СЛОВО 20

О гневе и ярости

Хочешь ли знать, какое великое зло - гневаться? Стань возле дерущихся на площади. В себе самом, когда ты омрачен и упоен гневом, ты нелегко можешь видеть безобразие, но когда освободишься от страсти, тогда скорее увидишь свое положение. Гнев кипит и клокочет в груди, уста дышут огнем, глаза испускают пламя, все лицо искажается, беспорядочно вытягиваются руки, ноги смешно скачут и топчут удерживающих, и люди ничем не отличаются не только от беснующихся, но даже и диких ослов, лягая и кусая других, - так непристоен человек в гневе. Но, скажешь, сердце кипит и терзается от обиды. Знаю и я; потому-то и высоко уважаю тех, кто побеждает гнев. Действительно, если мы захотим, нам можно удержаться от этой страсти. Почему, в самом деле, когда нас оскорбляют начальники, мы не испытываем ее? Потому, что пред нами стоит равносильный этой страсти страх. Равным образом, почему слуги, которых мы без конца оскорбляем, сносят все молчаливо? Потому, что те же самые узы лежат и на них. Таким образом, ради людей мы и невыносимое сносим, и оскорбляющим нас говорим: такой-то оскорбил меня, не ты, а в отношении к Богу не будем иметь и такого почтения? Скажем же и нашей душе: оскорбляет нас теперь Бог, повелевающий молчать; не станем отвечать бранью, и пусть не будет Бог презреннее людей. Итак, когда кто-нибудь огорчит тебя, подумай о своих согрешениях против Бога, а также о том, что своим смирением перед Ним ты сделаешь более милостивым суд, когда должен будешь давать ответ за них. " прощайте, и прощены будете " (Лк. 6:37). Кроме того, подумай и о том, не бывало ли случаев, когда ты, будучи доведен до неистовства, овладевал собою, и когда слепо увлекался страстью, и сравни те и другие случаи. Когда ты хвалил себя? Тогда ли, когда был побеждаем, или когда сдерживал себя? В первом случае не проклинаем ли мы часто самих себя, и не находит ли на нас глубокое раскаяние и за слова, и за дела? Между тем, когда мы сдерживаем себя, мы веселимся и радуемся как победители. Победа над гневом не в том, чтобы потерпевший или услышавший обиду отплачивал тем же самым, - это было бы крайним поражением, - а в том, чтобы кротко перенести обиду. Равным образом не противься тем, кто уговаривает тебя молчать, и не говори: я не стерплю, чтобы такой-то, насмеявшись надо мной, так и ушел. Нет, не тогда он посмеется над тобой, а когда ты станешь препираться с ним; если же он и тогда посмеется, то сделает это как безумный. Ты же, когда побеждаешь, не ищи одобрение от безумных, а довольствуйся добрым мнением разумных; или еще лучше: подними взор свой к Богу, и Он похвалит тебя; а на кого Бог с благоволением взирает, тому не нужно искать чести у людей. Владеет ли кто большими деньгами, или имениями, он должен пользоваться ими как пришелец, который немного спустя волей или неволей должен будет оставить их. Обижен ли кто-нибудь кем-либо, он не должен вечно гневаться, вернее же сказать, даже и на недолго: " солнце да не зайдет ", - сказано, - " во гневе вашем " (Еф. 4:26). Действительно, эта страсть уничтожает целые дома, разрушает старинную дружбу, причиняет непоправимые несчастия. Итак, когда кто-нибудь оскорбляет тебя, смотри не на обидчика, а на движущего им демона, и весь свой гнев излей на этого последнего, а того, кто возбуждается им, даже пожалей. Если, ведь, ложь от диавола, то тем более напрасный гнев оттуда же. Гневаться нельзя, когда никто не раздражает нас; испытывать же похотение, хотя бы пред нами и не было лица, возбуждающего нас к этому, неизбежно. Когда кто-нибудь оскорбит тебя, подумай о том мучении, которое он испытывает, и ты не только не будешь иметь гнева против него, но и прольешь слезы. Никто ведь не сердится на страдающих лихорадкой или горячкой; напротив, всех такого рода больных жалеют и оплакивают. Но если даже ты хочешь и отомстить, смолчи, и ты нанесешь обидчику смертельный удар; а если ты на оскорбление сам ответишь оскорблением, то заставишь думать, что сказанное относительно тебя справедливо. В самом деле, почему богатый, когда ему говорят, что он беден, смеется? Потому, что не признает за собой бедности. Следовательно, если мы будем смеяться над оскорблениями, то представим самое лучшее доказательство, что не сознаем за собою того, что про нас говорят. Кто-нибудь оскорбил тебя? Моли Бога, чтобы Он скорее смилостивился над ним: он - брат твой, член твой. Но, скажешь, он чересчур оскорбляет меня. Тем больше, следовательно, будет тебе награда за это. Потому особенно надо оставлять гнев на обидчика, что его ранил диавол. Не укоряй же его еще и ты, и не повергай вместе с ним и самого себя. В самом деле, пока ты стоишь, ты можешь спасти и его; если же ты и себя повергнешь чрез ответное оскорбление, то кто после этого поднимет вас? Тот