итоге мы утрачиваем и надежду, и веру. Однако главное, что нам все же удается понять, заключается в том, что когда наше внимание сосредоточено на изучении деталей возможного будущего, открывшегося нам, мы намеренно удерживаем этот образ где-то на грани нашего сознания, и, поскольку мы верим в него, все, что мы мысленно представляем себе, имеет больше шансов воплотиться в реальность.

—Значит, мы должны желать, чтобы это случилось, не так ли?

—Не совсем. Вспомни мой рассказ о посмертном измерении. Там каждый может свободно творить все, что ни пожелает, стоит лишь захотеть этого, но такое творение не в силах воплотиться в реальность. То же самое относится и к нашему земному измерению, только здесь все происходит гораздо медленнее. На Земле мы можем желать и творить все, что хотим, но полное воплощение этого в жизнь происходит лишь тогда, когда нам удается добиться того, чтобы наше внутреннее расположение совпадало с Божественным водительством. Лишь в этом случае мы можем воспользоваться собственной волей, чтобы приблизить потенциальное будущее. В этом смысле мы становимся сотворцами и соучастниками творящего Божественного промысла. Знаешь ли ты, каким образом осознание этого служит отправной точкой для Десятого пророчества? Мы учимся пользоваться видениями точно так же, как пользуются ими души, пребывающие в Посмертии, и когда мы действуем таким образом, мы вступаем в своего рода резонанс с тем измерением, объединяя таким образом Небо и Землю.

Я кивнул, полностью соглашаясь с ним. Сделав несколько глубоких вздохов, Уил сильнее надавил мне на поясницу и велел настроиться на восстановлении черт лица Чарлин. Несколько мгновений я не чувствовал ровным счетом ничего, но затем внезапно ощутил прилив энергии, буквально швырнувшей меня вперед и понесшей с невероятным ускорением.

Я летел с фантастической скоростью по какому-то туннелю, переливавшемуся всеми цветами радуги. Пребывая в полном сознании, я удивился, что совершенно не испытываю страха; вместо него во мне возникло чувство узнавания, радости и покоя, словно я уже бывал здесь прежде. Когда же мой полет наконец закончился, я обнаружил, что пребываю в потоке теплого, сияющего света. Взглянув на Уила, я заметил, что он стоит слева и чуть позади от меня.

— Ну вот мы и прибыли, — с улыбкой произнес он. Странно: его губы оставались неподвижными, но я совершенно ясно слышал его голос. Затем я обратил внимание на очертания его тела. Вид у него был почти такой же, как и прежде, разве что теперь он буквально излучал сияние, исходившее изнутри.

Протянув руку и попытавшись было дотронуться до него, я заметил, что и мое тело стало точно таким же. Прикоснувшись к его руке, я почувствовал, что ее окружает некое поле толщиной в несколько дюймов — странное поле, заметное даже на глаз. Нажав посильнее, я, как ни странно, не смог проникнуть сквозь этот энергетический кокон; все, чего я добился, — это оттолкнул его тело немного назад.

Уил так и покатился со смеху. Он излучал такое доброе веселье, что я тоже не смог удержаться от смеха.

—Забавно, не правда ли? — полюбопытствовал он.

—Да это куда более высокий уровень вибраций, чем там, на Селестинских развалинах, — оправдываясь, буркнул я. — А тебе известно, где мы находимся?

Уил промолчал, оглядываясь по сторонам. Мы очутились в некоем пространственном измерении, у которого должны были быть и верх, и низ, но мы повисли в нем абсолютно неподвижно. Ни горизонта, ни каких-либо ориентиров не было и в помине. Свет бесконечным потоком разливался во все стороны.

Наконец Уил проговорил:

—Это наблюдательный пункт; я уже бывал здесь, когда впервые увидел твое лицо. Кроме меня, здесь были и другие души.

—И чем же они были заняты? — спросил я.

—Созерцанием душ, оказавшихся здесь после своей смерти.

—Что-о? Ты что же, хочешь сказать, что сюда люди попадают после смерти?

—Именно.

—Тогда почему же мы сюда попали? Выходит, с Чарлин что-то случилось?