ли, раненый? Но лежа он не в состоянии будет сделать этого. Или ты, упавший вместе с ним? Но как же ты, оказавшийся не в силах помочь себе, протянешь руку другому? Того ранил диавол; не наноси раны еще и ты, а, напротив, извлеки и прежнюю стрелу. Если мы будем так обращаться друг с другом, то вскоре же будем все здоровы: а если мы станем вооружаться друг против друга, то не нужно и диавола для нашей погибели. Ты первый потерпел зло? Но не потерпеть зло - несчастье, а сделать зло. И не говори: в том нет никакого зла, если я оскорблю такого-то. Потому самому это и есть великое зло, что оно кажется совсем ничтожным; что кажется совсем ничтожным, легко может оставаться в пренебрежении, а что остается в пренебрежении, умножается, а умножаясь, становится и неисцельным. Итак, не думай, что ты не делаешь ничего худого, порицая брата. Как же в таком случае ты назовешь его братом? А если он не брат, то как ты можешь говорить: Отче наш? Ведь наш указывает на многих лиц. Тот, кто имеет звероподобные и бесчеловечные чувства, не может называть отцом человеколюбивого Бога, так как не сохраняет признаков той благости, которая находится в Небесном Отце, а превращает себя в звероподобный вид и лишается божественного благородства. Когда кто-нибудь скачет как бык, лягается как осел, помнит зло как верблюд, обжирается как медведь, расхищает как волк, поражает как скорпион, коварен как лиса, похотлив на женщин как конь женонеистовый, - то как такой человек может воссылать подобающий сыну глас и называть Бога своим отцом? Чем нужно назвать такого человека? Зверем? Но звери страдают каким-либо одним из этих пороков, а этот соединяет все и становится бессмысленнее самих даже бессмысленных. В самом деле, звери, будучи по природе свирепыми, благодаря человеческому искусству часто делаются кроткими; этот же, будучи человеком и превращая свойственную зверям по природе свирепость в противоестественную им кротость, какое будет иметь оправдание, когда естественную свою кротость превращает в противоестественную свирепость? Какое будет иметь оправдание, когда свирепого по природе зверя делает кротким, а себя, кроткого по природе, делает свирепым, льва укрощает и делает ручным, а собственный свой дух делает свирепее льва? Льва усмиряет и делает человеком, а сам о себе, делаясь из человека львом, пренебрегает; того наделяет сверхприродными свойствами, а себе не доставляет и того, что требуется природой. Если ничто так не уподобляет Богу, как то, когда обижаемый прощает обидчикам, то какого наказания будут достойны те, которые после всего этого не только не прощают врагам, но даже молятся Богу об отмщении им и обращаются с просьбами против них. Какую же после этого могут они иметь надежду на спасение, когда даже и в тот самый час, когда нужно Его умилостивлять, они только раздражают Его, принимая на себя вид молящегося о прощении, а на самом деле испуская вопли зверя и изощряя против себя же самих стрелы лукавого? В самом деле, если ты даже и в то время, когда нуждаешься в милосердии, не оставляешь гнева, но полон мыслью о нем, и при том зная, что точишь меч против себя же самого, то можешь ли ты когда-нибудь стать человеколюбивым? Ты потерпел обиду и хочешь отомстить тому, кто тебе нанес ее? Сделай ему добро, и ты отомстил. Если ты станешь вымещать ему, то все будут одинаково порицать и тебя и его; если же ты снесешь обиду, то тебя будут одобрять и хвалить, а его порицать. Для врага же может ли быть более горькая обида, как видеть, что врага его все уважают и хвалят, а его самого все бесчестят на глазах же врага? Гнев есть зверь, который легко выскакивает, почему нам и нужны бесчисленные преграды и препоны, чтобы укротить и удержать его. Вот почему Бог эту именно часть нашего тела и устроил из костей, как бы из каких-то камней, дав ей твердую опору, чтобы он как-нибудь не разорвал и не сокрушил ее, и чрез то не причинил гибели всему существу. Гнев, как говорится, есть огонь и великая буря; и никакая другая часть нашего тела не в состоянии была бы выдержать его силы. Не так лев может растерзать наши внутренности, как гнев, постоянно подстерегая нас, губит все своими железными когтями, потому что он не только причиняет вред телу, но губит и здравие самой души. Поэтому, когда кто-нибудь придет и скажет тебе, что такой-то оскорбил тебя и постоянно пред всеми злословит тебя, похвали пред пришедшими оскорбившего тебя; и, как бы последние ни были бесстыдны, они похвалят тебя и проникнутся уважением к тебе, а того станут презирать, считая его хуже всякого зверя, за то, что он, не будучи ничем обижен, огорчил тебя, а ты, даже и потерпев обиду, отплатил ему обратным. Кроме того, ты можешь этим самым доказать, что и все сказанное про тебя - пустая ложь. Если оскорбляемый раздражается, то этим самым