Уил повернулся ко мне лицом:

— Нет; думаю, что нет. Вспомни, что случилось со мной, когда я впервые увидел твое лицо. Я побывал во многих местах, пока наконец мы не встретились у этого водопада. Видимо, нам предстоит увидеть здесь нечто важное, прежде чем мы сможем отыскать Чарлин. Давай-ка подождем и посмотрим, как будут вести себя эти души. — Он кивнул налево, где в этот момент прямо перед нами, на расстоянии каких-нибудь тридцати футов, материализовались несколько существ, очень похожих на людей.

Первой моей реакцией на их появление было настороженное выжидание.

— Послушай, Уил, а откуда мы знаем, что они настроены дружелюбно? А что, если они попытаются захватить нас, ну, или что-то в этом роде?

В ответ Уил смерил меня строгим взглядом:

—А как ты узнаешь, когда кто-нибудь на Земле пытается подчинить тебя своей воле?

—Я сразу же замечу это. Я могу заявить, что данный человек стремится манипулировать мной.

—Так. А что еще?

—Я замечаю, что он забирает у меня энергию. Ну, словом, чувствую спад, слабость, теряю контроль над собой.

—Верно. Те, кто поступает так, не следуют пророчествам. Видишь ли, эти принципы являются обоюдосторонними.

Когда эти существа полностью материализовались, я был начеку. Однако очень скоро я ощутил волну энергии любви и участия, исходившую от их тел, которые излучали светло-янтарное сияние, вибрируя и покачиваясь перед нами. Лица их явно имели человеческие черты, но мне никак не удавалось вглядеться в них. Я даже не мог разобрать, сколько именно душ материализовалось перед нами. На какой-то миг мне показалось, что их три или четыре, затем я подумал, что их шесть, потом — три; они постоянно ускользали от пристального взгляда. Короче, они выглядели этаким одушевленным облачком светлого янтаря на фоне ослепительно белого сияния.

Через несколько минут рядом с ними начало материализовываться какое-то другое существо, очертания которого были более ясными и четкими, являя собой светящееся тело, почти такое же, как у нас с Уилом. Вскоре мы заметили, что это был мужчина средних лет; вид у него был явно растерянный, но затем, заметив группу душ по соседству, он успокоился и расслабился.

К своему удивлению, я обнаружил, что могу воспринимать его мысли и чувства, стоит мне только сосредоточиться на нем. Уил сказал, что тоже ощущает ответную реакцию пришельца.

Вновь сосредоточившись на нем, я заметил, что, несмотря на чувство любви и участия, буквально разлитое вокруг, он пребывает в состоянии шока, будучи потрясен осознанием своей внезапной смерти. Ведь всего несколько минут назад он бежал трусцой и, пытаясь взбежать по склону пологого холма, перенес обширный инфаркт. Боль продолжалась всего несколько секунд, и вот теперь, покинув свое тело, он висел в пространстве, наблюдая со стороны за близкими, бросившимися ему на помощь. Вскоре прибыла бригада медиков, и они упорно пытались привести его в чувство.

Сидя возле своего тела в амбулатории, он с ужасом услышал грозную весть: главный врач объявил его умершим. Бедняга попытался было заговорить, но его никто не слышал. Врач сообщил своим коллегам, что сердце покойного буквально разорвалось и что спасти его было просто невозможно...

Одна часть души смирилась с непоправимым, другая решительно противилась этому. Разве могло такое случиться, что он умер?! Он взывал о помощи, но через миг очутился в том же самом туннеле, переливающемся всеми цветами, который и привел его сюда. Насколько мы могли заметить, он постепенно начал замечать вокруг себя другие души и направился к ним, отдаляясь от нас и все больше становясь похожим на них.

Но затем он внезапно остановился и двинулся обратно, к нам. Перед нами возникло видение какого-то офиса с графиками на стенах и множеством компьютеров, за которыми работали какие-то люди... Все выглядело вполне реальным, разве что стены были полупрозрачными, так что мы могли видеть все происходящее внутри, да еще небо над офисом было не голубым, а какого-то странного оливкового цвета.

— Он предается самообману, — проговорил Уил. — Мысленно воссоздает офис, в котором еще недавно работал там, на Земле, пытаясь уверить себя, будто он не умер. Между тем души приблизились; среди них постоянно появлялись все новые и новые, так что их набралось несколько дюжин. Они, сияя янтарным светом, неизменно ускользали от взгляда. Они явно посылали этому человеку импульсы любви и какую-то информацию, которую мне почему-то не удавалось понять. Постепенно этот виртуальный офис начал бледнеть и вскоре совсем исчез.

Наконец незнакомец смирился, и на лице его появилось выражение покорности; он вновь направился к душам.

— Давай пойдем за ним, — услышал я слова Уила. В тот же миг я вновь почувствовал, что к моей пояснице прикоснулась его рука, или, лучше сказать, энергия его руки.

Как только я внутренне согласился на его предложение, мы приблизились к душам, ставшим теперь куда более различимыми. Лица у них были сияющими, как у нас с Уилом, но руки и ноги, не имевшие ясных очертаний, представляли собой сплошные лучи света. Теперь я мог смотреть на эти существа четыре-пять секунд, прежде чем они ускользали, и мне приходилось искать их вновь.

Я знал, что группа душ, а также только что умерший мужчина напряженно вглядывались в ослепительно яркую световую точку, приближавшуюся к нам. Точка внезапно раскрылась, превратившись в мощный луч сияния, заполнившего все и вся. Не в силах смотреть на него прямо, я отвернулся, следя за силуэтом мужчины: он наблюдал за сияющим лучом спокойно, без всяких помех.

Мне вновь удалось уловить его мысли и чувства. Свет заполнил его поистине непередаваемым ощущением любви и умиротворения. По мере того как это ощущение овладевало им, его Видение и способность восприятия мира расширялись все более и более, до тех пор, когда он смог взглянуть на свою только что окончившуюся жизнь с более широкой и детальной точки зрения.

Прежде всего ему предстали образы и обстоятельства, связанные с его рождением и детством, проведенным в семейном кругу. Итак, он, Джон Дональд Уильямс, родился в обычной семье. Его отец не отличался особым интеллектом, а мать постоянно находилась в отъезде, будучи занята всевозможными общественными делами. Джон рос, предоставленный самому себе; он был заносчив и дерзок, горя желанием доказать миру, что он блестящий ум, способный сказать новое слово в науке, особенно в математике. В двадцать три года он уже получил степень доктора физико-математических наук и преподавал в четырех престижных университетах, прежде чем поступить на службу в министерство обороны, а затем — в одну частную корпорацию, занимавшуюся энергетикой.

Видимо, совершенно не заботясь о собственном здоровье, он сам довел себя до трагического финала. Долгие годы питаясь на скорую руку и не зная физических нагрузок, он заработал грозный диагноз: хроническая сердечная недостаточность. Он бросился наверстывать упущенное, но чрезмерно насыщенные занятия оказались для него фатальными. Он умер от инфаркта в возрасте сорока восьми лет.

В этот момент мысли Уильямса перенеслись на другое, и его начали обуревать горькие эмоциональные мучения и сожаления о прежней жизни. Он понял, что уже в детские годы его семье пришлось испытать на себе врожденную склонность его души к заносчивости и высокомерию, придававшими ему чувство уверенности в себе. Главным его оружием были насмешка, желание унизить других, издевки над их способностями, личные колкости. И вот теперь он сознавал, что рядом с ним находились наставники, способные помочь ему преодолеть это чувство неуверенности. Все они в нужную минуту всегда появлялись рядом с ним, указывая ему другой путь, но он упорно игнорировал их.

Вместо этого он упрямо продолжал следовать своим узким путем. Между тем ему встречались знаки, указывавшие, что пора начать относиться к своей работе более основательно, без спешки. В его исследованиях по разработке новых технологий ему то и дело встречались трудности и препятствия, на которые он попросту не обращал внимания. Он позволял своим коллегам “подпитывать” его всевозможными новыми теориями и некими неведомыми физическими принципами, не поинтересовавшись даже, откуда они заимствованы. Правда, все они работали вполне успешно, и это единственное, о чем он заботился, поскольку такие новшества неизменно вели к успеху, признанию, славе. Он опять поддался прежнему искушению — жажде признания... “Боже мой, — подумал он теперь, — я опять пал точно так же, как и прежде...”