дает доказательство, что он сознает за собой то, что про него говорят; если же он смеется, то освобождает себя в глазах присутствующих от всякого подозрения. Если же ты желаешь и отомстить обидчику, то и это будет достигнуто с полным успехом, так как и Бог накажет его за его слова, а раньше еще этого наказания и твое любомудрие будет для него как бы смертельным ударом. Ничто ведь обычно так не досаждает оскорбляющим нас, как если мы смеемся над наносимыми нам оскорблениями. Когда ты на оскорбление ответишь оскорблением же, ты потерпишь поражение, будучи движим не человеком, но, что гораздо постыднее, - низкой страстью, гневом; если же ты смолчишь, то одержишь победу и без труда воздвигнешь трофей, тысячи людей будут прославлять тебя и осуждать ложь злоречия. Кто отвечает на оскорбление, представляется отвечающим по чувству раздражения, а кто раздражается, тот заставляет подозревать, что он сознает за собой то, что ему говорят; между тем если ты посмеешься, то своим смехом уничтожишь и приговор над собою, и причинишь гораздо больше досады оскорбившему тебя, который не так радуется тому, что не подвергается оскорблению, как досадует на то, что не может уязвить тебя. Если, таким образом, ты лишишь его того, чего он более всего желает, то лишишь его всего, совершенно уничтожишь его и покажешь достойным презрения. Подлинно, не так победа над врагами делает славными царей, как победа над яростью и гневом. Там дело совершают оружие и воины, а здесь исключительно только твоя победа; там победу вместе с тобой разделяют и другие, а здесь ты один воздвигаешь трофей. Итак, когда кто-нибудь оскорбит тебя, мужественно перенеси обиду, потому что он обидел себя самого, а не тебя. Если кто-нибудь ударит тебя в десницу, не противься, потому что он сам терпит поражение, тебя поражая рукою, а себя самого гневом, и приобретая у всех дурную славу. Если же тебе кажется это тяжким, то подумай о том, кого бы ты назвал терпящим зло, если бы какой-нибудь сумасшедший изорвал всю твою одежду, - тебя ли, пострадавшего, или того, который сделал это? Очевидно, что этого последнего. Если же здесь, когда у тебя разрывается одежда, делающий это терпит более тяжкое зло, нежели потерпевший, то, когда разрывается сердце (что делает гнев), не признаешь ли ты, что гневающийся терпит гораздо большее зло, нежели ты, который не терпишь ничего решительно. Если не следует воздавать злом за зло, то тем более злом за добро, равно как воздавать злом, когда наперед нам не было оказано зла. Но такой-то, скажешь, негодяй, огорчил меня и причинил мне много обид. Хочешь ему отомстить? Не отплачивай ему, оставь без отмщения, поблагодари его. Это будет действительно месть, которая и ему принесет вред, и тебе пользу, потому что от такой мести рождается радость. В самом деле, когда мы имеем такую душу, что никому не мстим, а всем только благодетельствуем, то, скажи мне, откуда может проникнуть в нее жало печали? Кто до такой степени рад терпеть зло, что платит причинившему его даже благодеяниями, тот как может уже печалиться? В самом деле, скажи мне, какое зло потерпел ты? Болезнь постигла? Но в этом нет ничего странного, потому что тело наше смертно и подвержено страданию. Или крайний недостаток денег? Но и деньги могут приобретаться и теряться, и остаются здесь. Или козни и клеветы? Но и от них не мы терпим вред, а те, кто были их виновниками: " душа ", - сказано, - " согрешающая, она умрет " (Иез. 18:20); грешит не тот, кто терпит зло, а тот, кто делает зло. Итак, возлюбленные, ни о чем так не будем стараться, как о том, чтобы быть свободными от гнева и примирять с собою тех, кто враждебно относится к нам, зная, что ни молитва, ни милостыня, ни пост, ни приобщение таинствам, ни другое что подобное, не в состоянии будет защитить нас в день суда, если мы будем помнить зло. Не погрешит поэтому тот, кто назовет этот грех тягчайшим всякого греха. Ничего так не ненавидит и не отвращается Бог, как человека злопамятного и хранящего гнев. Да и как ты можешь желать, чтобы Бог был кроток и милостив к тебе, когда сам ты остаешься жесток и безжалостен к сорабу? Но тебя оскорбил сораб твой? И ты часто оскорбляешь Бога; но какое же равенство между сорабом и господином? При том, тот оскорбил тебя, может быть, в припадке страсти, будучи обижен и раздражен; между тем ты оскорбляешь Бога, не потерпев от Него никакого зла, ни обиды, а, напротив, получая от Него каждый день благодеяния. Какое же мы будем иметь оправдание или прощение? Итак, подумай, что если Бог захочет со всей строгостью рассудить наши поступки против Него, мы не проживем и одного дня. " Если Ты ", - говорится, -" Господи, будешь замечать беззакония, -- Господи! кто устоит " (Пс. 129:3)? Твоя слава во веки веков. Аминь.

Дата добавления: 2015-08-13