Тут его мысли перенеслись к новому видению, на этот раз из более далекого прошлого. Он очутился в девятнадцатом веке в предгорьях южных Аппалачей, в военном лагере... В большой палатке над военной картой склонились несколько человек. На стенах палатки, мигая, горели масляные лампы. Полевые командиры собрались на военный совет: надежд на мирный исход не осталось. Война была неизбежной, и строгие законы военного искусства требовали начать наступление, и немедленно.

Уильямсу, бывшему тогда одним из двух адъютантов командующего, пришлось противостоять всем остальным членам совета. Он сразу понял, что выбора у него нет, а неподчинение сразу же положило бы конец его военной карьере. К тому же, подумал он, ему не удалось бы переубедить остальных, даже если бы он того хотел. Наступление было неизбежным, как и последнее решающее сражение с индейцами в ходе восточной кампании.

Совет прервал дежурный, явившийся к генералу. Кто-то из местных хотел немедленно сообщить важную весть командующему. Заглянув через откинутую дверь палатки, Уильямс увидел испуганную белую женщину лет этак тридцати. В глазах ее стояли слезы отчаяния. Впоследствии он узнал, что это была дочь миссионера; она явилась в качестве парламентера от туземных индейцев, предлагавших белым мир. Ради того чтобы передать это предложение, она поспешила сюда, рискуя жизнью.

Увы, генерал отказался принять ее и так и не вышел из палатки, несмотря на все ее мольбы, и наконец приказал выпроводить ее из лагеря под конвоем, не зная и не желая знать о том, с чем же, собственно, она пришла сюда. Уильямс промолчал и на этот раз. Он отлично знал, что командующий подвергался сильному нажиму со стороны правительства и дал обещание очистить этот регион для хозяйственного освоения белыми. Война была неизбежной, поскольку верх взяли сторонники силового решения и их политические союзники. Им казалось, что недостаточно позволить поселенцам и туземным индейцам совместными усилиями создавать новую, пограничную, культуру. Нет, по их мнению, необходимо любой ценой создать новое будущее в интересах тех, кто способен установить стабильный мир и порядок. Они считали, что предоставить малому народу самому участвовать в решении своей судьбы опасно и совершенно недопустимо.

Уильямс понимал, что война на истребление была заветной мечтой железнодорожных и угольных магнатов, а также недавно возникших нефтяных компаний, стремившихся во что бы то ни стало обеспечить себе спокойное будущее. И единственное, что ему оставалось, — это держать язык за зубами и не мешать сильным мира сего. Так он и поступал, хотя внутренне противился этому, — в отличие от второго адъютанта генерала. Он сразу же вспомнил, что среди его коллег в палатке находился невысокий, слегка прихрамывавший офицер. Никто не знал, почему он вдруг стал прихрамывать. С ногой его все было в порядке. Он был ужасным подхалимом. Он знал о существовании тайных картелей, всегда восхищался ими и страшно хотел вступить в их ряды. Однако этим дело не ограничилось.

Этот человек, как и генерал и прочие сторонники войны, боялся туземных индейцев и хотел изгнать их с родных мест не только потому, что индейцы препятствовали активному экономическому освоению этих территорий, грозившему их землям опустошением и разорением. Эти люди опасались индейцев еще и потому, что те обладали некими пугающими и в то же время глубинными знаниями, известными лишь немногим старейшинам, знаниями, которые сквозили во всех аспектах их культуры, призывая агрессоров измениться и вспомнить другое Видение будущего.

Уильямс выяснил, что дочь миссионера устроила даже встречу великих колдунов-целителей в качестве последней попытки достичь согласия и найти слова для того, чтобы сформулировать исконные ценности и выразить свое Видение мира, так быстро и жестоко оборачивающегося против них. В глубине души Уильямс сознавал, что женщину просто необходимо было выслушать, но так и не проронил ни слова и не вмешался, когда генерал одним кивком головы отверг всякую возможность прийти к согласию и отдал приказ начинать сражение... Затем мы увидели, что поток воспоминаний увлек Уильямса в дебри густых лесов, на место битвы. Передовой отряд кавалерии внезапно перешел в атаку. Индейцы держали оборону, атакуя кавалеристов-поселенцев с флангов. Недалеко от поля битвы, в скалах, прятались высокий мужчина и хрупкая женщина. Мужчина был молодым ученым, конгрессменом, оказавшимся здесь в качестве наблюдателя, весьма обеспокоенного опасным соседством с полем боя. Все шло совсем не так, как он ожидал. Его интересы были чисто экономическими, и он понятия не имел о таких жестокостях. Он приехал сюда, движимый убеждением, что белым и индейцам вовсе не обязательно воевать, что экономический подъем в регионе будет способствовать активному сближению и даже интеграции обеих культур.

Рядом с ним к камням припала молодая женщина, которую мы только что видели возле палатки командующего. Тогда она была вне себя от отчаяния. Она прекрасно сознавала, что ее усилия оказались бы вовсе не тщетными, если бы сильные мира сего послушали ее и сделали все возможное для предотвращения этой бойни. “Но я не оставлю борьбы до тех пор, — говорила она себе, — пока это насилие не прекратится”. Она то и дело повторяла:

— Этому можно помочь! Этому можно помочь!

Неожиданно прямо напротив них на склоне появились два всадника, преследовавших индейца. Сосредоточившись, я попытался разглядеть, кто это мог быть, и узнал в индейце сердитого вождя, явившегося мне в видении, когда я беседовал с Дэвидом в его палатке, — того самого вождя, который резко выступил против мирных предложений женщины. Вскоре я увидел, как вождь, быстро обернувшись, поднял лук и послал стрелу прямо в грудь одного из преследователей. Другой всадник, соскочив с коня, бросился на индейца. Завязалась жестокая битва, и в конце концов длинный нож солдата вонзился прямо в горло краснокожего. Из рваной раны рекой хлынула кровь.

Наблюдая за этой бойней, перепуганный экономист упрашивал женщину бежать вместе с ним, но она жестом велела ему замолчать и взять себя в руки. Тогда Уильямс впервые увидел за деревом старого индейца-целителя, черты которого упорно ускользали от его взора. А через минуту на склоне появился целый отряд кавалерии; солдаты вели беспорядочную пальбу. Их пули сразили и мужчину, и женщину. Та же участь постигла и старого индейца, с улыбкой взиравшего на происходящее вокруг.

Затем мысли Уильямса перенеслись на холм, возвышавшийся над полем битвы. На его вершине стоял незнакомец, наблюдавший за сражением. Он был одет в одеяние из оленьих шкур и вел под уздцы вьючного мула; по-видимому, это был горец. Отвернувшись, он начал спускаться с холма по противоположному склону, направляясь в сторону озерка и водопадов, и вскоре исчез из виду. Я был поражен этим зрелищем: жестокое сражение происходило здесь же, в священной долине, чуть южнее водопада.

Когда я опять взглянул на Уильямса, он был в ужасе от зрелища ужасного кровопролития. Теперь он понимал, что его бездействие во время войны с индейцами во многом обусловило обстоятельства и надежды его последующей жизни, но, как и прежде, не испытал духовного пробуждения. Теперь он вновь встретился с тем самым конгрессменом, погибшим в битве вместе с несчастной, женщиной, и вновь не смог вспомнить свою миссию. Уильямс намеревался встретиться с тем молодым ученым на вершине холма, под сенью старых раскидистых вязов; он надеялся, что там его друг достигнет пробуждения и отправится в долину на поиски шести близких душ, чтобы составить группу из семи посвященных. Собравшись вместе, эта группа должна была преодолеть страх.

При этой мысли он погрузился в воспоминания. Страх всегда был величайшим врагом человечества на всем протяжении его долгой и мучительной истории; казалось, он понимал, что современная культура человечества раздираема противоречиями, что дает ретроградам в нашу историческую эпоху последний шанс захватить власть и воспользоваться новейшими техническими достижениями в своих собственных целях.

Затем его стал обуревать ужас предсмертной агонии. Он понимал, что для группы из семи участников очень важно собраться вместе. Именно на таких группах и держится история человечества, и только когда их возникнет достаточно много и если они сумеют осознать причины страха, противоречия, разделяющие людей, исчезнут, а опыты в долине наконец прекратятся.

* * *

Постепенно приходя в себя, я заметил, что вновь очутился на прежнем месте, в потоке мягкого сияющего света. Видения, обуревавшие Уильямса, окончились, и вскоре он исчез вместе с остальными душами. Неожиданно я почувствовал, что некая сила отбросила меня назад и повергла в замешательство.

Справа от себя я заметил Уила.

—Что случилось? — растерянно спросил я. — Куда это он исчез, а?

—Пока что не знаю, — отозвался Уил.

—А что это творилось с ним?

—Ему был показан Обзор Жизни.

Я молча кивнул.

—Ты представляешь, что это такое? — спросил Уил.

—Пожалуй, да, — отозвался я. — Мне известно, что люди, пережившие опыт предсмертных состояний, часто рассказывают о том, что перед ними за какой-то миг промелькнула вся их прежняя жизнь. Ты это имел в виду?

Уил задумался.

—Да, но дело в том, что более глубокое осознание этого процесса обзора имеет огромное значение для всей человеческой культуры. Это составная часть более высокого уровня Видения, которую человеку дают знания, обретаемые в Посмертии. Опыт предсмертных состояний пережили многие тысячи людей, и благодаря их рассказам о своих ощущениях и переживаниях представление об обзоре жизни становится неотъемлемой частью наших расхожих воззрений. Да, мы знаем, что после смерти нам будет показана вся наша прежняя жизнь и мы будем горько скорбеть об упущенных возможностях и случаях, когда проявили постыдное бездействие. Осознание этого должно повлиять на нашу решимость следовать голосу интуиции и образам, возникающим в нашем сознании, и постоянно держать их в памяти. Сегодня мы живем более свободно. Поэтому мы не должны оставлять без внимания ни один сколько-нибудь важный эпизод. Мы не хотим, чтобы впоследствии нам пришлось вспоминать о нем и сожалеть, что не воспользовались им и не смогли найти верное решение.

Внезапно Уил сделал паузу и покачал головой, словно услышал что-то странное. В тот же миг я испытал странное ощущение в солнечном сплетении и услышал вдалеке тот же необъяснимый гул. А еще миг спустя странные звуки прекратились.

Уил огляделся. В ослепительно белом светящемся пространстве вокруг нас тут и там появились непонятные темно-серые полосы.

— Все, что происходит там, внизу, влияет и на это измерение! — проговорил он. — Не знаю даже, сможем ли мы вернуться к своему уровню вибраций.

Мы немного подождали; темные полосы почти исчезли, и вновь появился сплошной сияющий фон.

— Вспомни о предостережении относительно новых технологий, содержащемся в Девятом пророчестве, — добавил Уил, — и замечания Уильямса о том, что люди, одержимые страхом, пытаются взять эти достижения под свой контроль.

— А как же насчет группы из семи душ, вернувшейся обратно? — недоумевающе спросил я. — Как быть с теми видениями, которые явились Уильямсу в этой долине еще в девятнадцатом веке? Послушай, Уил, я ведь тоже их видел. Как по-твоему, что означают все эти видения?

Лицо Уила вновь стало более серьезным.

— Думаю, что нам всем предстоит увидеть нечто вроде этого. А еще мне кажется, что ты — один из этих семи.

В этот миг вновь послышался загадочный гул.

— Уильямс сказал, что мы прежде должны осознать причину своего страха, — продолжал Уил, — чтобы преодолеть его. Именно это и будет нашей следующей задачей; мы должны найти способ понять этот страх.

Не успел Уил закончить эту мысль, как все мое существо пронзил душераздирающий звук, отбросивший меня назад. Уил потянулся ко мне; лицо его странно исказилось и стало расплывчато-неясным. Я попытался было схватить его за руку, но он внезапно исчез, а я полетел куда-то вниз, в бездну, переливавшуюся всеми цветами радуги...

Дата добавления: 2015-08-18